Глава 2 (или Агентство все еще представляет…)
Opeth – Heir Apparent - instrumental (ритм-гитара)

Мы на самом деле дали мастер-класс, операторы с обеих сторон в ужасе ждали, когда мы догоним убежавшую совесть и разъединимся. Не додумавшись разорвать звонок после двух часов болтовни, они боялись что-либо предпринимать, и мы легко преодолели психологический барьер в 180 минут.
Но вечно держать мобильник у ушей было уже совсем неудобно, гарнитура сломалась уже через пару дней после покупки телефона – в общем, лично я после трех с половиной часов слишком сильно устала. Начав прощаться, я услышала:
- Мне нужно, чтобы ты жила в моей квартире.
Странная формулировка не смогла помешать моим склонным к фантазии мозгам вообразить что-то эдакое. Но воображать они могли что угодно, а ответ мой звучал так:
- А зачем?
Далее я услышала длинную историю о том, как Павлу дали работу в США, к которой надо было приступить как можно скорее. Квартиру оставлять пустой он не хотел, сдавать ее кому попало – тем более, вот и просит меня выручить его.
Перспектива эта была на редкость заманчивая, моя квартира успела мне опостылеть уже давно – в каждом углу мне мерещились фигуры преподавателей, медленно вырастающие из учебников по своим дисциплинам. Был лишь один вопрос, который меня, впрочем, не особенно беспокоил:
- И где ты живешь?
Я ожидала услышать конкретный адрес. Я его услышала, но не восприняла, потому что мой мозг отключился, успев воспринять только приведенную ниже часть фразы:
- Париж, центр…
Я так и плюхнулась на пол с дивана, хотя сидела на последнем вроде довольно хорошо. Видимо, Павел даже не услышал мою реакцию, поскольку к тому моменту, как я снова обрела способность соображать, все еще что-то тараторил о благоустройстве.
- Предупреждать надо! – решительно прервала я его.
- Я так и знал, что ты меня не слушала – выкрутился Павел, наверняка высунув язык.

Уже не смогу вспомнить, как именно, но в многочасовом разговоре мне удалось избежать рассказа об академе и проблемах, которые он повлек за собой. Теперь же пришлось выложить все начистоту. Где-то в центре Парижа какой-то русский химик слушал исповедь какой-то русской же истерички о том, как тяжело учиться, наверняка теряя веру в эту сумасшедшую в геометрической прогрессии. Однако меня мог спасти математический парадокс о том, что убывающая геометрическая прогрессия убывает бесконечно. По крайней мере, мне казалось парадоксальным, что если я пойду к стене, т.е. нулю, по арифметической прогрессии, то обязательно доползу до конца, хотя и не сразу; а с БУГП (так в школе мы обзывали бесконечно убывающую геометрическую прогрессию) я до той же стены, то бишь, до того же нуля, не смогу дойти никогда. Я могу оказаться на расстоянии одной триллионной от нуля, но прямо в его убаюкивающую пустоту не заступлю никогда.
Короче, я была почти уверена в том, что Павел, помня о том, как я училась раньше, со временем не разубедится во мне окончательно.
И эти размышления оказались совершенно ни к чему:
- Дорогуша, я веду курс лекций в Сорбонне, в Университете Пьера и Марии Кюри. Это, конечно, курс дополнительный, даже очень дополнительный, исключительно на английском, но несколько студентов ходят исправно. Сначала они громко хохотали, имея собственное представление о том, кто кому должен читать лекции, но теперь они все сидят, что твои паиньки, и одногруппников зовут с ними ходить. Так вот… чем бы я сейчас не занимался, я прекрасно понимаю, что не должен требовать от вас того же.
Я начала было говорить в ответ, но он не позволил мне произнести что-то внятное, продолжая свой монолог:
- Я с тобой еще разберусь, но сейчас я прошу тебя как друга – вылетай в Париж! Мне не терпится уже уехать в Америку и выяснить, как мне понравится работать там, потому что есть сомнения, которые по телефону черта с два разрешишь. Виза в Евросоюз у тебя есть, собирай вещи и в самолет. Деньги перешлю переводом как только ты мне скажешь номер банковской карты…
На этот раз я заговорила громче и смогла остановить Павла:
- Ты ведь не хочешь сказать, что мне это обойдется бесплатно!
И тут кто-то из работников операторов, обслуживающих нас, не выдержал и обрубил соединение. Через несколько минут мне пришло SMS:
«Именно это я и хотел сказать. Кстати, там есть лаборатория, оборудование которой выбирал я лично, все устанавливали под моим контролем… я это к тому, что ты там можешь баловаться, сколько душа пожелает. Я оставил сумму на реактивы, буду очень рад узнать, что ты не только сливаешь все в канализацию, но и пытаешься заполнить пустоты на полках. Короче, дорогуша, шли мне номер карты!»
Наверное, операторы решились на пересылку такой длинной SMS-ки скрепя сердце и думая о срочном введении безлимитного интернета по умолчанию во всех тарифных планах. Жалея и их, и себя любимую, в ответе я ограничилась только номером и пошла спать.

Проснувшись рано утром, я, зевая, спустилась на первый этаж, обошла дом и зашла в банкомат. Видимо, меня спасла сонливость, иначе бы я упала на пол, осознав сумму в полмиллиона евро.
Мне очень хотелось позвонить Пашке и устроить ему полный допрос, суть которого, впрочем, укладывалась в одном-единственном вопросе: «Как ты, сволочь, умудрился так разбогатеть?!». Но я предпочла засесть за поиск порядочной авиакомпании и приобрести билеты в рай на Земле. Париж… да не сплю ли я, надышавшись пыли, которой был покрыт учебник по кристаллохимии?..

Глава 3 (или Да все, все, заканчиваем представлять!)
Savatage – Stay with me awhile / Opeth – To bid you farewell - instrumental (acoustic)

Кроме билета на самолет я купила себе только MacBook Air, с которого сразу удалила эппловскую операционку, поставив родной и любимый Windows со всеми его прелестями и недостатками. Конечно, я могла прилететь во Францию и приобрести этот ноутбук, потратив меньшую сумму, но почему-то, проходя мимо компьютерного магазина, я подумала, что раз мне выслали деньги, то почти наверняка предполагается, что я истрачу большую их часть. Видимо, ослепленная вожделенной техникой логика решилась на забастовку и позволила моим ногам и рукам действовать, руководствуясь не разумом, а чувствами.
Чувства, кстати, были крайне удовлетворены просмотром «Romancing the Stone», который по какой-то странной случайности все еще остался на жестком диске старого ноутбука, помещенном во внешний бокс для HDD, в свою очередь, подключенный к новехонькому макбуку. Пересадку в Питере я перенесла труднее, чем оба полета – и тот, что был до, и тот, что последовал после. Благодаря тому, что ничего полнометражного во время второго полета я посмотреть не успевала, мне пришлось с удовольствием ограничиться просмотром любимых выпусков «Гражданина поэта».

Короче говоря, с трапа самолета в парижском аэропорту я сходила довольная, как слон. Но едва моя нога ступила на землю этого самого Парижа, самодовольство исчезло, уступив место жуткой неуверенности в самой себе и в окружающей меня действительности.
- Полина! – вернул меня на небо его голос. Ах, Пашка, до чего же я соскучилась по тебе!
Я, сломя ноги, бросилась к нему. Мне хотелось смеяться от счастья - и я себя не сдерживала. Что ж, признаю честно, со стороны это выглядело просто ужасно. Парижане и визитеры, присутствующие на тот момент в аэропорту, наверняка запомнили обезумевшую от радости дамочку и широко улыбающегося ей парня с табличкой «Princess Pauline von Metternich». Правда, я этот предмет заметила только в такси – и то, определенно, спасло находящихся в аэропорту от презабавнейшего зрелища, которое они наверняка все вспомнили бы перед смертью.
Был уже поздний вечер и я, предварительно сунув Павлу чек из магазина, достала ноутбук и открыла незабвенный Winamp. Паше не потребовалось много времени на обдумывание моих транжирских способностей, а мне же не надо было гадать, что включить послушать. Вскоре мы абсолютно немузыкальными голосами выли, оглушая несчастного водителя:

Stay with me
For the little night that's left to be
For a moment in a memory
That time cannot defile
Stay with me
While the night still offers amnesty
And the ending is still yet to be
Tomorrow's unborn child
And stay with me awhile

Нет, к чему обманываться – мы все еще дети. Вернее, можем ими побыть, если захотим. Я захотела, Паша поддержал – и вот, мы подъезжаем к дому, действительно расположенному в центре Парижа, совершенно забыв о том, что привело нас к сегодняшнему дню.

Однако логика не могла дремать вечно. Едва нас окружила тишина большой квартиры Павла, я поняла, что приехала сюда не просто так и не даром. Какое-то гнетущее чувство навалилось на меня, я молча смотрела на Пашу, он же собирал последние вещи, которые собирался с собой брать. Мы не знали, что говорить друг другу. Видимо, правильному построению взаимоотношений не учили ни его, ни меня.
Наконец я решила, что плевать, правильно я поступлю или нет, но мне надо знать:
- Так что мне придется сделать?
Павел словно ждал этого вопроса. Отшвырнув вещи, которые были у него в руках, он пригласил меня открыть широкие стальные двери, вручив мне ключи от них.

За дверью действительно была высококлассная оборудованная лаборатория, в которой были все средства защиты и безопасности, интересные приборы и – камень преткновения большинства химических лабораторий – реактивы. Много разных-разных реактивов. В общем, я застыла, разинув рот и не обращая внимания на полочку, подписанную словом «биохимические тест-препараты». Но когда я наконец добрела глазами до этой полки, Павел неожиданно сказал:
- У меня рейс довольно скоро, мне нужно идти.
Что, уже идти? Сейчас? Он шутит?
- Паша… - только и сумела выдавить я.
- Буду краток, - отрезал он. Уставившись, кажется, как раз на те самые тест-препараты, Павел медленно продолжил: - Я создал кое-какую смесь, действие которой мне надо проверить на ком-нибудь, кроме меня.
Поймав мой недоверчивый взгляд, он тут же сказал:
- Просто я уже его проверил!
- Для чего нужна эта смесь? – мягко спросила я, решив пока подыграть ему.
Павел встал у двери лаборатории, приглашая меня выйти. Что ж, выйти, так выйти – вскоре мы сидели на длинном диване, лаборатория была закрыта на замок, ключи лежали на кофейном столике. Он пространно рассказывал мне о том, чем занимается в свободное время преподавательский состав университета супругов Кюри, и, едва понимая хотя бы треть его речи, я терпеливо ждала. Но в итоге я все-таки не выдержала:
- К делу! – причем сказано это было тоном, которым обычно отдаются приказы в армии, службу в которой, кстати, Павел каким-то образом сумел избежать, хотя, насколько мне было известно, особо ради этого не старался. Аж подпрыгнув от моих слов, он заговорил:
- Этот препарат переносит тебя в прошлое…
Это было уже выше моих сил.
- Вау, ты создал галлюциноген высшего класса! Даже странно, что никто из биологов Сорбонны раньше тебя до этого не додумался!
Моя насмешка словно ужалила Павла, он поднялся и навис надо мной:
- Это не галлюциноген!
То, как он это сказал, я не берусь описывать словами. Я не отношусь к девочкам, которые вскрикивают, видя мышек, но и образцом стойкости не являюсь. Видимо, мой наполненный ужасом и трепетом взгляд сразу остудил гнев Паши, он сел совсем рядом со мной и, уставившись в угол комнаты, сказал:
- Самое страшное – то, что это действительно прошлое… - он замолчал, закрыв глаза.
- О чем именно ты сейчас говоришь? - тихо спросила я, опасаясь, что он сошел с ума.
- О том, что я видел, Полина! – выпалил Павел, поворачиваясь ко мне. Как близко он был… и как быстро он встал, явно пытаясь произвести на меня то же устрашающее впечатление: - Все, что мне нужно, это знание о том, как это может подействовать на тебя. Увидишь ли ты то же самое, что видел я?
- Что ты видел? – бесстрастно спросила я, не желая с ним спорить. Павел покачал головой:
- Нет-нет, так не пойдет. Бери сумочку, я поеду в аэропорт и по пути подброшу тебя на нужное место, инструкции дам по пути.

Он вел машину по освещенному тысячами огней Парижу и объяснял, что я должна пойти в здание реконструируемого театра “Opera Populaire”, выпить там определенный объем этой смеси и после того, как все закончится, изложить ему, что я видела.
- Откуда мне знать, что я не свихнусь, не получу какую-нибудь зависимость, не умру, в конце концов? – повысив голос от шепота до крика, проговорила я, когда он закончил.
Что мы особенно ценили друг в друге – плохие способности к вранью:
- Да ниоткуда…
Я только и смогла, что слабо хохотнуть. Самым страшным было то, что я скорее склонна была согласиться, чувствуя его нетерпение. А поскольку на меня слишком сильно давили, шансов на то, что я смогу отвертеться, лично мне виделось мало.
- Хорошо, - продолжила я вслух свои мысли. – Один вопрос…
Блаженное выражение, промелькнувшее на его лице, растаяло, как дымка:
- Да?
- А как меня впустят туда?
Он расхохотался, видимо, почувствовав еще большее облегчение:
- Полина, если бы это было проблемой, я бы тут сейчас не находился!
Павел схватил мою руку, продолжая рулить только левой. Но мое быстрое замечание-вскрик вернуло его к реальности, и он снова стал управлять машиной, как положено.
Подъехав к зданию театра, он протянул мне лист бумаги, разблокировал мою дверь (а зачем он ее блокировал?!) и чмокнул меня в щеку. Покраснев, я тут же выпрыгнула из машины, которая моментально сдвинулась с места, я не успела даже дверь закрыть.

Что ж, Рубикон перейден, подумала я, решительно войдя в здание…

Rose de l'Opéra, да, это кривая логика. Честно, аффтар в реальной жизни очень похоже мыслит, если вообще не хуже)
Слово - оно как прелюдия, то, как сложно ОЖП его найти, показывает ее не самое лучшее состояние.
Касаемо ровесниц - там в фокусе скорее "встречались".
Социальный эксперимент так хорошо описан как раз для того, чтобы понять, как это тяжело для ОЖП - друзей найти, по крайней мере, для Павла понадобилось вот такое извращение над учащимися)
Ей надо было менять поведение, чтобы он не слушал ее бредни. Для этого надо было бредни заменить на реальные знания

что ж, это все мой язык, мои корявости и моя логика *склонила голову под стаи летящих тапок*

Глава 5 (или Как свихнуться от пустяков)
Opeth – The drapery falls - instrumental (piano) / Opeth – To rid the disease - instrumental (guitar)

Все вокруг словно померкло. Мир потерял яркость, жизнь ушла из театра, оставив меня в жалких развалинах былого великолепия.
Причем стояла я уже не в холле, а на сцене, где, казалось, всего мгновением ранее распевалась Кристина Даае.
А что, если Павел не врал, и все эти люди реально существовали? Подобная догадка сразу привела меня в смятение. Получается, я только что была в прошлом, но при этом как бы оставалась в настоящем? Ведь не просто так я оказалась на жалком подобии сцены – обычные доски, грубо вколоченные, наверное, лишь для обозначения: «тут была сцена».
Вдобавок к тому, что я словно попала в мертвый мир, я чувствовала сильную тошноту. Всякий разговор с охранником исключался, я опасалась, что ей не очень понравилось мое поведение (варианта, по которому она ничего не заметила, я просто не допускала) и хотела поскорее выйти из здания.
Перед театром стояло такси, из которого, увидев, как я выхожу, тут же выглянул таксист и крикнул мне:
- Miss, come here, please (Мисс, подойдите сюда, пожалуйста)!
Именно так я могла бы оказаться мертвой через часик-полтора. Маньяк сидит в машине и ждет, пока из какого-либо здания выбежит абсолютно потерянный человек. Даже если он знает, что никто не мог бы выслать за ним машину, то все равно идет, и если инстинкт самосохранения не проснется, то…
Но это все подумала я-параноик, влияние которой на я-общее составляло теперь ничтожно малую часть. В общем, я залезала в такси, не задумываясь. Очнулась я от вопроса, заданного не по логике поздно:
- Shall I drive you to Pavel’s house, or you want to go somewhere else (Мне отвезти вас к дому Павла, или вы хотите в другое место)?
Я замотала головой, одними губами произнеся:
- Павел…
К тому времени мы подъехали совсем близко к улице, на которой и был его дом. Впрочем, может быть, это был способ срубить с меня лишние деньги? Слабое желание оказаться обманутой, удовлетворить желание таксиста, едва ли было близко к исполнению – уж слишком тяжело мне было физически. Да и психика, вовсе не устойчивая и в обычных условиях, сейчас всего лишь была в каком-то ожидающем состоянии.
- Miss, I had to say something before you go (Мисс, мне нужно кое-что сказать перед тем, как вы уйдете)… - неожиданно проговорил таксист, когда я уже расплатилась с ним и собралась открывать дверцу машины. Не имея никаких сил что-то ответить ему, я лишь смотрела на таксиста и ждала продолжения.
- Well (Хорошо), - явно разволновавшись, все-таки продолжил он, - I know Pavel quite well. He asked me to take you to his home, that’s why I was waiting outside Opera (Я довольно хорошо знаю Павла. Он попросил меня подвезти вас к его дому, поэтому я ждал у Оперы)…
На слове «опера» у меня уже не оставалось никакого терпения и, пытаясь хоть как-то поторопить его, выпалила:
- And what (И что)?
- He want you to call to him after this all (Он хотел, чтобы вы ему позвонили, как закончите дела), - спешно протараторил таксист.
- You think I’m fool (Вы думаете, что я дура)? – медленно спросила я.
- No, miss, he just forgot to give you his number (Нет, мисс, он просто забыл оставить вам свой номер)…
Его номер? Точно. Павел просил меня позвонить, но номера действительно не оставил. Нда, вот и хороша же я, чуть что – сразу психую… Впрочем…
- He doesn’t know my number (Он не знает мой номер)?
Таксист явно замялся.
- I thought… I thought you want to phone him now (Я думаю... я думаю, вы хотите позвонить ему сейчас)…
Я еще ничего не хотела, кроме сна. Но смутно чувствуя вину, я протянула ему блокнот (откуда у меня такие раритеты?!) и свою неизменную черную гелевую ручку.
- Say the number, maybe I’ve written it down not properly (Посмотрите номер, может быть я неправильно его записал)… - совсем тихо произнес он.
Я прочла цифры, он закивал и чуть ли не шепотом попрощался.
- Thank you (Спасибо)! – вложила я в эти нехитрые слова практически все свои силы (ага, и произнесла «сенькью») и наконец вышла из машины.

Таксист был чертовски прав. Проспав всего пару часов, я проснулась и не заметила пропущенных вызовов. Не знаю, биологические ли часы не дали мне спать дальше, или же неизвестность, но в итоге я взяла в одну руку мобильник, в другую – блокнот и застыла, не набирая номер.
Что же я ему скажу?
А что Павел ожидал?
Это, определенно, был тот самый случай, когда нельзя врать. Я и не склонна, да, но у меня есть в данном случае другая проблема – как не рассказать слишком много. И даже не хочется звонить, снова лечь и уснуть, но это лишь отдалит неизбежное.
Когда я предстаю перед подобными трудноразрешимыми проблемами, я обычно поступаю просто – иду есть.
Биолог, пришедший к нам в школу, когда я была в 11 классе, как-то раз, смешно разозлившись (а по-другому он и не умел) на задерживающихся в столовой будущих выпускниках, стал пугать нас (за точность цитаты не ручаюсь):
- А вот вы знаете же, что после того, как вы поедите, кровь отливает от мозга к желудку и думаете вы гора-аздо хуже, чем можете на самом деле?
Что ж, бедолага за год все-таки узнал, как мы думаем на самом деле. Почему-то я даже не могу сказать, интересно ли мне, где он теперь. Вот так о человеке уже и не думаешь, но его слова намертво врезаются в память.
Приняв это высказывание за истину, я потеряла необходимость найти ответ на вопрос: «почему, когда мне плохо, я хочу есть». Ведь все очень просто – организм жрет и не способен обеспечить требовательный мозг достаточным количеством ресурсов для того, что бы начать думать.
И как-то наплевать на то, что оно почти не работает… в общем, ничего особенно не меняет (да просто думает дорогуша не головой, а чем-то в районе… гм… желудка)… Все-о, на кухню шагом марш!

(тут должны были быть n абзацев о том, как я не умею готовить, обратиться к знакомым писателям для их появления!)

В итоге, наевшись банальной яичницы с колбасой (кстати, далеко не «Молочной», в смысле, далеко не самой вкусной), я довольно откинулась на диван в зале. И там, спокойная и умиротворенная, я вдруг стала вспоминать, что же я вчера видела. Причем волновали меня сначала не столько события, которые развернулись передо мной, сколько четкость, с которой они вырастали передо мной. Я видела хорошо очерченные фигуры на фоне интерьера вполне современной парижской квартиры, но даже не думала о сюрреалистичности подобной картины. Но совсем скоро меня начала смущать мертвая тишина вокруг и медленные, в то же время какие-то дерганые движения силуэтов. Ну а тишина… тишина была страшнее, тишину я не переносила. Тяжело поднявшись с дивана за ноутбуком и наушниками, я не заметила, чтобы образы как-то сильно изменились. Но едва в уши потекла музыка, все стало совсем другим.
Например, Кристина, казавшаяся совсем воздушной и хрупкой рядом с импрессионистским плакатом, собиралась петь. Ну а то, что я ее не слышала, было лишь грустной данностью ограниченности моего воображения. Ведь я все это уже видела: нерешительно выходящую Кристину, рассерженную Карлотту, сдержанную и невозмутимую мадам Жири…
Так почему я вижу это снова, в квартире, во всех смыслах довольно далекой от Оперы?

«Паша! Я не знаю, что тебе можно сказать, но представляю, что можно написать.
Там было очень много всего. И да, это не похоже на галлюцинацию.
Ты, кажется, просил имена? Мадам Жири, Карлотта, Кристина, Мег, месье Лефевр, месье Фирмен, месье Андре, Рауль, месье Рейе, Буке… было еще, наверное, прозвище – некий призрак оперы.
Надеюсь, ты получишь это письмо и перезвонишь, подготовив вопросы. Возможно, у меня появятся свои, тогда я задам их тебе по телефону.
Полина»

Письмо получилось откровенно дурацким, потому что до меня внезапно дошло, что действие, которое я видела в якобы прошлом, явно включало в себя французский. Но я не только прекрасно его понимала, я еще и моментально перекладывала все на английский, даже в стихах, если дело касалось арий. Перевод был настольно естественен, что я и думать не думала о языковом барьере.
И, не очень понимая саму себя, я не хотела писать об этом Павлу. Хотелось сказать ему лично… стоп. Сказать что-то на французском? Теперь, в этом времени?
После пяти минут копания в мозге и словарях был сделан простой и четкий вывод – сказать в своем времени я ничего уже не смогу. Даже понять отголоски речей, то и дело вспыхивающих в голове, было просто невозможно.
В этой же (пустой) голове внезапно возникло видение испуганных зрителей театра. Такого я не заметила, но что-то подсказывало мне, что еще увижу. Если только не умру под действием компонентов препарата…
Был только один способ успокоиться:

Leave your mark upon the head of someone
Who'll cry for his state, we know it's too late
I turn round to see what was meant to be
Faint movement release to rid the disease

Что удивительно, этот способ сработал – я очень быстро уснула…

Ну дык я же предупреждала!

Спрашивайте, ответим  :sp:

Rose de l'Opéra, вы имеете в виду дневник? Если да, то это, по сути, дневник и есть. Не похоже, что ОЖП, захлебываясь, кому-то это рассказывает
Я пытаюсь писать так, как писала и Дюморье в "Доме на берегу". Когда читала произведение - не путалась ни капельки. И вы не должны :dn:

Ну вот если принять как раз, что это дневник, то, выходит, что ОЖП не могла не написать об этом. Рассказать о том, что уехала из Оперы в дом Павла нужно, а не упоминать странного таксиста было бы для нее (гы) нелогично

Я тогда запутаюсь в датах Но раскрою тайное - если перед главой нет названия части саундтрека ПО-04, то ОЖП точно не в прошлом. Иначе я предупрежу отдельно)
А вот насчет нового персонажа вы как-то рано вывод делаете) Тут ни я, ни ОЖП не в курсе
Вот насчет SMS или еще чего скажу точно - он боялся помешать Полине. Его звонок мог быть как минимум услышан, а к чему это могло привести - черт знает.

Кавычки очень к месту, гы
*автор посыпал голову пеплом* впрочем... во, у Павла был скрытый номер! А что, у всех свои бзики
и в самом деле:

Отредактировано Via Diva (2012-12-20 19:18:40)

Значит, и номера не было. Моя ОЖП отличила бы +7XXXXXXXXXX от чего-то другого в общем, да, приватный)

Rose de l'Opéra, будем считать, что у ОЖП закрытые наушники, ну или затычки, на худой конец, - в автобусах точно не услышишь
а вот... это не работа микстуры, это побочный эффект. Правда, ОЖП не знает, так как с Павлом по сему поводу еще не консультировалась...

ну что ж, будем стараться

Отредактировано Via Diva (2013-01-07 20:55:07)