Название: Новые Истории Эрика
Автор: Лео.
Рейтинг: ->G (возможен PG)
Пейринг: Э/ОЖП (в перспективе).
Основа: книга Гастона Леру
Жанр: приключения
Размер: макси
Саммари: попытка увидеть, смог бы Эрик «быть как все» и как бы он таковым стал. 
Диклеймер: автору принадлежат только персонажи, придуманные им самим, никакой материальной выгоды он не извлекает.
        Эпиграф:

«Есть такая легенда – о птице, что поет лишь раз за всю жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоиться, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный и острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам бог улыбается в небесах. Ибо все лучшее покупается лишь ценою великого страдания… По крайней мере, так говорит легенда.»
Колин Маккалоу, «Поющие в терновнике».

«Когда глину творенья Аллах замесил,
Он меня о желаньях моих не спросил.
И грешил я по мере отпущенных сил.
Справедливо ль, что в рай меня Бог не впустил?»
Омар Хайям

***
Я лежал и не шевелился…
Была ли это не-возможность или столь глубинное нежелание, я не понимал.
По-моему, так продолжалось несколько дней. Потом я наконец вздохнул поглубже и сжал руки. На пальце было кольцо…

Я лежал на каменном полу, от которого исходил лютый холод. Где-то рядом журчала вода. Стояла кромешная тьма. Меня что-то укрывало целиком, какое-то тяжелое бархатное покрывало. Как покойника…   
С огромным трудом я все же сумел подняться, все тело мое дрожало то ли от холода, то ли от небывалой слабости.
Последнее, что я помнил, были гаснущие свечи, неясные тени на стенах моего озерного дома, словно призраки прошлого явились в мой смертный час… И мысль о скором избавлении от страданий и боли… Смутная надежда…
Что же, мне и в этой людской радости отказано? Что со мной, Господи?
Я не умер. Но что же со мной, где я? Судя по всему, возле источника под землей. Именно здесь я велел Кристине оставить мое тело после смерти. Кристина… Милая моя девочка, ты сдержала слово – вернулась и похоронила меня, оставив на моей руке кольцо.
Но я жив.
Живой труп? Подумать только!
Мне хотелось рыдать.
Из глотки рвался дьявольский хохот.
У меня не осталось сил ни для того, ни для другого.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. А ШОЛЬЦ.
Уже несколько лет А Шольц был объявлен в розыск во всех государствах Европы – от Великобритании до Румынии, в Российской Империи и даже в Штатах. Розыск не был объявлен во всеуслышание, его портреты не висели на каждом столбе. Нет, его ловили очень тайно, очень скрытно и как-то даже вяло. Создавалось впечатление, что власти не то чтобы не хотели, они не знали толком, кого ловят. Вроде бы – ученого. Талантливого ученого, знатока медицины, биологии и прочих естественных наук, а так же истории и литературы. В юности увлекался путешествиями, языческими религиями и патанатомией. При чем, тела, выбранные им для своих целей, обычно похищались из-под носа у родственников, а после с трудом поддавались опознанию. Многих живых, связавшихся с ним, в живых потом не видели.
Жаль только, что никто из тайных полиций и правительств Европы не мог оценить, какой это милый и замечательный человек – доктор А Шольц.

И вот однажды судьба завела его в Париж. О да, это и вправду было одно из немногих событий в его жизни, о которых можно сказать: «судьба». Но – все по порядку…

Как-то под вечер, покончив со своими грязными, темными делами, Шольц решил вкусить малую толику людских удовольствий. Побродив по блестящим от недавнего дождя улицам, он вышел на один из множества парижских бульваров. По обе стороны тут были дешевые кафе и магазинчики. Правда, в столь поздний час, практически все они закрылись. Только в одном кафе еще горели огни, и тусклые желтые пятна света от его окон ложились на мокрые камни мостовой. Шольц, подумав секунду, зашел внутрь.
В кафе почти уже не было посетителей: только два пропитых алкоголика у окна, да еще один странноватый человек, сидящий в углу спиной ко всей зале. Шольц сел за ближайший к выходу столик и заказал коньяка. Собственно, коньяк был преотвратный, но Шольцу случалось пробовать и хуже, а посему он стал неспеша потягивать пойло и наблюдать за персоной в углу.
Персона была тем интереснее, что на оную то и дело с отвращением поглядывали девушки-официантки. Одна даже бросила презрительно вполголоса: «Урод». На Шольца «урод» всегда действовало примерно так же, как на искусствоведа или художника – «шедевр». Он стал пристально разглядывать этого человека. Правда, с этого ракурса ему было видно очень мало. Было ясно, что это – мужчина, уже немолодой, и что он либо невероятно слаб, либо ужасно пьян. В какой-то момент человек наклонил голову и на секунду образовалась щель между полями шляпы и поднятым воротом пальто. Шольц мельком увидел, что голова его, похоже, практически лишена волос, а кожа имеет бледный желтый оттенок.
Все! Шольц более не мог изнывать от любопытства. Он взял свою рюмку и просто, без церемоний, подсел к таинственному незнакомцу.
– У Вас свободно? – спросил он уже задним числом.
Это было потрясающее зрелище, такое Шольц видывал нечасто. Патология этого несчастного явно была врожденной и, не смотря на то, что она не коснулась строения костей, облик его был безобразен, насколько возможно. Цвет кожи, ее вид, глаза, черная дыра вместо носа – природа будто специально подбирала детали чудовищной маски. Однако Шольц отметил, что черты лица развиты симметрично, кости ровные, правильные, качественные. А бедолага был бы недурен собой, когда б не его уродство.
А руки! Да, разумеется, они напоминали скорее руки мумии, чем живого человека, но – какая шикарная основа. И даже малейшие движения бесподобны! Парень явно был музыкантом.
– Что Вам нужно? – говорил несчастный очень тихо, а голос был севший, охрипший, как при бронхите.
– Я тут наблюдал за Вами… – начал Шольц.
– Старею, не заметил.
– Мда. Так вот, у меня к Вам есть деловое предложение.
– Что? – незнакомец как-то странно качнул головой. Шольц начинал понимать, что оба его предположения верны: он был слаб, истощен, и, вдобавок, сегодня перебрал лишнего.
– У меня к Вам деловое предложение. Мое имя – А Шольц. Доктор А Шольц.
– Ясно, – процедил урод сквозь зубы. Лицо его, и без того безобразное, исказили горечь и презрение.
Он резко поднялся из-за стола и, с трудом удержав равновесие, пошел к выходу.
Шольц дождался, пока он выйдет на улицу, и помчался следом. Хотя, спешить не было надобности – несчастный еле шел. Лошадь, вымотанная настолько же, уже бы издохла.
– Стойте! – взмолился Шольц, поравнявшись с незнакомцем. – Боюсь, что был превратно Вами понят…
– Мне нечего понимать, – незнакомец, чтобы не упасть, вынужден был ухватиться за стену.
– Боюсь, Вы ошибаетесь… – Шольц не успел закончить, ибо его собеседник окончательно лишился  чувств и рухнул наземь.

Отредактировано Leo (2006-08-30 00:19:10)

Еще кусок, который можно счесть достойным прочтения... %#-)
В обычных поездах с купе, а особенно фешенебельных экспрессах и люксах, Шольц не ездил принципиально. Просто его потребности и образ жизни часто шли вразрез с общепринятыми, а так он не доставлял неудобств ни себе, ни окружающим.
Путешествовать он предпочитал в грузовых вагонах, давая щедрые взятки машинистам.
Груз, который он вез в этот раз был совершенно особенным…
И вот, в 6.30 утра Шольц стоял на платформе рядом с множеством чемоданов и тремя ящиками. Он обожал эти моменты перед отправлением.
Предрассветный туман еще не развеялся, в ветвях деревьев, в кронах, искрящихся росой, пели утренние птахи.
Перрон был почти пуст. Грузчики заполнили вагоны еще ночью.
Хотя путешествие и обещало быть спокойным, Шольц все же надеялся, что фортуна не изменит себе и все же преподнесет ему сюрприз. Да, еще он надеялся, что сюрприз ему преподнесет его ассистент и помощник Игорь. Невероятный, удивительный сюрприз – явиться вовремя.
Время отправления приближалось. Ох, Игорь-Игорь! Да что ж с тобой поделаешь? Другого такого ассистента не найти.
– Доктор, я не опоздал?
Игорь! Влез на перрон через ограду? Правильно, зачем идти до лестницы.
Игорь выпрямился и отряхнулся. То был молодой парень, среднего роста, с темными волнистыми волосами и очаровательной улыбкой. Порой, когда дело касалось медсестер, билетерш и прочих особ женского пола, с которыми им приходилось иметь дело, улыбка Игоря действовала лучше, чем деньги Шольца.
– Браво! Почти вовремя, – отметил Шольц.
– Ну так я стараюсь, доктор. Итак, заносим?
– Покомандуй мне тут! Заносим.
Они вдвоем перенесли в вагон чемоданы, саквояжи и два ящика, оставив напоследок самый длинный (метра два) и при этом самый узкий (не больше метра). Подойдя к нему, Игорь неожиданно замялся.
– А как мы его понесем?
– Руками. Можешь – зубами.
– А чем вперед?
– Тобой вперед. Бери и пошли.
Они внесли в вагон последний ящик и закрыли двери. Все – теперь их не должны были тревожить до следующей остановки. А она предстояла ой как нескоро.
Игорь приподнял крышку третьего ящика и, в который раз, засмотрелся на его содержимое.
– Удивительно! Природа настолько великий художник.
– Оставь его, Игорь. Не дай Бог, очнется. Лишняя капля морфия его убьет.
– Да, да, – Игорь опустил крышку. – А что если нас будут досматривать?
Шольц пожал плечами, устраиваясь на одном из мешков.
– Ох, камни там что ли?
– Бобы.
– Господи! А будут досматривать, скажем, что покойного дядюшку в родные пенаты перевозим. Трудно не поверить, ты не находишь!
Оба усмехнулись.
Состав заскрипел и тронулся с места.
– Поехали!
– Домой!

Их путь лежал в самое сердце Европы, в один из укромных уголков Старого Света. Ни на одной из стоянок их не досматривали. Они ехали, наслаждаясь жизнью, а так же – незабываемыми видами лесов, озер, деревень, городов и, конечно же, Альпийских гор.
На одной из стоянок в маленьком городке они сошли с поезда, наняли дилижанс (без опаски – ку-чер был «свой человек») вовсе затерялись в бездорожье.
Тут то их ценный груз и начал подавать признаки жизни. До этого Шольц колол ему морфий и ка-кие-то собственного изобретения растворы, чтобы поддерживать его существование. Теперь же по-зволил ему потихоньку прийти в себя, все равно тот был слишком слаб, чтобы предпринять что-либо.
– Он с норовом. Еще с каким, – говаривал Шольц во время пути.
И вот, Игорь в этом убеждался. Эта странная шутка природы с ненавистью скрипела зубами и пы-талась трясущейся рукой открыть дверь едущего дилижанса.
– Тише, дуг мой, тише, – осадил его Шольц. – Вы переоцениваете себя и недооцениваете нас. От-дохните, не тревожьтесь. Вам осталось страдать недолго.
Дилижанс остановился возле небольшого замка, словно выросшего из плоти скалы, служившей ему фундаментом. С одной стороны к замку вело покатое каменистое плато, с трех других – окружа-ла пропасть. На дне пропасти бурлила горная река, которую питали подземные источники и крутой водопад, низвергавшийся с одной из соседних вершин.
Едва дилижанс оказался во внутреннем дворе, Игорь с кучером отправились глубоко в подвал ра-зогревать котельную, а Шольц неспеша доставил свою бесценную находку в лабораторию. Урод снова потерял сознание и доктор нес его на руках.
Когда он укладывал его на стол в лаборатории, из горла этого полумертвого существа донесся глухой, тяжелый стон.
– Тихо, родной. Это еще не боль. Черт, что же они там возятся? Ну и холод!

Следующим вечером Шольц спустился в свое хранилище. Вот здесь было воистину холодно.
Любой другой не задержался бы здесь и на минуту. Джентльмен откланялся бы и ушел, леди упа-ла бы в обморок.
Но Шольц входил сюда с благоговением, как в храм.
Вот они, образцы. В пробирках, колбах, резервуарах, наполненных им же изобретенным эликси-ром жизни. Как его любовно окрестил Игорь – «киселем». Пусть будет так, очень милое название. «Кисель» – очень нужная и замечательная вещь. Это вам не какой-нибудь спирт или формалин.
Образцы были почти что живы в «киселе».  Конечно, если «живы» применимо к частям человече-ских организмов.
Залюбовавшись, Шольц чуть не забыл зачем, собственно, пришел. Он завернул в один из закут-ков.
Скальпы. Три стеллажа от пола до потолка.
– Ну-с, который…
Шольц стал всматриваться в содержимое колб, не забывая, конечно, про карточки с описанием свойств, которыми снабжался каждый его образец.
Ну где же, где же?
Вот! Один из его любимых. Копна густых темных волос. Он еще помнил человека, которому при-надлежали эти волосы.
– Тоже был с норовом, – усмехнулся Шольц, беря колбу с полки.

А Шольц любил рисовать. Каждые поиски душевного покоя приводили его к карандашу и бумаге. Вот и теперь, поставив колбу со скальпом перед собой, он сидел в своем кабинете и рисовал. рисо-вал вдохновенно, увлеченно, легко, используя вместо мольберта собственные ноги, закинутые на стол.
В кабинет вошел Игорь. Он на ходу снимал резиновые перчатки: видно, он заканчивал последние приготовления. Увидев, что доктор рисует, он не смог отказать себе в удовольствии взглянуть на его творение.
– Это то, о чем я подумал? – спросил он, окинув взглядом рисунок и, мельком, содержимое колбы. – Точнее – кто?..
– Именно, друг мой, – улыбнулся Шольц. – Ты все приготовил?
– Все, как Вы велели.
– Молодчина. Завтра, в четыре утра, в операционной. И поешь хорошенько, а то боюсь, до вечера не управимся.
Игорь ушел к себе, а Шольц, закончив рисунок, сел на подоконник, свесив ноги наружу (над пропа-стью) и стал курить одну сигарету за другой.
Спать он сегодня не будет.

Да, классика жанра, но я это сделала вполне целенаправленно. Надоело, что в американских ужастиках таким вполне русским, во всяком случае, восточноевропейским именем, называют страшенных олигофренов. -0
И спасибо за отзыв о стиле  *-p
И вот тут еще один кусок, правда, маленький, связочка, так сказать...
Игорь обожал смотреть на Шольца за работой. Это было ни с чем несравнимо, божественно. Ко-гда он ассистировал этому гению, то чувствовал, что и на него снисходит божественный огонь, и на-зывал учителя не иначе, как – Маэстро.
Человеческая плоть в его руках из чего-то нерушимого, привычного, превращалась в изумитель-ный материал.
Здесь, в своей обители, Шольц  был бог.
А руки Шольца!.. Они были изящны, как руки художника или музыканта, и точны, как механизм ча-сов.
Они трудились до поздней ночи и сделали при этом лишь малую часть всей работы.
Затем погрузили будущий шедевр в «кисель» и оставили до следующего рассвета.

Отредактировано Leo (2006-08-30 00:20:18)

Финал первой главы, мадам, месье... :0

Как было больно. Болело все тело до костей. Больно было дышать, даже вспоминать было боль-но.
Что же он сделал? Пошел к людям в надежде, что найдет, наконец, свою смерть. Пошел без мас-ки, такой как есть, но они только шарахались в стороны. Почему? Во время его скитаний, когда он скрывался, большинство проявляло к нему нездоровый, настойчивый интерес, а теперь потеряло всякий… Психи.
Или же это он изменился. Теперь он не был прежним сильным, опасным волком-одиночкой. Он был обычным немощным стариком, просто невозможно уродливым.
Тогда он решил выпить с горя.
А потом… к нему подсел… доктор.
Потом был долгий, тревожный, темный сон, обрывки бреда и яви, мелькали лица того «доктора» и еще какого-то молодого парня.
И была боль, адская, рвущая на части. Она то возносила к самым вершинам агонии, неведомым ранее, то опускала в тихий омут, где во все тело, мозг и, казалось, душу входили тонкие иглы. Затем снова наступило забытье.
Теперь же он чувствовал, что пробудился окончательно. Он возвращался в жизнь, ясно чувствуя все свое горящее тело.
Звучала музыка – музыка Моцарта. Эрик возвращался под веселые колокольчики Папагено. Он вдохнул. Выдохнуть удалось только со стоном.
– О, друг мой! С пробуждением! – это был голос того доктора.
Эрик огляделся. Странное ощущение – как будто глаза из орбит вылезли.
Он находился в кабинете, обставленном строго, но дорого. Преобладали здесь серый камень, благородный орех и кожа. Жарко горел высокий, в человеческий рост, камин.
Эрик лежал на широкой кушетке в самом центре кабинета.
– Как Вы себя чувствуете? – мило улыбнулся доктор.
– Больно, – честно ответил Эрик. А был ли смысл лгать? Бежать? Снова убивать? Нет, он слиш-ком стар, слишком устал для этого. – Все тело, будто опухло.
– О, уверяю Вас, это далеко не так. Игорь!
Вошел молодой парень, которого Эрик видел мельком во время секундных пробуждений. В руках он нес зеркало, неплотно обернутое черной кисеей.
Они что, хотят поиздеваться над ним, над несчастным старым чудовищем?!  Эрик поймал себя на мысли, что ему все-равно. Почти.
– Что вам надо? Чего вы хотите от меня? Что вы со мной сделали?
Они ничего ему на это не ответили. Только переглянулись, и парень поставил зеркало прямо пе-ред Эриком, решительно сдернув с него полог.
Лишь мелком увидев свое отражение, Эрик резко отвернулся, превозмогая боль.
– Как?..
Нет, ему пригрезилось. Эти подонки что-то ему вкололи, какую-то дрянь. Он медленно-медленно повернулся и посмотрел в зеркало долгим внимательным взглядом. Нет, это иллюзия – наркотиче-ская, оптическая; любая… Это – дурман, бред.
Но…
Одной рукой он коснулся лица, а другой – холодного, гладкого стекла. Нет, ЭТО не могли быть его руки! Там, в зеркале был НЕ ОН!..
Он хотел что-то сказать этому доктору и его улыбчивому, смазливому мальчику. Он вдохнул по-глубже один раз, второй. Нет, все-равно воздуха было мало. Из глаз потекли слезы.
Комната закружилась и унеслась куда-то ввысь, в черную бездну.

Он ощутил резкий запах нашатырного спирта. Ощутил так ясно и остро, как никогда раньше.
– Не пугайте нас так больше, друг мой.
– Что вы со мной сделали?
– Взгляните еще раз в зеркало и увидите. Не правда ли, впечатляет?
– Как?!
– Вам дать подробное описание всех наших действий? Месяца не хватит.
Эрик задрожал и вновь заплакал. Он попытался вытереть слезы, но тут же отдернул руки от лица, словно обжегся.
Доктор сел рядом, положил руку ему на саднящее, пульсирующее болью плечо.
– Ну, будет-будет. В Вашем нынешнем состоянии лучше не нервничать.
Но прошло около часа, прежде чем Эрик смог взять себя в руки. Он обернулся к доктору.
– И – что теперь?
– Теперь, друг мой, нам предстоит долгое и тесное сотрудничество.
– А если меня это не устроит?
– Тогда я должен Вас спросить: заинтересованы ли Вы в том, чтобы сохранить неизменным то, что видите в зеркале?..

Отредактировано Leo (2006-08-30 00:21:23)

Пошли галлюцинации посложнее...  %#-)
И Джокер не заставил себя ждать. Судьба снова начала свою партию.
Однажды, дождливым мартовским днем, его, без объяснения причин, препроводили в участок полиции. Не грубой силой, конечно, но он решил не спорить. А по дороге все недоумевал – что послужило тому причиной? В последние два года он не совершал никаких сомнительных действий. Последним случаем, когда он имел какой-либо контакт с полицией, был его приход с заявлением, что графа Филиппа убил Призрак Оперы. Разрядил, так сказать, служащим напряженную обстановку.
В участке его оставили на некоторое время в полутемном кабинете одного. Этот прием очень любят во всех странах. Находясь в одиночестве, в тревожном ожидании, человек уже был наполовину готов сотрудничать.
Наконец, в кабинет вошел высокий сухопарый человек с короткими светлыми волосами. Взгляд у него был тяжелый исподлобья, движения четкими и сдержанными.
– Пьер Фуко, – представился человек. – Месье… – тут он назвал перса по имени. Это дарогу удивило и насторожило, ибо он был уверен, что никто в Париже, кроме Дария, его имени не знает. Да и сам он уже позабыл, как оно звучит. Дарий называл его «господин», Эрик – дарога. Все прочие в Опере, между собой звали его просто «перс». Но при встрече все-равно не знали, как быть, и порой создавалось впечатление, что его зовут «добрый день».
Дарога попытался стряхнуть с себя воспоминания и вслушаться в речь Фуко.
– Я – представитель особого отдела полиции Франции. Хотя, наш отдел, в сущности, занимается тем же, чем и любой рядовой полицейский – борьбой со злом, но в более опасных и тонких его проявлениях. От того и действовать порой приходиться более рискованно. Вы ведь находились на государственной службе у себя на родине?
– Да, – дарога кивнул.
– И Вы, верно, не откажете стране, давшей Вам приют?
Дарога припомнил крепких парней, что вели его в участок и тех, что стояли у дверей кабинета.
– Нет.
– Прекрасно. Дело очень сложное и щекотливое. Оно касается одной мусульманской семьи, проживающей, как и Вы, в Париже.
– Не затронет ли это дело чести этой семьи?
– Удачный его исход спасет ее. Дело в том, что эту семью постигла беда – их единственная дочь , единственное их дитя, оказалась искалеченной в результате несчастного случая. Ни один хирург не решался восстановить ее физический облик, поскольку велик риск совсем погубить бедную девушку. Но ведь всегда найдутся проходимцы, готовые поживиться на чужом горе. Недавно им предложил свои услуги некто А Шольц. Его, так называемая врачебная практика, не более, чем прикрытие для его бесчеловечных экспериментов. Его жертвами становятся несчастные, доверившиеся ему. Это чудовище разыскивают по всей Европе.
– Я о таком не слышал. Почему же об этом чудовище не объявят публично, чтобы более никто не заключал с ним сделок?
– На то есть ряд причин. Одной из них является то, что в Европе может начаться всплеск недоверия ко всем врачам, что занимаются частной практикой.
– Да, возможно, – протянул дарога. – Но почему же вам понадобился именно я?
– Эта семья живет очень закрытой жизнью, не подпуская к себе европейцев и всячески ограничивая контакты с ними. Так что нам требовался человек, родом с Востока, человек мусульманской веры. К тому же, Вы раньше служили.
– И что же требуется от меня?
– От Вас требуется стать достойным доверия главы этой почтенной семьи настолько, чтобы разубедить его вступать в эту опасную авантюру, а затем – убедить его сотрудничать с нами. Вы ведь согласны? – спросил, наконец, Фуко, как бы уточняя очевидно для них обоих.
– Да, я согласен.

Оказаться в весьма узком кругу друзей этой семьи не составило особого труда, как ни странно. «Случайную» встречу и знакомство люди Фуко подстроили, и почтенное семейство дарогу восприняло с радостью, ибо уже пресытилось европейским обществом. 
Семья состояла из непосредственно главы семьи, его жены и старухи-служанки. Разумеется, была еще и дочь, но о ней все умалчивали, а дарога, пока было время, тактично не спрашивал.
За следующие недели знакомства он узнал о многих невзгодах этой семьи, почему они оказались вынуждены покинуть родину, о том, как умер во младенчестве их сын и наследник. Хотя, и наследовать то толком было нечего, семья жила очень бедно.
Первый этап, таким образом, был завершен в кратчайшие сроки. Вскоре Фуко ненавязчиво напомнил, что, собственно, является их главной задачей. Дарога помнил и сам, да только последнее время все больше чувствовал, что делает что-то неверное, совершает ошибку. Тогда, в отделении, он просто-напросто побоялся отказать. Как-то не верилось, что такой человек как Фуко, настолько открыв карты, примет отказ и отпустит его с миром. Да и годы безделья сыграли с персом злую шутку.
Так что однажды, когда глава почтенного семейства не пришел на назначенную дружескую встречу, перс чувствовал даже некоторое облегчение.
Вокруг шумел голосами и листвой весенний парк. День стоял дивный. Но вдруг он заметил, что на противоположной стороне аллеи сидит на скамье и неотрывно смотрит на него, молодой человек в поношенных черных брюках и сюртуке, белой свободной рубахе, расстегнутой на всю грудь, высоких сапогах и шляпе. На шее у него висело что-то вроде талисмана, какая-то кость или вроде того. Он вальяжно раскинулся, вытянул ноги. И ухмылялся. Собственно, лишь ухмылку и было видно, остальное лицо скрывала тень от полей шляпы.
Почувствовав себя несколько неуютно под столь пристальным взором, перс встал и направился к незнакомцу. Однако тот спешно поднялся и исчез среди толпы.
Догонять его дарога не стал. Мало ли кругом сумасшедших? Он сам не понимал, почему, но у него осталось стойкое ощущение, что молодой человек не в себе. Определенно, было в нем что-то странное. Что-то, не дающее персу покоя. Так бывает, когда услышишь где-то мотив и знаешь, что слышал его раньше, да только позабыл где…
Тем же вечером произошло нечто еще более странное. Дарога поужинал и уже собирался ложиться спать, как вдруг раздалось несколько нервных звонков и пинков – да-да, именно пинков – в дверь. Дарий поспешил открыть, но неизвестного и след простыл, словно его не было вовсе. О нем напоминало только подкинутое под дверь письмо. На конверте значилось имя дароги и Дарий поспешил передать его хозяину. Перс распечатал письмо и быстро пробежал глазами по машинописным строчкам:
«Не доверяйте Фуко и опасайтесь встреч с ним. Оставьте попытки повлиять на судьбу почтенного семейства, оно вовсе не нуждается в Вашей помощи.
Если жизнь Вам дорога, немедленно собирайте чемодан и уезжайте из города.
Искренние доброжелатели».
Дарога тут же кинулся к окну в надежде увидеть хоть кого-то подозрительного. Но по улице брели только обычные люди, поздние прохожие.
Он решил пока ничего Фуко не рассказывать.

– Они съехали вчера ночью. Так спешили, – это сказала ему уже соседка семейства, одинокая пожилая мадам.
Дарога был этим известием озадачен, если не огорчен. Из-за чего? Почему так скоропалительно? И как это повлияет на его сотрудничество с Фуко, (встреча с его людьми предстояла уже завтра)?
«Да что ж поделать? – решил он. – Будь, что будет».
Дарога спокойно поужинал, принял ванну и лег спать.

Дверь не открыли, не взломали – ее вышибли пинком огромной силы. Перс едва успел увидеть время на часах (половина четвертого утра), как к нему в комнату ворвался неизвестный. Хотя, нет – вполне известный. Это был парень из парка. Он, ни говоря ни слова, достал из-под шкафа в спальне чемодан, бросил его дароге, а затем открыл сам шкаф и стал выбрасывать оттуда вещи.
– Кто Вы такой? – вымолвил, наконец, перс, выйдя из оцепенения. – Где Дарий?... Дарий! – позвал он.
На зов никто не явился.
А незнакомец, швырнув дароге ворох его вещей, подошел к противоположному углу спальни и ударил каблуком по одной из досок паркета. Тайник с честными накоплениями перса услужливо открылся. Незнакомец выгреб оттуда все деньги и… бросил дароге.
И выжидающе замер.
– Что? – выдохнул перс. – Вы кто?
Он уже начал осторожно нашаривать под подушкой револьвер, как в коридоре послышались торопливые шаги. Неужели наконец-то Дарий?.. Нет. Еще один совершенно незнакомый молодой человек, вроде бы помоложе первого, хотя – трудно сказать. Этот был одет в костюм и пальто.
– О! – воскликнул он. – Чудно! Прекрасно! Ты что творишь? Да уж воистину – Шольц голову не лечит!
– Что здесь происходит?! – взорвался перс. Воспользовавшись моментом, когда входил второй, он достал из-под подушки револьвер.  – Что происходит в моем доме?
Второй неизвестный выжидающе посмотрел на первого.
– Что ж ты замер? Ну, расскажи ему, что происходит. Поболтайте, вспомните былое…
– Где мой слуга? – быстро вставил дарога, по-прежнему держа перед собой револьвер.
– Без сознания, – ответил второй. – Но он жив, с ним все в порядке.
– Кто вы? Что вам здесь надо?
– Прошу Вас, не беспокойтесь, месье. Мы не желаем Вам зла. Напротив. Вы ввязались в очень опасную игру и при том – встали не на ту сторону. Вы ведь слышали от Фуко про доктора Шольца?
– Про это чудовище? Да, слышал.
Услышав это первый презрительно хмыкнул. Второй спокойно покачал головой.
– Он – гений.
– И гений может быть чудовищем.
– Он – хороший человек.
– А его эксперименты?
– Полиция все извращает, искажает факты насколько возможно, чтобы сделать его чудовищем. Его эксперименты направлены не во зло, но на благо людям. Конечно, случаются и смертельные исходы, как в любой врачебной практике. Но бывают и весьма удачные… – второй в упор посмотрел на первого. – Ну, давай уже… А то времени мало.

Отредактировано Leo (2006-08-30 00:16:00)

Первый медленно повернулся, включил верхний свет и подошел к дароге, мягким движением отведя в сторону револьвер.
– Ну, здравствуй! Видишь, даже умереть по-людски не вышло…
Дарога замер. Голос… Это был голос Эрика.
– Не правда ли, Шольц гений?..
Перс выронил револьвер и стал медленно отступать назад. Этот бред – дикий бред – никак не укладывался в голове.
– Эрик?!
Молодой человек кивнул. Дарога покачнулся и схватился за сердце.
Оба поспешили его подхватить.
– Я сейчас! – тот второй скрылся в коридоре и вернулся с какими-то каплями. Разведя их в стакане воды у прикроватного столика, он велел дароге выпить все до дна. Тот послушно выпил.
Все это время он старался не смотреть на человека, поддерживающего его. Но, вот он отдышался, боль под ребрами утихла, и он решился поднять взор.
Поля шляпы и тень от них, как и вчера в парке, скрывали верхнюю часть лица, и дарога решительно снял ее с головы… этого мужчины.
Облик, представший перед ним, был вполне достоин кисти Рафаэля: алебастровая кожа, красивые правильные черты, волнистые темные волосы, горделиво вскинутые брови, надменная ухмылка на тонких губах.
Золотисто-желтые глаза.
– Эрик!

Через час квартира опустела. Игорь отдал Дарию ключи от квартирки, где можно был отсидеться какое-то время, тем более, что слугу вряд ли хватятся. Остальные же отправились, как выразился Эрик, «в более надежное место».
В экипаже сидели Перс и Игорь, Эрик сел на козлы. Перс  был этому почти рад: мысль о том, что это Эрик, не то что не укладывалась в голове, голова ее наотрез принимать отказывалась.
– Как такое могло случиться? Я был уверен, что он умер…
– Глубокая летаргия, скорее всего.  Он ведь страдает расстройством психики, и скорее всего, на него оказало воздействие какое-то сильнейшее нервное потрясение… Ведь таковое было?
– А он вам не рассказывал?
– Нет, он почти ничего не говорил нам о себе, о прежней жизни. Только о Вас, да и то – немного.
Перс понимающе кивнул.
– Да, потрясение было.
Далее ехали молча достаточно долгое время.
– У меня ощущение, что мы ездим кругами, – обронил вдруг Перс.
– Правильно, – подтвердил Игорь. – Лишняя перестраховка. На всякий случай.
– Да, да. А скажите, как получилось, что Эрик – как я понял – помогает Шольцу?
– Он не помогает. Он ему служит.
– Служит? Однако ж! Зная Эрика…
– У него нет выбора.
– Почему?
Но экипаж остановился.
Дарога и Игорем вышли, Эрик ловко спрыгнул с места возницы.
Час был тихий, на улице – ни души…
– Сюда? Здесь?!!
– А что Вас не устраивает?
– Да, дарога. Что тебя не устраивает? Или ты знаешь более надежное место?
– Нет-нет. Все устраивает. Но куда Вы денете экипаж и лошадей?
Игорь пожал плечами.
– Да, никуда. Пускай в свое удовольствие побегают по Парижу. Все-равно не наше добро.
Так, они перенесли на мостовую багаж (большей частью – вещи дароги) и Эрик щелкнул кнутом над головами лошадей.
Они послушно затрусили, унося уже пустой экипаж прочь с улицы Скриб…

Это нечто фантастическое и приключенческое. Во всяком случае задумывается таковым. Не хочу делать акцент на драматизме.:smoke: Трагических страстей было достаточно у Леру. Вряд ли у кого нибудь получится сотворить нечто столь же впечатляющее. Моменты юмора могут присутствовать в моем повестовании и будут. Кстати и у Леру в начале книги они встречаются. Взять хотя бы сцену с несчастным хормейстером Габриэлем.

Я не хотела не над кем стебаться, честное слово Да, я бывает иногда могу перегнуть палку и отойти от стиля (не именно в этом, в любом произведении), но Призрака я очень люблю. Может у меня и хромает "научность", не спорю, но я стараюсь, очень, правда... :oops: