Если тебя затягивает в водоворот, не нужно сопротивляться.

Оказавшись в одиночестве, благословенной тишине и мраке потайного хода, Эрик позволил себе прислониться к стене и сполз по ней на сырой холодный пол. Силы кончились, сразу все, как будто их стёрло. Больше ничего не хотелось: ни куда-то бежать, ни думать, ни вспоминать.
Жить не хотелось.
И опасность, что распалённая общим гневом толпа найдет его, казалась такой ничтожной, что он едва смог уцепить за хвост последнюю рациональную мысль, что неплохо было бы отползти подальше, а там уже можно предаваться чёрному отчаянию.
А можно просто лечь и умереть.
Эрик подтянул колени к груди и опустил на них показавшуюся чугунной голову. Веки потяжелели, от пронизывающего холода тело начало деревенеть. Захотелось спать.
Вот тогда-то это и произошло в первый раз.

Эрик открыл глаза. Светло. Над головой — знакомый, выученный до мельчайшей трещины потолок пещеры. И тепло. Тепло, словно он…
С изумленным возгласом Эрик откинул покрывало.
Он проснулся в собственной постели, и вокруг было тихо. Ни вооружённой толпы, ни отдалённых звуков пожара — ничего.
Как будто всё, пережитое им, приснилось.
Эрик неуверенным шагом обошёл пещеру. Что-то не сходилось. Он бросил взгляд на мастерскую — так и есть: модель театра, которую он сжёг накануне, была цела. А костюм Дон Жуана по-прежнему висел на манекене.
Мистика.
Но если вчерашний ужас оказался лишь ночным кошмаром, о чём беспокоиться? Ведь в реальности всё пойдёт не так. Эрик глубоко вздохнул, изгоняя из памяти остатки сна, и отправился в умывальную.
…Много позже, привалившись к влажной стене потайного коридора, он раз за разом спрашивал себя: неужели то был вещий сон? И почему он, болван, не прислушался к предостережению? В кои-то веки небеса решили обратить внимание на несчастнейшего из смертных, а он в своей необъятной гордыне проигнорировал их знак…
И поделом ему.

Эрик открыл глаза и вскрикнул — над головой раскинулся потолок пещеры. Он снова лежал в постели.
Не раздумывая, он бросился к макету — цел и невредим. У Эрика подкосились ноги, он сполз на пол, обхватив руками ножку стола.
— Что же это такое? — слабым голосом вопросил он.
Происходящее напоминало спектакль, который повторяют снова и снова, каждый вечер — к удовольствию почтеннейшей публики.
Драма, повторяющаяся в третий раз, уже почти не трогала. И когда Кристина поцеловала его, Эрик не плакал. Он протянул руку и попросил у неё кольцо — видеть, как она возвращается только за этим, отчаянно не хотелось.
И потом, глядя вслед уплывающей лодке, Эрик не испытывал ничего, кроме сосущей тоски. Сколько ещё он будет переживать этот день?
Поэтому он спокойно скрылся в тайном проходе, но далеко уходить не стал: свернул в коридор, который вёл в винный погреб ресторанчика, располагавшегося возле театра. Там обычно бывало людно, но нынче — видимо, из-за безобразия, творящегося в Опера Популер, — публика не торопилась развлекаться. И обслуге незачем было спускаться в погреб.
Эрик напился. Не до беспамятства, но на ногах держался с трудом. И ему отчего-то стукнуло в голову, что все его проблемы решит Антуанетта, что она сможет подсказать выход. Поэтому, прихватив пару бутылок, он направился прямиком в её квартиру. Раньше та стояла пустой, но Эрик справедливо полагал, что из-за пожара Антуанетта в неё переберётся.
— Боже, Эрик, как ты… впрочем, заходи — не хочу, чтобы тебя видели. — Антуанетта затащила его в дом.
Эрик смутно помнил, как жаловался ей на несправедливость мира, спрашивал, почему должен был повторяться именно этот день, когда всё пошло прахом, а не тот, в который Кристина впервые пела со сцены? Потому что это был лучший день в его жизни, и, конечно, в этот раз он всё бы сделал иначе.
— Скажи, Нетта, что бы ты сделала, если бы каждый твой день повторял предыдущий, и ничего не менялось? — просипел Эрик, полулёжа на столе в гостиной мадам Жири.
— Да ведь ты так и жил, — брякнула Антуанетта и тут же испуганно прикрыла рот ладонью. — Прости.
— Нет, ты права, — Эрик покачал бутылкой, расплёскивая вино на полированную столешницу. — Но все-таки: что делать, если нет завтра?
Антуанетта задумалась.
— Нет завтра — значит, никаких последствий, — наконец сказала она. — Но это всё фантазии. Давай бутылку, Эрик, и пойди проспись. Завтра придумаем, что с тобой делать.
Кажется, он как-то добрёл до диванчика и рухнул на него, не раздеваясь.

2

И опять он проснулся в подземелье. Похмелья не было, макет был целым…
«Никогда не жил по правилам, — подумал Эрик, — а теперь и подавно не буду».
Неделя ушла у него на то, чтобы выяснить, как открывается сейф в кабинете директоров — тот самый, в который складывали всю выручку, перед отправкой в банк. Всё это время Эрик не появлялся на премьере своей оперы, предоставляя виконту объясняться с жандармерией по поводу того, что ввел её в заблуждение.
Кристину он тоже не видел.
Наконец старания Эрика увенчались успехом — теперь в его распоряжении была поистине астрономическая сумма.
Куда сложнее оказалось уговорить себя выйти на улицу без маски. Эрик так сроднился с ней, что скорее вышел бы голым. Он приводил сам себе веские аргументы, что люди всё равно забудут его лицо, как только минет ночь, но, несмотря на это, всё же старался укрыться за широкополой шляпой и поднятым воротником пальто.
Деньги — грандиозная сила, в этом Эрик убедился давно, но лишь сейчас в полной мере осознал, на что они способны. Карета с четвёркой лошадей и роскошным гербом была лишь малой толикой. Зато перстень с такой же герцогской короной, что и на гербе, сделанный всего за три часа подпольным ювелиром, продемонстрировал их могущество. Эрик долго подбирал фамилию, стараясь, чтобы она была на слуху, но её носители нечасто баловали Париж своим присутствием.
Вооружившись всем этим — а также новым, ещё более изысканным, чем у него был, гардеробом и чёрной маской, скрывающей всё лицо, — Эрик явился зрителем на собственную оперу.
Жандармы не осмелились к нему подойти: им совсем не улыбалось нарваться на скандал с участием особы королевской крови, пусть и инкогнито. Зато мамаши, обременённые девицами на выданье, сделали стойку. Это поразило Эрика до глубины души. Они же совсем не знают его! Видят первый раз в жизни. Видимо, блеск золотого перстня затмевал подобные недочёты. А ведь на его месте мог оказаться обычный аферист — в конце концов, в том, чтобы достать атрибуты высокого положения, нет особых трудностей.
Но не только юные прелестницы вились вокруг таинственного незнакомца — множество дам постарше провожали его заинтересованными взглядами.
Эрик с удобством расположился в ложе — подальше от виконта и директоров, — заказал бутылку шампанского и оглядел зал. Его внимание привлек темноволосый затылок. Сердце сперва ёкнуло, но потом Эрик сумел разглядеть, что это не Кристина. Просто женщина, похожая на неё. И, судя по тому, как она напропалую флиртовала с каким-то офицером, — не особо обременённая моральными принципами.
Будто бес толкнул Эрика под руку, когда он спустился в холл во время антракта. Замеченная им ранее дама сидела на диванчике в углу и ничуть не удивилась, когда Эрик присел рядом.
— Добрый вечер. Простите за дерзость, я по некоторым причинам не могу назваться, но… позвольте узнать ваше имя?
Дама бросила быстрый взгляд на его перстень и опустила глаза в притворном смущении:
— Одиль де Кларанс.
— Кто был вашей первой любовью? — в лоб выпалил Эрик.
Дама так опешила, что даже не догадалась залепить ему пощечину.
— Граф де Моле, — пролепетала она.
— И вы познакомились… — продолжал напирать Эрик.
— В Тюильри. Что вы себе позволяете?!
— Одиль, граф, Тюильри, — повторил он, чтобы хорошенько запомнить, и испарился прежде, чем дама начала возмущаться во весь голос.

Следующий вечер Эрик встретил во всеоружии. Найти герб графа было делом получаса, на то, чтобы собрать о нём сведения и выяснить, что пресловутый граф последние лет десять проживает в Италии, ушло часа четыре. А дальше Эрик действовал по накатанной: карета, перстень, маска.
Он почти передумал во время антракта, но тот же бес, который вынудил его устроить мадам Кларанс в некотором роде допрос, теперь зудел: «Все это для Кристины. Виконт сумел окрутить её, потому что у него больше опыта. Если ты сумеешь произвести впечатление, если научишься обходиться с женщинами, тебе может повезти и с Кристиной». И после премьеры Эрик решительной походкой подошёл к Одиль.
Та скучала в одиночестве: галантный офицер испарился в направлении закулисья, очевидно, рассчитывая на благосклонность хористок — которые и обходятся гораздо дешевле, нежели хоть сколько-нибудь знатные дамы.
— Одиль? — Эрик замер, будто ошарашенный внезапной встречей.
— Мадам де Кларанс, с вашего позволения. Вдова де Кларанс, — надменно ответила Одиль, однако от её взгляда явно не укрылись ни богатый костюм, ни перстень.
— Вы меня не узнаёте? — подпустив печали в голос, спросил Эрик. Он прекрасно запомнил, как вел себя де Шаньи, и не мог не воспользоваться столь удачным примером. — Граф де Моле.
— Что? — Одиль недоумённо нахмурилась.
— Я встретил вас в Тюильри — и до сих пор храню этот чудесный миг в своем сердце. — Эрик чувствовал, что вошёл в роль. Это не может быть сложнее, чем изображать на сцене Дон Жуана. Просто роль. Достоверно сыграть обольстителя.
— Ах… — Одиль томно закатила глаза и принялась энергично обмахиваться веером.
— Может… — Эрик сделал паузу, собираясь с духом, — возобновим знакомство?
Далеко они не ушли. Эрик заранее позаботился о том, чтобы обустроить для «встречи с первой любовью» пустовавшую во время представления ложу. Он специально выбрал такую, которая не полностью просматривалась бы со сцены и из соседних лож. Здесь был приготовлен столик, на котором томились шампанское в ведерке с неумолимо тающим льдом и блюдо с чёрной икрой — Эрик подумал, что так он произведёт еще большее впечатление. Правда, сначала едва не надавал себе пощечин, когда понял, что устроить ужин Кристине он так и не догадался. Неудивительно, что та упала в обморок.
Вместо кресел в ложе стоял удобный диванчик — конечно, пришлось помучиться, затаскивая его сюда, но Эрик не привык пасовать перед трудностями.
Увидев все это великолепие, Одиль совсем размякла и полезла к нему с поцелуями.
— Подожди, — остановил её Эрик, поколебался, собираясь с духом, и стянул маску. — Война, — соврал он.
— Боже… — Одиль состроила горестную мину. — Бедный, должно быть, ты так страдал… Но, знаешь, внешность не главное в мужчине.
«Да, главное — деньги и титул», — невольно поморщившись, подумал Эрик и затушил единственную свечу, стоявшую на столе.
— Иди ко мне.
…Она была так похожа на Кристину… И так самозабвенно и страстно целовала его. Эрик почувствовал, как его сознание затуманивается, фантазии мешаются с реальностью…
— Кристина… — простонал он, зарываясь носом в каштановые кудри.
— Кто такая Кристина? — быстро спросила Одиль.
— Не знаю, — опомнился Эрик.
Одиль отпрянула от него, упёршись ему в грудь руками:
— Кто я для тебя? Женщина на одну ночь?!
— Отнюдь,— Эрик успел взять себя в руки. Это только роль, — сказал он себе, а вслух произнёс:— Я люблю тебя. И всегда любил. Выходи за меня замуж.
— Ооо… — только и сумела простонать Одиль в изумлении.

3

Наутро Эрику было очень стыдно — словно он предал Кристину, изменил ей. Но успех в познании радостей плоти воодушевил его. Да, ему помогли поддельный перстень и обман, но с Кристиной не придется выдавать себя за другого. Достаточно узнать её получше.
Потому что — к ещё большему стыду Эрика — выяснилось, что за восемь лет он так толком и не узнал Кристину. Чем она живёт помимо музыки, о чём мечтает, что любит. Исповеди маленькой девочки он почти забыл, а повзрослев, Кристина рассказывала своему Ангелу далеко не всё. Иначе бы он ни за что не прошляпил историю с виконтом.
Он потратил на подготовку всё утро и с удивлением заметил, что с каждым разом общение с людьми дается ему чуть легче.
Днём Кристина спустилась в часовню, где Эрик уже ждал её.
— Кристина… — позвал он.
Девушка встрепенулась:
— Призрак? — спросила она со страхом.
— Да, это я. Не бойся, я не причиню тебе зла. — Эрик помедлил и будто бросился головой в пропасть: — Мы можем встретиться? В кафе неподалеку? «Иродель».
— Я знаю, где это, — задумчиво отозвалась Кристина. — Ты хочешь встретиться? Вне театра?
— Да, Кристина, вне театра. Чтобы доказать тебе, что я не замышляю ничего плохого. Я не безумец.
— Но ты убийца… — в голосе Кристины послышалась печаль.
— Буке… я не хотел его убивать, просто припугнуть. Это вышло случайно. Мне очень жаль.
На самом деле Эрик кривил душой: ему не было жаль Буке. Но он сожалел, что эта смерть оттолкнула от него Кристину.
— Странно, мне почему-то кажется, что ты говоришь правду.
— Так ты придёшь? — Эрик затаил дыхание в ожидании ответа.
— Хорошо. Через полчаса.
Он прислушивался к шуршанию её юбки, когда она поднималась с колен, и прижимал руку к груди — потому что опасался, как бы не выскочило сердце.

Первый раз всё прошло ужасно. И нет, дело было совсем не в том, что Эрик пришел без маски: Кристина, увидев его, даже не вздрогнула. Просто Эрик был слишком настойчив, расспрашивая Кристину, и сам себя одергивал, но остановиться уже не мог. Да еще и заказал мясо ягненка, которое Кристина терпеть не могла, а потому вяло ковыряла гарнир. Апофеозом стал вопрос про забытые увлечения — услышав, что в далёком-далёком детстве, когда был жив Густав Даае, Кристина мечтала делать шляпки, Эрик не сумел сдержать смех — и был вознагражден укоризненным взглядом. В конце концов Кристина сбежала, не попрощавшись.
Второй раз Эрик заранее договорился с модисткой и, когда речь зашла о шляпках, встал и галантно предложил Кристине руку.
— Куда ты хочешь меня отвести? — подозрительно спросила Кристина.
— Тут недалеко. Тебе нечего бояться, Кристина, вокруг полно людей, а я не настолько безумен, чтобы творить вещи в духе Призрака.
Попав в царство фетра, перьев, искусственных цветов и ленточек, Кристина опешила. Модистка, которой Эрик наплёл, что у его невесты есть блажь — изготовить себе самой шляпку, лично взялась показать Кристине, что надо делать.
— Завтра подсохнет клей — и можете забирать, — сообщила модистка, с довольным видом вытирая руки.
Лёд был сломлен.
Эрик не считал свои попытки, но с каждым днём ощущал, что стал ещё немного ближе к цели. Скоро, совсем скоро Кристина выбросит из головы своего виконта и разглядит, наконец, человека в Эрике. Поймёт, что он просто не знал, каково это — быть обычным мужчиной.
Они кормили уток в пруду Венсенского леса — потому что Кристина не делала этого давным-давно, они накупили кучу сладостей — потому что Кристина сказала, что раз она больше не балерина, то имеет право вдоволь полакомиться любимым шоколадом. Они слушали уличного музыканта — и Кристина сама предложила Эрику потанцевать. Он робел, не имея в этом никакого опыта, но Кристина смеялась, глядя на его старания, и за этот смех Эрик был готов простить ей даже предательство.
А ещё он не мог не признать, что задумка с шляпками была крайне удачной.
И в тот миг, когда Кристина неожиданно приблизила лицо и прильнула своими мягкими губами к его губам — сама, по своей воле, — Эрик изо всех сил пожелал, чтобы именно это мгновение повторялось вновь и вновь. Пусть ему придется опять и опять завоевывать Кристину, но ради тепла её тела под его неловкими руками, ради улыбающихся ему глаз он будет делать это вечно.
Под вечер они замёрзли и устали.
— Надо возвращаться, — спохватилась Кристина. — Рауль наверняка уже беспокоится. Скоро начало спектакля, а мне надо еще переодеться… Эрик, — вдруг вскинулась она, — а ты что же, не собираешься идти на премьеру?
Эрик покачал головой.
— Предпочитаю посидеть в тепле и тишине.
— В подвале? — ещё больше удивилась Кристина.
— Почему же? — как можно небрежнее ответил Эрик. — У меня есть дом рядом с Опера Популер. Служанка, должно быть, уже разожгла там камин и приготовила горячее вино со специями.
— О… — размышляя, протянула Кристина. — Я бы не отказалась от горячего.
И тут же смутилась.
— Мы можем посидеть там немного… а потом ты пойдёшь готовиться к спектаклю. — Эрик старался, чтобы его голос не дрожал — хотя от ответа Кристины зависело всё: правильно ли он рассчитал, не забыл ли чего-то важного.
Он уже далеко не так противен Кристине, как был ещё утром. И — если небеса всё же вспомнят про несчастнейшего из смертных — этим вечером Кристина снова будет принадлежать Эрику.
— Да… но только немного, — сказала Кристина.

Эрик недаром старался, выбирая дом. Небольшой, но чистый — спасибо подёнщицам, — с багровыми, припорошенными серым углями в камине, которые жадно ухватились за подброшенные поленья, взметнув ввысь яркое пламя. Со скромным ужином на столе, с горячим вином в укутанном полотенцем котелке и охлаждающимся за окном мороженым.
— Какой чудесный дом! — восхитилась Кристина.
— Теперь — да, — отозвался Эрик, помогая ей снять меховую накидку.
Он притянул Кристину к себе, чтобы поцеловать.
— Прошу, не надо портить такой чудесный вечер. — Кристина увернулась от его губ, выскользнула из объятий и села прямо на ковёр перед камином, вытянув к нему озябшие руки.
— Не надо, — с готовностью согласился Эрик и опустился рядом.
Кристина отодвинулась подальше:
— Я лучше пойду.
Она ещё отодвинулась, готовясь встать.
— У меня есть мороженое… — Эрик запаниковал, чувствуя, что упускает её.
— Давай встретимся завтра, — припечатали его к полу слова Кристины.
— Нет, сегодня! — воскликнул он невольно.
Кристина вздрогнула и вскочила на ноги.
— Я не могу остаться.
— Прошу, побудь со мной. Еще чуть-чуть. — Эрик готов был умолять её на коленях.
Собственно, он так и сделал.
— Не порть этот вечер, — повторила Кристина.
— Но я люблю тебя! — забывая о роли, о необходимости контролировать каждый жест, воскликнул Эрик.
— Любишь? — Кристина недоверчиво посмотрела на него. — Ты меня даже не знаешь.
— Знаю…
С лица Кристины отхлынули все краски.
— Конечно, как я могла забыть? — с горечью проговорила она. — Ты же мой Ангел, которому я поверяла секреты.
— Но… — У Эрика противно засосало под ложечкой. — А как же шляпки? Ты никогда не говорила мне о них.
— Ты всё подстроил. — В глазах Кристины мелькнуло понимание. — Кого ты расспросил? Мег? Мадам Жири? Как же я сразу не догадалась! Я поверила было, что ты хочешь измениться, а ты по-прежнему пытаешься одурманить меня фокусами.
— Как я мог подстроить то, что мы отправимся кормить уток? — в отчаяньи пролепетал Эрик.
Всё, что он с таким трудом воздвиг, рушилось на глазах.
— Ты — сумасшедший, — гневно заявила Кристина. — Ты говоришь, что любишь меня, но любишь лишь себя самого. Я для тебя трофей!
— Да я себя ненавижу! — не сдержался Эрик.
Пощечина оглушила его.
— Это за то, что ты мне понравился!
Кристина развернулась на каблучках и выбежала из комнаты. Прижимая ладонь к горящей щеке, Эрик слушал, как её шаги дробно стучат по лестнице. А затем хлопнула дверь.
Эрик уткнулся лицом в колени.

4

На следующий день всё повторилось.
И опять.
И опять.
Будто не хватало чего-то… важного.
Будто какой-то кусочек мозаики упрямо не желал становиться на место.
Эрик устал.
Весь следующий день он провёл в постели.
И следующий.
На третий день Эрик встал к вечеру и, небрежно накинув на помятую рубашку привычный чёрный плащ, пробрался наверх. Он не стал душить Пьянджи, лишь связал его и оставил за кулисами. При виде Призрака, похожего на клошара,— небритого, с всклокоченными волосами, оркестр умолк, только какой-то тромбон взвизгнул напоследок. Публика тоже притихла.
Кристина смотрела на него с недоумением.
Эрик улыбнулся.
— Кристина, ваша с виконтом любовь так прекрасна, что я готов признать своё поражение. Слышишь, де Шаньи? — Эрик глянул вверх, где статуей Командора застыл виконт. — Я отдаю её тебе. Конечно, вы поженитесь… если тебе разрешат родственники. О, я буду добр к вам: допустим, свадьба состоится — милая и скромная. Кристина нарожает кучу детишек, и от родов её фигура расплывется, а тебе наскучит выслушивать каждый день отчёт о пелёнках и соплях, и ты вспомнишь о старых романтических знакомствах. Разумеется, Кристина будет знать о них, но ради благополучия себя и своих детей будет молчать. Дети вырастут, и тут вы поймёте, что вам не о чем больше говорить, а милые сердцу глупости про шоколадки и сказки уже приелись и истрепались за давностью лет. — Эрик повернулся к Кристине, глядевшей на него расширенными глазами, на самом дне которых закипали слёзы: — Я тебя расстроил, крошка Лотти? Тогда продолжай грезить наяву — иногда это и в самом деле выход.
С этими словами Эрик шагнул в сторону — и пропал в люке, замаскированном языками пламени. Он не задержался под сценой, сразу же спрыгнув еще на ярус, и оттуда, снизу, слушал нарастающий шум: кажется, публика наконец опомнилась. Горестно скривившись, Эрик взял курс на знакомый винный погребок.

На четвёртый день он тщательно подготовился, как делал это в самый первый раз: долго выбирал рубашку, колеблясь между ослепительно-белой, молочной и цвета слоновой кости, заправил лосины в сапоги так, чтобы не было ни одной морщинки, с особой аккуратностью намотал на пояс кушак, расправив все складки, проверил, как сидит парик и не торчат ли из костюма нитки.
Пьянджи он пригрозил пистолетом, не тратя времени на связывание.
Он пел партию Дон Жуана так, словно на премьере присутствовал лично Господь Бог. Нет, тогда, в самом начале, Эрик старался, наверное, не меньше, но в тот момент он хотел, чтобы Кристина ощутила силу его любви, хотел очаровать её, чтобы она, пусть на короткий миг, но забыла про Рауля, увлечённая силой голоса Эрика.
А теперь Эрик хотел, чтобы его запомнили.
Допев арию, он выпустил Кристину из рук и вместо признания, которое так опрометчиво бросил когда-то к её ногам, тихо произнёс:
— Другого выхода нет. Помни, что однажды мы провели чудесный день.
Кристина удивленно нахмурилась. А Эрик смотрел на неё, стараясь вобрать прелестный образ, запечатлеть его в памяти, чтобы видеть только её. Он смотрел на её губы и на секунду заколебался: не сорвать ли с них последний поцелуй… но не решился.
— Прощай, Кристина! — крикнул он, сделал широкий шаг назад, вытащил из ножен шпагу — и рубанул ею по единственному канату, который только и удерживал люстру после того, как Эрик поколдовал с крепежами и цепями.
Треск на потолке отвлек публику. Люди зашумели, закричали, ударились в панику. Люстра опускалась с какой-то величественной медлительностью, сопровождаемая кусками отлетающей штукатурки, а потом начала разгоняться, всё быстрее и быстрее…
Эрик перемахнул через перила мостика и приземлился на сцену. Не отводя взгляда от приближающейся люстры, он прошел вперёд и спрыгнул в оркестровую яму, из которой разбегались во все стороны музыканты.
В последний миг Эрик всё же не выдержал и закрыл глаза…

…Чтобы открыть их в своей кровати в подземелье.
— Не-ет, — простонал он и с головой накрылся одеялом.
Эрик был упрям.
Второй раз он выбрал опасную бритву.
Ванна была горячей, порезы на руках казались совсем маленькими и нестрашными. По телу разливалась слабость, сердце глухо бухало, кружилась голова…
Эрик не запомнил, как потерял сознание.
Пробуждение же было страшнее кошмара. Даже умерев, он возвращался в начало.
Потом был яд.
Потом — пуля в голову.
Потом он спрыгнул с крыши театра.
Отчаявшись, Эрик даже как-то подстерёг экипаж, которым правил виконт, увозя Кристину из Оперы после премьеры, и бросился под колеса. Хватая ртом воздух и содрогаясь от резкой боли, когда сломанные рёбра впивались в лёгкие, он смутно видел знакомый силуэт, как сквозь туман слышал родной голос:
— Рауль, это он! Господи! Руаль, сделай же что-нибудь!
И растерянный ответ:
— Кристина… боюсь, ему уже ничем не помочь.
И Эрику действительно ничто не могло помочь. Сама смерть оказалась не в силах вырвать его из замкнутого круга. Ловушка не имела выхода.

5

Бесплодные усилия вымотали Эрика. Осознав тщетность своих попыток, однажды он — сам не зная, зачем, — явился к Кристине утром, когда та осталась одна в комнате хористок, и в очередной раз пригласил в кафе. Он не собирался очаровывать её, нет. Просто хотелось поговорить — хоть с кем-то. Убедить в правдивости своих слов и… исповедаться, наверное. А кому ещё он мог открыть душу, кроме Кристины? И пусть она жалеет его, пусть, — он согласен и на жалость.
— Что ты хотел мне сказать? — спросила Кристина, нервно теребя в руках кофейную ложечку.
— Знаешь, кажется, я бог, — выдохнул Эрик.
— Что? — Кристина изумленно приоткрыла рот, но быстро справилась с собой и поджала губы. — Ты уже был Ангелом Музыки, тебе этого оказалось недостаточно?
— Нет… — поправился Эрик, — не Тот, конечно, — для убедительности он ткнул пальцем вверх, — но какой-то другой — точно. Я пытался убить себя… — Кристина охнула, — но всегда просыпался без единой царапины. Я всё время просыпаюсь в этом дне, дне премьеры «Дон Жуана».
Кристина покачала головой:
— Ты безумен. Зачем ты рассказываешь мне всё это?
— Хочу, чтобы ты мне поверила.
— Поверила в подобную чушь? — Кристина начала подниматься, явно намереваясь уйти. Снова. Эрик поймал её за руку.
— Останься, пожалуйста. И дослушай меня. Я могу с точностью до секунды предсказать любое событие этого дня. Смотри, через десять секунд растяпа-официант уронит поднос. Десять, девять, восемь, семь…
Когда поднос загремел на пол, Кристина вздрогнула — и с каким-то суеверным ужасом посмотрела на Эрика.
— Идём на улицу! — сказал тот, кинул на стол купюру, во много раз превышающую стоимость двух чашек кофе, и потянул Кристину за собой. — Сейчас здесь проедет фаэтон, перед ним дорогу перебежит кошка. Фаэтон вильнёт и собьёт корзину с цветами.
— Как ты… откуда ты мог знать? — прошептала Кристина спустя пять минут. — Это какой-то фокус?
— Ну… — Эрик пожал плечами. — Возможно, бог тоже показывает фокусы. Возможно, он вовсе не так всемогущ, а просто давно живёт на свете. Вот, видишь продавщицу зелени? — он подвёл Кристину к лотку с травами. — Это Моник Леньер, её муж погиб в Крымской войне, и она осталась одна с двумя детьми. Дети выросли и разлетелись кто куда. А недавно к ней посватался сосед. Как я мог всё это узнать, если прежде выходил из театра лишь по ночам — и то крайне редко?
Зеленщица испуганно захлопала глазами:
— Откуда вы знаете… Я в чём-то провинилась? Я не шпионка!
— Успокойтесь, мадам. — Эрик протянул дрожащей женщине золотую монету. Та воззрилась на деньги с ещё большим ужасом… но монету всё-таки взяла.
Кристина испытующе посмотрела на него.
— Хорошо. А что произойдет сейчас в этом доме?
Эрик обернулся в ту сторону, куда она показывала:
— В этом — ничего, а в соседнем — там на втором этаже живут супруги Барно. Недавно они выдали замуж дочь и удачно продали дом в пригороде, доставшийся мадам Барно от сестры — старой девы. Сейчас мадам Барно обнаружит, что её муж успел запустить лапу в выручку от продажи, и закатит грандиозный скандал.
Кристина подождала немного, потом хмыкнула:
— Похоже, ты ошиб…
Из окна второго этажа пресловутого дома донесся громкий вопль, сменившийся площадной бранью. Что-то разбилось, раздался топот и грохот, а затем на крыльцо вылетел плешивый мужичонка. Он пригибался и закрывал голову руками, стараясь увернуться от метлы выскочившей следом толстухи.
— Теперь ты мне веришь? — с надеждой спросил Эрик.
— Верю, — после паузы ответила Кристина. — Ты не смог бы подстроить столько событий сразу.
— Особенно здесь, снаружи, — невесело улыбнулся Эрик. — Но чтобы окончательно развеять твои сомнения… — он достал из кармана сложенный лист бумаги, — когда вернёшься в театр, ступай в часовню. Туда придёт Рауль и попытается тебя успокоить, убедить, что ты поступаешь правильно. Он захочет увести тебя, но ты откажешься… надеюсь, откажешься, — поправился Эрик.
Кристина отказалась.
— Куда мы пойдём? — спросила она, когда Рауль ушёл.
— А куда ты хочешь? — ответил вопросом Эрик, невольно замирая с другой стороны стены.
— Я бы хотела просто провести с тобой этот день, чтобы посмотреть, что случится. Но спектакль… и Рауль будет меня искать.
— Мы уедем на окраину, в парк. А ещё я снял тут неподалеку домик. Рауль нас не найдёт.
— Но как я объясню ему?
Никак, — хотел ответить Эрик, — никак, потому что завтра снова будет сегодня, словно ничего и не было. Вместо этого он сказал:
— Соври. Скажи, что Призрак тебя похитил, но тебе удалось бежать. И что ты больше не хочешь в этом участвовать. Пусть виконт увезёт тебя подальше.
Кристина вздохнула:
— И ты согласен…
— Иди к заднему входу, который возле кухни. Я буду ждать тебя там, — перебил её Эрик.
Выходя ему навстречу, Кристина комкала в руках бумажку с теми самыми словами, которые сказал ей Рауль.
«Ты сама говорила, что он всего лишь человек. И пока он жив, он нас не отпустит. Не думай, что я не волнуюсь за тебя, но в твоих руках сейчас столько жизней…»

Этот день был похож на те, в которые Эрик безуспешно пытался завоевать Кристину. Только на сей раз между ними не стоял его обман, и оттого Эрик чувствовал себя куда свободнее.
Ближе к вечеру они вернулись обратно.
— Какой чудесный дом!
Эрик прикрыл глаза: он так часто слышал от Кристины эти слова, что с его губ уже готов был сорваться ответ «Теперь да», но это было бы неуместно…
После ужина он развлекал Кристину, обучая её карточным фокусам.
— Значит, так ты убиваешь вечность? — лукаво спросила та, пока Эрик неуловимым движением прятал карту за манжету.
— Вообще-то, я убивал так вечность задолго до того, как застрял в одном дне, — невесело усмехнулся Эрик. — Каждый день по четыре часа — и станешь виртуозом. А когда надоест — можно учиться чревовещанию, изучать архитектуру… да мало ли на свете занятий.
— Извини, я не хотела, — Кристина остановила его, положив руку ему на локоть. — Я просто забыла…
Эрик выскользнул из-под её руки — прикосновение обжигало его сейчас, когда Кристина доверяла ему, совсем как прежде.
— Это ещё не самое страшное, — вздохнул он и опустился на диванчик перед камином. — Самое страшное — что завтра ты обо всем забудешь и снова будешь считать меня монстром. А я и есть монстр. — Эрик помедлил и, опустив голову, прикрыл ладонью изуродованную щеку.
— Нет, — Кристина присела рядом и осторожно отвела его ладонь, — это неправда. Ты не монстр, не горгулья и не порождение ада… или как там ты себя называл?
— Да какая разница. — Эрик вернул ладонь обратно. — Я Призрак, мною пугают юных балерин, на меня сваливают все несчастные случаи, которые происходят в театре, даже если меня там не было. Уйди я из Оперы — и ничего не изменится: так же будут ходить слухи, а в любой тени людям будет мерещиться привидение. Иногда мне кажется, что я вообще не существую.
— Существуешь, — заверила его Кристина. — Я тебя вижу.
Она вдруг сползла с дивана на пол и встала на колени прямо перед Эриком. Он застыл, не зная, чего ожидать, и тогда Кристина прижала руку к его груди — с левой стороны.
— И я слышу твоё сердце, — тихо закончила она.
В этот момент начали бить часы, и они оба синхронно вздрогнули. Кристина бросила взгляд на циферблат — и её лицо преисполнилось возмущения.
— Почему ты не исчез?
Эрик тоже посмотрел на часы:
— Я и не знал, что уже полночь. Но всё случится в семь утра — в то же самое время, в которое я проснулся в самый первый день. А ты исчезнешь.
— Но… я ждала полуночи, — растерянно пролепетала Кристина.
— Значит, ты уйдёшь? — Эрик не сумел скрыть горечь.
— Я останусь.
Кристина забралась на диванчик с ногами и опустила голову Эрику на плечо.
— Что-то я очень устала, — тихо сказала она.
Эрик откинулся на спинку дивана, чтобы Кристина могла устроиться поудобнее. Так они и сидели, пока Кристина не задремала. Убедившись, что она спит, Эрик легонько поцеловал кудрявую макушку и прошептал:
— Спокойной ночи, любовь моя. Пусть тебе приснится Ангел Музыки.

6

Утром Эрик снова проснулся в одиночестве. И от этого стало так больно, что он больше не мог выносить тишину подземелий, — кое-как приведя себя в порядок, он выбрался наверх, в переулок возле Оперы, и там сел прямо на землю, привалившись спиной к холодному камню.
— Что же ты будешь делать, Эрик? — спросил он себя.
Неожиданно то, что он принимал за кучу мусора, зашевелилось, и из-под тряпья вынырнула седая голова.
— Кто тут шумит? Спать не дают честному человеку! Чего тебе надо? — забрюзжал старик, моргая заспанными глазками.
Эрик резко развернулся к нему:
— А что бы ты делал, если бы день, в котором ты живёшь, повторялся снова и снова?
— Это смотря какой день. — Старик зевнул. — Ежели этот, в который ты орёшь над ухом, то лучше не надо, а ежели тот, в который мне пальцы раздробило, — он выпростал из тряпья уродливую культю, — то я бы тогда ни за какие коврижки не сунулся бы на колосники. И Жоржу не дал, чтобы он не охромел.
Эрик застыл. Об этом он и не подумал: помогать кому-то. Права была Кристина — он любит только себя. Но если заполнить пустоту каждого дня делами, настоящей работой, то, может быть, он перестанет замечать их череду? Раньше это срабатывало.

Первым делом он отправился в рабочие мастерские — предварительно переодевшись в неприметный костюм рабочего и низко надвинув на глаза кепку. Ещё Эрик на всякий случай не стал бриться, решив, что щетина тоже поможет ему остаться неузнанным (перед премьерой он не брился с неделю, и щетина стала такой длинной, что уже походила на бороду). Попав на место, он сказался новеньким, нанятым специально для работы на подхвате, и его отрядили в плотницкий цех, где как раз заканчивали сколачивать лестницы и мостик — пока все части были отдельно, их должны были соединить уже на сцене.
Позже Эрик сам вызвался помочь раскрасить получившуюся конструкцию. Стоя на самом верху и изогнувшись под немыслимым углом, он наносил на дерево красный цвет и попутно думал, что впредь сначала будет прикидывать, как рабочим придётся делать декорацию, а уже потом что-то проектировать.
Под мостиком прошла парочка уборщиц.
— Как там Жаннет, не слыхала? — спросила одна из них.
Эрик навострил уши.
— Да всё так же: сынок болеет, лежит в лихорадке, а денег нет. Да и откуда им взяться, если она не работает? А оставить Луи не с кем, — вздохнула другая.
— Помрёт он, наверное, — сокрушенно покачала головой первая уборщица.
Закончив с лестницами, Эрик как бы невзначай поинтересовался у товарищей насчёт Жаннет и, соврав, что его ждут в гипсовой мастерской, улизнул в подземелье за деньгами.
Бедная Жаннет была потрясена, когда в её убогий дом постучался весьма представительный господин, который привел врача и оставил ей огромную пачку денег.
Потом была швея, которая испортила платье Карлотты и которая не помнила себя от счастья, когда хмурый рабочий с ожогом на лице приволок ей «найденный» отрез дорогой ткани, похожий по цвету на загубленный.
Потом был сорвавшийся с колосников рабочий, совсем ещё юнец, который непременно сломал себе спину, если бы новенький, работавший рядом с ним, не успел схватить его за руку. Едва не сорвался сам, но всё же вытянул беднягу.
К вечеру Эрик так уставал, что редко задерживался, чтобы посидеть с рабочими, предпочитая отоспаться. На премьеру собственной оперы он не ходил — он видел и слышал её столько раз, что впору было счесть её долгожителем сцены Опера Популер. Впрочем, однажды он согласился выпить с новыми друзьями, а заслышав шум, свидетельствующий об окончании представления, не удержался и прокрался за кулисы, чтобы понаблюдать за реакцией виконта на прискорбное отсутствие соперника.
Де Шаньи предсказуемо был растерян и расстроен. Похоже, жандармы уже ушли, так что Эрик мог без опаски подойти поближе.
В этот момент до его ушей донеслись странные звуки, доносящиеся из гримёрки Карлотты. Кажется, кроме него, их никто не замечал. Эрик чертыхнулся: напрямик туда было не пройти. Пришлось лезть в обход, через зеркало.
В первое мгновение при виде открывшейся ему картины Эрик похолодел. Ему пришло в голову, что Пьянджи было на роду написано умереть сегодня. Если уж Призрак его не задушил, то… Видимо, дожидаясь Карлотту, толстяк решил полакомиться виноградом, оставленным для примы. И подавился.
Почти не соображая, что делает, Эрик кинулся к нему, обхватил сзади руками (с трудом сцепив их на необъятном пузе) и резко и сильно дернул. Раз, другой… Виноградина пулей вылетела изо рта Пьянджи и ударилась о портрет Карлотты — аккурат под глазом.
— С-с… спасибо вам, добрый человек, — просипел Пьянджи, едва переводя дыхание. Он обернулся и ахнул, поняв, кого перед собой видит.
Эрик приложил палец к губам и неслышно скользнул за зеркало.

После такого приключения ему самому захотелось подышать свежим воздухом, поэтому Эрик выбрался в знакомый проулок.
Здесь кто-то натужно кашлял, и, подойдя поближе, Эрик понял, что это тот самый нищий, который подсказал ему, что делать. Старик был очень плох.
— Эй, — позвал Эрик, — эй, вставай. Я тебе помогу.
Больница Отель-Дьё находилась ближе остальных — туда он и поволок нищего. За несколько монет нашлась одиночная койка. Эрик бродил туда-сюда перед дверью палаты, ожидая врача.
— Что с ним? — спросил Эрик, когда тот вышел. — Что с тем стариком, которого я привел?
Почему-то Эрик очень волновался за этого нищего, хотя даже не знал его имени.
— Умер, — сухо ответил врач.
— Как умер?! — ахнул Эрик, протискиваясь мимо него в палату.
Старик лежал на койке, сморщенный и очень худой. Его глаза были неподвижны и устремлены в потолок.
— Отчего это случилось?
— Он был слишком стар, пришло его время, — врач покачал головой и набросил старику на лицо край простыни.
Это повторялось снова и снова.
Эрик лез из кожи вон: приводил старика в уже облюбованный домик возле театра, кормил, одевал… не жалея денег, приглашал самых лучших докторов.
Старик всё равно умирал.
— Почему? — устало спросил он у очередного эскулапа.
Тот не спеша закрыл свой чемоданчик.
— Иногда люди просто умирают.
И ушёл.
— Только не сегодня, — шептал Эрик, сидя у стены возле черного хода театра — где уже никого не было. — Не сегодня.
В конце концов Эрик сдался, осознав, что эту судьбу ему не исправить.

7

В очередной день Эрик был занят с раннего утра. Слишком многое нужно было сделать, и он, что называется, рвался на части, сокрушаясь, что у него не шесть рук, как у индийского божества. И, полностью увлечённый работой, не заметил пришедшую зачем-то в мастерскую Кристину.
Наверное, Эрик так бы и не обратил на неё внимания, если бы она не задела ведёрко с краской, стоявшее рядом с ним на узкой доске. В последний момент ему удалось поймать ведёрко за ручку и водрузить обратно.
— Глаз у тебя нет, что ли? — возмутился он — и осёкся.
Кристина потрясенно смотрела на него. Пожалуй, ей было с чего удивляться: небритый, взъерошенный, в заляпанной краской одежде, Эрик мало отличался от прочих снующих по мастерской работяг.
— Приз… — начала она, но её лепет перекрыл громкий голос:
— Эрик, иди скорей сюда! Надо подержать кронштейн, а то он у меня всё время соскакивает!
— Иду! — отозвался Эрик и заговорщицки подмигнул остолбеневшей Кристине.
Та постояла немного и ушла.
Странно, но сегодня Кристина попадалась ему в самых разных местах. К счастью, она больше не пыталась назвать его Призраком, так что он перестал опасаться разоблачения. Ближе к вечеру он даже увидел, как она разговаривает о чём-то с пожилыми служанками, но довольно быстро выкинул этот эпизод из головы.
Вечером Эрик привычно подошел к двери чёрного хода, погладил ручку, вздохнул… и вернулся за кулисы. Все-таки он не Господь Бог.
Потом был спектакль, неуверенные хлопки публики, гул разговоров. Эрик завернул к Пьянджи и пошел к рабочим — праздновать. Они вручили ему бутылку и отнятую у штатного музыканта скрипку:
— Давай, играй, — сказал спасенный им рабочий и хлопнул Эрика по плечу.
Эрик в который раз зарекся демонстрировать свои таланты на публике — он ведь всего лишь опробовал инструмент в мастерской, — и со вздохом опустил смычок на струны. Весёлый рил захватил его, несмотря на свою примитивность, и Эрик начал невольно отбивать ритм пяткой. Перед ним мельтешил пляшущий народ, вино лилось рекой… Эрик подумал, что успел привыкнуть, каково это — быть среди людей. И что можно было вылезти из подвалов раньше — тогда не пришлось бы устраивать мистификацию перед Кристиной, и она, возможно, обратила бы на него внимание просто так, потому что он — это он… но теперь-то уж чего говорить.
Толпа внезапно остановилась, расступилась — и Эрик увидел перед собой Кристину.
— Здравствуй, — просто сказала она.
Скрипка тоненько взвизгнула.
— Здравствуй, — ответил Эрик.

Они ввалились в его дом — подземный дом, оглохшие от музыки, с гудящими после танцев ногами.
— Я расспрашивала людей о тебе, — сообщила Кристина, падая на скамейку перед органом, — и никак не могла понять, что ты задумал. А потом ты не появился на спектакле, и я пошла тебя искать. Ты сделал столько хорошего сегодня… Эрик.
Он вздрогнул, услышав из её уст свое имя.
— Просто решил немного помочь. Я столько лет третировал Оперу — почему бы теперь не облагодетельствовать?
— А ты изменился. — Кристина склонила голову набок, разглядывая его, будто видела впервые. — Что произошло?
Эрик опустился на пол возле её ног.
— Это долгая история…
— А у меня много времени.
— Знаешь, — вдруг сказал Эрик, — что бы ни случилось завтра, сегодня я счастлив. И я люблю тебя.
Сказал — и сам испугался своего неожиданного признания. Он ожидал яростного отпора, ведь эта Кристина не знала про поймавшую его ловушку, он не говорил ей о том, как сожалеет о смерти Буке, — он вообще ничего ей в этот раз не говорил.
Но… Кристина как ни в чем не бывало нагнулась и принялась расстегивать пряжку на туфельке.
— Ноги гудят, — пожаловалась она. — Кажется, я теряю форму.
Эрик обхватил рукой её лодыжку и потянул туфлю за пятку.
— Давай помогу.
Он мял и гладил узкую ступню, казавшуюся такой хрупкой, а Кристина, закрыв глаза от удовольствия, откинулась назад, оперевшись на орган. Вот её локоть соскочил, и по пещере поплыла густая нота.
— Думаю, нам стоит перебраться в более удобное место, — усмехнулся Эрик.
Кристина остановила его:
— Эрик… я хочу сказать… я тоже счастлива — видеть тебя таким.

Утром Эрик долго смотрел в потолок, вспоминая всё, что произошло вчера. Кристина сама пришла к нему, по своей воле… Возможно, они никогда не будут вместе, но эти несколько часов затмили даже вечер её триумфа, когда он, робея и прячась не только за маской, но и за ширмой из уверенности и таинственности, привел её в свой дом.
Эрик вздохнул и дернул за шнур, чтобы поднять занавесь.
— Еще слишком рано, — сонно простонал над ухом женский голос, протянулась нежная рука и дёрнула за шнур ещё раз, погружая нишу в полумрак.
Это было невозможно.
— Что-то изменилось, — едва не заикаясь, боясь поверить, убеждая себя, что чувства обманывают его, Эрик коснулся этой руки, так уютно расположившейся на его груди.
— Эрик… Доброе утро.
Он повернул голову — и встретился взглядом с Кристиной, лежавшей рядом с ним. Совсем близко…
— Как ты тут оказалась?
Кристина улыбнулась ему:
— Ты попросил остаться — и я осталась.
Эрик зажмурился, прогоняя подступавшие слезы.
— Вот так просто?
— А это всегда просто.
Он ощутил, как Кристина склонилась над ним, но не решался открыть глаза.
— Эрик, не прячься от меня.
Она коснулась его губ, и Эрик ответил на поцелуй.
— Оно наконец наступило, — прошептал он, с трудом отстранившись. — Завтра наступило.

Конечно, они не остались в подземном доме — Рауль всю ночь искал Кристину, пока не догадался спросить у мадам Жири, так что им пришлось спешно убегать через тайный ход.
Конечно, Кристина не сразу согласилась стать женой Эрика — всё-таки она была настоящей женщиной.
Конечно, по театру долго еще ходили байки о таинственном Призраке Оперы.
Но чудо свершилось — хотя для этого понадобилось другое чудо.
И только директора остались крайне недовольны тем, что кто-то вскрыл их сейф.

Отредактировано Lupa (2016-10-03 03:09:14)