Граф Рауль де Шаньи мог с уверенностью назвать день и час, когда его молодую супругу настигла необычная нервная болезнь. Впервые это произошло через три года после их венчания, когда он вместе с женой, которая ждала их первенца, переехал в большой старинный особняк, пустовавший несколько лет и купленный по совету одного из друзей. Дом неприветливо выглядывал из глубины запущенного сада, как будто был не рад новым хозяевам. Но Кристине он сразу же понравился. Она пришла в восторг от его комнат, обставленных старомодной мебелью из дуба и вишни, от драпировок китайского шелка, высоких окон и тяжелых портьер. Придирчиво осмотрев все жилые помещения, она выбрала одно из них для своей спальни: доктор, заботясь о благополучии будущего ребенка, посоветовал супругам на время деликатного положения Кристины отходить ко сну в разных постелях, чтобы умерить пыл молодого графа и не волновать будущую мать.

Спальня была уютной и очень теплой. На одной из стен висело старинное зеркало в резной деревянной раме, покрытой темным лаком. Даже очень высокий мужчина смог бы увидеть в нем себя в полный рост – настолько оно было большим. Такое зеркало смотрелось бы уместнее в бальной зале или гардеробной, но графиня запретила уносить его из своей комнаты. Она нередко подходила к нему, но не кокетничала со своим отражением и не прихорашивалась, как поступила бы на ее месте любая красивая  женщина, а молча разглядывала блестящую поверхность, будто силилась проникнуть взглядом сквозь стекло.   

Беременность графини протекала легко. Ожидание грядущего материнства сделало ее движения плавными, а взор кротких голубых глаз преисполнился особой мягкости. В теплые осенние дни, взяв под руку мужа, она бродила с ним по дорожкам сада, любуясь одичавшими кустарниками, к чьим зеленым шевелюрам давно не прикасались ножницы садовника.

Наследник рода де Шаньи должен был появиться на свет в конце января. В доме уже приготовили детскую, куда поставили колыбель под кружевным пологом. В шкафу ждало своего часа приданое для малыша: пеленки, распашонки, чепчики, атласные одеяльца, штанишки, носочки, вязаные башмачки и еще десятки вещей, которые женщина, повинуясь врожденному инстинкту, припасает для младенца.

Рауль был уверен, что у него родится сын. Вызывая улыбку жены, рассказывал ей о том, чему научит своего первенца. Он уже знал, что когда сын подрастет, то непременно станет отличным наездником, и необходимые навыки получит в Венской школе верховой езды. Граф мечтал, что его сын либо будет военным, как прадед, либо добьется успехов на дипломатическом поприще. Он распланировал жизнь еще не родившегося наследника на годы вперед, нимало не смущаясь этим. Ему так страстно хотелось стать отцом, словно это событие могло сделать из него нового человека – взрослого, мудрого, самостоятельного.

А потом настал тот черный день, когда его милая Кристина заболела.

В сочельник ее нашли в спальне, лежащей без чувств у большого зеркала. На ее лице застыла гримаса ужаса. Когда она пришла в себя, то затруднилась сказать, что с ней произошло. Она морщила лоб, пытаясь вспомнить, что же ее так сильно напугало, но воспроизвести события, предшествовавшие потере сознания, так и не смогла.

Доктор успокоил графа, сообщив, что обмороки – нередкое явление у молодых женщин в таком состоянии. Он посоветовал Кристине чаще бывать на свежем воздухе, больше отдыхать и пораньше ложиться спать. Через несколько дней об этом случае забыли: графиня заявила, что чувствует себя прекрасно и не видит никакой причины для беспокойства.

Через месяц она благополучно родила мальчика, которого счастливый отец назвал Этьеном. Если бы кто-нибудь знал, какое наслаждение испытывала Кристина, когда брала сучащее ножками существо на руки, когда целовала пухлые ручки и крошечные светлые завитки на голове, похожие своей мягкостью на цыплячий пух! Ей казалось, что еще никто не любил своего ребенка так сильно, как она, и поэтому даже временную разлуку с ним  переживала остро, беспрестанно тревожась, все ли в порядке с ее ненаглядным малышом.     

Для ребенка наняли кормилицу, чья крепкая грудь могла бы насытить дюжину горластых младенцев. Графиня ревновала своего новорожденного сына к  женщине, которая теперь проводила с ним времени куда больше, чем она, его собственная мать.

Полгода пролетело в непрерывных хлопотах, после чего с графиней снова приключился странный припадок. Когда ее нашли, она сидела на полу, прислонившись спиной к зеркалу. Ее худенькое тело сотрясала нервная дрожь. Граф взял жену на руки и отнес на кровать. Но Кристина осталась безучастна к его заботе. Ее помутившийся взгляд лишь на мгновение остановился на лице супруга, а потом женщина потеряла сознание.

Она несколько дней провела в горячке, никого не узнавая и повторяя в бреду одну и ту же фразу: «Он пришел за мной». Слуги видели, как помрачнел граф, когда впервые услышал эти слова. К их немалому удивлению хозяин приказал снять в спальне жены зеркало и лично простучал стену, на которой оно прежде висело. Но никаких пустот, которые указывали бы на наличие потайного хода в комнату, он не обнаружил. Ему ничего не оставалось, как водворить зеркало на место. Он решил, что как только Кристина поправится, они немедленно покинут дом, лишивший их с женой счастья.

Однако выздоровление графини затянулось. Физически она чувствовала себя превосходно, а вот ее душевное состояние заставляло осматривавшего ее врача пожимать плечами и сокрушенно вздыхать. Он говорил, что бессилен что-либо предпринять, и советовал графу проконсультироваться у известных специалистов по психиатрии. Рауль отказывался верить, что болезнь его жены настолько серьезна, ведь еще совсем недавно ничто не предвещало беды. Не могла же его любимая в одночасье сойти с ума?! К тому же он видел, что временами ей становилось лучше, и тогда на несколько часов или дней перед ним представала почти прежняя Кристина. Только тоскливое выражение глаз выдавало произошедшую в ней перемену. 

Она шла в детскую и наблюдала за тем, как ее ребенка прижимают к груди полные руки кормилицы, как младенческие губы немедленно обхватывают тугой коричневый сосок, заставляя молочную мать улыбаться от умиления. Когда Этьен засыпал, графиня долго сидела у его кроватки, потом, вздыхая, поднималась и шла бродить по дому. Молчаливая и потемневшая лицом, словно привидение. Рауль приказал слугам не надоедать ей своим присутствием и исполнять все, что прикажет госпожа, дабы ничто не могло нарушить хрупкого покоя ее надломленной кем-то или чем-то души.

Отредактировано Nemon (2009-01-13 07:48:26)

Какая ты наблюдательная! Пусть тогда основу составят фильм и книга.

ххх

В тот самый день, когда Этьену исполнилось семь месяцев, Кристина исчезла. Это произошло после того, как ее осмотрел вызванный графом очередной врач. Этот специалист тоже затруднился ответить, какая напасть отняла у молодой женщины здоровье и радость жизни. Эскулап сказал, что, возможно, недуг - следствие перестройки организма, вызванной родами, и если диагноз верен, то постепенно состояние больной нормализуется. Приняв полагающееся ему денежное вознаграждение, он посоветовал молодому аристократу не тревожить супругу и положиться на милость Всевышнего. Доктор уехал, а спустя несколько часов Кристина пропала.

В последний раз Рауль видел ее в саду: жена сидела на качелях, которые держала толстая, как слоновья нога, ветвь дуба. На ее коленях лежал томик полученного накануне немецкого романа, и она меланхолично разрезала его страницы маленьким ножиком с перламутровой рукоятью. Граф подошел к ней и поцеловал любимую в затылок, нежно провел пальцами по завиткам волос на ее шее. Кристина подняла на него глаза, но ее взгляд был пуст и холоден, будто она заставляла себя принимать его ласку. Рауль почувствовал неприятный холодок за грудиной и, пересилив себя, улыбнулся. Спросил, не приказать ли служанке принести плед, но графиня сухо поблагодарила и отрицательно покачала головой. 

Он вернулся к себе в кабинет и через раскрытое окно наблюдал за женой. Она еще какое-то время с методичностью автомата разрезала страницы романа, потом резко встала и бросила книгу на траву. Рауль увидел, что Кристина идет к дому. Он распорядился приготовить чай, подать его в малую столовую вместе с любимыми пирожными хозяйки, которые, как казалось графу, ненадолго прогоняли ее апатию.

Рауль направился к комнате Кристины, чтобы предложить ей присоединиться к нему за чаепитием, но когда он вошел в ее спальню, жены там не оказалось. Не было ее и в саду. Слуги, отправленные на поиски, вернулись ни с чем и испуганно вытянулись в струну перед стремительно бледнеющим хозяином.

Особняк обыскали от подвалов до крыши, но Кристина как в воду канула. Старенькая набожная экономка перекрестилась, проговорив, что в таком исчезновении без участия нечистой силы не обошлось. Услышав это, граф похолодел. На ватных ногах он спустился в холл. Через минуту слуги услышали, как он просит девушку-телефонистку соединить его с полицейским участком.

ххх

Графиня услышала его еще в саду. Зовущий ее Голос, столь знакомый и пугающий. Как марионетка, повинующаяся воле кукловода, она вошла в дом, неслышно пересекла просторный холл, поднялась на второй этаж и тихо, на одних носках, пробежала по ковру к своей спальне. Вошла внутрь и плотно прикрыла дверь. Сердце оборвалось, когда часть стены, на которой висело огромное зеркало, отодвинулась назад. От ощущения дежавю перехватило дыхание. Кристина помедлила, затем решительно шагнула в открывшийся проход. Как только она оказалась по ту сторону, стена за ее спиной с тихим щелчком вернулась на свое прежнее место.

Женщина очутилась в узком коридоре. С пола Кристина подняла зажженную керосиновую лампу, которую для нее оставил тот, кто желал ее видеть. Подкрутила фитиль, прибавив света. Оглядевшись по сторонам и поежившись от пахнувшего на нее холода, струившегося от каменных стен, медленно двинулась вперед, не зная, что ждет ее в конце пути. В ее ушах по-прежнему звучал повелительный Голос, который невозможно было заставить замолчать. Он был то вкрадчив и нежен, как журчащая вода, то страшен и неотвратим, как смерть, он вел ее все дальше и дальше, и Кристине, потерявшей в замкнутом пространстве счет времени, чудилось, что она плутает в бесконечном лабиринте, из которого ей уже не суждено выбраться. Ее руки тряслись, отчего зажатая в них керосиновая лампа ходила ходуном, и по стенам обезумевшей стаей метались вылинявшие блики.

Путь окончился внезапно. Женщина уперлась в тупик и запаниковала. Ее сердце гоняло по венам чистый, ничем не разбавленный ужас, парализуя волю и разум. И в тот момент, когда она уже была готова закричать и броситься назад, ей в лицо ударил свет, который после темноты коридора показался особенно ярким. Он больно мазнул по зрачкам, заставив Кристину на секунду зажмуриться и выпустить от неожиданности лампу. Но звука ее падения она почему-то не услышала. Она не успела удивиться этому обстоятельству, потому что испытала потрясение куда более сильное: ее руку сжали прохладные, сильные пальцы.

Кристина распахнула глаза и почувствовала, что у нее идет кругом голова. Она увидела перед собой человека, который, как она думала, уже несколько лет покоился в могиле. Его горящий взгляд не мог принадлежать смертному мужчине: в нем была такая мука, выдержать которую не сумело бы никто. Это был взгляд грешника, заживо горящего в адском племени и испытывающего немыслимые страдания.

У Кристины подкосились ноги, и она начала оседать на пол, ощутив, как ее подхватывают руки призрака, вернувшегося из прошлого за ее душой.

ххх

Это был странный, тягучий полусон-полуявь. Она блуждала по затянутым туманом коридорам, проходила по богато убранным комнатам с горящими свечами, отражавшимися во множестве зеркал. Ее шаги приглушали пушистые ковры с диковинными узорами, она касалась сафьяновой обивки кресел, шелковых драпировок, тяжелой парчи штор. Она отвела в сторону одну из занавесей и не увидела за ней окна, но это почему-то совсем ее не поразило, точно она уже когда-то встречала подобное. Из позолоченных курильниц в виде рычащих львов и распустивших хвосты павлинов поднимались струйки щекочущего ноздри дыма. Он вкусно пах далекими странами, розовым маслом и еще чем-то невероятно приятным. От него все тело становилось легким, как лебяжье перышко, подхваченное ветром.

Кристина стала девочкой, которая попала во дворец, сошедший со страниц арабских сказок. Того и гляди, найдешь лампу Алладина, откуда появится джинн и предложит исполнить три любых желания. Она едва сдержала порыв запрыгать и захлопать в ладоши, как маленькая, когда увидела стоящую на большом камине старинную бронзовую лампу, покрытую слоем зеленоватой патины. Значит, она и в самом деле очутилась в сказке, где сбываются не только мечты, но даже мысли? Как чудесно!     

Но где же хозяин всего этого великолепия? И кто он? Шах, главный визирь, молодой красивый вельможа в шелковом тюрбане или, может, могущественный волшебник? 

Она услышала голос, повторяющий ее имя и приказывающий проснуться. Сделав усилие, как будто резко вынырнув из глубины на поверхность воды, она пришла в себя. Изображение, сначала мутное и расплывчатое, постепенно обрело очертания, и женщина увидела склонившееся над ней лицо, правая часть которого была неподвижно-белой.

Кристина протянула руку, коснулась застывших черт маски и спокойно – ее страх бесследно улетучился – спросила:

- Эрик, это ты? Неужели все правда, и ты пришел за мной?

В ответ послышался сдавленный вздох.

- Я знала, с самого начала знала, что ты здесь, - лихорадочно зашептала она, - крепко обхватив его шею, - как только увидела зеркало. Ты часто приходил ко мне во сне. Это очень пугало меня, но теперь я совсем-совсем не боюсь.

- Моя дорогая… моя милая девочка! – Он приблизил ее руки к своему лицу и стал неистово их целовать. Его отливающие сталью глаза увлажнились. – Господи, благодарю тебя!

- Э-рик, - нараспев произнесла она, как будто пробовала его имя на вкус.

Кристина с жалостью смотрела на некогда черные волосы своего учителя, в которых теперь рваными флагами капитуляции виднелись седые пряди.

- Как ты себя чувствуешь, Кристина? – спросил он, справившись со своим волнением.

- Сейчас совсем хорошо… Только голова болит, - тоном капризного ребенка пожаловалась она и села на постели, чуя, что в ее висках и затылке поселились три крошечных, беспрестанно тюкающих железными клювами дятла. Назойливые птицы стучали то по очереди, то все вместе, выводя ее из себя.

- Ничего, все скоро пройдет. – Эрик приложил ладонь к ее покрытому холодной испариной лбу, и Кристина почувствовала, что тупая выматывающая боль действительно постепенно уходит.

- Благодарю тебя… - Она устало прислонилась головой к его плечу. -  Я уже совсем здорова. 

Осторожно, словно боясь повредить неловким движением, он обнял ее за плечи.

- Мне кажется, что я вижу сон и вот-вот очнусь… Неужели ты снова рядом? - проговорила она. – Неужели ты больше не бросишь меня?

Он отрицательно помотал головой, не в силах вымолвить ни слова.

- Когда я узнала о том, что ты умер, я несколько дней плакала, - прильнув к нему, как малое дитя, говорила она. – Я не сдержала своего обещания прийти сразу… боялась. Ты простишь меня? Знаю, что простишь, ты великодушен… Я вернулась, когда этот противный перс уже тебя похоронил. Если бы ты знал, как я казнила себя за то, что произошло. Ведь это я убила тебя, - задрожав, она еще сильнее прижалась к его груди, – не щади меня и не говори, что это не так. Я знаю, все знаю про себя.

- Что было потом? – его слова были едва различимы.

- Потом… Да, было еще потом, - с тоской произнесла она. – Я вышла замуж. Мой супруг вскоре унаследовал от брата титул, и я стала графиней.

- Он оказался хорошим мужем?

- Рауль очень любит меня, - по ее губам скользнула слабая улыбка, - он хороший, благородный  человек, и мне легко с ним. Он был так рад, когда я родила ему мальчика.

- Как ты назвала своего сына? – голос Эрика дрогнул.

- Муж сам придумал имя, не я... Он назвал его Этьеном. У меня чудесный, красивый мальчик.

- Твой ребенок и не мог быть другим, ведь он похож на тебя.

- Да. - Она потерлась щекой о муаровую ткань его жилета. – Почему ты так долго не приходил за мной?

- Не знал, нужно ли это тебе.

- Мне было плохо без тебя. Я и предположить не могла, что буду так скучать по твоему голосу, наставлениям.
   
- Ты оставила занятия музыкой?

- Мне пришлось это сделать. Теперь я пою только для себя, иногда – для гостей. Но мой голос уже совсем не тот, что раньше. Когда ты умер, он ушел вместе с тобой.

- Погоди, - он встряхнул ее за плечи и непонимающе заглянул в глаза, - ты что, думаешь, что я мертв?

- А как же иначе? Я ведь своими глазами видела твою могилу, и каждый год приношу к ней цветы.

- Кристина, милая, очнись! Я не умер тогда. Посмотри на меня! – властно приказал он и сжал в ладонях ее лицо. – Я такой же, каким был в последнюю нашу встречу. Пойми: ничего не изменилось! Мои похороны – фикция. Я выжил и вернулся, чтобы забрать тебя.

- Это невозможно, ты же знаешь, - уверенным тоном сказала она. – Разве я вела бы себя так, будь ты жив? Не-е-ет, - она хитро посмотрела на него. - Я вижу тебя, потому что больна. Недаром Рауль очень беспокоится за меня. Несчастный, он так переживает… Многих докторов приглашал, потратил кучу денег, а все без толку… Меня так и не смогли вылечить.

- Проклятье! – вскричал Эрик и, холодея, подумал: «Неужели она повредилась умом?»

- Не шуми, пожалуйста. А то у меня снова начинает гудеть в ушах. И дятлы.

- Что?

- Дятлы. Они делают вот так: тук-тук-тук… Больно. 

Эрик закусил губу, глядя на Кристину. Это он почти довел ее до сумасшествия, желая напомнить о себе и стать для нее наваждением. Но добился только того, что бедняжка считает его мертвецом, воспоминанием, привидением – кем угодно, но только не живым человеком. 

- Как жаль, что ты не был таким милым раньше, - грустно сказала она. – И ты совсем не страшный. Я была так глупа, что боялась тебя. Меня пугало твое лицо, но ведь оно – только видимость и ничего больше, верно?

Кристина отстранилась и, глядя прямо в глаза Эрику, сняла с него маску. Он не пошевелился, лишь весь подобрался, готовясь услышать крик ужаса. Внутренний голос злорадно произнес: «Что бы она ни говорила, кем бы тебя ни считала, а такой кошмар забыть ей вряд ли по силам».
   
Но ни крика, ни обморока не последовало. Видимо, Кристина и впрямь была не в себе, потому что она нежно, как мать к ребенку, прикоснулась к уродливым шрамам на его щеке, погладила их и протянула:

- Бедный мой… Какая несправедливость - изуродовать того, кто так прекрасен.

Ему показалось, что он бредит, потому что ни одна женщина, даже в поврежденном рассудке, не могла произнести таких слов, тем более, не могла их сказать Кристина. Но она, словно услышав его сомнения и желая их развеять, приблизила свои губы вплотную к обезображенной половине его лица и стала медленно, сантиметр за сантиметром, покрывать поцелуями бугристую кожу, похожую на вспаханную красную землю хлопковой плантации. Он видел и не верил своим глазам, что она не испытывает ни капли отвращения, и чувствовал, как внутреннее напряжение, не отпускавшее его с самого детства, разлетается в клочья. И тогда он зарыдал. Содрогался всем телом,  размазывал слезы по лицу, кусал губы, чтобы подавить рвущийся наружу крик. Неужели он освобожден, прощен, помилован?..

Потом они с Кристиной долго сидели, обнявшись. Он ощущал себя опустошенным сосудом, вычищенным до блеска и омытым чистой водой, и не испытывал ни стыда, ни сожаления от того, что кто-то увидел его слабость.

А еще он понял, как помочь любимой и единственной женщине вновь обрести рассудок.  Когда Кристина поправится, все болезненные воспоминания будут стерты. Она будет жить вместе со своим мужем, который сумеет позаботиться о ней. Она заслужила спокойствие, и чтобы подарить ей счастье, он не постоит за ценой, даже если та окажется лично для него непомерной.

…Кристина провела в его подземном доме три дня. Эрик снова пел для нее, играл на скрипке, рассказывал истории, удивительнее которых она еще не слышала. Он был фокусником и чревовещателем, показывал ей невероятные трюки, заставлявшие ее хлопать в ладоши от восторга.

В одну из ночей он вывел ее на свежий воздух и снял повязку с ее глаз. Они стояли в пустынном месте, и над ними сверкал необъятный небесный купол. Не отрывая взгляда от открывшейся картины, Кристина засмеялась. Ей показалось, что вместе со своим молчаливым спутником она стоит на краю земли, и бездна над головой надвигается на нее, становится осязаемой. Мысленным взором она видела планеты, вращающиеся по своим орбитам, кометы, в ледяном безразличии летящие в пространстве, дымки созвездий, за которыми таился ответ на самый главный и невысказанный вопрос ее жизни.

…На четвертый день, утром, когда она проснулась в своей постели, Эрик произнес непонятную фразу:

- Пришло время воскреснуть. - Затем, протянув ей руку, добавил: - Тебе пора возвращаться, Кристина.

- А как же твое обещание? – она обиженно надулась. – Ты говорил, что больше никогда меня не покинешь.

- Я ни словом не солгал тебе, моя девочка.

- Значит, ты не уйдешь?

- Ты навсегда останешься со мной. Но сейчас тебе нужно вернуться к сыну. Ты должна послушать меня. 

Она кивнула, признавая его правоту.

- Я тебя еще увижу?

- Если захочешь, ты будешь видеть меня каждую ночь.

- Обещаешь?

- Клянусь.

- Тогда идем.

Графиня увидела, что в стене перед нею открылся вход, и весело кивнула хозяину чудесного подземного дворца, подарившему ей несколько дней сказки. Они с ним взялись за руки и шагнули в темный проем.

ххх

- Кристина!

Она услышала голос мужа и удивленно обернулась. Рауль спешил к ней, и страдание, написаннное на его лице, быстро сменялось безумной радостью.

- Милая, ты нашлась! Ты нашлась! – беспрестанно повторял он, дрожащими руками гладя ее по лицу, плечам, словно не веря, что перед ним действительно его жена, и с ней ничего плохого не случилось.

- Рауль, что произошло? – непонимающе спросила графиня.   

- Мы искали тебя три дня, подняли на ноги всю полицию, а ты нашлась сама! Какое счастье, что ты цела!

- Я ничего не понимаю, дорогой. А что со мной должно было произойти? Я куда-то уходила?

- Как? – граф осекся. – Ты разве не помнишь?

- Совершенно. Я долго была больна, но теперь полностью поправилась. И я так рада тебя видеть, Рауль!

Мужчина вглядывался в любимые черты. Он видел, что после таинственного возвращения в Кристине произошла какая-то перемена. Из своего путешествия она вернулась не только невредимой, но, кажется, еще и оправившейся от своего душевного недуга. Боясь спугнуть надежду, он порывисто обнял жену и спросил:

- Как ты себя чувствуешь, родная?

- Немного голова болит. И еще… не знаю, почему, но мне кажется, что меня долго не было с вами. Я хочу увидеть своего сына. И прикажи подать чай. - Кристина  улыбнулась, затем, прислушавшись к себе, вдруг произнесла фразу, заставившую Рауля вздрогнуть: - Какая несправедливость - изуродовать того, кто так прекрасен.

- Что? Что ты сказала?

– Такое ощущение, что со мной нечто произошло. Что-то очень хорошее… Но как ни стараюсь, я не могу вспомнить, что именно, - она виновато посмотрела на мужа. - Как жаль, что я такая забывчивая.

ххх

Высокая мужская тень склонилась над кроватью, вслушиваясь в тихое дыхание лежащей на ней женщины. Рука с тонкими пальцами провела по волосам спящей. Графиня, не просыпаясь, прижалась щекой к ласкающей ладони. Она улыбнулась: так бывает, когда уставший за день человек видит хороший, светлый сон.

Тень едва слышно вздохнула, затем наклонилась над лицом графини. Поцелуй был невесом, как лунная дымка, пробивающаяся в комнату сквозь прозрачные занавеси, или жест прощания, когда уже все сказано, и прикосновение губ – последняя печать, налагаемая предстоящей разлукой.   

Спустя несколько минут в комнате никого, кроме спящей, не осталось. Ночную тень впитало в себя огромное зеркало, за которым послышался приглушенный скрип ломающегося механизма.

FIN

Отредактировано Nemon (2009-02-15 11:28:26)

Ну... попытаюсь объяснить. Мне как раз показалось, что все понятно. )) Может быть, потому, что писалось одним махом, по мысленно увиденной картинке, как на душу легло.

Эрик не счел возможным для себя ломать жизнь любимой женщины. И для лечения использовался гипноз. Он блокировал все воспоминания, связанные с собой, предоставив Кристине возможность начать жизнь с чистого листа, без травмирующих ее психику моментов (графиня была действительно сильно не в себе, и Эрик для нее УМЕР). До своего наваждения она была счастлива с Раулем, родила от него ребенка. Соответственно, можно предположить, что она будет счастлива с графом и впредь.

А Эрик... Его жертва была совершена из любви и для счастья дорогой ему женщины, а значит оказалась небесполезной. Он ее исцелил, но ведь и  Кристина тоже излечила его. И после всего, что произошло между ними, он уже не останется прежним. 

Хм... то, что я садист... По-моему, это было ясно еще по "Реквиему". ))))

Басти, а разве мы всегда совершаем только безоговорочные поступки? Не чаще ли выходит по принципу "хотели как лучше, а получилось как всегда?". Мне эта история видится именно так, без хэппи-энда. А вот "Апельсины" мучением для героя не назову. Я люблю эту сказку и считаю, что она вполне, хм, оптимистичная (предвижу твой скепсис). )