Театр доктора Зеро

Занавес упал глухо, тяжело, подняв клубы пыли и стайку ленивых голубей.
Редкие зрители, пришедшие сюда в этот промозглый осенний вечер, еще немного поерзали на своих местах – больше для проформы, нежели действительно ожидая – и желая – продолжения представления, а потом стали медленно и незаметно расходиться, как неуловимо исчезают под порывами осеннего ветра пожухлые листья с мостовой. «Они больше сюда не придут»,  – вдруг подумал он. Совершенно точно не придут. Как не приходили сюда все те, кого он видел на этих скамейках во время предыдущих представлений. Все те, кто точно так же исчезали, растворялись, утопали в таких же вечерних сумерках вот уже много дней подряд.
- Десятый, - тихо произнесли у него над ухом.
Он резко обернулся.
Девушка, разумеется, не успела переодеться – лишь накинула на плечи чье-то чужое, судя по всему мужское, пальто. И от этого казалась еще более маленькой и хрупкой, чем была на самом деле.
- Вы десятый раз смотрите это представление, - так же тихо повторила она.
- А может, оно мне нравится? – хитро прищурившись, спросил он.
Она грустно улыбнулась.
- Нет, не нравится… Вам оно интересно, забавно, необычно…что угодно – только не нравится.
- Почему вы так думаете? – спросил он.
- Потому что тогда бы вы его не смотрели.
- А что бы я тогда делал? – усмехнулся он.
Он улыбнулась.
- Что? – повторил он.
Ее улыбка подсказала ему, что ответа он не получит.
- Как вас зовут? – спросил он.
И на этот раз он понял, что ответа не будет тоже.
Она еще немного постояла, пристально – и в тот же момент слегка рассеянно вглядываясь в него – а потом развернулась и пошла прочь.
- Я приду сюда завтра! – пообещал ей вслед он.
Она даже не обернулась.

*******
Он плохо помнил, как провел следующий день – как это и было в дни предыдущие. Этот странный, непонятный, да, примитивный – но при этом невероятно манящий его – театр полностью захватил его воображение, завоевал его мысли и полонил рассудок.
Он не мог сказать, почему это было именно так, почему так случилось. Он не назвал бы себя любителем площадных театров, цирков-шапито и выступлений бродячих артистов – да, может быть, когда-то давным-давно, в детстве… но кто в детстве не был любителем площадных театров, цирков-шапито и выступлений бродячих артистов? Сейчас же он взрослый человек… с техническим образованием… и перспективной работой… - что он забыл в этом глупом дурацком театре? А самое главное – что же он полюбил настолько, что уже который вечер раз за разом приходит сюда и смотрит это наивное и беспомощное представление? Что? Или кого?

*******
Искать ее не пришлось долго. Она сидела на ступеньках у сцены, рассеянно гладя огромного черного кота.
- Вы ждали меня? – пошутил он.
Она подняла на него свои огромные, невероятно серьезные глаза.
- Нет, - спокойно ответила. – Ожидала.
- А в чем разница между жд…жданием и ожиданием?
- В том, что когда ждешь – ты можешь и не дождаться, а когда ожидаешь – дождешься обязательно.
- То есть вы знали, что я приду?
- Можно сказать и так, - кивнула она.
Кот зевнул, показав нежно-розовое небо, и потянулся, выгнув спину невообразимой дугой.
- Это волшебный кот? – шутя, спросил он.
- Да, - серьезно ответила она.
- Он…мммм… умеет разговаривать?
- Нет, - покачала головой она.
- Но какой же это волшебный кот, если он не умеет разговаривать? – усмехнулся он.
- Все обычные коты умеют разговаривать, - без тени иронии пожала плечами она. – Но только волшебные коты умеют молчать.
- Но все коты, которых я знаю, молчали.
- Значит все коты, которых вы знали, были волшебными.
- Но я знал слишком многих котов.
- Слишком многие коты волшебные.
- Но мне казалось, что волшебство редко в нашем мире. Разве не в этом суть волшебства?
- Нет, вовсе не в этом, - печально сказала она.
- А в чем же?
Она улыбнулась и не ответила.
- Вы волшебница? – шутливо спросил он.
- Почему вы так решили? – серьезно спросила она в ответ.
- Ну вы же говорите, что вы знаете суть волшебства, - пожал он плечами
- Я не говорила, что знаю, в чем суть волшебства, - покачала она головой. - Я сказала лишь, что знаю, в чем она не состоит.
- И в чем же она не состоит?
Она снова покачала головой.
- Во всем том, что вы приписываете ему.
- Вы? Почему «вы»?
- Потому что я ему ничего не приписываю.
Он рассмеялся и обвел рукой ветхий шатер.
- Я понимаю.. театр.. цирк… волшебное, магическое место.. Точнее нет, место, где исчезает вся магия…
Она усмехнулась.
- Таинственное исчезновение фокусника – всего лишь трюк с зеркалами, - со знанием дела сказал он. – Шляпа с кроликами не имеет дна. Узел на платке – всего лишь…
- А гимнастка? – перебила она.
Он замолчал.
- А гимнастка? – повторила она. – Тоже трюк с зеркалами, без дна и всего лишь…?
- Нет, - ответил он.
- Тогда почему вы говорите о том, что исчезает вся магия?
- Но ведь она…вы…всего лишь человек.
Она улыбнулась и встала. Кот недовольно заворчал, вцепившись когтями в ее куртку.
- Когда исчезает вся магия и остается всего лишь человек – тогда и начинается настоящая магия, - серьезно сказала она.
- Вы запутываете меня, - попытался сменить тон на шутливый он.
- Отнюдь, - его попытка не удалась.
- Но я не могу понять…
- Вы не можете понять, потому что вам не нравится наш театр.
- Но если бы он мне не нравится, то пришел бы я сюда..ммм..какой там раз?
- Одиннадцатый.
- Вот, одиннадцатый. Разве я пришел бы, если бы мне это не нравится?
- Разумеется… Вы это именно и делаете.
Кот разжал когти и гулко плюхнулся на землю. Она поднялась на ступеньку вверх.
- Погодите, - попытался он остановить ее.
- Мне пора, - ответила она. Еще ступенька.
- Но потом…мы еще увидимся?
Она не ответила. Плюс еще ступенька.
- И как… как вас зовут?
И на этот вопрос ответа тоже не последовало.

*******
Представление было тем же, что и уже изо дня в день – все одиннадцать вечеров. Горбун в красной ливрее – судя по всему, тот самый доктор Зеро, хозяин театра – кривил губы в сардонической усмешке, приглашая на сцену потрепанного фокусника, дрессированных собачек, убогих в своей попытке рассмешить зрителей клоунов и… да, кажется, ее горбун не приглашал. Кажется, она выходила сама – за секунду до повелительного взмаха рукой. Кажется, у нее были свои, особые отношения с доктором Зеро. И кажется, когда он думал, какие они – его сердце разъедала… ревность?

*******
Он ждал ее около сцены. Ждал долго, пока она не вышла. И ему показалось, что она вышла именно потому, что он ждал ее. Точнее… ожидал.
- Как вас зовут? – спросил он сразу.
Она улыбнулась и не ответила.
- Это секрет? – пошутил он.
- Нет, - покачала головой она.
- Но тогда почему вы не говорите мне вашего имени?
- Потому что вы его знаете, - ответила она.
- Доктор Зеро ваш отец? – спросил он с тайной надеждой.
- Что? Ах, нет… - рассмеялась она.
- Но.. не может же быть, что муж? – спросил он с явным ужасом.
- Нет, нет, конечно не может, - рассмеялась она еще громче.
- Тогда как вас зовут?
- Мне пора.
- У вас сегодня еще одно представление?
- Нет.
- Но тогда.. тогда почему бы вам не остаться со мной?
- Потому что мне пора.
- Куда?
- Просто пора.
- Но…
- Иногда бывает просто пора…
- Подождите! – крикнул он ей вслед. – Подождите!
Ответа не было.
- Как вас зовут?
Ответа не было тем более.

********
- Вы снова пришли? – спросила девушка в следующий вечер.
- Я купил билет, - показал он. – Как я мог не прийти?
- Купить билет и прийти – разные вещи.
- Ну мне бы было жалко выкинуть на ветер деньги.
- Но менее жалко выкинуть на ветер время…
- Какое время?
- Потраченное в нашем театре.
- Почему вы думаете, что на ветер?
- Потому что наш театр вам не нравится.
- Но я прихожу. Разве я приходил бы, если бы мне не нравился ваш театр?
- Конечно. Если бы он вам нравился, вы бы не приходили.
- А что бы я тогда делал?
Она улыбнулась.
- Как тебя зовут? – спросил он.
-  Представление нельзя задерживать, - ответила она.

*******
В этот вечер он решительно преградил ей путь перед самыми кулисами.
Она, не поднимая на него глаз, улыбнулась.
- Вы тринадцатый раз приходите на наше представление. Когда же вы остановитесь?
- Когда вы поможете мне остановиться, - твердо сказал он.
Она подняла глаза.
- Я?
- Конечно.
- Я же говорила, что вам не нравится наш театр, - покачала она головой.
- Но почему вы так думаете?
- Если бы вам нравится наш театр, вы бы не приходили сюда раз за разом.
- Но что бы я тогда делал?
- Вы бы остались тут, - просто сказала она.
Повисла тишина.
Он не знал что ответить.
А ей было, видимо, слишком много, что сказать.
Поэтому они молчали.
- Тринадцать – интересная цифра, - наконец сказал он.
- Это всего лишь цифра, - пожала плечами она.
- Ну да, но это проклятая цифра.
- Это всего лишь проклятая цифра.
- Вы не боитесь проклятия?
- Проклятие – всего лишь проклятие, не более и не менее – толк его бояться.
- Мне кажется, что те, кого проклинали, так не думают.
- Я уверена, что те, кого проклинали, думают именно так.
- Вас когда-нибудь проклинали? – вдруг тихо спросила она.
Что-то громыхнуло позади них.
Он вздрогнул и обернулся.
В сумраке кулис мелькнула согбенная тень. И красная ливрея.
Когда он повернулся обратно – девушки уже не было.

И тут его словно выдернуло из-под старого пыльного одеяла. Выдернуло резко и грубо – так, что зашумело в голове.
Картина начала постепенно складываться в его разуме. Один к одному, как кубики в старой детской игре. Постепенно – но с каждой секундой ускоряя ритм.
Да, конечно. Конечно, конечно, конечно.
Доктор Зеро не отец и не муж.
Разумеется.
Конечно.
Он хозяин.
Он просто хозяин.
Хозяин этого театра – и всех, кто в нем!
Вот почему у нее в глазах такая печаль. Вот почему она говорит загадками. Вот почему она не называет своего имени. Вот почему она так мало разговаривает с ним.
Она боится!
Она боится этого хозяина.
Да.
Именно так!

Он должен освободить эту девушку. Вывести ее из-под власти этого проклятого горбуна, вытащить из этого дьявольского театра. А потом…потом.. что будет потом – он не думал, главное, что он понимал, было именно сейчас. Спасти, вытащить, вызволить ее – и именно сейчас.
Но…
- Как тебя зовут? – крикнул он в темноту, понимая, что его вопрос не будет услышан. И ответ тем более не придет.

Он сел на первый ряд. Сел с окончательной и несокрушимой решимостью покончить со всем этим раз и навсегда. Перехватить ее перед уходом за кулисы – и убежать. Убежать с ней как можно дальше от этого театра, площади… может даже города? Показать ей, что есть другой мир, кроме как мир этого пыльного шатра, и есть другие люди, кроме как этот злобный – а он несомненно злобный, ведь добрый человек не может быть таким…некрасивым… - горбун, и есть другие чувства, чем постоянный страх, который она все время испытывает – а она, несомненно, испытывает его – ведь именно поэтому она так ведет себя…

Но ее не было.
Уже прошло время ее номера, и номера, что шел после, и номера после после – а ее все не было и не было.
И когда артисты вышли на поклон, и ее все еще не было среди них – он вскочил на ноги.
- Где она? – крикнул он, обращаясь к доктору Зеро. – Где девушка?
Горбун промолчал.
- Почему ее нет?
Он понимал – чувствовал спиной -  что зрители, которые сейчас покидают площадь, оглядываются на него и крутят пальцем у виска. Но его это совершенно не волновало.
- Почему ее нет? – его голос предательски сорвался и задрожал.
Горбун оскалился и задергался.
А потом вдруг одним резким, нечеловеческим прыжком, словно выдернутый прочь, – исчез за кулисами.
- Где она? – проорал он ему - и одним прыжком вскочил вслед на сцену.
Замешкался буквально на пару секунд, раздумывая, в какую именно кулису ему нырнуть – но потом, повинуясь безотчетному чувству интуиции, скользнул влево.
В темноту.

*******
Пахло сырым камнем, прелой листвой и каким-то животным.
Кто-то схватил его за руку – он дернулся, чуть не закричав от неожиданности – и всунул в ладонь что-то круглое, мягкое, легкое и теплое. А в другую ладонь – секундой спустя – что-то продолговатое, твердое, тяжелое и холодное.
Он сжал это безотчетно, надеясь, что это не во вред, что это поможет ему найти ее – а может быть это она сама дала ему это…
И тут же резко опустил голову, придавленный шумом в ушах.
Как будто море бесновалось в его голове. Море людских голосов, что-то выкрикивавших  - он бы даже подумал, что это имя, чье-то имя…его имя?
Он пытался вслушаться, разобраться, понять.
Но в этот момент сквозь прореху в полотне шатра на его руки упал свет – и он опустил за ним глаза.
И вздрогнул.
В его руках был клубок и меч.
Он отшвырнул их прочь – и странное дело, он был готов поклясться, что не услышал ни единого звука, когда они коснулись пола. Шерсть и дерево еще конечно.. .но уж металл и дерево не должны же встречаться бесшумно?
А еще из его слуха ушли возгласы.

А потом лунный свет мигнул и погас – словно это была на самом деле дурацкая театральная лампа.
И наступила темнота.
И ветер пролетел, унеся камень, листву и животное.

От спертого, сухого и пыльного воздуха он закашлялся.
Запустил руку в карман, нащупал зажигалку – он давно уже не курил, но привычка носить огонь в кармане еще осталась – выудил ее оттуда и щелкнул.
И судорожно сглотнул, резко отдернув язычок пламени от того, что когда-то было кулисой.
Книги.
Книги.
Книги.
Невероятное множество книг.
Они уходили вверх, насколько хватало неверного тусклого света – но что-то подсказывало ему, что они уходят выше и выше… далеко за пределы шатра театра.

- Quién está ahí? – прозвучал повелительный голос.
Старик повернул в его сторону голову.
Неверный огонек зажигалки отразился от стеклянных в своей неподвижности слепых зрачков.
А потом пламя моргнуло и исчезло.

Он долго, долго, долго еще чиркал, выбивая кремнем юркие искры – но огня больше не было.
А когда он коснулся рукой стены – то и книг больше не ощутил.

И пришел еще один ветер.
Холодный, пронизывающий, ледяной.
И не прошел мимо – а вошел прямо в него.

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

- Он идет, - сказали ей полярные совы.
- Какой он по счету, кто отправился в путь? – спросила она.
- Тысяча тридцать пятый, - ответил старый морж.

Со случайно задетых веток осыпается белая пыль. Она оседает на одежде, волосах, ресницах, чуть холодит и одновременно обжигает губы.

- Он идет, - сказали ей северные олени.
- Какой он по счету, кто прошел сюда? – спросила она.
- Триста семнадцатый, - ответил старый морж.

Ноги утопают в снегу. Он оглядывается назад. Его следы чернеют как раны на белом полотне снега. Если он захочет вернуться – он с легкостью найдет путь обратно.

- Он идет, - сказали ей белые лисы.
- Какой он по счету, кто дошел? – спросила она.
- Сорок второй, - ответил старый морж.

На деревьях иней – как тончайшее кружево. Он наклоняется, чтобы рассмотреть узоры поближе – но от его дыхания они спекаются, как сахарный комочек в печи.

- Он пришел, - сказали ей снежные зайцы.
- Какой он по счету, кто переступил порог? – спросила она.
- Восьмой, - ответил старый морж.

Лед отражает фигуру и лицо неверно, размывчато, обманчиво. Словно это и не его отражение вовсе – а кто-то другой там, в глубине льда.

- Он за дверью, - сказал ей белый медведь.
- Кто он по счету, что стоит за ней? – спросила она.
- Первый, - ответил старый морж.

********
Белый медведь недвижимой глыбой сидит в углу и смотрит на них.

- Я видел тебя во сне.
- Я знаю. Многие видят меня во сне. Но лишь сотни помнят меня наутро.
- Я слышал твой голос по вечерам.
- Я знаю. Многие слышат мой голос. Но лишь десятки откликаются на него.
- Я чувствовал твои прикосновения.
- Я знаю. Некоторые чувствуют мои касания. Но лишь единицы решаются коснуться в ответ.
- Мне казалось, что ты ждешь меня…
- Я знаю. Но никто еще не пришел сюда.

Снежные зайцы сбились притихшим комочком и смотрят на них.

- Ты хочешь убить меня?
- Не стоит ждать так долго, чтобы убить кого-то.
- Ты убила всех тех, кто шел сюда до меня?
- Они сами убили себя.
- Чем?
- Тем, что развернулись и ушли.
- А если бы развернулся я?
Молчание.
- А если бы я ушел?
Молчание.

Белые лисы разлеглись пушистым ковром и смотрят на них.

- Зачем я тебе?
- Коснись снежинки на своем воротнике.
- Она тает под моими пальцами.
- Коснись каждой снежинки в этом мире.
- Они растают.
- Я знаю.
- Весь твой мир растает.
- Я знаю.
- Вот я зачем тебе…
- Да.
- Но почему именно я?
- Потому что ты первый, кто дошел.
- Но почему именно тот, кто дошел?
- Потому что никто в моем мире не может сделать этого.
- Не может дойти?
- И дойти тоже.

Северные олени застыли горделивой статуей и смотрят на них.

- Они тают под моими пальцами.
- Они и должны таять под пальцами.
- Но они так хрупки.
- Красота всегда хрупка.
- Я уничтожу ее.
- Красоту нельзя уничтожить.
- Но они исчезнут.
- Они не исчезнут.
- Но они превратятся в воду…
- Разве вода не красива?
- Но…их не будет больше…
- Они будут. Они всегда будут в твоей памяти.
- А если я их забуду?
- Тогда они будут в твоем забвении.

Полярные совы нахохлились мириадами снежинок и смотрят на них.

- Но что будет… что будет с этим миром?
- Он изменится.
- Что будет с ним?
- Он превратится в озеро.
- А ты?
- Что я?
- Что будет с тобой?
- Не знаю.
- Но…
- Давай посмотрим.
- Но…
- Я дождалась тебя. Давай посмотрим.

Старый морж закрывает глаза и не смотрит на них.

- Какой ты по счету… - тихо спрашивает она, когда он отстраняется от ее губ.
- Единственный, - отвечает он.

********
На берегах озера растет камыш. В глубине стайками ходят рыбы. На поверхности плещутся утки. Отсюда никогда не улетают лебеди. И никогда не приходят охотники и рыбаки.
В лесу рядом живут совы. На водопой сюда приходят олени. В камышах мышкуют лисы. Их совершенно не боятся зайцы. А большой медведь по ночам оглашает храпом окрестности.
В этом озере вода не замерзает даже зимой.

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Ветер ушел.
А он так и стоял, облокотившись на стену.. да, да, да… это снова, снова была кулиса… и не понимал. Боялся понять. Просто боялся.

Черная тень – чернее, чем сумрак, окружавший его – скользнула мимо его ног – и он резким рывком подхватил кота.
- Кто такой ваш доктор Зеро? Кто он? Кто он? – он держал кота перед собой и тряс его, вопрошая раз за разом, словно тот мог ответить ему.
Кот молчал.
- Кто этот чертов горбун? Он… чертов… он… он дьявол?
Кот расхохотался.
От неожиданности он разжал руки. Пушистый ком гулко плюхнулся на пол, даже не позаботившись об элегантном приземлении, и так, на прогнивших досках театрального помоста продолжал хохотать – утробно, басом, как не хохотал на его памяти ни один человек.

И тогда он побежал.
Побежал прочь от этого странного зверя, от этого громкого, всепроникающего хохота – и бежал, пока не понял, что этот хохот у него в голове.
И тогда он остановился.
И оглянулся вокруг.
И увидел, что…

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

…ярмарка кипела и бурлила, как кастрюля с рагу, забытая на плите.
Шпагоглотатели сверкали лезвиями и окружали себя стальным сквозняком. Укротители огня рождали на ладонях жаркие цветы и обвивали себя племенными змеями. Силачи подкидывали на руках радостно визжащих детей и их задорно хмыкающих родителей – зараз оба поколения.
Лошади били копытами, слоны хлопали ушами, павлины щелкали хвостами, обезьянки аплодировали сами себе…
Гимнастки крутились, фокусники показывали, жонглеры подбрасывали, наездники вольтижировали, клоуны смешили, эквилибристы удерживались…
Огни, зеркала, флаги, шары, карусели, горки, качели, воротца…
Свет, цвет, блеск, запах, аромат, музыка, шум, сладость, пряность, касания, толчки…
Целый новый мир, воскрешающий в памяти давно забытые ощущения – и делающий новые, еще неизведанные, родными и знакомыми – словно лишь давно забытыми. И ты теряешься в этом мире, остаешься наедине с собой – и в тот же момент среди всех этих чудесных и необычных людей, населяющих эту ярмарку.
И они предлагают тебе стать их королем. Пусть на один лишь вечер. Пусть на один лишь час. И пусть даже всего лишь на единый миг – но стать. Королем. Их. И ты принимаешь это предложение – и в единый краткий миг царствования успеваешь казнить и помиловать, завоевать и уступить, объединить и разделить – и вынырнув из королевствования, отдав корону кому-то другому, неведомому тебе, но такому же как и ты гостю этой ярмарки – а значит и знакомого ей – ты еще долго-долго ощущаешь на своих плечах мантию детской радости и корону ребяческого азарта.
Глаза видят.
Нос чует.
Уши слышат.
Тело двигается.
Язык вкушает.

Ярмарка трепещет и бьется, как бабочка, подхваченная внезапным ветром.

Он закрыл глаза, зажал уши, припал на одно колено – и долго, долго, долго не мог отдышаться – лишь прислушивался в биению своего сердца, к трепетанию своих легких, к мурашкам, которые бегали по его коже.
А потом все закочилось.
И он встал.
И увидел.

*******
Мальчик держал отца за палец – хотя в этом не было никакой необходимости, слишком уж мальчик был большим, слишком уж никуда не спешил отец.
- Тебе действительно тут нравится? – отец наклонился к нему.
Мальчик кивнул.
- Но ты же понимаешь, что это все так.. так.. непрофессионально?
Мальчик снова кивнул.
- Так почему тебе тут нравится?
Мальчик пожал плечами.
Отец пожал плечами в ответ.
- Ну как хочешь. Говори, куда пойдем теперь.
Мальчик задумался и огляделся.
А потом ткнул пальцем в расписной шатер на самом краю ярмарки.
- Думаешь туда? – с сомнением спросил отец. – Ты же понимаешь, что все лучшее обычно в центре, а по краям лишь так себе?
Мальчик снова кивнул.
- Ну как хочешь, - пожал плечами отец.

*******
- Видишь, представление будет лишь только через час.. пошли пока, еще покатаешься на карусели, - он потянул мальчика прочь.
Тот вздохнул.
- На самом деле вовсе не обязательно ждать целый час, - послышался голос за их спиной.
Хозяин шатра был среднего роста, неопределенного возраста, в невзрачной одежде и с лицом, как внутренняя сторона конфетной обертки – кто помнит, как она выглядит?
- В смысле? – переспросил отец.
- Ну в том самом, что я могу кое-что показать и прямо сейчас.
- Ну и стоить это будет в два раза дороже, - понимающе кивнул отец. – Спасибо, но мы лучше через час вернемся.
- Да нет, это вообще ничего не будет стоить, - пожал плечами человек. – Мне все равно надо репетировать. Считайте, что это репетиция – а за репетиции грех брать деньги.
- Да, да, да, потому что они слабее, чем настоящее представление, - снова изобразил понимание отец. – Возможны сбои, огрехи – и, как следствие, пропадет весь смак, так что считай, что и не смотрели.
- Вовсе нет, - покачал головой человек. – Потому что репетицию я делаю для себя. А за то, что делаешь для себя, грех брать деньги с других.
Отец задумался.
- Ну хорошо.. почему, собственно и нет? Давайте.

*******
Хозяин шатра уже показал исчезающие веревочные узлы, меняющие свой цвет шелковые платки, монетки, возникающие в самых неожиданных местах, голубей, выскальзывающих из рукава – и как раз доставал из цилиндра третьего кролика, когда мальчик вдруг неожиданно спросил:
- А как они там все помещаются?
- Кто? – переспросил человек.
- Ну они.. кролики.
- Они? Они там все не помещаются. Они там просто возникают, когда я погружаю в цилиндр руку.
- Это невозможно, - покачал головой мальчик. – У вас там, наверное, резиновый каркас с одной стороны. Цилиндр растягивается в другую сторону – а с нашей стороны жесткая.. ну… пове…пове…
- Поверхность, - подсказал отец.
- Поверхность, - запомнил слово мальчик.
- Что? – запротестовал хозяин. – Он одинаков со всех сторон.. вот.. посмотрите.. .пощупайте…
- Ну тогда у вас просто дырка в столе – и там ящик с кроликами, - рассудительно предположил мальчик.
- Никакой дырки!- клятвенно пообещал человек. – Вот.. смотрите.. можете даже сами вытащить кролика.. На, попробуй..
- Не, кролики недизенфиси…недезенци…- мальчик снова запнулся.
- Недезинфицированные, - снова подсказал отец.
- Это волшебные кролики!  - замахал руками человек. - Они дизенфиси…дезенци…тьфу… нормальные они, стерильные!
- Волшебных кроликов не бывает, - сурово разъяснил мальчик.
Хозяин шатра помолчал.
- Так.. – наконец сказал он. – Я, кажется, понял.. вы не верите в волшебство.
- Разумеется, нет, - ответил отец.
- А ты? – спросил человек у мальчика.
Тот задумался.
- Ну, у него бывает такое, - ответил за ребенка отец. – Сами понимаете, не все дети разбираются в науке.. .поэтому иногда товарищи во дворе сбивают его с пути истинного..
- А вы считаете, что верить в волшебство – это неистинный путь?
- Разумеется, - пожал плечами отец. - Волшебства же не существует.
- Погодите… а что я сейчас показывал вам?
- Фокусы, - снова пожал плечами отец. – Обычные фокусы. И надо сказать, весьма банальные.
- Как?
- Да вот так. Их секреты уже давно всем известны. Возьмите любую книжку по фокусам – голуби в потайных карманах, фальшивые кусочки кожи, чтобы прятать монетки, платки, вплетенные в платки.. .что там еще… кролики.. ну вам сын уже сказал варианты..
- Узелки.. – автоматически напомнил человек.
- Ну узелки просто приклеенные..делов-то.
- Приклеенные?

Когда хозяин шатра махнул рукой, им на мгновение показалось, что откуда-то с гор пришел прохладный ветер.
И в тот же миг вокруг них зазеленел и зашумел лес, запели птицы в кронах деревьев, захрустели в кустарниках олени – и ярмарка исчезла, скрылась, испарилась, словно и не было никогда ее диковинного бурлящего и порхающего мира.
- Это тоже приклеенное? – спросил хозяин шатра.
- Я изучал оптику в университете, - усмехнулся отец. - Зеркала разного размера, увеличительные стекла, фонарь Робинсона…
- Я понял.. – быстро перебил его человек.
- Я прав, да?
Хозяин шатра не ответил.

На небе взошла зеленая луна. А потом еще одна – малиновая. И третья, совсем маленькая, нежно-нежно лиловая.
Мальчик восхищенно ахнул.
- Прожектора, - сурово ответил отец.

Дракон хлопал крыльями над их головами, ероша им волосы. От него пахло сахарной ватой и жжеными спичками.
- Психотропные благовония, - потянул воздух носом отец.

Два десятка салатовых ежиков в голубую крапинку живым ярким пледом прибежали в их ногам и стали тыкаться носами в ботинки.
- Ну уж животинку-то пожалели бы, - укоряющее сказал отец. – Красить-то уж зачем было.

Табуретки, на которых они сидели, вдруг зашевелились – и отец с сыном вознеслись вверх, на спине огромного слона с хоботом, украшенном жемчугом и цветами.
- Гидравлика, - сообщил отец. – Ну и благовония уж сильно ядрены.
- А цветы.. и жемчуг... – робко спросил человек.
- Цветы из парка, а жемчуг из восточной лавки. Пять долларов пакет. Пластик и серебрянка.

Человек хлопнул руками – и все, что появилось в последние минуты, исчезло. И снова возникла ярмарка. Словно она этого и ждала. Караулила.
- Я же говорю, оптика, - кивнул отец. – Управляется механизмом. Думаю, что ваша помощница – ведь у каждого фокусника должна быть помощница – только что потянула какой-то рычаг и выключила все механизмы. Ну, убрала зеркала там… потушила прожектора… резко перебила запах благовоний каким-то нашатырем…
- Но не проще ли признать, что это просто волшебство? – робко спросил человек.
- Нет, - покачал головой отец.
- Почему? Зачем искать столько объяснений… механизмы, тени, обманки… ведь можно же просто признать, что это волшебство? Столько объяснений – когда можно найти только одно. Только одно – волшебство.
- Нет.
- Но почему?
- Если я признаю, что это волшебство, значит, мне нужно признать существование волшебства. Если я признаю существование волшебства – значит, мне нужно признать существование волшебников. Если я признаю существование волшебников – значит, мне нужно признать существование каждого из них по отдельности. То есть мне нужно признать существование Мерлина, Гарри Поттера….
- Погодите,  - перебил его человек, - но разве нельзя просто признать, что это волшебство? Просто признать, что это просто волшебство? Без дальнейших «нужно признать».
- Нет.
- Но почему?
- Нет.
- Но почему?
- Потому что самое простое решение этой задачки как раз и состоит в признании, что это не волшебство.
- Логика?
- Да, всего лишь логика, - кивнул отец. – Это принцип..
- Неважно, - перебил хозяин шатра. – Это уже неважно…

С неба спустилась бабочка. Она села отцу на кисть, поиграла крылышками – и упала на землю обрывком газетной бумаги. На клочке явственно виднелось завтрашнее число.
- Это тоже оптика? – тихо спросил человек.
- Да, - ответил отец.

Человек хотел что-то сказать – а может что-то сделать, потому что он поднял руку вверх, словно собираясь щелкнуть пальцами – но вдруг пристально посмотрел на мальчика и опустил руку. И кажется, даже стал меньше ростом.
- Вы правы, - вдруг покорно сказал он.
- В чем именно? – спросил отец.
- Это все фокусы… это все всего лишь фокусы..
Отец усмехнулся – но не самодовольно, а печально.
- Вы совершенно правы, - продолжал человек. – Оптика… зеркала.. благовония.. дырка в столе.. прожектор.. фальшивые карманы.. и да.. да.. все узелки приклеены.
Мальчик сжал руку отца.
- Мой папа – самый умный, - с гордостью сказал ребенок. – Он лучше всех. Он все знает. Он самый лучший папа.
Хозяин шатра грустно усмехнулся.
- Вы неплохой физик, - сказал отец.
- Спасибо, - тихо ответил человек.
- Почему бы вам не попробовать себя в другом деле?
- Например, в спецэффектах для театра? – пожал плечами хозяин.
- Как вариант, - кивнул отец. - Но я думал об институте – собирать установки или что-то еще подобное.
- Вы думаете? – в голосе проскользнула ирония.
- А почему бы и нет? Приходите в технический институт, он в трех кварталах отсюда, спросите кафедру прикладной механики – и мы побеседуем.
- Вы думаете, что я неплохой физик?
- Ну.. посмотрим. Нам как раз нужен лаборант. Правда, вы не очень по возрасту.. но почему бы и нет.
- Нет, - вдруг серьезно ответил человек.
- Что?
- Нет, спасибо.
- Вам нравится обманывать людей?
- А разве физики не обманывают людей? – снова усмехнулся хозяин шатра.
- Нет.
- А разве они не совершают открытия, которые переворачивают все представления, что были до этого?
- Очень редко.
- Но разве не оказывается тогда, что все, что они говорили до этого – была ложь?
- Но в таком случае мы и сами обманывались.
- Вот в этом и разница между вами и мной – вы обманываете и самих себя.
- А вы?
- А я – нет.
- А разве суть настоящего фокуса – не в том, чтобы даже сам фокусник поверил в то, что это и есть настоящее волшебство.
- Вера и самообман – разные вещи.
- Но разве обман, в который веришь – не становится верой?
- Нет, он так и остается обманом, в который веришь.
Отец что-то хотел сказать, но мальчик скучающе подергал его за палец.
- Хочу дальше, - равнодушно сказал ребенок.
- Да, идите, - кивнул хозяин шатра. – Все равно этот разговор ни к чему не приведет. Вы не поверите мне, а я не доверюсь вам.
- Не доверитесь?
- Удачи, - из воздуха вдруг возник леденец и человек протянул его мальчику. – Из рукава, - пояснил отцу. – Из левого. Куплен сегодня в супермаркете, три монеты пакет. Не отравлен, не просрочен. Вполне вкусен.
- Вполне, - подтвердил, продегустировав подарок, мальчик.
- Сколько я должен вам за него? - спросил отец.
- Нисколько, - покачал головой человек.
- Но это же уже не репетиция.
- Нет. Это все еще репетиция.
- А, вы возместите из тех денег, что получите за билеты, - понял отец.
- Вы умный человек, - сделал неопределенный жест хозяин шатра.
Отец усмехнулся и наклонился к мальчику.
- Скажи дяде «До свидания», малыш.
- Дыщвыданья… - пробурчал мальчик, разгрызая леденец.
- Прощай, малыш, - ответил человек.

*******
- Зачем? – балерина подошла совсем неслышно, словно перышко прибило ветром к его ногам.
- Что? – переспросил он, хотя прекрасно знал, о чем она.
- Зачем? Мальчик же мог поверить.
- И разуверился бы в отце..
- Издержки… - вздохнула она.
- Это не те издержки.. Ни одно волшебство не стоит того, чтобы разочаровываться и разуверяться в близких людях.
- Но ведь отец ошибается…
- Все мы ошибаемся.
- Может быть, ты именно сейчас и ошибся…
- Может быть.
- Может быть, если бы мальчик поверил…
- Может быть. А может быть и нет.
Она помолчала.
Он молчал тоже.
- И что нам теперь делать? – печально спросила она.
- То же, что и всегда, - пожал плечами он. - Готовиться к новому представлению.
Она помолчала еще.
Он помолчал еще дольше.
- Я бы так не смогла, - тихо-тихо, лишь тенью шепота, сказала она. - Я бы шла до последнего. Я бы заставила его поверить.
- Вот поэтому ты всего лишь фея. А не волшебник.

Он наклонился и подобрал с земли кусочек газеты.
- Но зачем тогда мы все это делаем? – спросила она.
- Что?
- Если так никто никогда и не поверит – то зачем мы все это делаем?
Он помолчал, разглядывая клочок бумажки у себя на ладони.
- Зачем? – переспросил.
- Да, зачем?
Он подул. Клочок лишь шелохнулся.
- Вопрос «зачем» не относится к волшебству. Волшебство происходит просто так. Просто так!
Клочок дрогнул и превратился в бабочку.
- Просто так.. – повторил он.
- Просто так.. – эхом откликнулась она.
Бабочка сложила крылышки, потом расправила их, потом снова сложила, потом расправила – словно раздумывая, где ей будем лучше, там или здесь – и выбрала «там».

- Нет, я бы не смогла делать просто так, - сказала она, последив глазами за бабочкой, пока та не затерялась среди звезд. - Я могу делать только для чего-то.
- Вот поэтому ты и добрая фея. Потому что только добро делают для чего-то. А я злой волшебник. Потому что только зло делают просто так.
- Но вы же прекрасно знаете, что добро и зло – это понятие небесные. А на земле есть только чистота и грязь.
- Как джентльмен уступаю тебе право выбрать, чистая ты фея, или грязная.
Она засмеялась и показала ему вымазанные в пыли ладони.
Он усмехнулся и показал ей выпачканные в земле пальцы.

- Так что у нас сейчас? – спросила она. - Волшебство или фокусы?
- Посмотрим по ситуации, - ответил он.
Уже в дверном проеме она обернулась.
- Не знаю, какая я фея… - медленно сказала она. -.. но вы – самый лучший в мире волшебник.
- Почему?
- Потому что только самый лучший в мире волшебник знает, когда нужно прикинуться фокусником.
Он улыбнулся.

Так с улыбкой он и вышел на сцену.

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Занавес упал словно из ниоткуда, обдав его клубами пыли.
Он закашлялся.

Он помнил это, черт возьми, он помнил!
Он был тем самым маленьким мальчиком, много-много лет назад! Он видел, видел, видел это все своими глазами – и так хотел поверить! Поверить хоть кому-то в тот момент – и он поверил отцу.
Просто потому, что это был отец. Просто потому, что нужно верить отцу. Просто потому, что хочется кому-нибудь верить.
Но в конце концов ты понимаешь, что нужно верить не кому-нибудь – а во что. И тогда ты перестаешь искать кого-то. И ищешь что-то.
А точнее, что.
И находишь еще и кого.

За его спиной послышалось глухое постукивание. Он резко обернулся – скрюченная тень мелькнуло в глубине кулис.
- Доктор Зеро! – крикнул он и бросился за тенью.
Тень уходила от него неспешно, неверным шагом.
- Доктор Зеро! Мне надо… надо кое-что у вас спросить!
Тень стала медленно оформляться в горбуна.
- Доктор Зеро!
Горбун не обернулся.
- Доктор Зеро! – не унимался он.
Горбун шел впереди него, не ускоряя и не замедляя шаг, странно подергиваясь, словно в пляске эпилептической судороги.
- Доктор Зеро! – он был уже совсем рядом и казалось, что улавливает дыхание горбуна. Или же… или же не улавливает? Запах старого дерева и масляной краски щекотал его ноздри – но не дыхание, не дыхание… и не биение сердца.
Он протянул руку – и, схватив, горбуна за плечо, резко развернул его к себе.
И слишком поздно осознал твердость под своими пальцами.
И слишком высоко в воздухе прозвучала тончайшая трель лопнувшей нити.

Колени горбуна подогнулись – и тот с гулким стуком – стуком дерева о дерево – упал на помост.
Краска на щеках давно облупилась, трещины покрывали высокий лоб – и из манжет беспомощно змеились тонкие серебристые нити.

- Доктор Зеро… - прошептал он, опускаясь на колено перед огромной, в половину человеческого роста, марионеткой.
Кукла неподвижно смотрела перед собой, не отвечая на призыв, не открывая тайну.

Он встал медленно, не в силах объять то, что сейчас так же медленно, как его собственные движения, открывалось ему, не в силах понять, осознать… не в силах принять…
Только лишь прикасаться…трогать…бросать укромный несмелый взгляд… и сжиматься от собственной смелости… и дрожать от желания схватить всей рукой, окинуть жадным взглядом, вдохнуть всей грудью…

И ступив в круг неверного, неясного лунного света, падавшего на помост из прорехи в старых грязных облаках, он вздрогнул.
Она никуда не убегала.
Больше не убегала.
Она стояла там.
Стояла.
Стояла и словно ждала.
Ждала его?

И это было так странно, неожиданно, и…невовремя?.. что он остановился резко, сбив дыхание, словно наткнулся на невидимую стену.
А может так оно и было.

Она стояла и молчала.
Молчала и смотрела.
На него.
И тут же куда-то исчезли все те невысказанные вопросы, что он так хотел ей задать, исчезли все сумбурные выводы, что он хотел ей поведать – и осталось только одно.
Совсем простое.
И кажется, единственное нужное и важное сейчас.

- Я вас люблю, - просто сказал он.
Она покачала головой.
- Что? Вы меня не любите?
Она промолчала.
- Но что тогда, что?
Она снова промолчала.
- Я люблю вас.. и я… я заберу вас отсюда… из этого проклятого театра!
Она молчала.
- Из этого проклятого…демонического…чертового….
Она молчала.
И вдруг это молчание – как ключ, как отмычка, как приветливый лакей – открыло, отперло, распахнуло ему дверь. К пониманию. К окончательному – и в то же время бесконечному – пониманию.
- ..из этого… этого…этого …вашего… театра, - прошептал он.
- И как меня зовут? – вдруг тихо спросила она.
- Доктор Зеро, - так же тихо ответил он.
- А как твое имя? – еще тише спросила она.
Он открыл было рот, чтобы ответить – но то же самое понимание, что чуть ранее приоткрыло ему завесу – теперь окончательно сорвало пыльную ткань с истины.
- Это неважно, - ответил он. – Совсем неважно.
- А что же тогда важно? – улыбнулась она.
И он ответил – искренне, от всего сердца, с упоением проговаривая каждое слово, каждый звук, каждую паузу.
- То, что мне очень нравится ваш театр, доктор Зеро.

И протянул к ней руки.
Ладонями вверх.

И, наблюдая, как его ладони, кисти, предплечья – а потом все дальше и дальше, глубже и глубже – покрываются лаком, краской и трещинами, он как величайшую мантру, как единственное, во что он верил, что он знал – и единственное, что сейчас и во веки веков было для него важным – повторял:
- Мне очень нравится ваш театр… мне очень нравится ваш театр… мне… очень…нравится…

Аняняня

меня допустили до конкурса!

http://lugfantast.at.ua/load/konkurs_misti...zero/12-1-0-271

А там все написано.

Победителей вообще - жюри
"Приззрительскихсимпатий" - читатели

хорошая схема, думается