Дорогие все,
несколько человек у меня за последнее время попросили прислать им текст кроссовера, который я написал по заказу Цириллы зимой - не могли его найти в глубинах архива. Исключительно для такого случая, а не вящей славы ради я этот старый текст выкладываю здесь - чтобы был в "легком доступе".

Название: "У каждого из нас есть дар"
Автор: Opera
Рейтинг: Gen
Пейринг: Э/ОЖП
Основа: Книга.
Жанр: Кроссовер: ПО и "Люди Х", юмор.
Размер: мини
Саммари: Куда исчез из Оперы ее Призрак? Он, как выяснилось, оказался в весьма неожиданном месте... и времени!
Диклеймер: Все персонажи принадлежат законным владельцам, а отнюдь не мне.

Примечания:
Условия, поставленные Цириллой, были такие:
1. Кроссовер. Неважно с чем - Нотр Дамом, Властелином Колец, Хемингуэем или стихами Агнии Барто, но только НЕ с ГП.
2. В начале/середине/конце один персонаж (не обязательно главный, хотя бы ручная крыса Эрика) погибает, другой персонаж - пропадает без вести.
3. Обязательно должны присутствовать словосочетания "глаз Дракона" и "четыре чёрных чемодана".
4. Размер, рейтинг и жанр - на усмотрение.

“У КАЖДОГО ИЗ НАС ЕСТЬ ДАР”

Место действия: Уэстчестер, США. Время действия: недалекое будущее.

Над старинным, готического вида огромным особняком, стоящим посреди лесистого парка, бушевала гроза. Низкие тучи проносились над узорчатыми башенками, косые струи дождя бились в окна с мелким переплетом, ветер обрывал плющ, которым были увиты стены. Внутри здания, однако, царил мир и покой: длинные, обшитые резными панелями коридоры были пусты, в спальнях, занимавших второй этаж, стояла тишина. В классах, располагавшихся не первом этаже – тоже. Особняк уже долгие годы служил школой для одаренных подростков, и сейчас, в полночь, все ученики спали.

Однако на нижнем, подвальном, этаже здания кое-кто бодрствовал. В большой сферической комнате, сплошь облицованной металлическими листами, на конце длинной, вынесенной в центр помещения консоли сидел в инвалидном кресле мужчина. Глаза его были закрыты – он сосредоточенно о чем-то думал. На совершенно лысой голове у него был странного вида шлем, соединенный со сложным компьютерным устройством, укрепленным на консоли. Вся эта комната была на самом деле огромным компьютером под названием Церебро. Он помогал человеку в инвалидном кресле, самому могущественному телепату в мире, улавливать энергетические излучения любого существа в любой точке планеты. Особенно, если существо это было, как и мужчина в кресле, мутантом.

Неожиданно телепат открыл глаза – темные и серьезные. Он снял с головы шлем, и развернул инвалидное кресло к выходу из комнаты. Перед ним открылась круглая дверь с изображением креста. На пороге стояли двое: коренастый мужчина брутального вида, с бакенбардами и лохматыми волосами, стоявшими торчком, будто звериные уши, одетый в джинсы и ковбойку, и элегантный рослый красавец с рыжыми волосами и необычными глазами: белки их были черными, радужка – красной. Последний щеголял в длинном, до полу, кожаном плаще. Оба с тревогой посмотрели на инвалида, и крепыш спросил, вынув ради такого случая изо рта сигару:
- Что-то случилось, профессор? Что вы делаете с Церебро в такой поздний час, и почему вызвали нас телепатически?

Профессор Чарльз Ксавье кивнул:
- Да. Мои предположения подтвердились. Мне показалось, что я уловил сегодня слабый сигнал от очень необычного мутанта. Но в этом сигнале было что-то странное. Отрегулировав настройки Церебро, я понял, в чем дело. Обнаруженный мной новичок находится не просто в другой стране. Он живет в другом пространственно-временном континиуме.

Лохматый мужчина фыркнул:
- И что нам прикажете с этим делать?

Профессор улыбнулся:
- Приказывать я тебе, Логан, ничего не буду. Но попрошу помочь. Я хочу, чтобы вы с Реми за ним съездили.

Красноглазый красавец удивленно поднял бровь и спросил с отчетливым французским акцентом:
- Но, профессор – при всем уважении – как мы сможем это сделать? И зачем?

- Как, Реми – вопрос чисто технический и легко разрешимый. У нас есть в лаборатории оборудование для создания временных порталов – в рабочем состоянии, хоть мы и пользуемся им редко. А зачем… Зачем мы вообще работаем? Затем, что людям нужна наша помощь. Человеку, которого я обнаружил – в особенности. Насколько я понял, он находится на грани жизни и смерти. Если мы оставим его одного, он погибнет.

Крепыш-Логан пожал плечами и обратился к напарнику:
- По мне, вполне основательная причина. Ну что, Гамбит, готов?

Профессор улыбнулся: ему всегда нравилась прямолиненость Логана и его готовность сразу сорваться с места, которая на этот раз выразилась в том, что он обратился к своему товарищу по-боевому, назвав его кодовой кличкой – «Гамбит». Реми, в свою очередь, тоже передернул плечом и ответил лучшему другу:
- Ну конечно, Росомаха, я готов. С тобой – хоть в пекло.

- В пекло вам идти не понадобиться, - заверил Ксавье. – На самом деле вам предстоит путешествие, не лишенное приятности. И еще – с вами поедет Джина.

При упоминании женского имени Логан помрачнел: хитрецу Ксавье было, конечно, известно о том, что он влюблен в прекрасную рыжую телепатку. Она тоже была к Логану неравнодушна, но хранила верность мужу, Скотту Самерсу. Скотт, однако, в последнее время увлекся другой, и у Логана появился, наконец, шанс ее завоевать. И профессор, видимо, решил сыграть в сваху – отправить их работать вместе. Это было мило, но неуместно – Логан хотел бы, чтобы Джина пришла к нему сама, без подначек… Поэтому он мрачно переспросил:
- А почему такой странный состав – я, каджун и Рыжая?

- Ты родился в Канаде и знаешь французский. Реми – из Нового Орлеана и тоже его знает. Джина – мощный телепат и сможет, если что, успокоить нашего нового друга. С ним могут быть… проблемы. У него необычная внешность, и тяжелая жизнь – он несколько… нелюдим и агрессивен.

- Час от часу не легче! – Гамбит снова поднял бровь. – Но скажите же, профессор, куда вы нас отправляете?

Профессор вскинул на них взгляд:
- В Париж. Вернее, в Париж 1890 года. Идите в ангар, готовьте «Черную птицу» – Джина присоединиться к вам через десять минут. Я мысленно с ней связался, она уже идет.

Переглянувшись, Росомаха и Гамбит прошли по коридору в ангар, где стоял принадлежавший школе реактивный самолет. В конце концов, в Школе для Одаренных Подростков профессора Чарлза Ксавье с ними происходили и не такие странные вещи. Ведь она была не только убежищем, в котором дети-мутанты могли научиться контролировать свои необычные, иногда опасные для себя и других способности, но и штаб-квартирой команды супер-героев, известной под названием «Люди Х». В нее входили все учителя школы – люди, которые давно уже посвятили свои способности защите и спасению угнетенных. Росомаха, человек-зверь, способный исцеляться за считанные секунды и живущий на земле уже сто с лишним лет, не старея, всегда готов был вонзить во врага металлические когти, вживленные в его кисти во время военных экспериментов. Гамбит, способный зарядить разрушительной энергией любой попавший ему в руки материальный предмет, предпочитал метать в противника карты из своей «счастливой колоды» (на досуге он показывал с их же помощью презабавные фокусы). Джина, не только телепат, но и телекинетик, могла перемещать силой мысли любой предмет, что тоже помогало в борьбе… Врядли во время путешествия в Париж 19 века им могли понадобиться столь радикальные способы ведения боя, но готовы они были ко всему.

***
Как выяснилось, в Париже им не нужны были никакие способы ведения боя: человек, за которым они прибыли, был совершенно один, без сознания, и не мог бы оказать никакого сопротивления, даже если бы захотел. Следуя указаниям профессора, они нашли его в очень странном месте – в глубочайшем, пятом подвале старинного оперного театра в центре города. В подвале этом, как оказалось, находилось подземное озеро. Посреди него стоял остров, а на нем был выстроен (похоже, что из старых фрагментов театральных декораций) небольшой домишко. На фоне всего этого они, в своих черных обтягивающих униформах с крестами – иксами – на груди выглядели более чем странно.

Когда-то дом, вероятно, был уютным, но теперь находился в запустении: хозяин (за ним они, собственно, и приехали) явно не следил за порядком. Чувствительную Джину особенно ужаснул тот факт, что в одной из комнат, очевидно гостиной, они нашли в клетке мертвую канарейку – бедная птичка сдохла, потому что за ней никто не ухаживал. При виде мертвой птахи девушка вскрикнула и схватилась за руку Росомахи. Гамбит взирал на эту сцену с иронической усмешкой – рыжей красавице приходилось видеть в жизни вещи и похуже дохлых птичек, но лишним поводом пококетничать с Росомахой грех было не воспользоваться…

Парень, живущий в подвальном убежище, похоже, и сам твердо вознамерился умереть – по всему дому были стратегически разложены душераздирающие прощальные письма, все обращенные к какой-то Кристине и написанные кроваво-красными чернилами. Джина вчиталась в них – и немедленно простила автору его небрежение птицей: похоже, с ним произошла нешуточная драма. Он любил прекрасную девушку, которая сначала дала ему некоторые основания надеяться на взаимность («Вы дали мне понять, что мой дар для вас важнее моего лица», написано было на одной из бумажек), а потом предпочла другого, некоего красавца-аристократа, о котором автор высказывался весьма пренебрежительно.

Наконец, они нашли и самого писателя. Он лежал в черном с серебром гробу и был, как уже было сказано, без сознания. Склонившись над ним, Росомаха присвистнул:
- Ну и личико! Ему впору жить с морлоками, в катакомбах.

Услышав это, Джина поежилась: она любила Росомаху, но его неделикатные манеры все равно ее время от времени шокировали. Какое бы ни было у человека «личико», мысль отравить его к морлокам – мутантам, чья внешность была так ужасна, что не оставляла им никаких шансов вписаться в «обычное» общество и которые жили полупреступной комунной в заброшенных туннелях метро под Нью-Йорком – была ужасна. Однако вслед за присвистом Росомахи раздалось и сдавленное «Mon Dieu!..» обычно тактичного Гамбита. Значит, с лицом у найденного профессором мутанта и правда было что-то особенное. Подойдя к гробу, Джина взглянула на лежащего, не смогла сдержать собственного сдавленного восклицания и очередной раз уцепилась за руку Росомахи. Человек и правда был удивительно уродлив: бледная, словно пергаментная кожа, ввалившиеся глаза, тонкие губы, практически лысый череп… Но главное – у него вроде как и вовсе не было носа: не его месте виднелся странный черный провал. Это было ужасно, в основном потому, что как-то совершенно неестественно – непонятно было, откуда такое могло взяться в живом человеке. Но у Джины было медицинское образование, и она лучше других понимала, что мутация может принять самые невероятные формы. Этому человеку просто страшно не повезло.

Склонившись над несчастным, Джина осторожно повела рукой в нескольких сантиметрах над его лбом: это помогало ей сосредоточиться на мозговых импульсах человека. Сперва она нахмурилась, а потом ее зеленые глаза неожиданно потеплели.

Гамбит, внимательно за ней наблюдавший, переспросил:
- Что ты чувствуешь? Он и правда опасен, как говорил профессор?

Рыжая красавица покачала головой:
- Не думаю… Его сознание спутано, но некоторые вещи я вижу очень ясно. Сцены насилия, страданий… Ему многое пришлось пережить. И да – ему приходилось убивать. Но в нем нет зла. Он опасен потому, что несчастен. Бедняжка.

Росомаха очередной раз фыркнул, и Джина взглянула на него искоса: у человека с когтями было доброе сердце – и именно поэтому он не выносил сентиментальностей. Подняв на него глаза, она сказала:
- Между прочим, он похож на тебя. То, что я вижу в его мозгу, очень похоже на твои ночные кошмары, Логан – на те ужасы, что творили военные с тобой.

Росомаха смутился – как и всегда, когда Джина проявляла к нему повышенное внимание. И, чтобы скрыть неловкость, кашлянул и буркнул:
- Ну ладно… Долго мы будем тут болтаться? Мы его нашли – давайте выбираться отсюда.

Перед тем, как забрать больного Джина, повинуясь внезапному импульсу, решила захватить с собой кое-какие его пожитки. Она рассудила про себя, что ему, человеку из 19 столетия, будет неуютно в 21 веке без хотя бы некоторых привычных вещей. Тем более, что к вещам своим он явно относился трепетно: костюмы его, все черные, были многочисленны и элегантны. Джина взяла их, а так же бумаги и ноты, которыми был завален весь дом. Взяла она так же скрипку, лежавшую на полу возле гроба – словно бедный мутант играл на ней перед тем, как потерять сознание. Несколько книг, туалетные принадлежности – все это благополучно поместилось в четыре черных чемодана, найденных ею в гардеробной. Их взял на себя Гамбит. А затем Росомаха, опять что-то невнятно буркнув, подхватил на руки больного – легко, как пушинку, благо он был невероятно худ, хотя и высок ростом, – и понес его по коридорам спящего ночного театра наверх, туда, где под куполом звездного неба ждала их на крыше театра «Черная птица».

***
Эрик пришел в себя далеко не сразу. Он лежал в странном ступоре, чувствуя, что силы к нему почему-то возвращаются, и что это как-то связано с иголкой, воткнутой в его предплечье (откуда ему было знать, что такое капельница?). В его замутненном сознании проносились странные образы: полет, мягкий взгляд чьих-то зеленых глаз и встревоженный – красных, запах сигары, благодушная усмешка человека с торчащими, словно уши, волосами. Чей-то успокаивающий голос: «Все в порядке, Эрик. Вы в безопасности. Вы у друзей». У друзей? Каких еще друзей?.. У него нет друзей – разве можно назвать другом одного дарогу, который только на то и годился, чтобы сохранить у себя его вещи и письма Кристины, а так же дать объявление о его смерти в газету – чтобы ОНА пришла и простилась с ним напоследок… Но слово это, «друзья», закрепилось в сознании, и возвращалось к нему снова и снова. Чем больше он осознавал себя, чем лучше ему становилось, чем настойчивее светлела окружавшая его тьма, тем чаще повторялось странное слово. Друзья. Друзья. Так необычно и странно. И совсем необычная для него вещь – руки, женские руки, которые заботливо ухаживали за ним, протирали кожу влажной салфеткой, прикасались к лицу. К его лицу! Иногда он старался дернуться, вскинуть руки, чтобы прикрыть ими свое уродство. Но каждый раз кто-то ловил его за кисть и шептал: «Тссс. Все хорошо. Вы в безопасности. Скоро вы совсем поправитесь. Вы у друзей».

Когда он открыл, наконец, глаза, перед ним сидел лысый человек в инвалидном кресле. Он приветливо улыбнулся и сказал по-французски:
- Доброе утро, мсье Эрик. Наконец-то вы очнулись. Как вы себя чувствуете?

Эрик взирал на него с полнейшим недоумением. Он был так ошарашен, что смог только ответить вежливо – начисто забыл, что собирался умирать:
- Хорошо. Благодарю вас – очень хорошо.
- Я очень рад. Признаться, мы за вас волновались. Все-таки вы перенесли очень необычное путешествие, и были очень слабы. Но теперь все будет хорошо. Вы у друзей.

Опять это слово! Это так странно. Как и все вокруг – невероятно странно. Белоснежная комната, обставленная совершенно дикой, грубой и прямоугольной мебелью из какого-то непонятного материала. Какие-то таинственные – электрические, вероятно, - механизмы, в которых мигали огоньки, и что-то пищало, и от которых тянулись проволочки… к нему, Эрику – к каким-то липким пластинкам у него на груди. Свет шел непонятно откуда – светильники на потолке были совсем не похожи на лампочки инженера Яблочкова, но, верно, принцип действия у них был тот же… Он посмотрел на человека перед собой и спросил, ненавидя себя за то, как жалобно звучит его голос:
- Где я? Кто вы? Что это за место?

Собеседник улыбнулся:
- Вы даже не представляете себе, насколько сложны эти ваши простые вопросы. Я отвечу на все по порядку, но я хотел бы попросить вас заранее об одном… Как бы дико и странно не звучало все, что я вам сейчас скажу, доверьтесь мне. Я не причиню вам зла. Я привез вас сюда, чтобы помочь.

Странно – голос говорившего звучал как будто одновременно в ушах – и непосредственно в сознании Эрика. Звучал успокаивающе и приятно. Поэтому ему оставалось только кивнуть. Инвалид, удовлетворенный, продолжил свою речь:
- Сначала я представлюсь. Меня зовут профессор Чарльз Ксавье. Вы – у меня дома, в Институте для Одаренных Подростков, которым я руковожу. Институт расположен в Америке. Вы сейчас очень далеко от Парижа. Дальше, чем вы думаете. Дело в том, Эрик, что сейчас – 21 век.

Что помешало Эрику в этом месте переспросить, не сумасшедший ли его собеседник? Он, однако, промолчал. Наверное, он вовсе не очнулся, и у него просто тяжелый бред. Следующие слова «профессора» подтвердили подозрение:
- Как вы сюда попали, я объясню вам позже – это история в духе вашего современника, мсье Жюля Верна. Сперва я расскажу вам о своей школе. В ней учатся необычные дети – дети с уникальными, странными способностями и… необычной внешностью. Они все – мутанты. Вам не знаком феномен мутации – в ваше время ученые о нем даже не догадывались. Скажем так, попросту: строением нашего организма управляют определенные биологические… коды. У большинства людей они однотипны. У некоторых людей в настройках происходит сбой. Это не всегда плохо – вы же сами знаете, что и расстроенный рояль иногда звучит оригинально и интересно – но всегда странно. Эти сбои отвечают за наше развитие и изменение – вы ведь знакомы с теорией эволюции профессора Дарвина, верно? Обычно эволюция происходит постепенно. В случае мутации – резко и неожиданно. И приводит к необычным результатам. Существует один могучий мутант, способный управлять металлами, как магнит – кстати, ваш тезка, тоже Эрик. В моей школе есть девочка, которая может проходить сквозь стены – такова ее мутация. Есть мальчик с совершенно синей кожей. Есть девушка, которая может управлять погодой: когда она сердится или печальна, идет дождь – мы так и зовем ее, Гроза. Она – одна из моих учениц, и теперь преподает в школе. Как и Джина, Логан и Реми Лебо, которые привезли вас сюда из Парижа. Я – тоже мутант: я умею читать мысли и внушать свои мысли другим.

Эрик смотрел на профессора и не знал, что делать. Рассердиться? Рассмеяться? Позвать на помощь? Но кого? Он явно в руках какого-то опасного сумасшедшего. Если только… Эрик посмотрел в добрые темные глаза профессора и спросил спокойно:
- Я умер, да? Это такой невероятно странный загробный мир?

Профессор Ксавье усмехнулся:
- Нет, Эрик вы не умерли. Хотите – ущипните себя, чтобы убедиться. Я понимаю, что все это звучит совершенным бредом, но я еще раз напоминаю – вы обещали мне довериться…

- Как будто у меня есть выбор!

Это Эрик рявкнул с неожиданной для себя самого энергией. Профессор только кивнул:
- Ну вот видите – какая уж тут смерть, если вы сердитесь… Вы очень даже живы. Но вас, безусловно, интересует вопрос, почему я вас сюда доставил.

- Да уж!

- Все очень просто. – Ксавье снова улыбнулся. – Вы, Эрик, тоже мутант. Я знаю это точно, потому что могу читать ваши мозговые импульсы, а у мутантов и людей они разные. Вы – генетическая аномалия, причины возникновения которой неизвестны. Ваша мутация, увы, отразилась на вашей внешности – как я уже говорил, такое случается. Но внешность, как вы сами прекрасно знаете, это не единственная ваша особенность.

Опять что-то особенное звучало в голосе лысого профессора – что-то проникавшее в самые мысли Эрика… Может быть, он и в самом деле мог манипулировать чужим сознанием? Что в этом такого невозможного… Есть же феномен гипноза – им и сам Эрик владеет… В любом случае, Эрик знал одно: любого другого типа, который бы в таком будничном тоне говорил о его лице, он бы давно придушил. А этого Ксавье почему-то слушал безропотно.

Тот продолжил:
- У каждого из нас, собранных в стенах этой школы, есть дар. Ваш дар, Эрик, это голос. Не просто красивый певческий голос – это есть у многих. Ваш голос, Эрик, уникален. Не только своим диапазоном – от альта до баритона. Не только силой и гибкостью. Ваш голос не просто красив – он может воздействовать на сознание людей. – Профессор сделал паузу и пристально посмотрел Эрику в глаза. – Ваш голос может заставить оцепенеть от ужаса театр, заполенный публикой. Парализовать на месте порывистого мальчишку. – Еще одна пауза, еще один пристальный взгляд. – Ваш голос может подчинить себе прекрасную молодую девушку – лишить ее собственной воли и внушить ей подобие страсти к вам. Верно?

Эрик вспыхнул, сжал гневно зубы, а затем зажмурил глаза, преисполненный стыда. Униженный, несчастный и потрясенный, он мог пробормотать только одно:
- Откуда вы?..

- Это знаю? Не забывайте – я умею читать мысли. Но не стоит волноваться – я делаю это редко, и почти никогда – без спросу. Ваши я прочел, когда вы бредили – у меня не было выбора, они просто носились по комнате. Не хочешь, а прочтешь… Я знаю всю вашу историю – знаю о Кристине Даэ, о виконте де Шаньи, о несчастных случаях в Опере. Я знаю всю вашу жизнь, ваше «преступное» прошлое, и оно не имеет для меня – и моих учеников и коллег – никакого значения. У многих из нас ужасное, темное прошлое. Двести лет прошло с тех пор, как вы страдали от непонимания и неприятия окружающих – но увы, мало что изменилось. Нас, людей необычных и непохожих, все так же преследуют. И нам приходится бороться.

Эрик слушал Ксавье, оставив какие-либо попытки разобраться. Да, все это звучало как полный бред. Да, все это было странно. Но почему-то на редкость убедительно… И потому ему оставалось только спросить:
- Но если ваша жизнь так же плоха, как была моя – зачем вы не дали мне умереть?

Профессор посмотрел на него с некоторой суровостью:
- Потому, что умереть – легко. Куда труднее жить, не сдаваясь. И использовать свой дар, чтобы сделать мир лучше. Терпимее. Чище. Красивее.

Эрик горько усмехнулся:
- Ну это – уж точно не ко мне…

Профессор взглянул на него строго:
- У меня есть в команде, как я уже говорил, юноша с синей кожей, трехпалыми руками и ногами, и хвостом. Его зовут Курт – его, как и вас, держали когда-то в цирке. Я видел мальчика с тремя головами. Видел девочку с птичьим клювом. Я знаю девушку, которая никогда и никого не целовала – потому что ее прикосновение убивает. Блестящий ученый, глава нашей лаборатории Хэнк МакКой – это обросший мехом синий медведь… Думаете, всем им лучше живется, чем вам? Не гневите Бога, Эрик. Вы – счастливчик: ваша мутация приносит вам несчастье, но одновременно дает вам возможность дарить людям прекрасное.

Эрик слушал с ужасом – то, что описывал профессор, не уладывалось в сознание, однако звучало до отвращения правдоподобно. И, несмотря на то, что внешне все это напоминало цирк – «живи, Эрик, среди уродов, там ты будешь не так уж странен», - он чувствовал, что тут речь идет о чем-то другом. То, о чем говорил профессор, было странно – фантастично… Но чем-то похоже на идеалы Великой Революции, о которых он читал в детстве. Свобода. Равенство. Братство.

Люди, среди которых он будет принят и понят. Которые будут его ценить и уважать. Люди настолько необычные, что среди них он будет… обычным.

Естественная строптивость, не раз помогавшая ему выжить, не позволяла Эрику сдаться просто так:
- И вы что же, предлагаете мне петь?

Ксавье пожал плечами:
- Я, Эрик, предлагаю вам жить. Выздоравливайте. Осваивайтесь в особняке. Знакомтесь с командой и учениками. Ищите себя – тут у вас будут все возможности. Мы готовы стать вашими друзьями – принять вас в нашу большую семью. Решение за вами. Не понравится – мы всегда можем отправить вас обратно в Париж 1890 года – туда, где вы хотели умереть.

***
Эрик остался. В течение следующих дней и месяцев он узнал много нового и интересного – выучил английский, изучил компьютер, восхитился чудесам mp3 записи и узнал, что такое микроволновая печь. Он встретил надменного молодого человека, которого все в особняке звали Циклоп – потому, что на лице у него постоянно были рубиновые очки: за ними, словно кроварые всполохи в глазу дракона, мерцали красные огни. Он носил их потому, что его глаза стреляли иначе лазерными лучами, убивающими все живое. Он был женат на Джине, той самой девушке с зелеными глазами, которая говорила бредящему Эрику, что «все будет хорошо». Но он не любил ее – ее любил Логан, тот странный, хмурый тип с лохматыми волосами, который все время что-то бурчал и у которого было золотое сердце. Они с Эриком как-то увлекательно провели время, дегустируя разные сорта пива. В тот вечер Логан показал Эрику свои когти – просто так, ради интереса. Француз еще долго морщился, представляя, что это его кожу пронзают с чавканьем металлические лезвия… Логан был отличным парнем, и Эрик был рад, когда Джина наконец бросила своего Циклопа и ушла к нему.

С Гамбитом Эрик тоже провел немало приятных часов, сравнивая известные им карточные фокусы и говоря по-французски. У лихого каджуна тоже была непростая жизнь – он, оказывается, любил ту самую девушку, которая убивала прикосновением, и все никак не мог придумать, как же им сойтись. И она любила его – но даже поцеловать не могла. Это, понял внезапно Эрик, даже хуже, чем если тебя женщина не хочеть целовать из-за омерзения.

С «синим медведем» Хэнком МакКоем, типом весьма интеллектуальным, Эрик много часов провел, слушая оперные записи – кто бы мог подумать, что в 20 веке было столько великолепных певцов, и столько новой, интересной музыки!

Детям в школе очень нравились музыкальные занятия, которые Эрик, по просьбе профессора Ксавье, для них организовал.

Ни один человек, ни словом, ни жестом, ни разу не дал Эрику понять, что с ним что-то не так. Он и думать забыл, что у него была когда-то маска – что он боялся солнечному свету показать свое лицо.

Он и думать забыл о Кристине – как-то само собой получилось.

Особенно после того, как он встретил однажды в саду при особянке Грозу – ту самую девушку, которая своей печалью вызывала дождь.

Она была исключительно красива, эта девушка – кожа цвета молочного шоколада, огромные черные глаза и совершенно белые волосы. Она была невероятно – неправдоподобно почти – похожа на одну рабыню, которую Эрик видел когда-то во дворце шахиншаха, и которая оставила заметный след в его молодом сердце…

Гроза – на самом деле ее звали Ороро – при встрече посмотрела на него с застенчивой улыбкой и сказала:
- Я слышала, что ты был в Персии. А я сама родом из Марокко. Не то же самое, конечно, но близко… Расскажи, как там было?

Он долго рассказывал. И она внимательно слушала. И смотрела на него – без маски – с совершенно особенным блеском в шоколадных глазах.

А потом он пел для нее – арабские песни. Она попросила.

После этого вечера над особняком долго, долго не было не то что грозы – даже жалкого дождичка. Возникла бы угроза засухи, если бы Ороро как-то, гуляя с Эриком, не сломала каблук на любимых туфлях. Более серьезных серьезных причин для слез у нее больше никогда не было.

***
А в далеком 1890-м году, в заснеженном зимнем Париже Перс, эриков дарога, пребывал в полном и абсолютном недоумении. Он получил от Эрика записку и вещи Кристины. Он дал объявление в «Эпок» – «Эрик скончался». Он встретил безутешную, снедаемую чувством вины виконтессу де Шаньи на Северном Вокзале, и проводил ее в пятый подвал Оперы, в дом Эрика, где он должен был, совершенно мертвый, лежать в черном с серебром гробу и ждать, пока его «живая невеста» наденет на него обручальное кольцо.

Они спустились туда, с кольцом и слезами на глазах. Но его там не было. Ни живого, ни мертвого. Он исчез. И никаких писем, никаких объяснений. Испарился, будто его и не было.

Пропал без вести.

Отредактировано opera (2008-10-06 12:48:27)