Поздно уже тему создавать.. 
Надо будет модератора попросить все снести в одну...

Тогда сюда же сброшу еще один фик.

Общая канва сюжета - самоповтор "Нитей судьбы" и немного от "Иди, Ангел..." (теперь как вспомню этот фик - нервный тик начинается  )
Но не совсем...
Думаю, пора мистику будет потом немного оставить. И перейти к реализму.

Стать для нее…

Он сидел на крыше и смотрел в ночное небо. Внезапно ночь приблизилась к нему и оказалась красивой женщиной в длинном черном платье.
Он грустно посмотрел на нее. Она церемонно поклонилась.
- Месье Эрик?  - дрогнувшим голосом спросила она.
- Да.. – вздохнул он, опустив голову. – А с кем я имею честь? Мне показалось или вы действительно пришли из ниоткуда?
- Я Фата Моргана. – спокойно сказала она. – Правильнее было бы сказать, что я пришла из ночи. Вернее, я и есть ночь.
- Фата Моргана? Но вы …вы же старая легенда… - при этих словах словно судорога пробежала по лицу женщины.  - Король Артур, рыцари Круглого стола…Время благородных рыцарей и прекрасных дам… Верных дам… - он говорил тихо и отстраненно, словно сам с собой.
- Ты тоже скоро станешь легендой… - грустно улыбнулась она. – Все легенды когда-то были живыми людьми… Все легенды когда-то жили, любили, страдали… А теперь они всего лишь легенды… И ничего больше. Они лишь строчки в старых книгах… Они лишь имена на песке.. Они лишь лица в облаках… И никто не знает об их чувствах, мечтах и желаниях… - вздохнула она.
- «Всё - из праха, и всё возвратится в прах» – процитировал он.
- Не все. Только люди. Но не мы. Не ты и не я.
- Кто ты?  - он поднял голову и посмотрел на нее. У нее были черные глаза. Словно ночь жила в ней.
- Я фея. Всего лишь фея. Фея из старой легенды… – в ее голосе прозвучала печаль.
- А я?
- А ты ангел. Ангел Музыки.
- Ты ошибаешься, - криво усмехнулся он. – Я просто так говорил. Я говорил так для того, чтобы одна девушка поверила мне… Чтобы она не боялась меня. Чтобы она доверяла мне… Хотя бы доверяла… Увы…Я не ангел…Я всего лишь человек. И далеко не лучший…Ты ошибаешься..
- Это ты ошибаешься. Ты слишком хотел этого. Ты слишком хотел стать ангелом. И ты стал им. Поверь, это так. Ты был для этой девушки ангелом-хранителем… Настоящим. Самым настоящим.
- Но я принес ей так много горя… Я заставил ее плакать. Я заставил ее страдать…
- Через эти страдания она стала сильнее, через эти страдания она многое поняла… Ты был ангелом. Ты был лучшим из всех ангелов, которых мне доводилось видеть… И ты стал благороднейшим из людей…
- Но я скоро умру – вздохнул он. – Я знаю это. Я чувствую. Я покину ее… Навсегда. И у нее больше не будет ангела. Даже такого неуклюжего как я. Что будет с нею потом? Как бы я хотел хранить ее и оберегать… Просто оберегать…
- Мы все умираем… Нет ничего вечного в этом мире, кроме самого мира… Вечен только мир. Вечна только природа. И когда умирают ангелы и феи, когда уходят в никуда эльфы, они становятся природой… Я  - ночь. Я стала ночью потому, что моя любовь спит вечным сном…Мой король, мой милый брат спит…. Я нашептываю ему сны о Великой Англии…пусть даже если в реальности это и не так…
Она вздохнула. В ее глазах стояла ночь.
- Ты сможешь видеть Кристину. Всегда. Всю ее жизнь.
Он вздрогнул.
- Да, ты сможешь видеть ее. Более того, в эти короткие отрезки времени ты будешь оберегать ее. Только реши, чем ты будешь для нее.
- Как? – он не верил тому, что слышал.
- Я могу это сделать для тебя…
- Но что ты можешь сделать? Ты ведь всего лишь старая легенда…
- Да, это так… Я всего лишь старая легенда… - в ее голосе снова прозвучала боль -  Но Эрик…. Я ночь для короля Артура, ночь для моего любимого брата. Вот уже столетия я просто вижу его… И я счастлива иметь хотя бы это… Ты тоже можешь стать для Кристины ночью. А можешь – днем, а можешь ветром…Можешь стать дождем, а можешь снегом… Выбирай. Весь мир для тебя. Только не ошибись… Реши, что для тебя важнее, потому что изменить это будет уже нельзя.
Она повернулась к нему спиной и отошла к самому краю крыши. Он смотрел ей вслед. По крыше гулял ветер, тихо выл в переплетениях балок… но ее платье даже не шелохнулось. Словно она сливалась с величием и спокойствием неба.
Он думал.

Ночь.
День.
Ветер.
Дождь.
Снег.
Рассвет.
Закат.

Так много вариантов! И так мало… За каждым шагом – неизвестность… Неизвестность, еще более страшная чем любая ошибка… Неизвестность…

Закат.
Рассвет.
Снег.
Дождь.
Ветер.
День.
Ночь.

- Это тяжелый выбор, - не оборачиваясь, сказала Моргана. – Это очень тяжелый выбор. Прости, что заставила тебя выбирать, но только ты можешь решить это. Прости пожалуйста…
- Но ты можешь хотя бы посоветовать? – спросил Эрик.
- Нет.. – ее голос дрогнул.  – Нет… Нет..
- Но Моргана… Я не знаю, что выбрать… Подскажи. 
- Не искушай меня, Ангел Музыки… Я всего лишь старая легенда… Я не могу тебе ничего советовать. Потому что ты любишь Кристину… И ты должен решить сам… Не искушай, пожалуйста… Я не имею права тебе советовать… Не имею.. – ее голос стал совсем тихим. – Не имею…. Ведь ты любишь ее…

Да, он любит Кристину…Боже, какой трудный выбор! Он так сложен в своей простоте! Самое трудное – выбрать… Нет, не сделать правильное решение… А просто выбрать.
Окутывать ее бархатом ночи…
Гладить ее кожу дневным светом…
Робко прикасаться к ее руке нежным дуновением ветра…
Целовать дождем ее лицо…
Шептать слова любви тихим шорохом снежинок…
Желать ей доброго утра рассветными лучами…
Желать доброй ночи закатным заревом…

Ночь.
День.
Ветер.
Дождь.
Снег.
Рассвет.
Закат.

Он встал. Слишком тяжелый выбор. Тяжелый потому, что за каждым шагом – неизвестность… Он чувствовал страх и радость…Радость и страх…

Закат.
Рассвет.
Снег.
Дождь.
Ветер.
День.
Ночь.

Ночь?
Он сможет навеять ей сны. Но он никогда не увидит ее глаза. Она будет словно мертвая. Словно мертвая…
День?
Он будет рвать сердце, видя ее с другим. Он будет счастлив, от того что счастлива она…но его сердце не выдержит этой вечной муки… Просто не выдержит….
Ветер?
Но ветер бывает не только теплым, он бывает и безжалостным, холодным и пронизывающим. Он не сможет бить ее. Он просто не сможет…
Дождь?
Дождь – это слезы неба… Он наводит на грустные мысли… Он не приносит радости… Он приносит грусть и раздумья…
Снег?
Но как редко приходит снег на эту землю!
Рассвет?
Ах…часто ли люди встречают рассвет?
Закат?
Закат – предвестник ночи… Предвестник тьмы…

Он не может причинить Кристине боль… Не может принести ей грустные мысли… Никогда… Но он больше не сможет рвать свое сердце.. Даже там, за той призрачной гранью…
Так что же выбрать?

Ночь.
День.
Ветер.
Дождь.
Снег.
Рассвет.
Закат.

Он встал и нервно заходил кругами. Моргана стояла напряженно, не оборачиваясь. Словно ждала его ответа.

Закат.
Рассвет.
Снег.
Дождь.
Ветер.
День.
Ночь.

Он закрыл глаза.
Что он хочет?
Он хочет видеть Кристину.
Видеть ее каждый день.
В горе и в радости.
Он хочет просто быть. Быть рядом с нею.
Но ведь он хочет, чтобы и она видела его… Чтобы она смотрела на него… Пусть даже и не подозревая этого…
Тогда он должен стать тем, что она всегда любила.
Тем, что она будет любить дальше.
Любить всю свою жизнь.
Не подозревая, что это он.
И тут он вспомнил…Вспомнил ее взгляды за окно…

Как это просто!

- Закат. – твердо сказал он. – Я стану для нее закатом.
Моргана тяжело вздохнула.
- Закатом… Что ж… ты выбрал…. – ее голос снова дрогнул. - Хорошо…Ты станешь для нее закатом.
Она подошла к нему и  взяла его за руки.
- Подожди, -  сказал он медленно. – А почему ты помогаешь мне?
- Эрик…  - она отвела взгляд своих бесконечно глубоких черных глаз. – Эрик…. Старые легенды тоже умеют любить… Любовь – это самое ценное, самое великое чувство..  Любовь жертвенная… Все легенды мира склоняют головы перед такой любовью… И я горжусь тем, что могу дать тебе этот дар… Я… Эрик…ночь видит многое…и я…я люблю тебя… Но теперь ты закат, а я - ночь. Мы больше никогда не встретимся. Ты просил меня дать тебе совет. Это было большое искушение. Но я люблю тебя и ради своей любви не могла разлучать тебя с Кристиной. Видишь, старая легенда тоже способна на жертвы.
Она тяжело и прерывисто вздохнула.
- Ты так хотел быть рядом с Кристиной… Так теперь и будет. Ты будешь для нее закатом. Прощай, Ангел Музыки… Ночь всегда стремится встретиться с закатом… Но так никогда не успевает… Я буду видеть тебя в глазах Кристины, буду знать, что за минуту до этого ты смотрел в них… И буду ради тебя оберегать ее ночью… Это мой подарок тебе… Ради тебя у Кристины будет еще один хранитель… Когда закат будет уходить на покой, его будет сменять ночь…

В ее черных глазах, блеснули слезы.
В золотых глазах Эрика слезы стояли уже давно.
Они так и стояли друг напротив друга и две слезы – горечи и благодарности -  катились по их щекам.

- Ты станешь для нее закатом, - тихо сказала Фата Моргана, старая легенда. И из ее глаз вышла ночь.

В эту же секунду крыша Оперы опустела. Только из ночи капнули две слезы.

Я стану для тебя закатом…
Несколькими минутами между днем и ночью…
Я буду гладить твои волосы последними лучами солнца…
Буду колдовать тебе спокойную ночь и забирать с собой тревоги дня…
Я стану для тебя закатом…
И в ту минуту, когда ты будешь смотреть на закат, вспомни меня…
И я улыбнусь тебе первой вечерней звездой…
Я буду закатом…
В эти минуты я буду дышать в унисон с тобой…
И целовать твои глаза…
Почаще смотри на закат.
Пожалуйста.
Я прошу тебя…
…только смотри…
…смотри на закат.
Я так тебя прошу…
Разве я многого прошу?

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2005-08-16 13:24:56)

Книжный червь, спасибо  /baby/

Тогда вот еще один  *-p

Человек, который опоздал.

ХАРОН. 
Орфей!.. Дай мне руку.
Я таким же был, как ты.
И я выбрал разлуку.
И я пил горечь пустоты
А. Журбин «Орфей и Эвридика»

«Первое место и премия в размере 1 000 франков – Жерар Валлар»
Так гласило объявление о результатах ежегодного конкурса композиторов, который проводила Академия изящных искусств.
Для Жерара это не было новостью. Он знал, что возьмет первый приз – и взял его. Легко и просто, как это делал всегда. Для  любого третьекурсника это был бы огромный шаг вперед. Для любого – но не для Жерара. В свои восемнадцать он уже был кумиром всей парижской молодежи. Именно его песенки распевали они во время своих попоек, именно его мелодии играли уличные музыканты, в общем, именно Жерар был надеждой всех профессоров. Его победы в музыкальных конкурсах были так же естественны, как и то, что солнце встает на востоке.
Поэтому он только чмокнул свою невесту в щечку и сказал:
«Анна, сегодня мы гуляем».
Они пошли в маленькое кафе на Монмартре. Сегодня там было немного народа – кучка студентов и какой-то старик за столиком в углу. Студенты пили пиво и травили скабрезные анекдоты, старик тихо рассматривал на просвет бокал с белым вином. В другом углу стоял небольшой расстроенный рояль, на котором сонно и рассеянно играл сын хозяина заведения – здоровенный рыжий парень, которого отчислили с первого курса Академии. Завидев Жерара с Анной, он приветливо кивнул им головой и показал на свободный столик.
Парочка села, заказала себе вина и начала любовно чирикать о всяких глупостях. Старик опустил бокал и стал внимательно рассматривать Жерара. Студенты тем временем загорланили какую-то песню.
Жерар встрепенулся.
- Это написал я! – закричал он. – Это я! Ха! Это моя песня!
Он счастливо рассмеялся.
Студенты за соседним столиком восхищенно заорали.
Жерар швырнул на стойку несколько монет.
- За мой счет всем! Всем, кто меня знает!
Хозяин довольно сгреб монеты в карман.
- Ну, кто я? – Жерар обернулся к студентам.
- Ты Жерар Валлар! Тот, кто пишет нам песни! – раздался нестройный хор голосов.
- Да! Всем вина!
Студенты весело забарабанили ладонями по столам. Старик криво усмехнулся. Жерар повернулся к нему.
- А почему вы не подставляете свой бокал, разве вы меня не знаете?
Старик покачал головой.
- Скажите, кто я? – обратился Жерар к студентам.
Они снова заорали «Валлар!».
- Видите – обернулся он к старику, - меня знают все! Я прославлен!
- Вы считаете, что слава – это все? – спросил старик.
- Да, а разве нет?
Старик снова покачал головой.
- Нет? – изумился Жерар. -  Но что может сравниться со славой? Со славой заслуженной? Со славой творца! Со славой признания! Да нет… Вы просто не знаете ничего…
Старик грустно усмехнулся.
- Мой мальчик… Я знаю больше, чем тебе кажется…
- О, старик! Ты не знаешь, что значит писать музыку! – при этих словах тот снова усмехнулся. Но Жерар не заметил этого. – Старик, ты же не слышал, что я пишу…
- Почему, - пожал он плечами. – Я присутствую на каждом конкурсе Академии… Я знаю вас…
- Вы? – Жерар опешил – Но я никогда не замечал вас…
Горькая улыбка скользнула по губам старика.
- Быть незамеченным… Как я желал этого когда-то!
- Но вы… Вы были на последнем конкурсе?
- Да… Студенты считают меня преподавателем, преподаватели – отцом кого-то из студентов…
- И ..что вы скажете обо мне? 
- О вас… Вы хороший техник. Вы умелый компилятор. Но  в вашей музыке нет души. А без души музыка – ничто. Чтобы создать великую вещь нужно страдать и любить, любить и страдать. Настоящие шедевры пишутся кровью разорванных сердец. Но нужно ли это вам, мальчик?
- Ха! – воскликнул Жерар, пытаясь сдержать раздражение. – Что вы смыслите в музыке? Да это может понять только композитор.
- Когда-то и я писал музыку… - грустно сказал старик.
- Вы? – рассмеялся Жерар. – Ну и как?
Они с Анной сели за столик старика.
- Я писал оперу, - словно не замечая издевки, продолжал тот.  – Я писал великую оперу.
- Великую? Я не знал, что имею дело с месье Моцартом. – не меняя тона, продолжал веселиться Жерар.
Анна незаметно дернула его за полу пиджака.
- Моцарт… - улыбнулся старик. – Моцарт… Это все, что вы сейчас знаете. Моцарт… Моцарт был талантлив, он был одарен, но никак не гениален… Он писал оперы… Он просто писал их. Он не проживал их, не переживал их. Ему были всего лишь нужны деньги. Просто деньги.. Констанция тратила их на модисток, а Моцарт всего лишь зарабатывал их.. Нет, я писал настоящую оперу, настоящую музыку… Когда-то я сказал Крист..…одному человеку: «Видите ли», - старик замялся, словно он не хотел называть чье-то имя -  «видите ли…некоторая музыка настолько трудна,  что поглощает каждого, кто соприкасается с ней. Но  вы  еще не пришли к такой музыке, к счастью, потому
что  утратили бы  ваши свежие  краски  и вас  никто не  узнал  бы,  когда вы вернетесь  в  Париж.»…
- Но мы уже в Париже, - не обращая внимания на знаки, которые ему делала Анна, продолжил Жерар. – Вы до сих пор считаете, что ваша музыка такая выдающаяся? Так почему же мы не слышали ее в Опере?
При упоминании Оперы у старика  дернулось лицо.
- Кое-кто ее слышал…
- Ну так почему бы не сыграть ее нам? Или вы считаете, что я недостоин слышать ее?
Старик покачал головой.
- Ну так почему бы и нет? Хотите, я сейчас сгоню того музыканта из-за рояля? Вы наиграете нам свою оперу…как она называлась?
- Нет. – твердо сказал старик. – Ее никто никогда не услышит. Но … Надеюсь вы умеете читать ноты?
Жерар побелел от такого оскорбления.
- Разумеется, - холодно ответил он.
- В таком случае  я набросаю вам кое-что. Думаю, что вы тогда оставите свои шутки…

То, что происходило дальше, можно причитать в дневнике Жерара Валлара.

«Старик взял со стола салфетку, умелыми штрихами разграфил ее и стал быстро писать ноты. Уже тогда у меня мелькнула мысль, что он говорит правду – так быстро не писал даже я. Иногда он замирал буквально на доли секунды, чтобы вспомнить полузабытую мелодию – и тут же продолжал дальше.
Через минуту он протянул мне салфетку, исписанную убористым почерком.
- Прочтите, - сказал он.
У меня прекрасная зрительная память, и когда я пришел домой, то смог один к одному воспроизвести все, что увидел на том жалком клочке бумаге. Ни одно из моих произведений не сравнится с этими тремя минутами музыки… Ни одно из тех, что я когда-либо слышал, даже не стоит наравне с ним….Это действительно должна была быть великая опера.
Помню, что положил салфетку на стол. Меня трясло и колотило, как в лихорадке. Старик искоса наблюдал за мной. Затем он взял салфетку и поднес ее к свече.
- Ну что? – спросил он, наблюдая, как пламя поглощает бесценную вещь.
Я не знал, что ответить.
- Кто вы? – тихо спросил я. Действительно, кто он? Кто этот старик, пишущий такую прекрасную музыку? Кто?
Анна смотрела на нас, не понимая, что происходит.
Старик пожал плечами.
- Разве это так важно?
- Но вы пишете такую музыку….
- А если бы я не писал музыку? – грустно спросил он. – Вы бы прошли мимо меня, даже не заметив, не так ли?
Я промолчал.
- Да, сейчас…СЕЙЧАС вы бы прошли мимо меня, даже не заметив…И знаете..Я счастлив этому…Наверное…
Я не знал, что ответить. Казалось, что старик уже говорит сам с собой.
- Ты любишь ее? – вдруг спросил он.
Анна вздрогнула и прижалась ко мне.
- Да, - ответил я.
- А вы, девушка, вы любите его?
- Да, - ответила Анна.
- Это прекрасно… - сказал он. – Когда-то и я любил… Когда-то…
- А она вас? – тихо шепнула Анна.
Старик попытался что-то сказать, но… мне показалось, что судорога свела его горло.
- Нет? – дрогнувшим голосом спросила Анна.
Старик покачал головой, закрыв глаза.
- Но почему?
Анна была нетактична… Но я ничего не мог поделать… Стыдно признаться… но меня грызло любопытство. Мне было интересно! И поэтому я молчал и не прерывал этого разговора.
Старик открыл глаза.  Мне показалось… так не может быть… Так нет может быть в природе… Но глаза у него были цвета спелого меда…
- Сорок лет назад вы бы не задали этот вопрос, - с какой-то болезненной язвительностью ответил он. – Сорок лет назад вы бы даже не подошли ко мне… А если бы и подошли, то не сидели бы так спокойно, задавая вопросы. Нет… вы бы разглядывали меня, как энтомолог разглядывает уродливого жука…
- Почему? – теперь голос подал уже я. Сейчас мне безумно стыдно, но тогда мне было интересно!
- Почему? – старик наклонил голову. – Почему? Я был уродлив! – он словно швырнул нам в лица это слово.
- Вы..были … некрасивы? – переспросила Анна.
- Я был уродлив! Я был уродлив бесконечно, безмерно.. И она..разумеется..она ушла к другому… Я не виню ее… Она была бы несчастлива со мной… А за ее счастье я был готов отдать все на свете… Я не виню ее! – практически выкрикнул он.
Я молчал. Анна прижалась ко мне сильнее.
- Я старался забыть ее… Они с мужем уехали на север…уехали как можно дальше от Франции… И я был рад… рад хотя бы этому, потому что не выдержал, если бы она оставалась рядом.. Я был бы рядом с ней каждый день, каждую минуту… Я рвал бы свое сердце на части… Но я не мог бы оставить ее даже на мгновение…
Потом, через двадцать пять лет, они вернулись… Ненадолго…на месяц… А потом она умерла.
И я пришел к ней на похороны… Я стоял в толпе скорбящих, закутавшись в плащ и спрятав лицо… Меня душили слезы…И я снял маску, в которой ходил всегда…без которой уже не мыслил себя… Я снял маску, но скрыл лицо под капюшоном… Я рыдал, не стесняясь людей… Я закинул голову, чтобы взглянуть в чистое голубое небо, которое она больше никогда не увидит… И тут капюшон упал с моей головы…  Когда я заметил это, то похолодел, но через минуту понял, что никто не обратил внимания на меня… Никто не отшатнулся… не показал на меня пальцем… И тут я понял. Боже, тут я все понял! Я судорожно ощупал свое лицо пальцами… И понял все…
- Что? – выдавила Анна.
- Девочка, вы еще молоды… И вы не знаете, что старость одинаково обезображивает все лица… Старость стирает не только красоту…Старость уничтожает и уродство…  Я был стариком всю свою жизнь – и наконец-то догнал свое лицо! Наконец-то эта желтая кожа, это мертвая плоть, эти распухшие суставы  - он с омерзением оглядел себя – наконец-то они обрели свой возраст! И ее муж – да, ее муж! – он был тоже стариком.. .Еще двадцать лет – и он будет таким же как я! Тогда, на кладбище, он стоял в паре шагов от меня, смотрел на меня – и не узнавал… Он не узнавал то лицо, которое проклинал и которое ненавидел… Он не узнавал того человека, который грозил ему смертью… он не узнал меня!
Старик прерывисто вздохнул и закинул голову, чтобы слезы, которые стоял у него в глазах, не покатились по щекам. Я тактично отвел взгляд
- Я был уродлив! Но теперь ….Боже, вы не знаете, что это значит – прийти на могилу к любимой девушке, которая оставила тебя только из-за твоего лица, и понять, что теперь ты не уродлив…Что ты теперь такой же, как и они. Я подошел к ее мужу – теперь уже вдовцу – чтобы выразить ему свои соболезнования… Я пожал ему руку, похлопал по плечу, заглянул ему в глаза… И снова понял, что он меня не узнает… Меня? Меня! И в эту минуту я понял, что опоздал. Навсегда. Вы не понимаете…что значит лишиться всего только из-за лица…и вдруг понять, что этого препятствия больше нет… Между мной и моей любовью стоит другое препятствие. Более страшное – смерть.
Когда все разошлись, я еще долго стоял над ее могилой… Я разговаривал с ней…Я рассказывал, что я теперь другой, я теперь – обыкновенный… Ей надо было только подождать… подождать каких-то двадцать пять лет..Всего лишь подождать… Но я опоздал…

Старик замолчал. Я тоже молчал. Я не знал, что сказать… Да, незнакомцу  это и не надо было… Я вглядывался в его лицо и да…да…на нем были следы какой-то травмы… Но морщины покрыли его кожу густой паутиной, и в толпе я не отличил бы его от лиц других стариков.
Он заметил мой взгляд и усмехнулся.
- Не правда ли, ничего необычного?
Я, захваченный врасплох, молча кивнул.
- Да…
- В Китае говорят «Человек, потерявший лицо»… Я потерял свое лицо… Когда-то я мечтал и молил Бога об этом… Да, теперь я живу как обычный человек… Я гуляю в Булонском лесу, я любуюсь Люксембургским садом… Я не ношу маску…Я живу как обычный парижанин…Как нормальный человек. О! Тридцать лет назад я отдал бы все только за то, чтобы один день побыть нормальным человеком… Теперь у меня есть это… Но нету ее…
- Кого ее? – пискнула за спиной Анна.
Старик посмотрел на нее.
- Она была похожа на вас… Хотя..наверное, все юные и чистые души похожи друг на друга…

- В моей душе пустота.. – сказал он. – горькая, жгучая пустота.. Вчера я дописал свою оперу…Теперь все.. Все закончилось… Умерли все… Все, кто был рядом. Меня никто никогда не любил… Меня только ненавидели… Но сейчас умерли даже те, кто ненавидел меня. И это страшно… словно вместе с ними умер и я.

- Кто же вы? – спросил я
- Сходите в маленький книжный магазинчик на улице Риволи, - сказал он, - и спросите новую книгу месье Леру.
Он снова усмехнулся.
- Вчера я увидел его здесь, на Монмартре, в одном из кафе. Я попросил у него автограф, и он подписал мне эту книгу. Он спросил: «Кому», а я сказал: «Эрику»..он поднял голову… Он тоже не узнал меня… И ничего не понял… Он просто подписал книгу, сказал «Хорошее имя» - и отдал книгу мне…

Он встал. Он был высок и худ, словно иссушен долгим постом.
- Вот так. Мой мальчик… ты уверен, что идешь правильным путем? Ты уверен, что это – он обвел рукой комнату – то, о чем ты мечтаешь? Ты уверен, что здесь твое счастье?
Я проследил за его жестом. Пьяные студенты бубнили какой-то мой очередной фривольный шлягер.
- Берегите любовь..Это самое ценное, это самое святое… Берегите… Поверьте, ничего в этой жизни не стоит любви. Жерар, не беги от мира в музыку… Когда-нибудь ты допишешь свою самую великую оперу.. и в этот момент в твоем сердце поселится гиена пустоты… Она будет рвать и терзать тебя..и от нее не будет спасения… никогда… Ты будешь пытаться укрыться от мира и в этот момент гиена улыбнется своим жадным оскалом..  Ты в ужасе будешь бежать в толпу.. и понимать, что ты – один даже там, даже в толпе… За тобой по пятам, капая слюной на мостовую, будет идти гиена одиночества… Ты будешь бежать от нее…но прижавшись к стене загнанным зверем, ты снова увидишь перед собой ее оскаленную пасть… Мой мальчик… Береги то ценное, что у тебя еще есть… В этом мире нет ничего вечного… Береги то, что пока есть…Самое страшное в жизни – это опоздать. Прийти к воротам города, в который ты стремился на протяжении своего долгого пути – и понять, что он опустошен чумой… Поверьте – очень страшно…

Старик встал. Мы с Анной – тоже. В молчании мы дошли до выхода.
И, уходя, я задал ему только один вопрос.
- Почему вы мне это рассказали?
Его ответ был убийственно прост.
- Потому что вам все равно.

Потом он развернулся и ушел.
Анна потянула меня за рукав, увлекая за собой. Я понял, что ей было не по себе от этой странной встречи. Уходя, я оглянулся и.. Мне показалось, или он действительно шел по направлению к Гранд Опера?»

Осталось добавить только, что этот дневник был найден в вещах убитого французского офицера. Часть его страниц были вырваны и обожжены, очевидно, их использовали для разведения костра и в качестве пыжей для ружей. Только несколько страниц, на которых и рассказывалась эта маленькая история, были оставлены в неприкосновенности. Очевидно, эта встреча была очень дорога автору. На одной из них полурасплывшимися чернилами были начертаны ноты…
Мы не знаем, что стало с этим дневником. Одни говорят, что его забрала жена офицера, другие – то, что его все-таки привезли в Париж и отдали для расшифровки нот тамошнему дирижеру, но ночью этот дневник таинственно исчез…
Известно только одно. Жерар Валлар действительно был самым многообещающим студентом Академии. Ему прочили блестящее будущее. Но на следующий день после получения первого приза в конкурсе композиторов он явился к декану и заявил, что уходит из Академии и оставляет музыку. Его просили, умоляли, но Жерар был непреклонен. Он сказал только, что теперь знает, что такое Настоящая Музыка. И не хочет создавать жалкое подобие. Он знает, кто был Настоящим Музыкантом. И знает, что никогда не будет таким. А еще он добавил что-то вроде того, что знает, что надо беречь.
Несколько раз его видели сидящим на ступенях Гранд-Опера и читающим какую-то книгу. Кто-то рассказывал, что видел его, стоящим ночью на улице Скриба.  Казалось, что он ждет кого-то, напряженно вглядываясь в темноту.
Неизвестно, встретил ли он того незнакомца еще раз…. Жерар унес свою тайну в могилу. Тайну о великом композиторе… О великом человеке, который был одарен безмерно и лишен всего…
Тайну о человеке, который опоздал.

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2005-08-18 10:50:34)

К этому я так и не придумала название.

(навеяно сном)

Все когда-нибудь заканчивается.
Заканчивается счастье.
Заканчивается радость.
Заканчивается боль.
Все, кроме любви.

Он знал это.
Он ждал и надеялся.
Когда жил – надеялся.
Когда умер – надеялся.
Когда понял, что попал в ад – надеялся.
Когда время ушло, оставив его наедине с болью - надеялся.
И однажды он понял, что боль закончилась.
И понял, что теперь может уйти.
Теперь он может вернуться.
К ней.

Он шел по длинному белому коридору.
Он понимал, как это выглядит со стороны – обожженный искалеченный обрубок человека идет по белому коридору.
Но никто не смотрел на него со стороны.
Он был один.
Он был один все эти долгие годы…..
Он шел вперед… Наверное, вперед. Потому что в этом ослепительно белом пространстве без верха и низа не было направлений и очертаний. Он просто шел. Он не знал куда. Но знал – к кому.

А потом он увидел.
Заколоченное отверстие в стене.
Словно нора для большой крысы.
Оно плавало в белизне.
Он вышиб его ногой и оказался там.

И увидел ее.
Ее…
Такую же молодую, как и в тот момент, когда она оглянулась в последний раз.
Нет.

Старую.
Она лежала на смертном одре.
И была мертва.

Тогда он горько и беззвучно рассмеялся.

А потом развернулся и пошел назад по белому коридору.
Потому что знал, что теперь никакая боль ему не страшна.
Потому что он только что испытал самое страшное – смерть надежды.

Все когда-нибудь заканчивается.
Заканчивается счастье.
Заканчивается радость.
Заканчивается боль.
Заканчивается любовь.
Все.
Когда-нибудь.

И от этого не уйти.

А вот этот не помню - был или нет.

ОДНИ ПОХОРОНЫ.

Он хоронил свою Любовь.
Именно так.
Он заколачивал гроб огромными стальными гвоздями, и молоток дрожал в его руках.
С каждым ударом из его горла вырывался хриплый стон, словно предсмертный вопль.
Но он был жив.
А его Любовь – мертва.
Вокруг них в мертвенном молчании стояли Страсть, Обида, Мудрость, Надежда, Мечты и Отчаяние.
Они были здесь.
Живые.
А его Любовь – мертва.

Наконец он вбил последний гвоздь и опустил руки.
Он сидел так целую вечность, пока не услышал за своей спиной нетерпеливый шепот.
Тогда он поднял на плечи гроб и понес.
Но не вниз – а наверх.
Туда – все выше и выше.
Туда, где и должна быть Любовь.
Он поднимался вверх по лестнице, спотыкаясь и обдирая руки в кровь о каменные стены.
Они шли за ним медленно и неслышно, провожая в последний путь свою подругу.
Страсть в одеждах алой зари.
Обида в искрах пламени
Мудрость, одетая в лепестки лютика.
Надежда в тунике цвета самых чистых изумрудов.
Мечта, окутанная морскими глубинами.
И Отчаяние в манто из ночного неба.
Они были здесь.
Все.
Все.
Потому что в деревянном ящике на его слабых руках лежала Она.
Его Любовь.
Любовь в саване из небесной лазури.
Он нес хоронить кусочек неба.

Когда он вышел на свет, то из всех щелей гроба к небу полетели хрупкие белые мотыльки.

После этого он оглянулся.
И снова увидел их.
Страсть в одеждах алой зари.
Обиду в искрах пламени
Мудрость, одетую в лепестки лютика.
Надежду в тунике цвета самых чистых изумрудов.
Мечту, окутанную морскими глубинами.
И Отчаяние в манто из ночного неба.
Он понял, что пройдет этот путь еще шесть раз.
Он видел тех, кого понесет хоронить так скоро.
Сначала Надежда.
Потом – Мечта
Затем Мудрость.
Уйдет Обида, обратив свои искры в угли.
Уйдет Страсть.
А потом его поцелует Отчаяние на могиле своих сестер.
И уйдет и он.

Уйдет тихо и незаметно.
Он просто исчезнет.
Потому что все, чем он был, уже поднимется к небу на трепетных крылышках мотыльков.
Страсть в одеждах алой зари.
Обида в искрах пламени
Мудрость, одетая в лепестки лютика.
Надежда в тунике цвета самых чистых изумрудов.
Мечта, окутанная морскими глубинами.
И Отчаяние в манто из ночного неба.
И всех их где-то там будет ждать Любовь.
В саване из весеннего неба…

Он очнулся от забытья. Ах да, это всего лишь сон – криво усмехнулся он. Всего лишь сон. Все было, как и всегда. Где-то тихо капала вода. На свечном огарке дрожал никому не нужный язычок пламени. Все, как и всегда. Но в то же время и что-то было не то. Он провел рукой перед глазами – и увидел в зеркале тени удаляющихся фигур. Он обвел взглядом комнату. И понял, что чего-то не хватало в этом мире. А когда увидел кусочек стекла, на который падал свет, то понял, чего. В радуге, которую рождал этот осколок на потолке, было всего шесть цветов. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, фиолетовый… Шесть, а не семь. Не было голубого. Цвета весеннего неба. Цвета Любви.