Какими-то я небольшими кусочками выкладываю

- Мы пришли. Да?
Все остановились, не понимая, что такого разглядел Эрик в темноте. Потом священник сказал:
- Вы правы, сын мой, - из его уст впервые прозвучало такое обращение к Призраку. - Я привел вас, куда следовало, хотя и не знаю, что вам предстоит совершить здесь.
- Да что тут такое? – чересчур громко прозвучал голос виконта. Эрик, не обращая внимания на окружающих, шагнул вперед и запрокинул голову. Было темно и тихо - как и во всем соборе, как во всем мире.
- Это орган, - прошептал он. – Ведь в каждом соборе есть орган…
- Квазимодо, зажги свечи, - скомандовал архидьякон. Горбун канул во тьму; через минуту по всему храму стали зажигаться колеблющиеся огоньки. Свечей было много, из темноты показались черные иконы, смутно различимые статуи в складках одеяний, колонны, витражи… Осветился и гигантский орган. Эрик восторженно рассматривал его четкие линии, казалось, едва удерживаясь, чтобы не кинуться ближе. Он чуть прикрыл глаза, словно прислушиваясь к слышимой ему одному мелодии. Орган уходил ввысь, под самый потолок, и снизу его даже нельзя было разглядеть целиком. Но он был... как будто живым существом, способным подарить утешение своей музыкой или дать ответ на вопрос. Эрик уже готов был заговорить с ним, прикоснуться, погладить. С благоговением и восхищением, как неожиданный подарок, как воплотившуюся мечту. Мечту о великой музыке, которой он служил всю жизнь.
Ван Хельсинг, видя это, пожал плечами и хмыкнул. Такое восхищение музыкальным инструментом, пусть и очень большим, было ему несколько непонятно. Неужели возможно тратить силы на вещь, пусть и красивую?
- Какое чудо! – на одном дыхании произнес Эрик. – Он прекрасен, и как, должно быть, он звучит! Святой отец, вы играете на нем?
Священник покачал головой.
- Господь не наделил меня музыкальным даром, сын мой, - отозвался он. – Моя сила – в молитве и вере. Это наш Квазимодо звонит в колокола, хотя делает это больше по велению сердца. Он нигде не учился. Что ж, это утешение для несчастного урода…
Эрик вздрогнул. Священник, сам того не желая, ударил по больному. Он хотел уже отойти, как вдруг двери собора сотряс тяжелый удар, будто стукнули тараном. Затем что-то заскрежетало.
- Это нечисть! – вскрикнула Кристина. – Они все добрались и сюда тоже!
- Надо продержаться до полуночи! – крикнул отец Клод, стараясь заглушить нарастающий шум. За дверями, кажется, была уже целая толпа. Ван Хельсинг сдернул с плеча арбалет, а священник, почти таким же боевым жестом – крест с груди. Рауль схватился за шпагу. А потом сверху, с галереи, послышался  хриплый голос звонаря Квазимодо:
- Идите сюда!
Кристина была оставлена под охраной виконта, а трое остальных мужчин бросились наверх. То, что они увидели, запомнилось им до конца жизни. По крайней мере, тем из них, кто еще не окончил земное существование.
Как все знают, на верхних ярусах собора находится множество химер. Эти необычные крылатые создания из камня сидят на галереях, всегда загадочно-странные и одинаково неподвижные. Их позы не повторяются, а взгляды всегда грустны. Так вот, сейчас эти известные всем химеры словно оживали, и это зрелище было пугающим и торжественным одновременно. Одна за другой они расправляли крылья, снимались с места и взлетали. Нельзя было объяснить, какая сила подняла их в воздух и теперь не давала упасть, а позволяла лететь, хотя они оставались каменными. В воздухе вокруг соборных башен кружилась целая стая тяжелых каменных чудовищ, от взмахов неподъемных крыльев гудела темнота. Они пока не приближались вплотную и не пытались забраться внутрь собора, но и прочь не улетали, образуя своими телами кружащееся вокруг собора кольцо. 
- Красивые… - отрешенно сказал Квазимодо, не отрывая взгляда от чудовищных химер, так легко парящих в вышине. Сейчас он и сам был похож на одну из них. Ван Хельсинг вскинул арбалет и выстрелил. Конечно, его глазомер не подвел даже в темноте, и стрела ударилась о химеру, но, конечно же, она всего лишь сломалась о камень и упала вниз.

Отредактировано Lita (2006-01-19 17:56:36)

Написано в порыве вдохновения. надеюсь, вам не будет скучно читать.

- Господи боже, посмотрите туда, - сказал вдруг Ван Хельсинг, указывая вниз, на площадь.
Под светлыми стенами собора все было черно от существ, неизвестно откуда появившихся здесь и стремительно заполнявших площадь. Разглядеть их с высоты было нельзя, но и Эрик, и Ван Хельсинг поняли, что это те же вампиры и покойники, которые весь день наводняли Оперу. Теперь все они, в гораздо большем количестве, пришли к Нотр-Даму, не боясь кары Божьей. Да, вампир на кладбище был прав, сегодня был их день. Но как четверым людям уцелеть, когда все эти порождения ада рвутся внутрь? Даже если они не войдут в святое место, то и люди не смогут выйти наружу, их немедленно уничтожат.
Отец Клод хмуро рассматривал гомонящую толпу.
- Это не люди? – полу утвердительно спросил он. Одна из химер подлетела совсем близко, и священник резко поднял зажатый в кулаке крест. – Именем Господним приказываю, исчезни! – рявкнул он. Химера была каменной, а не относилась к нечисти, о чем святой отец в пылу позабыл, поэтому исчезать и не подумала, но в сторону все-таки отлетела. Видимо, на всякий случай. К тому же, она провела на крыше собора много веков и успела немного набраться святости.
Но этот маленький успех вселил надежду. Бросив последний взгляд на химер, патрулирующих небесную высь, демоноборцы двинулись обратно внутрь собора, пытаясь решить, как разогнать, а лучше уничтожить собравшуюся нечистую силу.
В просторном соборе, где теперь повсюду горели свечи, на скамье сидели тесно прижавшиеся друг к другу Рауль и Кристина. Оба пытались казаться храбрее, чем есть на самом деле. Возвращение Эрика, Ван Хельсинга и Фролло было встречено дружным вздохом облегчения. Слушать шум вампиров за дверями становилось невыносимо.
Эрика опять потянуло подойти к органу. Священник следил за его движениями пристальным взглядом, отстраненно наблюдая, что он собирается делать дальше.
- Вы хотите сыграть на нем, сын мой? – спросил он негромко, и звук его голоса заставил Призрака чуть вздрогнуть.
- Да, святой отец, хочу, - так же тихо признался он. – Знаю, сейчас не время, но… Это сильнее меня.
- А, может быть, вы и правы, - неожиданно поддержал священник. – Кто знает, вдруг музыка разгонит непрошеных гостей.
- Жаль, кипящей смолы нет, полить бы их, - задумчиво сказал из темноты Квазимодо. Слов отца Клода он, конечно, не услышал, но его мысли, очевидно, шли в том же направлении. Священник обернулся к горбуну.
- Иди на колокольню, Квазимодо, - велел он, и звонарь прочитал этот приказ по губам. – Звони что есть силы. – Обрадованный Квазимодо закивал и мгновенно пропал из виду. Не хуже привидения, каковым он, в сущности, и являлся по причине того, что давно расстался с земной жизнью. Отец Клод усмехнулся. – Все равно время для рождественской службы, мы даже опаздываем. Играйте, сын мой, а я буду молиться. Будем надеяться, Господь услышит кого-то из нас.
Эрик торопливо кивнул и кинулся к органу. Ван Хельсинг уселся на скамью для прихожан рядом с Кристиной и виконтом.
- Думаю, нам тоже стоит помолиться, - шепотом сказал он, пока Эрик осторожно пробовал клавиатуру органа. Кристина кивнула, не отрывая глаз от фигуры Призрака. Кажется, ее страх прошел, глаза горели каким-то вдохновением. Она словно тоже хотела очутиться у органа, но не могла набраться смелости, чтобы подняться. Рауль тоже согласно наклонил голову и сложил руки.
Деревянная дверь собора треснула.
Вслед за этим раздались величественные аккорды. Сначала тихо, потом все громче, громче… Священник произносил торжественные латинские слова, и, странное дело, органная музыка не заглушала его звучного резкого голоса. Наоборот, мелодия придавала ему глубины и силы, каждое слово звучало повелением силам зла: уйдите, растворитесь, исчезните! Глаза отца Клода были устремлены в одну точку, вся его поза выражала приказ, что выглядело непривычно в сочетании со словами рождественского молебна. Он непроизвольно раскинул руки, являя собой живой крест, оживший символ защиты и успокоения. Да, в архидьяконе, несомненно, пропал великий экзорцист.
Эрик же весь, без остатка отдался музыке. Сейчас он не мог бы сказать, зачем он играет. Он забыл о толпе убийц за стенами, о людях, которые смотрят ему в спину, молясь о спасении. В подвале Оперы у него был орган, и он играл на нем, но его звук нельзя было сравнить с тем, который возникал под пальцами здесь. Сейчас он мог играть, ни от кого не прячась, и музыка разносилась под самые своды, окутывая душу, просветляя, заставляя отступить страхи. Он никогда не играл религиозной музыки – пережитые несчастья приучили его искать утешения не в церкви, а в себе самом - и мелодия, лившаяся из-под его пальцев, была сплошной импровизацией. Слышанные отрывки, потаенные мысли, мгновенно возникающие созвучия… Сейчас все это было высшим воплощением религиозного чувства, признанием открывшейся души человека, хоть на мгновение поверившего в Бога. Хотя бы за то, что довелось находиться здесь. Тонкие пальцы Эрика порхали над клавиатурой, ему уже казалось, что музыка рождается сама по себе. Он знал, что не сможет повторить ее, записать, воспроизвести позже – но она была, звучала, и это было чудом, которое помнишь всю жизнь.
Ван Хельсинг и виконт оба сосредоточенно молились, Рауль – старательно, охотник – профессионально. Кристина, музыкальная натура, не могла отдаться молитве. Ее тянуло туда, к органу, где рождалась мелодия, где сидел Эрик. Поток звуков увлекал ее за собой. Она соскользнула со скамьи и медленно подошла ближе. В отличие от всех остальных, она уже видела Эрика за органом, тогда, у  него под землей. Тогда он не играл, а если бы?.. Может быть, она забыла бы обо всем под властью музыки, и ей не пришло бы в голову снимать маску…
На колокольне Квазимодо зазвонил в один колокол, потом другой… Это тоже была мелодия, странная, но красивая. Будто речь глухого, изломанная, но неповторимая. Звонарь по наитию дергал то за одну веревку, то за другую, и кто знает, что слышал он из создаваемой им самим колокольной феерии? Колокола звучали в общем хоре, вплетаясь в органную мелодию, поддерживая голос священника. Кристина опустилась на колени. Ее охватил молитвенный экстаз, она закрыла лицо руками, молясь вслед за отцом Клодом. Эрик не заметил ее, впрочем, он не заметил бы и молнии, ударь она в пол у него под ногами.
Они не могли видеть, но толпа перед дверями чуть поредела. Потом еще немного… Можно было подумать, что вампиры и зомби разбегаются, собираясь поискать жертв в другом месте; но нет, они понемногу исчезали. Вот пропал один, другой, вот скелет рассыпался прахом… Когда Кристина начала молиться с остальными, химера вдруг опустилась на свое обычное место…
Квазимодо на колокольне на секунду перестал звонить, и часы где-то над Парижем внезапно забили полночь. Может, горбун и не услышал ударов, но, видимо, у него было какое-то ощущение времени – звон колоколов стал другим. Священник возвысил голос, роняя латинские фразы, аккорды органа стали резче – и с последним ударом часов все вдруг умолкли.
- Amen, - произнес отец Клод и перекрестился. Эрик расслабленно уронил руки на колени и невидящим взглядом уставился перед собой. Наступила полная тишина.
Ван Хельсинг прислушался. Очень внимательно.
- Кажется, за дверями тихо, - немного растерянно сказал он. Священник огляделся, они с Эриком встретились взглядами и замерли на секунду.
Потом снаружи раздался грохот, заставивший всех подпрыгнуть. Что-то упало с большой высоты и разбилось.  Затем появился Квазимодо.
- Что там происходит? – накинулся на него священник.
- Никого нет, - отозвался звонарь. Он один выглядел просто обрадованным, а не потрясенным, как остальные. – Все ушли. Пусто, - он сделал жест рукой, показывая, насколько пусто.
- Мы сделали это! – срывающимся голосом сказала Кристина, и Эрик обернулся, только сейчас заметив ее рядом. – Мы прогнали их! Ты, Эрик – ты их прогнал! Они не вернутся! – она задохнулась от волнения. – И… вы, святой отец, вы тоже. Если бы не вы оба… - она прижала руки к груди. Священник слабо улыбнулся.
- Мы совершили то, что должны были, - сказал он и жестом подозвал Квазимодо. Звонарь послушно подошел. – Думаю, наше дело сделано, и мы уходим. Да благословит Бог вас всех, дети мои, - он протянул руку и осенил людей широким знамением.
- Но вы не можете задержаться? – взволнованно спросил Эрик. – Я хотел бы…
- Нет, сын мой, это невозможно. Нас ведь, в сущности, нет. Время наше давно истекло. Прощайте… - высокий священник накинул на голову капюшон и, повернувшись, двинулся прочь, звонарь поковылял следом. Вокруг них сгустились тени, скрывая фигуры.

Потом собор залило светом. И все четверо оставшихся людей совершенно неожиданно оказались в густой толпе, неведомо откуда взявшейся в соборе. Все скамьи были заняты,  на возвышении стоял священник – пожилой и невысокий  - и размеренно читал текст. За его спиной стоял хор, готовый запеть. Словом, вовсю шла рождественская служба, на которую, как и всегда, собралось множество народа. Всей предыдущей мессы, прочитанной отцом Клодом под аккомпанемент Эрика, словно бы и не было. Вернее, она словно осталась вчера, в дне перед Рождеством. А сегодня… все было так, как и должно было быть, ради чего и произошло все, что произошло. На Ван Хельсинга, с его арбалетом, косились, какая-то полная дама в красной шляпке испуганно отшатнулась от Эрика, увидев белую маску. Они переглянулись и стали дружно пробираться к выходу. Было душно и шумно, голос священника с амвона заглушался обрывками разговоров, кто-то ловил убежавшего ребенка, нищие, забравшиеся внутрь для согрева, не упускали случая поклянчить подаяния… Кристина крепко держала руку Эрика, Ван Хельсинг придерживал за локоть порядком оглушенного виконта. Так они и выбрались наружу, на морозный ночной воздух. Было совершенно спокойно, ни следов нечисти, лишь прохожие, торопящиеся на мессу. Кристина подобрала юбку и первой спустилась по ступеням. Посмотрела налево…
- Ой, взгляните! – у стены лежала разбитая на кусочки каменная химера. Вон почти целое крыло, а все остальное – просто осколки, и не разберешь где что.
- Надо найти экипаж, - сказал Рауль. – Уже поздно, Кристина, я провожу тебя домой.
Кристина посмотрела на Эрика и рассеянно кивнула виконту.
- Да, да, проводишь, - согласилась она. И одними губами добавила, глядя прямо в лицо очень серьезному Призраку: «Мне очень хочется снова услышать, как ты играешь на органе». Он стряхнул с себя задумчивость и так же внимательно посмотрел на нее. Молчаливый ответ предназначался ей одной: «Когда захочешь…» Ван Хельсинг перехватил этот обмен взглядами и усмехнулся.  Впрочем, его это не касалось. Дело вышло интересным и закончилось без потерь. Скоро появится следующее. А пока наступила передышка, не потребовать ли билет на ближайший спектакль? Интересно, этот Эрик, так хорошо играющий на органе, не работает ли в оперном оркестре? И он ведь еще не узнал, почему ему дали прозвище Призрак. Стоит разобраться на досуге… 
Какая же тихая, прозрачная рождественская ночь...

Вот и все. Извините, что так долго.