8.
Два дня.
Ровно два дня прошло с того момента, как в доме старика Кавальканти появился странный незнакомец.
Все это время он провалялся в бреду, пока держался жар.
Старому Чезаре не раз приходилось слышать из его уст женское имя.
В такие моменты, когда разумом завладевает недуг, в своем бреду люди зовут самых близких, тех, для кого их сердца открыты, и в чьей заботе, ласке и присмотре они нуждаются, тех, кого зовет их сердце, ища спасения.
Он звал Кристину.
Кем именно была Кристина – Чезаре не знал.
Мать, сестра, жена…
Он просил ее вернуться, не уходить.
Куда?
Была ли эта Кристина живым человеком, или может быть, он звал несуществующий уже на этой земле призрак прошлого, который давно отошел в мир иной?
Чезаре, помня выражение лица этого человека, как только речь зашла о той самой маске, решил, что не будет дотрагиваться до нее, пока бедняга в беспамятстве.
Это было бы как минимум, нечестно по отношению к нему.
Если каждый имеет право лишь на свою тайну, в которую не должны вторгаться другие – пусть так оно и будет.
Да ему этого и не пришлось делать.
В одно из мгновений, когда незнакомец в бесчувствии бредил - маска слетела.
Чезаре мог предполагать что угодно, пока был в неведенье.
Но вот такого он никак не мог предположить.
Только теперь он понял, что маска на незнакомце была вовсе не карнавальным атрибутом.
Маска не была украшением или шуткой – это была его вторая жизнь, второе лицо, укрывающее от чужих глаз правду.
Болезненный сон всегда глубокий и неспокойный.
Он словно переносит тебя на границу двух миров – того и этого.
И ты, барахтаясь в вязких мыслях своего воспаленного мозга, ничего не в силах сделать, чтобы выкарабкаться.
Ничего.
До тех пор, пока не наступит момент, пока что-то высшее само не вытащит тебя из этого.
Но о наступлении этого момента решает не человек, кто-то другой, и более могущественный.
И никакое лекарство не возможно дать нужного результата, пока этот момент не наступит.
Когда он открыл глаза, он около минуты тупо смотрел в потолок, пытаясь понять – что же все-таки произошло.
Все, что он смог понять сейчас, так это то, что проспал он неизвестное ему количество времени, так как комната была погружена в яркий солнечный свет, и, судя по всему, было раннее утро.
Больше ничему он объяснение дать не сумел.
Мысли разбегались, как мыши из нечаяно опрокинутой корзины.
Еще какое-то время он просто лежал.
Недвижимо лежал до тех пор, пока не понял, что он без маски.
Дверь почти неразличимо скрипнула, и на пороге появился хозяин.
Одним хищным рывком соскочить с проклятой кровати и вцепиться ему в горло, было на тот момент самым сильным его желанием.
- Что вы сделали?
- Ничего. Она упала. Ваш сон был слишком беспокойным, и она…
Но, кажется, незнакомец его уже не слушал.
Он начал метаться на кровати, словно на него опрокинули ушат с кипятком.
Наконец, он, приподнявшись, нащупал на рядом стоящей тумбе свою маску, и поспешно надел ее.
Словно это могло что-то изменить, и тем самым он мог обезопасить себя и других.
Хозяин покачал головой.
- Вот почему вы так беспокоились. – Протянул хозяин. - Кто вы, синьор?
- Не важно. Это не важно! Мне нужно уйти, и только…
- Снова желаете покинуть это место, синьор?
- А разве вы потерпите подобное существо в своем доме? Предупрежу вас сразу, месье, я намерен отстаивать свою жизнь!
- Очень хорошо! – Заметил с улыбкой хозяин. – Тогда, полагаю, вы не ринетесь прочь отсюда, пока не наберетесь сил, иначе ваша жизнь и правда, будет под угрозой.
Незнакомец смотрел на него несколько секунд, недоумевая.
Хозяин, в свою очередь, сосредоточенно изучал своего гостя.
- Что вы уставились!? Не ожидали, что притащите в свой дом чудовище? – Наконец кинул незнакомец. – Вам смешно, вам мерзко, вы такого никогда не видели? И как вам забава? Вам дать камень?
- Зачем? – Брови старика подпрыгнули, словно его хлестнули промеж лопаток кнутом.
- Чтобы кидать их в чудовище!
- Вы продолжаете бредить, синьор? – Спокойно отозвался хозяин, чем окончательно ввел незнакомого человека в состояние замешательства и изумления.
Хозяин реагировал настолько спокойно, что Призраку захотелось забиться куда-нибудь в темный угол, избавив себя лишних взглядов, и уже вовсе не из-за своего внешнего вида.
- Это ужасно! – Выдохнул он, обреченно покачав головой. – Прочь! И не смотрите на меня! Это дьявольская шутка, которая ужасна на столько, что можно возненавидеть весь мир... Дьявольская…
Хозяин сделал несколько шагов к кровати, и осторожно присел на самый краешек, наблюдая за реакцией гостя.
- Вы ошибаетесь, синьор. Вы всего лишь человек. Если думаете, что своим разоблачением повергли меня в столь сильный ужас, и я подумал, что передо мной предстал сам дьявол или господь бог, то вы ошибаетесь. - Голос хозяина звучал настолько мирно и невозмутимо, что невольно заставил Призрака с интересом прислушаться к каждой фразе, произносимой им. - И в таком случае вы слишком много на себя берете, причисляя себя к оным. Да, не скрою, я был удивлен, и на какую-то долю секунды в моей голове возникли разные мысли, но… Я не увидел ничего. Ровным счетом ничего, что могло бы перевернуть мою долгую жизнь на этом свете. Историями о сатане меня не запугать, я не слишком религиозен, синьор, и, возможно, буду наказан за это. Но у меня есть в этом мире кое-что другое, на что я молюсь - это мои работы, которые я делаю собственными руками. А в момент того, как ваше лицо лишилось маски, кроме человека, живого человека – я ничего не увидел. – Он сделал небольшую паузу. - Ну, может быть, не такого, как все. Вы ошибаетесь, уважаемый господин, если считаете, что ваше лицо самое ужасное и поразительное, настолько, что может вводить в состояние предсмертной агонии. Глупцов и выживающих из ума старух, верящих в ведьм и демонов – возможно.
Старик пожал плечами.
Складывалось впечатление, что его неизвестный гость с интересом, который умело скрывал под суровым холодным взглядом, слушал его речи.
- Вот уж никогда не думал, что буду вести такие разговоры. – Брови старика снова приподнялись. – Вот что, синьор, не смотря ни на что жизнь благословенна, какой бы она не была. Смерть ужасна. И это, пожалуй, та истина, которую я усвоил, прожив свою жизнь. Когда-то, когда я был совсем юнцом, понимаю, - невольно улыбнулся хозяин, - возможно, это было очень давно, но тогда, в то время, помнится, мне довелось побыть подмастерьем у одного мастера. Мы тогда строили дом одному знатному дворянину, но это все не важно. Так вот, случилось так, что огромный брусок сорвался и… - хозяин вздохнул, - угодил одному из подмастерий прямо на голову, умудрившись проломить ее настолько, что вряд ли матери этого парня удалось бы узнать свое дитя. Мальчонке, кажется, было не больше пятнадцати. Бедняга после этого еще сорвался с лесов, и рухнул наземь. Вот это было страшно, синьор, вот это был лик и воплощение самой смерти. Вот это зрелище могло отнять у женщин природный дар трещать без умолку, а мужчин повергнуть в оцепенение на какое-то время. Нет ничего ужаснее в этом мире смерти. А у вас есть жизнь…
- Да уж. Не нужная никому, даже самому господу богу, который отказался принять меня! – Огрызнулся незнакомец, и Чезаре уловил в его голосе не столько негодование, сколько глубокую необъятную боль.
- Не знаю, нужны ли вам мои речи? Я не бог, и не ангел, чьи крылья приносят на эту землю благодать, я всего лишь обычный человек, которому, как и всем, отпущено на этом свете свой срок, что б успеть сделать и оставить на этом свете частичку плодов своей деятельности. Вы можете не слушать меня синьор, и не верить мне, но то, что я сказал вам – я считаю правдой, и я не солгал ни на долю.
Незнакомец вспыхнул раздражением.
- Ваши слова не значат ровным счетом ничего! Ваша душа бы отлетела в мир иной, если бы у вас родился такой ребенок! Вы бы прокляли создателя, себя, женщину, которая дала ему жизнь, и его за такое наказание на вашу грешную голову!
- Нет. – Поджав губы, проговорил хозяин. – Наверное нет, синьор. Я не знаю… Но, наверное, я бы предпочел иметь живого сына, какой бы он ни был, нежели знать, что сейчас два моих невинных не повзрослевших дитя покоятся в могилах, а о третьем не знать ничего вообще, и остается уповать на то, что земля и небо благосклонны к нему, и он еще жив!
Хозяин быстро, стараясь чтобы это было как можно менее заметно, вытер глаза, чувствуя, что они наполнились мутными слезами, и посмотрел на своего гостя, часто заморгав.
- Так кто вы, синьор?
Странно, но кинуться, пытаясь заглушить свой гнев на этого человека, или продолжать кричать на него, выпуская свою ярость, больше не хотелось.
Хозяин заметил, что незнакомец сник.
- Никто.
- Как никто? Синьор, можете ничего не рассказывать, я не прошу. Я хотел узнать всего лишь ваше имя.
- У меня нет имени!
- Нет? У всех есть.
- У всех, чьи матери дают их своим детям.
Хозяин нахмурился, замолчал на несколько секунд, словно вдумываясь в эти слова, и сразу же перевел разговор на другую тему, далекую от предыдущей:
- Вам лучше еще отдохнуть. Или снова где-нибудь по пути жар вас настигнет. – Хозяин посмотрел на него с долей интереса. – Или вы куда-нибудь торопитесь, синьор. Может быть, у вас имеются срочные дела, или вас ждет корабль, или вы спешите еще куда-нибудь или к кому-нибудь, синьор?
Что кривить душой, вряд ли он спешил куда-то, да и ждать его было некому.
- Нет.
- Тогда, думаю, отлежаться несколько дней вам не помешает. И не беспокойтесь ни о чем. А об увиденном я никому рассказывать не собираюсь, если вы беспокоитесь за это. А там уже ваше дело.
Чезаре заметил, что незнакомец как-то странно на него смотрел, словно пытался что-то прочесть лишь по одному его взгляду.
- А я… Чезаре Кавальканти, синьор. – Представился он. – Я - Чезаре Кавальканти, а мальчишка, с которым говорили на улице, мой внук. Оставайтесь в моем доме ровно столько, сколько вам будет необходимо, что б набраться сил и одолеть болезнь.
- И вам не важно, что в вашем доме будет ужасное существо?
Хозяин склонил голову на бок.
- Но, если не ошибаюсь, синьор, вы помогли моему внуку… Разве существа из преисподней имеют сердце?
Отредактировано melody (2005-08-04 15:57:25)
Все банально приземленно. Просто я пока до этого со всякими мелочами и растянутым описанием дойти не могу ( а вообще у меня нет желания его затягивать, но пока что-то главы скучно тянуться)
