* * *
Я снова выбрался на дорогу, твердо решив провести в седле всю ночь.
Дорога впереди делала изгиб, обходя подножие скалы, поэтому я услышал голоса моих знакомцев из трактира еще до того, как увидел их. Да, это опреде-ленно были они – обладая более чем развитым музыкальным слухом, я намертво запоминаю голоса, даже если слышал их лишь краем уха.
Но они не подстроили неуклюжую засаду, как я подумал в первый момент, нет, они спешились на дороге и спорили.
– А куда он мог деться? – вопрошал хриплый низкий голос. – Не догнали пока.
– Лошади все в мыле! – визгливо отметил другой. – А он явно не спешил.
– Значит, в лесу, да в темноте заспешил…
– Кто знает, откуда у него деньги? Вдруг это умелый головорез? – предпо-ложил визгливый.
– Наф трое, а он был один, и на вид не фкавеф, что он офень филен, – отметил третий, по тому, как он шепелявил, можно было предположить, что у него не хватает половины зубов. – Вдобавок, вы фто, не видели? Фкрипка у него была! Donnerwetter, тоффево мувыкантифки ифпугалифь?
– А я говорю вам – в лес он свернул с дороги, – заявил визгливый. – Если вовсе в воздухе не растворился. Что-то тут нечисто…
– Verdammt! – выразил свое отношение к делу хриплый. – Музыкант… Вы слыхали этот вой со стороны озера? Не туда ли он ехал на ночь глядя? Ведь-мино пение…
– Himmel! – ахнул визгливый. – Может, там шабаш какой? Духи собра-лись… плясать под дьявольскую скрипку? Может, это…
– Белая Дева поет на озере! – зачарованно предположил хриплый.
– Фвявался я с вами! – фыркнул шепелявый и добавил кое-какие подробности по поводу ночных привычек чьих-то матерей. – Луффе бы бабу фвою на дело взял, право флово! Фтруфили так, фто не поняли, фто голоф был муффкой? Он это и был, а фево ради кому-то надо петь нофью на овере, мне плевать. Я внаю, фто кофелек у него набит туго, да и фапоги явно хорофы, не го-воря об упрявы.
– Проклятое то золото! – еще более тонко выкрикнул визгливый, но я не стал ждать, чем разрешится их спор. Меня несколько задело то, что меня приняли за Белую деву, и тем более – что обозвали арию Лоэнгрина воем. Пусть слышали издалека, сквозь шум ветра и в испуге, но надо же какое-то понятие иметь! А сапоги мои вообще на их толстые лапы не налезут!
Почти бесшумно, как тень – цокот подков моей лошадки благополучно перекрывали их пререкания – я возник из-за поворота, и над дорогой повисла тишина.
– Meine herren, вы меня ждете? – вежливо осведомился я.
Они стояли посреди дороги, спешившись, при виде меня старший из них – кажется, это он смотрел мне вслед из трактира – хищно оскалился, захлестнул поводья своего коня за сук дерева, стоящего у дороги, шагнул в мою сторону, выхватывая жутковатого вида нож, и поприветствовал меня уже знакомым хриплым голосом:
– А мы-то уже вас потеряли, герр скрипач! Уж заволновались – не случилось ли с вами беды какой! Ну да ладно. Музыку мы вашу уже слышали, сейчас выясним, на месте ли у вас другой инструмент?
– Фто тут равговаривать? – хрюкнул шепелявый – на нем был изодранный мундир австрийской армии, кажется, недавно была война? У него и так-то была заячья губа, а кто-то вдобавок располосовал ему рот до полного безобразия. Он говорил настолько невнятно, что я даже не распознал австрийский акцент. Зато от недавнего боевого прошлого у него осталась сабля – тоже не в лучшем состоянии. Третий, тоже с ножом, держался позади, но азартно повизгивал, несмотря на испуг в глазах.
Ненавижу кровь… но что поделаешь? Удавка тут была явно не к месту – я не собирался убивать их. Проучить вот…
Так что, я быстро спешился и выхватил длинный кнут, которым никогда не стегал лошадей – он был нужен как раз для таких случаев.
Короткий злой свист, и хрипун выронил нож, ткань рукава разошлась на предплечье и набухла от крови – в далеком прошлом, кочуя с цыганами, я кое-чему у них научился. Лошадка захрапела и попятилась, услышав неприятный звук – это ничего, пусть даже убежит, я все равно смогу призвать ее обратно.
Знания и навыки, почерпнутые у цыган, стоили недешево, и вспоминать о том периоде своей жизни, по крайней мере, о его начале, довольно тяжело. И все же, не могу сказать, что мне не доставляло удовольствия стоять вот так, ок-руженным змеиным шипом кнута, чертившего причудливый узор в глухой тем-ноте, возводя мгновенную преграду, сквозь которую эти трое не могли про-рваться.
Танец… на грани смертельной опасности… Арена в Мазандеране… И ведь иногда я ловлю себя на том, что мне не хватает этих «Розовых часов». Тогда никто не мешал мне исследовать человеческую смерть, наоборот, мне создавали все условия… Я жадно вглядывался в глаза умиравших, желая встретить ее взгляд… удалось ли мне его уловить, или я встречал в них лишь отражение соб-ственного лица? И, в конце концов, смерти просто стало слишком много – я ус-тал от нее. Наверно, поэтому я с легкостью дал ту клятву человеку, спасшему мне жизнь.
В азарте драки – если ее можно так назвать, ко мне пока что никто из них не сумел и приблизиться, зато австриец ухитрился задеть бедро хрипуна кончи-ком своей сабли – мы и не заметили, что по дороге к нам приближалась карета.
Послышались возгласы, кучер остановил лошадей, и из кареты выскочил молодой человек, он на ходу заряжал револьвер.
На какое-то мгновенье я отвлекся, разглядывая его сквозь темень, на какое-то мгновенье кнут ушел вниз, сворачиваясь тонкой змеей, и австриец дотянулся саблей до моего лица, подцепив с краю маску… Ремешок выдержал – я выбирал самый прочный ремешок! – однако маска перекосилась, приоткрывая нижнюю челюсть. Вряд ли в темноте кто-нибудь мог хоть что-то разглядеть, но она в любой момент могла вовсе съехать на сторону. Я зарычал от злости.
Хриплый повернулся лицом к новому возможному противнику, а визгли-вого я мгновенно вывел из строя, метко срезав по глазам. Он жутко завыл и прижал руки к лицу. Я отшвырнул кнут, и шепелявый торопливо устремился ко мне, замахиваясь саблей – обрадовался, увидев, что я безоружен. Глупец! Через какие-то секунды он рухнул на землю, подрубленный собственной саблей. Юноша палил из револьвера, пока в воздух – и правильно – оставшиеся раз-бойники сбежали, забыв о своих лошадях. Визгливый слепо несся куда-то, все еще зажимая ладонями глаза, а хриплый ухитрялся чуть ли не кланяться на бегу и что-то униженно бормотал.
Стремительным движением я рассек солдату горло – в любом случае, его оставалось только добить из милосердия – а потом резко отвернулся и направился к деревьям, подальше от света фонарей на карете. Клятва… Да. Но там были оговорки. И попытку сорвать с меня маску я расцениваю как преступле-ние, достойное смертной казни!
Поправляя маску, я ощутил под кончиками пальцев разрыв. Черт возьми, вот ублюдок! Он ее рассек! Однако, маска по-прежнему закрывала все лицо, а где-то среди моих вещей имелась запасная. Как будто мало было испорченной маски, челюсть все сильнее ныла, и я почувствовал сбоку на подбородке влагу. Похоже, глубокий порез. Неужели придется зашивать? Тогда мне понадобится зеркало…
Я быстро запихнул под край маски носовой платок, поправил покосив-шийся парик и вернулся на свет, на ходу натягивая перчатки.
Юноша опустился на одно колено возле трупа, внимательно разглядывая его. Он поднял глаза, когда я подошел, потом встал на ноги. В стороне стояли кучер и здоровый лакей. Глаза мальчика задорно блестели, видимо, от одного только предвкушения несостоявшегося сражения, на щеках выступил румянец, заметный даже в неярком свете фонарей. Он был чертовски хорош собой – вы-сокий, чуть ниже меня, с красивым, породистым узким лицом, с копной потря-сающе густых черных волос… И двигался он очень изящно, а в идеально пря-мой осанке угадывался истинный аристократизм. Он был явно доволен собой – тем, что так вовремя вмешался в драку, прогнав разбойников… Прелесть какая! Не хватает только спасенной красавицы-принцессы. Но – увы! – эта роль явно не по мне.
– Почему эти люди напали на вас? – неожиданно резко спросил он. Уве-ренный тон и решительно сжатые губы странно контрастировали с этим маль-чишечье-романтичным флером…
– Я полагаю, их привлекли мои деньги, – равнодушным тоном ответил я.
– Опасно ездить ночью в лесу в одиночку, – нравоучительным тоном со-общил мальчик, вызвав у меня легкую улыбку, которую, впрочем, скрыла маска.
– Я знаю. Благодарю вас за помощь, – Я слегка наклонил голову.
– Это был мой долг, – ответил он с достоинством, граничившим с пафо-сом, которое, право, шло ему гораздо больше, но тут же снова перешел на тот же жесткий и решительный тон. – Вы были в своем праве, вы защищали свою жизнь и имущество от нападавших, я – свидетель. Он получил по заслугам, – мальчик опустил глаза на труп и отступил от него, видимо, решив, что дело за-вершено, и эта груда остывающей плоти больше не заслуживает его внимания, только бросил, – Я пришлю людей из деревни, чтобы забрали его…
Я громко позвал свою гнедую, потом поднял саблю и с интересом оглядел окровавленный клинок. Он был порядком зазубрен, местами на нем темнела ржа. Хорош вояка! Я с презрением бросил саблю на труп и снова взглянул на юношу, который, в свою очередь, не отрывал глаз от меня.
– Вы актер? – спросил он.
– Почему вы так решили? – переспросил я.
– Так ведь… – На этот раз он слегка смешался, может быть, не привык, чтобы ему тоже задавали вопросы, и его молодость снова стала особенно заметна. – Откуда вы? – продолжил он, тряхнув головой. – Вы говорите по-немецки почти совершенно чисто, но все же я чувствую в вашей речи что-то чужое. Как ваше имя?
– У меня нет ни имени, ни родины, – медленно ответил я.
Видимо, это было уже слишком. Парень сдвинул черные брови, в его ясных глазах сверкнул гнев, но в этот момент вернулась моя лошадка – далеко унеслась с перепугу! – и виновато пихнула носом мой локоть.
– Испугалась, бедняжка? – сочувственно произнес я, и она счастливо опустила веки, словно при нежном прикосновении.
Молодой человек удивленно воззрился на лошадь и увидел среди моего небольшого груза футляр со скрипкой.
– Так это вы! – воскликнул он. – Это вас я слышал! Лоэнгрин! Я рассчитывал переночевать в деревне, но не успел до темноты, потому что вдруг услышал где-то вдали голос Лоэнгрина, – в его глазах возник фанатичный, может быть, даже несколько нездоровый блеск, – Я вышел из кареты и слушал это прекрасное пение и игру скрипки, и мне казалось, что все живое должно спешить на этот зов, будто услышав кифару Орфея!
Надо же, как поэтично… Все-таки юный рыцарь меня не разочаровал. Я ухмыльнулся, ласково похлопывая лошадь по морде.
– Но стоило мне сделать шаг в ту сторону, и пение прекратилось, – пожаловался молодой человек. – О, скажите, что это были вы! Едва ли в этом лесу найдется еще одна скрипка! И ваш голос… Или вы – сам Лоэнгрин, инкогнито скитающийся по земле?
– О нет, я вовсе не прекрасный рыцарь, – слегка поклонился я. – Роль Лоэнгрина больше подошла бы вам, сударь. Я же – просто скромный певец и му-зыкант, актер – да, вы угадали – очарованный поразительной красотой этих мест. Там на озере я увидел пару лебедей…
– Но это же знак судьбы! – воскликнул мальчик. – Сударь, вы не откаже-тесь присоединиться ко мне? Мне хотелось бы поговорить с вами еще…
Я посмотрел вперед, куда тянулась светлевшая в ночи дорога. Собственно, я никуда не спешил. Поехать с ним означало вернуться в ту же деревню. Это была не такая уж плохая деревня…
– От королевских приглашений не отказываются, – признал я.
– Откуда вы узнали, что я король? – нахмурился он, когда я передал лошадь на попечение лакея и, повинуясь жесту юноши, забрался в карету.
– Это было так же очевидно, как и то, что я – актер, – улыбнулся я.
* * *
