ГЛАВА 25
Мег сидела на перилах второго ряда партера и пинала носком пуанты соседнее кресло. На душе было паршиво. Все началось с того, что мама установила за ней строгую слежку. Непонятно почему и откуда, но она, кажется, прознала, зачем ее дочь бегает в подвалы. Теперь, где бы девочка не появлялась, перед ней вырастала строгая и непреклонная фигура матери. Только один раз та пробормотала что-то вроде: «Если бы ты знала все, то не делала бы этого». Мег долго потом пыталась добиться от матери, что же та имела в виду, но – увы! – мадам Жири умела надежно хранить свои секреты. Поэтому Мег переживала, мучилась и таскала у девочек женские романы, благо этого добра в Опере было полно. Директриса однажды нагрянула с обыском в спальню балерин (после того бунта она устроила настоящую муштру) и, обнаружив девочек с книгами в руках, побелела от ужаса. Правда, обнаружив, что это всего лишь легкое фривольное чтиво, она рассмеялась и даже забрала одну из книг с собой. Разумеется, по всеобщему закону подлости, это оказалась книжка Мег.
Теперь ей не оставалось больше ничего, как только сидеть в зале и с тайной надеждой коситься в район пятой ложи.
Хотя сегодня было куда посмотреть. Рабочие только что закончили монтировать декорации. Зрелище того, что сейчас было на сцене, заставляло неметь от восторга.
Бетани гордилась тем, что она сделала. Призрак тоже был удовлетворен. Еще никогда Гранд Опера не видела ничего подобного….
Занавес плавно переходил в кулисы. Словно адское пламя пылало, поднимаясь от будки суфлера все выше и выше и теряясь где там, наверху, в переплетении веревок и балок… Сцена приобретала невиданную глубину, казалось, что там – не десяток футов до ближайшей стены, а многие и многие мили…Нереальность и реальность одновременно спелись в тугой клубок восхитительного зрелища …
- Вы видите это? Нет, вы видите ЭТО? – восторженно спросила стоявшего рядом с ней человека.
- Вижу, - прозвучал знакомый унылый голос. - Отвратительно, не правда ли?
Бетани, вздрогнув, обернулась. За ней стоял Гриф и грустно сморкался в свой неизменный платочек, с обреченным видом глядя на кошку.
- Несомненно, у нее есть блохи.
Кошка протестующе фыркнула. Бетани опешила. Гриф же все так же невозмутимо-уныло продолжал:
- А между прочим, кошачьи блохи могут переносить страшные болезни… Например, чуму.
- Месье Гриф… - не менее обреченно ответила Бетани. – Чуму переносят крысы..
- Вот именно…Вот именно… А кошки едят крыс. Вывод – кошки переносят чуму посредством съеденных крыс…
- Месье Гриф…Я уверяю вас…Моя кошка не есть крыс. Ей поставляют свежую рыбу.
- Но все равно, я смею надеяться, что когда я помру, Гранд Опера удостоит меня хотя бы скромным памятником.
- Месье Гриф, я обещаю вам мавзолей как у Густава Дааэ! - Бетани тихо, но настойчиво отодвигалась от Грифа.
- Мне бы хотелось, чтобы цветы приносили на мою могилу хотя бы раз в неделю! - было последнее, что она успела услышать.
Бетани пулей вылетела из Оперы, даже не обращая внимания на поползновения Фирмена и Андре остановить ее. Еще минута – и она бы придушила Грифа прямо там, в зале. Это было бы совсем просто – вот так: взять его тонкую шею в железные тиски пальцев и сомкнуть их. И все… А можно было бы и пристрелить его. В ее кабинете, в шкатулке из красного дерева, покрытой замысловатой восточной резьбой и инкрустацией из полудрагоценных камней – дорогом подарке дяди-полковника колониальной армии – в одном из отсеков которой мирно дремала сытая гадюка… да, именно там, во втором отсеке, лежал револьвер. Тоже подарок старого полковника. И даже более ценный, чем шкатулка. И вот взять этот револьвер, приставить его ко лбу этого нудного месье Грифа… И спустить курок…
Бетани тешила себя этими кровожадными мыслями, представляя себе в мельчайших и самых красочных деталях каждый эпизод душегубства. И постепенно успокаивалась. Она уже перешла на шаг и стала оглядываться по сторонам. В этой части Парижа она еще не бывала. Хотя…Нет, несколько раз она проезжала мимо в экипаже, как всегда куда-то торопясь… Куда-то торопясь… В последнее время она торопится…Все время торопится. Она урывает от всего по кусочку, она не успевает ни во что вникнуть… Она не может даже насладиться своим триумфом – даже тем малым, что наконец-то ей удалось… Куда же она спешит? Чего же она хочет достигнуть, если оставляет за своей спиной самое главное – Жизнь?
Бетани шла мимо церкви святой Мадлен. Внезапно она замедлила шаг. Может, войти? Зачем? Она и сама не знала. Просто безотчетное желание. Она подошла к дверям.
- Вам не стоит этого делать, – прозвучал за ее спиной глухой голос. Она обернулась. В тени стены стоял мужчина в монашеской рясе. Лицо его скрывал капюшон.
- Что вы хотите сказать? – холодно спросила Бетани.
- Только то, что вам не стоит сюда входить.
- Разве? Разве двери храма Божьего не открыты для всех? – в голосе ее прозвучала ирония. Но по спине скользнул холодок.
- Да, для всех… но не для вас…
- Хм… - неужели то, что она сделала тогда, так страшно? – А если...если я хочу исповедоваться?
- Вы не сможете исповедоваться в этом грехе.
- То есть?
- Потому что то, что вы считаете грехом, на самом деле вы не совершили.. А то, что вы сотворили, вы не ведаете.
- Так…Вы…сошли с ума? – догадалась Бетани.
- Не более чем вы - даже в темноте она поняла, что человек под капюшоном улыбнулся.
- Кто вы? – спросила она. Если он ей сейчас не ответит, то ей-богу, она сорвет с него этот чертов капюшон. – Вы…Призрак Оперы?
- Кто? – удивился человек. – Нет. Вовсе нет…Я душа этого храма.
- Снимите капюшон, – твердо потребовала Бетани.
- У души нет лица, – спокойно ответила тень. Да…теперь Бетани поняла, что это была всего лишь тень… Поняла, что под капюшоном – пустота. Ей стало страшно. Но она взяла себя в руки.
- Но…что я сделала? Почему я не могу войти в церковь? Что происходит? Что я такого натворила?
- Вы всего лишь привели в Париж дьявола, - прошелестела тень.
- Кого? Кого я привела в Париж?
- Дьявола – терпеливо повторила тень. – В тот момент вы не ведали, что творили. Но – увы -..это произошло…
- А…
- Нет… Вы этого уже не увидите. Идите, мадмуазель Ковенант. Идите с миром.
Бетани словно во сне, вышла из портика церкви. Она не оглядывалась. Она знала, что человека в рясе за ее спиной уже нет.
Кого же она привела в Париж?
ГЛАВА 26. в которой все дороги ведут в ….
На город снова опускалась ночь. Сена темной шелковой лентой извивалась между черных набережных. Дом инвалидов, как и каждую ночь, стремился насадить на свой шпиль луну. Крест лопастей Мулен Ружа призывно звал к себе все новых и новых грешников. В общем, совершенно обычная ночь. Для всех парижан, то не для семи человек, которых в этот час рок влек друг к другу.
Бетани курила одну сигарету за другой. На столе громоздились неопрятные кучки пепла. На полу и на полках валялись смятые, разорванные и опаленные огнем листы бумаги. Сломанные гусиные перья были воткнуты в любую мало-мальски подходящую для этой цели щель. Черная вальяжная кошка мрачно взирала на все это безобразие из кресла. Змея, наполовину высунувшись из шкатулки, мирно дремала. Только иногда судорога пробегала по ее блестящему гибкому телу. Сама же Бетани ходила кругами по комнате, периодически останавливаясь и встряхивая головой.
Все изыскания в библиотеке ни к чему не привели. Более того – они запутали ее еще больше. Все эти философские трактаты…Все эти литературные первоисточники…Все существующие интерпретации этих – двух! – легенд…. Она была в тупике. Просто в тупике. Более того - самое поразительное было в том, что никто из актеров не помнил финала! Мистика? Или…или то, что в финале по-настоящему принимали участие лишь три человека – Пъянджи, Дааэ и сам Рейер? Один из них уже мертв, вторую невозможно достать никакими усилиями, а третий всячески открещивается от того, что он может что-то помнить. Ну да…в тот вечер на сцене был еще и четвертый человек – сам автор… Бетани мрачно усмехнулась. Да…он там тоже был… Но он отказал ей! А второй раз она уже не будет просить его ни о чем. Даже одного раза для нее было достаточно.
Но все-таки…кто же этот его Дон Жуан?
Мег тихо выскользнула из своей кровати и на цыпочках прошла к выходу. Осторожно потянула на себя дверь. Она отворилась совершенно бесшумно. По лицу девочки скользнула торжествующая улыбка – не зря она вчера весь вечер тайком смазывала дверные петли утащенным с кухни маслом! Она выглянула в темный коридор – никого не было. На всякий случай, Мег подождала еще десять минут, прислушиваясь в дыханию девочек в комнате и к безмолвию коридора. Все было в порядке. Она глубоко вздохнула и тенью выскользнула из спальни.
Мадам Жири проснулась, словно от толчка. Она почувствовала опасность. Словно на это здание вместе с ночью опустилось Зло. Она резко села в кровати. Не в ее привычках было разгуливать по ночам по Опере. Тем более, после того случая…. Но сейчас она поняла, что должна пойти. И даже знала, куда.
Мег тихо шла известным только ей путем по направлению к тайному ходу, которым она столько раз проникала в его жилище. Хотя нет – этот путь был известен только одному человеку, которого она сейчас боялась больше всего на свете – ее матери. Поэтому девочка то и дело останавливалась и прислушивалась к тишине. Но коридор молча хранил тайну ее присутствия. Только один раз ей показалось, что за ее спиной мелькнула какая-то тень. Она оглянулась – но в темноте никого не было. И она продолжила свой путь.
Бетани упала в кресло, смахнув недовольную кошку на пол, и застонала в отчаянии. Что же делать? Голову словно сжимали в раскаленных тисках. Что же делать? Что-же-делать?
Завтра-послезавтра приезжает Анжелика Саваж. И в то же время уже нужен будет финал…
Что же делать?
Призрак стоял перед манекеном Кристины.
- Ну что же, - тихо шепнул он. – Пора. «И меч в руке моей мутит струи потока»
Бетани в отчаянии отшвырнула скомканные листы в сторону. У нее ничего не получалось.
Она встала и подошла к зеркалу.
- У тебя ничего не получается – сказала она своему отражению.
И отражение кивнуло.
И в этот момент разум Бетани окутала пелена тумана.
Мадам тихо шла по коридору. Темнота ей не мешала. Она прекрасно изучила этот путь за долгие годы, и знала, что опасаться здесь стоит не крыс или тупиков, а одного-единственного человека. Поэтому она предусмотрительно держала на уровне глаз согнутую руку. Рука затекла, мадам морщилась от боли, но терпеливо продолжала свой путь.
Мег остановилась перед железной дверью, которая отделяла подвал Оперы от Его подземелья. Она еще раз прислушалась. Нет, никого не было. Затем дрожащей от ожидания рукой коснулась кольца, которое вместо ручки было вделано в металл…
И тут сзади ее шею сдавили железные пальцы.
- Большое спасибо, - хрипло шепнул в ухо голос, от одного звука которого девочку парализовал ужас.
Кристина ложилась спать. Совсем по-детски завернувшись в одеяло, она не слышала, как за ее окном метнулась черная тень и нажала на угол рамы.
Рауль поднял голову. Ему показалось, или его кто-то позвал? Он встал и вышел в темноту коридора. Почувствовал на горле чьи-то стальные пальцы, а на лице – ткань с резким запахом.
- Раз, два, три , четыре… - шепнул ему в ухо до жути знакомый голос. И Рауль погрузился во тьму.
ГЛАВА 27.
Рауль открыл глаза и снова зажмурил их. Он слишком хорошо знал это место. Пусть он и был тут всего лишь один-единственный раз, и пробыл всего лишь минут пятнадцать, но это место потом еще не раз являлось ему в кошмарах… В те страшные ночи ему снилось, что он снова – беспомощный, слабый – ожидает одного-единственного решения. Ожидает слова «да» или «нет». И неизвестно, что было страшнее – «да» или «нет»… А сейчас неизвестно вообще ничего…
- Ну и долго мы так будем сидеть? – прозвучал над ухом мрачный голос, который ему так хотелось забыть.
Рауль вздохнул и открыл глаза. Да, он не ошибся. Он был в том самом подземелье. И напротив него на корточках сидел Призрак. Он с любопытством разглядывал Рауля, который был крепко привязан к стулу.
- И все-таки, интересно, что она в вас нашла? – задумчиво пробормотал он.
- Скотина… - процедил сквозь зубы Рауль.
- Вполне возможно, - пожал плечами Призрак. – Но месье виконт, вам не кажется, что вы сейчас не в том положении, чтобы бросаться такими выражениями?
- Но эти выражения напрямую относятся к вам! – не успокаивался Рауль.
Призрак встал и отошел в сторону. Там он наклонил голову и посмотрел на Рауля, как художник смотрит на свою неоконченную картину.
- А вот теперь мне кажется, я понимаю, что она нашла в вас. Мда-а-а…И вот ради этого…Ну что ж…. Я думаю, что на этот раз она все-таки сделает другой выбор.
Рауль похолодел.
- Другой выбор? Другой выбор? Вы что..вы собираетесь снова притащить ее сюда?
- Почему притащить? – пожал плечами Призрак. – Она сама придет сюда. Если, конечно, захочет… «Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг…»
- Что? – переспросил Рауль.
- «И меч в моей руке мутит струи потока»… - невозмутимо продолжал Призрак.
- При чем здесь Эварист Парни?! Что ты сделал с Кристиной? – от волнения Рауль обращался к Призраку то на «ты», то на «вы».
- Я ничего с ней не сделал. Если ОНА захочет – подчеркнул он, - то она придет САМА.
Кристина вздрогнула и открыла глаза. От окна тянуло прохладой. Она с наслаждением вдыхала свежий ночной воздух, который шел волной из открытого окна. Из открытого окна… Стоп! Открытое окно? Кристина резко село на кровати. Окно? Но… она же сама перед сном закрыла его. Она это помнила четко и ясно, помнила, как провела рукой по плотно прижатой к косяку раме. Она стала вглядываться в темноту комнаты. Нет, несомненно, перед ее глазами синел квадрат широко распахнутого окна. Итак, неожиданно трезво и логично подумала Кристина, итак есть два варианта. Либо его открыла я, либо его открыл кто-то другой. Само оно могло распахнуться? Нет. Могла ли его открыть я? Нет, если я не хожу во сне. А я во сне не хожу. Кажется…Нет, все-таки скорее всего, не хожу. Значит..значит, его открыл кто-то другой. Мог ли это сделать человек из дома? Нет. Я всегда запираю дверь. Старая привычка, еще с оперных времен. Она усмехнулась новому словосочетанию «оперные времена», но вернулась к прежней мысли. Итак, это не мог сделать человек из дома. Значит… Значит…Ей стало страшно. Значит, окно открыли с улицы. Но кто мог сделать это? И …зачем?
Она резко вскочила с постели. Дрожащими руками долго не могла зажечь свечу. А когда трепещущий язычок пламени слабо озарил комнату, она увидела то, от чего она похолодела от ужаса.
Музыкальная шкатулка. Шкатулка в виде обезьянки в персидском халате, играющей на цимбалах.
Рауль вздохнул.
- Так она придет сама?
- Да – кивнул Призрак. Он стоял около своего макета театра и меланхолично проводил кончиками пальцев по нему, стирая пыль. – Она придет сама, если захочет.
- Почему ты в этом так уверен?
- Я оставил ей знак.
Где-то в глубине дома часы глухо пробили полночь. И в этот самый момент в обезьянке что-то щелкнуло, она смешно дернула головой и стала играть. Ту самую мелодию….
- То есть ей ничего не угрожает? – медленно и задумчиво произнес Рауль.
- Да поймите, что нет! – раздраженно бросил Призрак. – Да не могу я причинить ей зла, не могу! Как вы этого не понимаете. Я оставил ей знак…Она должна понять, что вы в моих руках, что я жду ее… Она сама придет сюда.
- А если она не придет?
- Тогда…мир сошел с ума…Она должна прийти ради хоть кого-то из нас…
- Ради «хоть кого-то»?
- Да. Разве вы этого не поняли? Она должна прийти сюда – ради меня, или ради вас… Именно поэтому вы здесь.
- А если она не придет…
- …то мне очень жаль вас, месье виконт… Тогда вы наконец-то хоть немного поймете, что значит быть на моем месте… Тогда вы узнаете, что чувствует человек, когда его предают.
Рауль задумался.
- Развяжи – попросил он.
Призрак прищурился и посмотрел на него.
- Однако, месье виконт…
- Развяжите, - повторил Рауль. – Я не собираюсь кидаться на вас. Вы уже сделали все, теперь остается только ждать… Вы обещаете, что с Кристиной ничего не случится?
- Я клянусь вам в этом.
- Тогда развяжите меня. Я тоже буду ждать ее решения. Пусть сегодня мы все будем свободны.
Призрак подумал.
- Хорошо.
Кристина вздрогнула, когда шкатулка заиграла. Сначала она в ужасе зажала уши руками, но даже через ладони до ее слуха доходила эта мелодия….Эта мелодия!!! Казалось, что она играет внутри нее, а не исходит из этого уродливого механизма на столе. Эта мелодия!! Кристина в отчаянии ударила рукой по шкатулке. Она тихо крякнула и замолчала. Затем обезьянка завалилась набок, продолжая – правда, уже беззвучно – подергивать лапками, в которых были навечно зажаты цимбалы.
Рауль сбросил с себя развязанные веревки и встал. В конце концов, орать и лезть на рожон смысла сейчас действительно не было. Кристина либо придет, либо нет. А пока надо ждать. Только ждать… Ждать…
- Почему вы решили, что она может изменить свое решение…а ведь вы надеетесь, что она изменит его?
- Очень просто. Я прочитал ее дневник.
- Вы читали ее дневник?
- Да, вот такой я гад, - с вызовом ответил Призрак. – Да, я прочел его. И знаете что?
- Что?
Призрак закрыл глаза и стал цитировать по памяти.
- "…. Вот и все закончилось… Что это было? Я…не знаю…я не помню..Боже, что же я натворила…За что мне это…. И..и я не знаю…если бы мне еще раз дали право выбирать, сделала бы я тот же выбор…"
Вот так… Я даю ей еще раз право выбирать. Только теперь уже все будет честно. Я не буду давить ни на ее жалость к вам, ни на инстинкт самосохранения… Возможно именно тогда я и поступил неправильно, когда поставил на кон вашу жизнь… Добрая девочка… Она пожалела кого-то из нас…. Ее поступок был продиктован всего лишь жалостью…
- Только вот к кому? – резко спросил Рауль.
- Не знаю, - совершенно искренне ответил Призрак. – Я не знаю.
Рауль вздохнул. Ну что ж… Может и надо, чтобы это все произошло. Он слишком хорошо помнил состояние Кристины в последнее время. И если оно было следствием тех ужасных минут в подземелье… Что ж, может то, что произойдет сейчас, пойдет только ей на пользу? Может она избавится от того ужасного чувства, которое грызло ее все эти месяцы? И если…если она действительно будет счастлива, изменив свой выбор….тут Рауль сжал зубы до спазма в скулах…то он отпустит ее. Он будет рад, если она будет счастлива… Он будет только рад ее счастью, которого она ,как окажется, не смогла достичь с ним… Ну конечно, тут же скептически возразил внутренний голос, разумеется, это ты сейчас так говоришь. А вот когда – и если! – она действительно выберет Его…посмотрим, что ты будешь делать. Не думаю я, что ты смиришься. Это хорошо бросаться благородными мыслями, когда ты уверен в своем преимуществе. А вот когда окажется, что все не так уж и радужно?
Рауль вздохнул. Так или иначе остается пока только одно – ждать. Просто ждать… И все.
Он подошел к Призраку.
- Покажите, что это, - попросил он, указывая на макет театра.
Кристина смотрела на шкатулку, которая полураздавленным жуком дергалась перед нею в беззвучной агонии. Она поняла все. Поэтому осторожно взяла деревянный ящичек в руки – и подивилась его легкости – прижала его к груди, и вышла в коридор.
Двое мужчин ждали ее с внутренним содроганием. Кристина либо придет, либо нет. Она понимали это оба. Нет, разумеется, они не стали внезапно самыми задушевными друзьями. Но и не испытывали желания вцепиться друг другу в глотку. Раньше кто-то из них был более счастливым соперником, и другой был готов продать душу дьяволу, лишь бы одержать верх самому. А теперь…теперь они оба были в одинаковом положении, оба балансировали на полузатопленном плоту. И оба ждали – придет она или нет? Сейчас их не волновало даже не то, какое решение она примет. Самым важным был другой вопрос. Такой простой и такой важный. Придет она или нет?
- Рауль… - тихо позвала Кристина в полуоткрытую дверь – Рауль…
Никто не отзывался. Она сделала шаг вперед и распахнула дверь. Комната была пуста. В ней тоже было распахнуто окно и звездное небо с любопытством заглядывало в дом. Но Кристина не видела этого. Она смотрела под ноги. Там, уютно расположившись на дорогом ковре лежала черная шелковая ленточка. Точно такая же, какими были перевязаны розы, которые дарил ей Призрак. Только теперь розы не было. Была только черная ленточка. Траурная ленточка.
Интригует.
-0 Вот она, нечистая совесть как мучает.
Это не трупы, это так... самое начало.. %#-) Там дальше вообще Вальпургиевый вечер начнется :wow: 
Интересно сравнить с моими наметками. %#-) 
