Наш Призрачный форум

Объявление

Уважаемые пользователи Нашего Призрачного Форума! Форум переехал на новую платформу. Убедительная просьба проверить свои аватары, если они слишком большие и растягивают страницу форума, удалить и заменить на новые. Спасибо!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



"Маdrigal"

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

Сегодня мы с Еленой ди Венериа познакомим вас с ещё одним "шедевром" англоязычного фанфикшена - книгами Дженнифер Линфорт "Мадригал" и Колыбельная". Это первые две книги из её трилогии (третья ещё не выпущена), почитать об этом подробнее можно здесь.

А я вам представляю перевод пролога и первых двух глав.

«Madrigal: A novel of Gaston Leroux's The Phantom of the Opera»

«Мадригал: роман по "Призраку Оперы" Гастона Леру»

Автор: Jennifer Linforth

Год издания: 2008

Обложка:
http://i060.radikal.ru/1103/1f/7c5a94274b1at.jpg

Примечание: перевод отрывка из данной книги выполнен исключительно с целью ознакомления с иностранной литературой и изучения иностранного языка. Никакой материальной выгоды переводчик не извлекает.

Отредактировано Мышь_полевая (2011-03-30 12:28:05)

2

"Не существует прошлого, по которому стоило бы тосковать,
существует лишь вечно новое, образующееся из разросшихся элементов былого..."
Иоганн Вольфганг фон Гёте


Пролог: Париж четыре года спустя -
1885

Бумага. Чернила. Инжир.

Постоянно одно и то же содержимое. Ничего из этого он никогда ни у кого не просил, но с какой стати было отказываться? Пакет всегда появлялся на этом месте первого числа каждого месяца... постоянство прослеживалось во всём - небольшой узелок каждый раз был тщательно завёрнут в простую обёрточную бумагу и перевязан верёвкой. Вздохнув, он поднял его. Бумага из-за сырости стала влажной. Перевернув его несколько раз, он обнаружил всё то же самое, что и всегда. Никаких отметок, никаких карточек, вообще никаких указаний на то, откуда он появился или кто его тут оставил. Это был пакет, окутанный полнейшей анонимностью, как и он сам.

На этот раз можно было и не открывать, поскольку никакой реальной необходимости в этом не было. Бумаги в последнее время у него было достаточно, а упаковка, наоборот, предохранит листы от загрязнения. А чернила, если вскрыть печать, высохнут. Он мог бы и подождать, но вот инжир, увы, ждать не мог. Этот проклятый мерзкий инжир.

Длинные пальцы ловко развернули уголок. Инжир всегда находился именно в этом месте. Такая последовательность во всём просто бесила. Вытащив коричневый мешочек, перевязанный ещё одним куском шпагата, он не стал уделять внимания остальному содержимому, аккуратно уложенному внутри. Затем немного повертел узелок в руках. Даже верёвка была влажной.

Вода медленно сочилась по окружающим его стенам. Эта весна в Париже выдалась необычайно дождливой. Влага проникала в обжитые им лабиринты, делая полы более скользкими, мох на камнях - более толстым, а озеро - более глубоким. Для него всё это не имело никакого значения. Он привык к воде, сырости и темноте. А вот к чему он не привык - так это к пакетам.

Он был вполне способен сам о себе позаботиться. Пакеты регулярно появлялись здесь каждый месяц, а для кого ещё их могли оставлять? Для какого-нибудь другого затравленного человека, живущего под Парижем? Какого-нибудь другого непонятого изгоя? Нет, они предназначались для него. Бумага уже давным-давно всё ему объяснила - поскольку была безупречно разлинована для нот маэстро.

Ускорив шаг, он миновал ступени, уходящие под углом наверх, в Оперу. Когда-то давно он останавливался на этом месте, прислушиваясь. Лестница, по которой он направился, уводила глубже в лабиринты - дальше от того места, в котором он хотел находиться, и ближе к тому, куда загнала его судьба. Одним сердитым рывком он порвал верёвку, обвязывающую инжир, после чего швырнул маленький свёрток в тёмный угол. Крысы съедят его, как съедали всегда.

Он терпеть не мог инжир.

3

Глава 1.

- Снова несёшь ему угощение, Анна?

Анна запнулась о собственные ноги, едва не врезавшись головой в тележку, стоявшую посреди улицы. Она повертела головой, осматривая покрытую туманом улицу, и заметила пожилую женщину, подпиравшую стену в переулке. Обветренные губы Анны растянулись в улыбке.

- Да, мадам, - похлопала она по своей посылке. - Бумага, инжир и чернила.

- Кто он? Любовник?

Анна засмеялась, перебегая через дорогу и ныряя в тёмный переулок. Брызги грязи от её ботинок тут же украсили подол платья. В этом районе Парижа улицы не были вымощены булыжником. Поскольку ничего достопримечательного в этом квартале не было. Перед тем как юркнуть в переулок, она оглянулась, проверяя, не заметил ли её кто-нибудь. Хотя вряд ли здесь стали бы обращать на неё внимание. В этом районе, на противоположном берегу зеленоватой Сены, проживали лишь всеми забытые бедняки. Они не господствовали здесь, как в центре Сан-Антуана, а скорее шныряли, словно вонючие крысы, скрывающиеся от взглядов случайных прохожих. Анна нашарила в кармане пальто оставшийся с утра хлеб и отдала его старухе.

- Я понятия не имею, кто он такой, - ответила она. - И вам это прекрасно известно. Хватит уже превращать его в какого-то надуманного джентльмена, - она улыбнулась ещё шире, заметив, как женщина, беззубо ухмыляясь, пытается украсть пакет. Анна подняла его над головой, держа вне пределов досягаемости.

- И сколько таких ты уже сделала? - женщина стукнула по посылке.

- Я и счет потеряла.

Обе засмеялись. Сколько лет она вот так развлекала старую ведьму? Анна была хорошо известна на улицах Парижа, среди отвергнутых и одиноких. Она считалась своей среди большинства изгоев. Хоть Анна и не была богата, но она имела крышу над головой и могла себя обеспечить. А то, в чём она не нуждалась, она отдавала другим.

Крышу. Просто смешно. Ее глаза наполнились презрением, когда она посмотрела в направлении Национальной Академии. Это место было скорее тюрьмой, нежели домом. Анна ничего не знала о музыке и чувствовала себя не в своей тарелке среди буржуазии, которую, судя по всему, влекло к искусству. Сумма, которую её семья задолжала руководству, стала слишком крупной, чтобы она могла просто уйти. Работала она как каторжная, а распорядок дня был суровее, чем в казарме. Анна чувствовала себя рабыней у администрации. Ее мизерная зарплата тотчас же возвращалась в их карманы, за исключением лишь нескольких оставленных ей монет.

- А как он выглядит? - спросила женщина, хлопая в ладоши и ухитряясь между хлопками откусывать хлеб. - Готова поспорить, красавчик.

- Вы так думаете?

- Красавчик, красавчик, красавчик!

Порыв ветра растрепал волосы Анны, швырнув их ей в лицо. Она аккуратно положила свёрток на землю, стараясь не запачкать в грязи, и осторожно поставила сверху ногу. Собрав волосы, она быстро переплела свою длинную косу. И вздохнула. В общем-то, можно было и не стараться приводить себя в порядок. Ей было уже двадцать три года, и скорее в неё попадёт молния, чем обратит внимание красивый мужчина.

Как он выглядит? Пока старуха прыгала вокруг, словно перевозбуждённая лягушка, Анна пришла к выводу, что получатель её посылки, должно быть, так или иначе ненормален. Она своими глазами видела, как предубеждения и предрассудки заставляли инвалидов и слабоумных скрываться от других людей. Конечно, рассуждала она, он должен быть одним из таких, зачем ещё мужчина стал бы носить маску?

Его образ жизни её не шокировал. Ей приходилось видеть несчастных, живущих в разных местах: под мостами, на крышах домов или в ящиках на улице. Однако её поразила какая-то странная властность, исходящая от этого человека.

Анна подняла пакет и прижала его к груди. Как может человек, подобный ему, жить вдали от роскоши этого города? Та ночь, когда она последовала за ним вглубь подвалов Оперы, сохранилась в памяти столь ясно, как будто это случилось всего лишь несколько минут назад. И хотя он довольно быстро скрылся из виду, того, что она обнаружила, было достаточно, чтобы понять - перед ней не слабоумный идиот, а скорее удивительный гений.

Той ночью в наводящей ужас пустоте играла музыка, которая сводила с ума. Не похожий ни на кого композитор, скрытый от мира...

Увидев случайных прохожих - обеспеченная парочка явно не из этих мест торопилась миновать этот район, - она залюбовалась представителями этого, на первый взгляд, простого, но элегантного мира, который, она была уверена, мог бы лежать у его ног.

Ее охватила зависть. Анна готова была на всё ради того, чтобы вкусить жизнь элегантной дамы, идущей под руку с господином и проживающей каждый свой день с чувством, что она чего-то стоит в этом мире.

- Чёрт побери, - простонала она, уставившись на очаровательную молодую пару.

- Анна снова загрустила, - старуха цапнула пакет.

Анна хлопнула её по руке и кивнула в сторону парочки.

- Можете представить меня с ним под ручку? Спасибо за вашу компанию, сударь, - передразнила она, - но должна вам сказать - до того, как вы продолжите дальше заговаривать мне зубы своей любовью,  - что меня хотите заполучить не только вы. Меня хотят и английские, и немецкие власти… и бельгийские… - она застонала. - Особенно бельгийские.

- Анна была плохой.

Анна не стала серьёзно воспринимать это заявление, улыбнувшись хорошо отработанной полной раскаяния улыбкой. Она была не виновата в том, что у неё было такое прошлое. Ей вынужденно пришлось вести преступную жизнь. И теперь она могла понять тех, кто по каким-либо причинам не желал быть замеченным в обществе. Однако время уходило, поэтому она похлопала пожилую женщину по руке и заверила её, что забежит, как обычно, в начале следующего месяца.

Выйдя из переулка, она поплотнее запахнула своё потрёпанное пальто, собираясь идти к Опера Гарнье. Какой же всё-таки контраст между холодной и пустынной окраиной и процветающим центром Парижа! Словно два разных города.

Это различие заставило её сбросить с себя пальто и накинуть его на плечи женщины, прежде чем идти дальше по своим делам.

Холодный весенний воздух заставил её ускорить шаг. Петляя в толпе и уворачиваясь от проезжающих экипажей, она быстро дошла до улицы Скриба. И остановилась под небольшой каменной аркой у входа в подземелье. Сделав вид, что возится со шнурками на своих грязных ботинках, она опустилась на колени и оглянулась по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не обращает на неё внимания.

Поглядев на посылку, Анна лукаво улыбнулась. Она честно признавалась себе, что не разбирается в музыке и ничего не знает о том, к какому социальному классу принадлежит её таинственный незнакомец. Но созданная им музыка словно обращалась к каждой одинокой душе, поднимая настроение. И если она не могла ходить как равная среди тех женщин, с которыми её сводила судьба, то такой великий маэстро, как он, наверняка мог. И, возможно, эти посылки смогут ей помочь.

Убедившись, что осталась незамеченной, она просунула пакет между прутьями решётки. После чего вскочила и быстро осмотрелась. У ажанов сразу возникают вопросы, если кто-то, принадлежащий к её классу, пытается затаиться возле Пале Гарнье.

Может быть, стоит подождать и посмотреть, придёт ли он? Она уже некоторое время его не видела.

"Не будь смешной". Она приняла решение. Помогай, кому можешь, и двигайся дальше. Любые привязанности означали неприятности, уж об этом-то ей было прекрасно известно.

- Вы должны знать! - хотя было уже очень поздно, и мадам Жири явно была крайне уставшей, Эрика это не остановило.

- Я не знаю, сударь. Пожалуйста, уходите.

- Нет. Вы же консьержка, мадам. Ваша обязанность - знать всё, что происходит в этом театре. И я знаю, что вы это знаете.

Скрестив руки, он устремил на неё тяжёлый, как камень, взгляд и с всё возрастающим беспокойством наблюдал, как пожилая женщина пытается увильнуть от его расспросов. В помещении было достаточно темно, и он повернулся так, чтобы его золотые глаза засверкали из глубины маски. Их необычный цвет, должно быть, заставил её нервничать, потому что она начала переступать с ноги на ногу, как будто стояла на горячих углях.

- Сударь, я знаю не больше, чем вы. Какой-то незнакомец протянул вам руку помощи, отнёсся к вам с добротой. Это бескорыстное случайное доброе дело. Оставьте вы это.

Он прекратил расхаживать по комнате. Не многим в Опере были известны частные детали его жизни. Изумлённый тем, какой бесстрастной казалась мадам Жири, учитывая обстоятельства, он сменил тактику.

- С вашей стороны будет благоразумно сказать мне всё, что вы знаете, мадам Жири. Незнакомец, интересующийся тем, что скрывается в здании Оперы, может возбудить подозрения. Вы предпочитаете ещё одно расследование?

Побелевшее лицо пожилой женщины изумительно выделялось на фоне её поблекшего чёрного платья. На одно мгновение ему даже стало весело. Но тут же он почувствовал раскаяние за то, что напугал её.

- Я не хочу ещё одного расследования.

- Я тоже, мадам. С чего вы взяли, что я хочу, чтобы мой покой был нарушен?

Когда старуха отпрянула, Эрик тут же пожалел о своём резком тоне, но какая-то его часть была просто не в состоянии принести извинение. Слишком долго его все считали монстром и сумасшедшим. Доброта и любезность приводили его в замешательство, будучи в его жизни непозволительно редкой роскошью.

- Расследование дела Призрака Оперы завершено. Но если вам известно что-то иное...

- Я же говорила вам, сударь, мне ничего не известно.

- Тогда почему это происходит? С какой стати кому-то обращать внимание на меня?

Он был обречён - сама судьба об этом позаботилась. Бремя того кошмара, который пришлось пережить Парижу, целиком и полностью лежало на его плечах. Эрик исчез, став ещё одной из великих неразгаданных загадок Парижской Оперы. После того, как расследование его прошлых преступлений было закрыто, никто больше не утруждал себя его поисками. Он перекрыл все входы к своему дому у подземного озера под театром и изолировал себя от людей, решив жить в могиле. Единственным человеком, с которым он поддерживал связь, была мадам Жири, консьержка Оперы и капельдинер при ложах.

- Вы точно так же замешаны в этом, как и я, - продолжал он. - Уже одно то, что вы сохраняли мою анонимность, делает вас соучастницей. Я ничего не знаю о намерениях этого незнакомца. Я…

Резко остановившись, он проглотил дальнейшие упрёки. Какой смысл угрожать? Ей нечего было сказать по поводу тех событий, которые приговорили его к жизни в подвалах Опера Гарнье.

- Мои извинения, мадам, вы не заслуживали этой тирады. Желаю вам спокойной ночи, - Эрик поклонился.

Он был уже почти у самой двери, когда его остановил её шепот:

- Почему я не могу от тебя избавиться? Будь проклята та судьба, что принесла тебя в мою жизнь.

Обернувшись, он увидел страх на её лице. Не успело это признание слететь с её губ, как она тут же закрыла рот рукой. У него опустились плечи.

- Судьба, мадам? Судьба не имеет с этим ничего общего. Вы служите мне, потому что сами этого хотите.

- Вы ошибаетесь, сударь.

- Я не ошибаюсь, - отрезал Эрик. - Разве вы получали недостаточную компенсацию за  то, что потворствовали моим чудачествам? Разве я недостаточно вознаградил вас за те скромные услуги, которые вы мне оказывали в моём вынужденно уединённом существовании? То лишний франк, то коробка английских сладостей? И не забудьте всё то, что я сделал для продвижения танцевальной карьеры вашей дочери.

Взмахнув плащом, он наклонился к ней. Мадам Жири сглотнула и задрожала так, что затряслись даже перья на её шляпке. Похоже, Эрик закусил удила.

- Очень хорошо, - она расправила плечи. Бесстрашный вид она изобразила неплохо, но в голосе дрожали подозрительные нотки.

Он доверил ей слишком многие свои секреты, и теперь ему было больно видеть, что она так же беззащитна, как и он сам. Эрик встал перед ней на колени. Один за другим, его длинные тонкие пальцы легли на тыльную сторону её ладони. Самый сердечный жест, на который он был способен.

- Мадам Жири, кто?

Эрик проследил за её взглядом, устремившимся на их соединённые руки. Его охватила неуверенность. Устыдившись, он убрал свои пальцы, сжав кулак. К нему так редко кто-либо в жизни прикасался, какое право он имел на близкие отношения? Он услышал её нерешительный вздох и обнаружил, что сам тоже задержал дыхание.

- Это женщина. Ее зовут Анна. Она уже два года работает на господина Ларока и господина Вишара. На неё мало кто обращает внимание, разве что вдруг что-то понадобится. Когда она не работает здесь, то проводит своё время, помогая бездомным. Полагаю, вы один из её "подопечных".

Эрик застыл. Благотворительность? Жалость? Уж в этом-то он не нуждался и совершенно этого не желал.

- Спокойной ночи, мадам.

Снедаемый бурлящим внутри чувством неловкости и тревоги, он поспешил за дверь. Кто она, эта Анна? Зачем ей утруждать себя, оказывая ему эту маленькую любезность? Он не просил об этом. Мир всегда был к нему жесток, начиная с пелёнок, в которые его заворачивали в младенчестве, и заканчивая тёмными подвалами Оперы, в которых приходилось скрываться теперь. Он не знал, как реагировать на такую новость. Ускорив шаги, Эрик нырнул в привычное убежище темноты. Он не вынесет, если эта история повторится.

Он этого не позволит.

Ответ был прост, но его беспокоили последствия.

Анна должна умереть.

Даже в своём живом воображении Анна не смогла бы сотворить тот фантастический мир, который царил за кулисами Опера Гарнье. Всё вокруг гудело, словно улей пчёл, нажравшихся сахару. Каждый вносил свой вклад во всеобщее волнение, будь то желающие находиться в центре внимания или те, кто помогал превращать это волшебство в реальность.

Анна не хотела иметь с этим ничего общего -  особенно на гала-вечерах.

- Мадемуазель, ну что же вы!

- Простите, сударь, виновата, - подобрав с пола цилиндр и стряхнув с него пыль, она смущённо протянула его господину.

Он выхватил цилиндр у неё из рук и пошёл дальше. Анна всегда двигалась против течения. Господа, проходившие мимо неё этим вечером, держали в уме лишь одно направление - единственное место в Опера Гарнье, которое она и избегала, и куда её не приглашали.

Салоны - элегантно обставленные комнаты, прекрасно подходящие для отдыха аристократии, - каждый вечер заполнялись господами, наслаждающимися обществом балерин. Анна частенько предавалась мечтам о возможности поучаствовать в вечеринках, о которых рассказывали столько историй.

Оно и к лучшему. У нее были свои причины, чтобы не любить аристократию.

Но необходимость пробираться сквозь все эти наряды заставила Анну ускорить шаг.

- Анна!

- Чёрт подери.

Ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать о приближении Якоба Вишара. Тот пользовался тростью, поэтому его шаги всегда сопровождались металлическим клацаньем от соприкосновения стального наконечника трости с деревянным полом.

- Куда это вы направляетесь с такой поспешностью?

- Куда-нибудь подальше от вас.

- Следите за своим языком, мадемуазель, - рявкнул Якоб. Кончик трости уперся ей в грудь. Он заставил её попятиться в уединённый угол зала.

Анна оттолкнула от себя мерзкую палку.

- Чего вы хотите, сударь?

- Держитесь подальше от наших покровителей. Вы должны работать, а не болтаться у всех на виду. Почему вы бродите на гала-вечере?

Гала-вечер означал море бессмысленной работы. А с неё на сегодня уже было достаточно.

- У меня нет оправданий, - солгала она, усилием воли чуть-чуть пригасив свою ненависть к Якобу Вишару и его партнёру Эдуарду Лароку.

- Вам бы лучше последить за вашим поведением, Анна. Вы здесь только благодаря доброте моей души.

Анна фыркнула.

Он схватил её за руку и оттащил в сторону. Когда он наклонился ближе, Анна скривилась от отвратительного запаха виски и сигары.

- Послушай меня, ты, назойливая мелкая стерва. Ты работаешь здесь в качестве оплаты, пока твой чёртов отец не вернёт мне деньги, которые задолжал. Если бы этот вопрос решал Эдуард, ты бы по-прежнему жила на улице.

- Это было бы намного предпочтительнее, сударь, - она сжала зубы, заглушив невольное кряканье, когда Якоб толкнул её к стене.

- Попридержи свой язык. Я же знаю, что ты страстно желаешь принимать участие в грандиозных вечеринках и бывать на элегантных балах.

Анна, как загипнотизированная, уставилась на руку Якоба, стряхивающую воображаемую грязь с её плеч.

- Ты бедная и заурядная. У тебя нет ни единого шанса хоть когда-нибудь привлечь внимание этих великолепных мужчин. Твоё законное место - это или верхом на мне, или согнувшись перед Эдвардом.

У неё свело мышцы спины, когда Якоб постучал тростью ей по груди.

- Советую тебе этой ночью быть в своей постели. Я могу тебя позвать. Ты же не хочешь, чтобы твой отец обнаружил, что ты была непослушной и ушла от Якоба, не так ли?

Анна подождала, пока он повернётся к ней спиной, после чего плюнула на него. И бросилась бежать в противоположную сторону. Сегодняшнюю ночь она проведёт подальше от своей жалкой постели.

Лучше было спать на полу, чем ждать, когда придёт этот изверг.

4

Подвалы Гарнье были огромными, как сама Опера. Всего их здесь насчитывалось пять, это было настоящее царство решёток, лебёдок, противовесов, вращающихся дверей и хитросплетения люков.

Анна часто устраивала себе передышку между колёсами и блоками, располагающимися под сценой. Она обожала бродить среди гигантских машин. Если повезёт, можно было посмотреть на лошадей, которые вращали колёса, приводившие в движение машинерию. Иногда она даже ухитрялась тайком погладить морду или две. Этим вечером лошадей не использовали, так что Анна удовлетворилась тем, что просто бродила, свободная от притязаний руководства.

В этом лабиринте можно было легко свернуть не в ту сторону и заблудиться в подвалах. Она была уверена, что с кем-то именно это и произошло, когда заметила тень, передвигающуюся вдоль стены. Быстрые, почти неуловимые движения вызывали какое-то странное беспокойное чувство.

- Заблудились, сударь? - Анна обошла огромное колесо. - Выход из первого подвала к салонам сразу за углом. Вам бы следовало быть внимательнее и ходить тут с осторожностью. Здесь очень легко потеряться.

Мужчина по-прежнему держался к ней спиной и отказывался отвечать.

- Прошу прощения, сударь... - она прищурилась в темноте. Анна не стала приближаться, расположившись таким образом, чтобы в случае какой-либо угрозы от него можно было быстро сбежать. Она нахмурилась и развернулась.

Неужели она сходит с ума? Он же был здесь мгновение назад.

- Сударь?

Тишина.

Появившаяся из тени рука обхватила её плечи.

Анна закричала.

Она брыкалась и отбивалась от захвата, угрожавшего парализовать её надёжнее, чем это делал страх. Нападавший обездвижил её, прижав к себе стальными руками.

Пальцы, необычайно длинные и тонкие, душили её, не давая крикнуть. Она попыталась ударить его головой. Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее сжимал её противник - и тем злее она становилась.

Слишком часто в своей жизни она сталкивалась с тёмной стороной мужчин и их желаний. Преступная жизнь, которую она вела, сделала её лакомым кусочком для этих злодейских душ. Это лишь отточило её природную склонность к дракам. Анна подтянула колени к груди и стала извиваться изо всех сил. Резко мотая головой из стороны в сторону, она сумела сделать вдох и закричать:

- Если ты собрался удовлетворить с моей помощью свои грязные потребности, то давай уже, покончи с этим! Чего ты тянешь?

В следующую секунду она с такой силой ударилась об пол, что у неё отшибло дыхание. Перекатившись на ноги, Анна отскочила в сторону. Ее взгляд обшаривал все углы в поисках противника.

- Давай, покончи с этим, - она не осмеливалась спросить, почему он её уронил. - Делай то, что тебе нужно. Забудь о милосердии, если это так необходимо, но пусть это ляжет камнем на твою душу - то, что ты сделал с женщиной, которая всего лишь побеспокоилась о тебе.

От сгустившихся вокруг неё теней повеяло потрясённым изумлением и недоверием.

- Я многое совершил в своей жалкой несчастной жизни, мадемуазель, однако я не буду даже рассматривать те грязные предположения, которые вы только что отпустили в мой адрес. Уверяю вас, ничего такого я себе не позволю, если только вы не согласитесь на это добровольно. Однако будьте осторожны. Вы слишком дерзко нарушили границы моих владений.

Ее сердце бешено стучало в груди.

- Прошу прощения, сударь, - со злостью процедила она наугад в темноту.

Поскольку подвалы сегодня вряд ли могли предоставить ей временное убежище, Анна, не желая возвращаться в постель, умчалась прочь.

Эрик, прищурившись, смотрел, как она убегает. А затем со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Резко встряхнув головой, он подавил возникший глубоко внутри трепет. Убивал он только тогда, когда это было необходимо для защиты его секретов. И каждый раз после этого погружался в глубокую яму отвращения к самому себе. Долгие годы путешествий по Европе в качестве высококвалифицированного наёмного убийцы наполнили его душу ненавистью. Светлый гений постепенно превратился в мрачное создание, когда его рукам пришлось выполнять заказы дурных людей. Только сила могла хоть как-то повлиять на мир, который оскорблял его, называя деградировавшим и отвратительным уродом. Он прижал пальцы к маске и откинул голову назад, ударившись затылком о колесо.

Он никогда не хотел, чтобы на его руках была чья-то кровь. Однако это стало единственным способом выживания.

Его голова вдруг наполнилась звуками музыки и посторонним шумом. Благословение и проклятие часто работали друг против друга, создавая хаос из не поддающихся расшифровке эмоций. Он зажмурился, почувствовав резкую боль в животе, словно чьи-то пальцы гневно дёргали натянутые внутри него струны.

Чёрт!

Ему было противно, что его посчитали одним из тех подонков, что способны изнасиловать женщину, но что ему оставалось делать? Физическое воздействие было его единственным способом передавать свои самые сокровенные желания. Единственным способом... пока её замечание не заставило его уронить её. Он снова ударился головой, игнорируя боль, возникшую в шее. Что вызвало такую реакцию?

Нельзя, чтобы эта женщина свободно бродила по его подвалам. Его секреты были единственным убежищем, одиночество было меньшим злом, ибо оно скрывало его демонов за надёжной завесой.

Разве не так?

Всё, что нужно, чтобы гарантировать себе уединение, - это последовать за ней. Но что-то не давало Эрику сдвинуться с места. Всё, чего он хотел, - это покой.

Разве не так?

Ещё несколько лет назад гала-вечера были для него источником развлечений. Тщательно замаскировавшись, Эрик рассматривал покровителей, заполнявших его театр. Он смотрел на дворян и недалёких представителей буржуазии, кичащихся друг перед другом званиями и авторитетом, выслушивал их высокопарные попытки обойти соперника, щегольнув знанием музыки и политической ситуации. Эрик ненавидел их, зная, что вся эта важность, которую они изображают, - всего лишь своеобразная маска. В прошлом он, возможно, захотел бы иметь шпагу на боку, чтобы сбить спесь с этих задавак, но последующие годы избавили его от этого легкомыслия. Он больше им не завидовал.

В те годы Эрик контролировал буквально всё в Опера Гарнье и делал это в обстановке полной анонимности. Ему незачем было самоутверждаться за счёт своей классовой принадлежности.

Теперь гала-вечера были иными. Война и революция основательно проредили эту толпу и уничтожили подхалимов, которые его раньше так развлекали. Эта республика была похожа на растерявшегося и сбитого с толку зверя - парадоксальный политический режим, который он находил до странности похожим на прежний, монархический. Теперь покровителей было так мало, что он уже не видел необходимости бродить в тени. Его прошлое вынуждало его соблюдать осторожность. Чувствуя гнев из-за того, что Анна его увидела, и недоумевая, почему он её попросту не убил, Эрик всё больше и больше приходил в дурное настроение. Чтобы успокоиться, он решил сделать то, чего избегал уже несколько лет, - посмотреть вечернее представление из своей ложи.

И тот факт, что он не смог побаловать себя жалким исполнением "Травиаты", разозлил его ещё больше. Будучи человеком своеобразных привычек, он ожидал, что некоторые вещи всегда будут оставаться неизменными, сколько бы времени ни прошло.

Подойдя к двери, он пнул её с такой силой, что мадам Жири завопила не хуже примадонны.

- Почему моя ложа занята? - Эрик шипел, как кузнечные мехи.

Он делал два шага по направлению к мадам Жири. Та попятилась и рухнула в кресло.

- Ваша ложа, сударь? - заикаясь, спросила она.

- Да, моя ложа, - Эрик указал на дверь. - Кто-то находится в ложе номер пять, а ложа номер пять всегда должна оставаться пустой. На каждом представлении. Я думал, что ясно изложил своё требование, мадам.

- Даже если вы умерли?

Это заявление его ошеломило. Эрик покачал головой и побарабанил пальцами по виску.

- Ах, да. Эрик умер. Простите, я как-то об этом подзабыл, - Эрик просто сочился сарказмом.

- Сымитировав свою смерть и напечатав некролог, вы умерли для человечества, сударь. Я не думала, что в таких условиях будет разумно оставлять ложу пустой.

Эрик приподнял руку и уронил её обратно. Приходилось признать мудрость пожилой женщины.

- Легче было бы умереть при рождении, - мрачно усмехнулся он, применяя чревовещание. Его голос отскакивал от стены к стене, словно невидимый акробат. Его это развлекало, однако мадам Жири, по всей видимости, было не до веселья. Она бросилась к двери и, быстро осмотрев холл снаружи, закрыла её.

- Чего вы боитесь мадам, смерти или самого Эрика? Даже в момент нашего рождения смерть находится неподалёку, - он отскочил в сторону. - И каждый день она смотрит на нас и размышляет о том, приблизится ли она сегодня или завтра, - завершив знаменитую цитату Бэкона, Эрик отвесил эффектный поклон.

- Я не люблю говорить о таких вещах, сударь.

Мадам Жири повернула ключ, заперев дверь. Она, может быть, и не боялась смерти, но Эрика она боялась. У него была привычка пугать её - привычка, от которой он никак не мог избавиться.

Откинув плащ в сторону, он уселся на диван и указал ей на кресло напротив.

- Разговоры о смерти - это ерунда по сравнению с тем, чтобы всю жизнь провести её пленником, - его тонкая рука обвела контуры лица.

Он был заложником своей маски, ограждавшей мир от его отвратительного уродства. Чёрная тюрьма, с её фальшивым носом и вечно отсутствующим выражением, держала его клетке ложного чувства собственного достоинства. Тонкие губы были единственной частью его нечеловеческого уродства, незащищённой от косых взглядов людей.

- Что вы здесь делаете, сударь?

- Я повсюду, мадам, и смерть всегда рядом. И я устал от того, что в моём распоряжении есть только смерть, когда я мог бы иметь гораздо большее.

Увидев её нахмуренные брови, Эрик подавил вздох. Одарённый голосом более ангельским, чем сами небеса, он жил противоречивой жизнью. Словно Смерть - одно лишь присутствие которой могло погубить целомудреннейшую из дев, - Эрик был до боли, страстно и чувственно притягателен. То, чего лишил его Господь, одарив его таким лицом и приговорив к столь нелепой и полной разочарований судьбе, Он компенсировал заложенным в Эрика талантом. К сожалению, Господь, видимо, не понимал, что люди судят друг дуга только лишь по внешнему виду. Откинувшись на спинку дивана, Эрик сложил перед собой ладони и стал внимательно рассматривать мадам Жири, нервируя её. Хотя его сердце было способно на самые пылкие эмоции, её нервозность в очередной раз напомнила ему, почему он никогда не выпускал на волю глубоко спрятанные чувства.

- Я не совсем уверена, чего вы ожидаете от меня, сударь. Вы пришли сюда из-за вашей ложи? Чего вы хотите?

- Жить, как все.

- Вы не можете жить как все, сударь. Вы вообще считаетесь мёртвым.

Эрик заскрежетал зубами и заткнул уши пальцами. Замечания старухи порой попадали в самую цель. Он не любил, когда ему напоминали о таких вещах, и подобное рвение мадам Жири его раздражало. Когда она стала садиться, у неё подогнулись колени.

- Вернуться было плохим решением с вашей стороны. Очень плохим. Вы ведь преступник, разыскиваемый полицией.

- Вам вовсе не нужно напоминать мне об этом, мадам. Хотя я ничего такого не сделал, я всего лишь полюбил её.

Эрик до сих пор не мог называть её по имени. И его возмутил тот факт, что у мадам Жири с этим никаких проблем не возникло:

- Вы похитили Кристину Даэ. Вы пытались убить её жениха, виконта де Шаньи.

- Я отпустил её и оставил его в живых! - крикнул Эрик.

Он знал причину своего уныния и жажды хоть чьей-нибудь компании сегодня. Дело было вовсе не в замечаниях мадам Жири. Совесть, заставившая его пощадить Анну, теперь стучала в голове подобно ударам литавр. Мысли о ней заставляли его упиваться жалостью к самому себе из-за воспоминаний о потерянной любви.

- Пожалуйста, сударь. Я не знаю, чего именно вы хотите сегодня от меня, но я прошу вас, не пытайтесь жить, как все. Вы просто не сможете. Какой смысл чахнуть от безответной любви?

Простое платье и излишне плотное телосложение мадам Жири резко контрастировали с мудростью её слов. Эрик взял себе на заметку относиться к ней с бóльшим уважением. Кто он такой, чтобы судить по внешности?

- Никакого смысла. Однако, "ясность ума влечёт за собой чистоту страсти, поэтому человек, наделённый глубоким и ясным умом, способен горячо любить и всегда отдаёт себе отчёт в том, чтó он любит". Паскаль, - в его голос закралось уныние. - Это несчастный виконт со всем своим аристократическим великолепием никогда не сможет любить так же беззаветно и горячо, как я.

- Прошлое не вернёшь, сударь. О вас забыли. Пожалуйста, не надо этого менять.

- А почему вы думаете, что я пытаюсь это изменить? - изящным движением руки он указал на мир, лежащий за пределами её загромождённой каморки. - Я ненавижу людей и мир, в котором они так свободно разгуливают, - он осёкся. - Нет, не ненавижу - завидую.

- В ваших словах столько иронии, - пробормотала мадам Жири.

Эрик поднёс руку к губам, недовольный её ответом. Разумеется, это была ирония, поскольку не было человека, которого он не мог бы превзойти по силе, не было вещи, ему недоступной, или занятия, которым бы он не мог овладеть. Люди должны были завидовать ему, но этого не будет никогда. До тех пор, пока род человеческий будет обращать внимание только на его лицо, весь его гений и красота, скрытые в его душе, не будут иметь никакого значения.

- Нельзя мне было говорить вам о тех пакетах, - сокрушалась мадам Жири. - Я знала, что это снова расшевелит что-то внутри вас.

Эрик опустил руку и резко повернулся к ней:

- Не стоит беспокоиться насчёт моих действий, мадам. Эта любопытная назойливая девчонка вполне себе живая. Однако вынужден вас предупредить. Я буду делать то, что считаю нужным. Мне не требуются защитники, и ваша жалость мне тоже не нужна. Хватит уже с меня, - он быстро подошёл к двери и проворно повернул ключ. - И не моя вина в том, что я приговорён к заточению, - он сердито повернулся к ней, прежде чем исчезнуть. - Моя ложа должна оставаться пустой. И можете быть спокойны, я не буду больше отнимать у вас время. Эрик умер и останется мёртвым навеки.

Он смотрел на ноты, пока они не стали расплываться перед глазами. Одна и та же фраза крутилась у него в голове, одно слово стучало в ушах.

"Жалость, жалость, жалость!" Один яростный взмах - и нотные листы полетели с органа. Чернильница грохнулась о каменный пол и разбилась, небольшая лужица чернил просочилась в трещину.

"Жалость" была неразрывно связана со "стыдом". Он так долго купался в них, что теперь они преследовали его, словно тень. Эрик устал от их неумолимого дуэта. Он знал, чего хотел.

"Жить, как все люди". Он ткнул пальцем в регистровую рукоятку на органе, затем потянул её на себя, с удовольствием прислушиваясь к ритмичному щёлканью, затем снова задвинул и снова выдвинул.

- Почему я этого не могу? - раздражённо спросил он, понимая, что разговоры с неодушевленным предметом лишь добавляют ещё один штришок к клейму явного психа.

Как он позволил своему безумию взять верх над собственным талантом? Угрызения совести изводили его всю жизнь, словно паук, высасывающий жертву. Ведь он не мог выдержать даже простой компании старухи без того, чтобы не рассердиться.

Ударив рукой по клавишам, он извлёк стон из органа.

Такое неумение общаться с людьми - это не его вина. Он давно уже отрешился от рода людского. Взаимодействие с отдельными его представителями он находил невыносимым и предпочитал держаться так далеко от других, насколько это было возможно. А может быть, он лишь пытался убедить таким образом самого себя. Его гений и одиночество в сочетании с полученными на протяжении жизни эмоциональными и физическими шрамами от того, как мир реагировал на одно лишь его лицо, сделали его жутким и непредсказуемым человеком.

Он встал, оттолкнув ногой скамейку, и, заложив руки за спину, принялся мерить шагами свою прекрасно обставленную гостиную. Он пытался не зацикливаться на прошлом. Мягкий ворс персидского ковра под босыми ногами напомнил ему о физических удобствах.

К его услугам было достаточно наслаждений: прекрасные вина и элитные сорта чая, не говоря уже о музыкальном таланте. Эрик мог бы жить так, как живут воспитанные люди благородного происхождения. Если бы только он мог найти способ не приходить при этом в чертовски дурное настроение ...

Он потёр виски.

- Было бы неплохо хоть иногда с кем-нибудь общаться, - краем глаза он заметил какое-то движение. - Ха, так у меня есть компания! - сложив вместе ладони, он склонился в церемонном поклоне перед свои гостем. - Чего же ты хочешь? Ленты, бантики? А может быть, провести день в Тюильри или покататься по Сене? - Он опустился на колени. - Скажи, чего ты хочешь от Эрика, и любое твоё желание будет исполнено. Хочешь сегодня побыть королевой... или королём? - он приподнял бровь.

Крыса не стала уточнять свой пол и ничего не ответила на предложения Эрика.

Расхаживание по комнате так и не помогло ему забыть о своих ошибках, а разговаривать с крысой было, в конце концов, просто нелепо, поэтому Эрик вернулся к органу.

Прежде чем сесть, он провёл рукой по книжному шкафу. Его пальцы застыли над лежавшим на полке эскизом.

Грустная улыбка появилась на его губах. Он обожал эту картину. Простой рисунок изображал воскресный день в парке, где встречались и общались между собой люди всех классов, где мужчин держали под руку любящие женщины, а дети резвились у их ног. Он ласково погладил картинку, снова и снова проводя пальцем по каждой линии. Одиночество постепенно стирало угольный рисунок.

Эрик хотел всего лишь попробовать такой жизни - чтобы его приняли ради него самого.

Он хотел такой любви.

А вместо этого он, человек без лица, жил возле искусственно созданного озера в самом нижнем подвале Оперы. О том, чтобы преподнести свой гений миру, не стоило даже думать. Никто никогда не сможет его принять. Его единственным другом была музыка. Она никогда его не предаст, не будет жалеть или стыдить.

И никогда не поставит безумие ему в вину.

Пролитые чернила почти полностью просочились под пол. Он рассеянно отодвинул босой ногой битое стекло, стараясь не порезаться. До появления этих пакетов он ни разу не задумывался о собственном существовании. Не задумывался о том, кто он и кем был - с тех пор, как перестали искать Призрака Оперы, с тех пор, как он опубликовал заметку о собственной смерти. И всё же... он уставился на осколки, словно что-то искал.

Этот пакет, если не считать отвратительный инжир, был предназначен для его музыки. Эта Анна, должно быть, знает о его музыке, но откуда? Когда он пел, он никого не видел, разве что свою тень, отбрасываемую на стены дрожащим светом свечей. Эта музыка принадлежала ему одному. Она отражала преследующие его воспоминания, его полное одиночество, его душевные муки и самые страстные желания. Рядом с его убежищем не было никого, в этом он был совершенно уверен.

Эрик в совершенстве овладел искусством уединения, привыкнув находить комфорт в одиночестве и связываясь с людьми лишь в случае крайней необходимости. Тогда что же его так привлекало в этих пакетах? Что за тоска его терзала? Почему он пощадил эту девушку?

Он наклонился и поднял разбитый флакон, измазав руку остатками чернил. Человек создан не для того, чтобы жить в одиночестве, и, несмотря на то, в кого превратили его люди, он всё равно оставался одним из них.

"Какой-то незнакомец протянул вам руку помощи, отнёсся к вам с добротой. Это бескорыстное случайное доброе дело. Оставьте вы это", - вспомнил он совет мадам Жири.

- Я этого так не оставлю, - сказал он осколкам.

Кто-то знал. Кто-то услышал. Кто-то увидел - и не убежал.

Эрик почувствовал прилив странной новой энергии, заставившей пальцы жадно подрагивать от непонятного стремления. Поднявшись, он подошёл к столику возле органа. Взяв в руки пакет, он разорвал бумагу.

Кажется, ему всё-таки понадобятся эти чернила.

5

Глава 2.

Если достаточно долго, расфокусировав взгляд,  смотреть на мерцающее пламя, то оно словно разделялось и парило в воздухе. Резко моргнув, Анна пододвинула поближе керосиновую лампу и попыталась сосредоточиться на работе.

Полировка театральных биноклей оказалась более сложным занятием, чем она предполагала. Ей приходилось заниматься такой работой, поскольку управляющие старались всё время нагружать её любыми способами, которые только можно было представить. Накануне вечером Анна отскребала и без того безукоризненно чистые ступени парадной лестницы, и выражать недовольство этим заданием было нельзя. Зато потом, уже поздно ночью, у неё состоялась довольно оживлённая беседа с крысоловом. Сегодня она полирует бинокли, а завтра должна будет разобраться с птичьими экскрементами на парадном крыльце. Анна наклонилась вперёд, пока не упёрлась лбом в столешницу. И несколько раз стукнулась головой. Даже думать об этом задании было невыносимо.

"Всё, хватит".

Анна сгребла бинокли в корзину, не заботясь о том, что линзы могут треснуть. Зачем их полировать, если их всё равно редко используют? Единственное, в чём руководство преуспело, - это довести театр до ручки. Зачем теперь кому-либо покровительствовать Опера Гарнье? Музыка была ужасной, игра актёров - отвратительной. Анна прикрутила рычажок лампы, постепенно погружая комнату в темноту. И пожала плечами - в конце концов, что она понимает в опере?

Выходя, она взглянула на часы. Стрелки перевалили за полночь. Неудивительно, что у неё почти нет друзей. Откуда им взяться, если она столько часов в день проводила за работой?

Одиночество частенько подталкивало её бродить по погружённому в темноту зданию. Когда сон ей изменял, театральный зал становился её безмолвным другом. В дневные часы театр, наполненный богатством и талантами, был чужим. Но ночью он становился таинственным другом: тёмный, зловещий... волшебный.

Словно во сне она бродила по пустой сцене. Какой огромной она была без актёров, какой просторной в отсутствие покровителей! Она с восхищением рассматривала стропила наверху и путаницу верёвок, свисавших откуда-то из темноты. Она смотрела наверх, пока всё не поплыло перед глазами, после чего отвернулась, сосредоточив внимание на люках у себя под ногами.

"Гениальное изобретение".

Всё-таки Опера могла быть весьма интересной.

Эрик опустился на своё обычное место в ложе номер пять, прижав один палец к губам, а пальцем другой руки рассеянно выковыривая медный гвоздик из бархатного подлокотника кресла. Анна бродила по его сцене. Его рассмешило то любопытство, с которым она осматривала люки. Высунувшись из тени, он наблюдал, как она присела, рассматривая оркестровую яму.

Она со своим невинным вмешательством очень близко подошла к тому, чтобы испытать на себе его безумие. От этой мысли у него всё внутри сжалось. Он ненавидел прискорбную необходимость защищать свою жизнь ценой жизни других.

Кроме того, убивать женщину казалось неприличным: консьержки, которую он отправил на тот свет несколько лет назад, было более чем достаточно.

Он потёр маску, изо всех сил стараясь не допустить воспоминаний в свои мысли. Сколько ещё ночей он будет мучиться от этого? Совсем другое дело было с похищением юной ученицы ради возможности прямого общения. Эрик уже давно избавился от своих чувств к Кристине Даэ и её жениху. У него не было желания связываться с молодыми влюблёнными. Но до сих пор эхо ангельского голоса Кристины, словно кончик иглы, вшивало чудовищные воспоминания всё плотнее в его разум.

Эрик наконец выдернул медный гвоздик и щелчком отправил его по направлению к сцене. Он уставился на Анну. Девушка напевала:

- Ради бога, ради всех святых убей меня.

Надо было действительно её прикончить - голос у неё был ужасным. И тем не менее, её наивное любопытство его очаровало. Он почувствовал мучительное желание узнать о ней больше. Может быть, ей нравится музыка?

Эрик задумчиво постучал пальцем по губам. Заманчивая идея... Однако пение девушки причиняло просто невыносимую боль. Да он себе уши оторвёт прежде, чем когда-либо сможет довести до ума её голос!

- Нет! - ярость Эрика от того, что такая нелепая мысль вообще просочилась ему в голову, заставила находящуюся внизу девушку подпрыгнуть.

- Кто там? - крикнула она.

"Чёрт побери".

Быстро пригнувшись, он смотрел, как Анна пересекает его сцену. Наверное, крикнуть было не самой лучшей идеей. Ее любопытство превратилось в осторожное осматривание каждой тени. Девушка выглядела там совсем неуместно. Сцена принадлежала к царству красоты и элегантности, а Анна была заурядной и любопытной. Надетое на ней платье, когда-то в прошлом, судя по всему, ярко-синее, давно уже выцвело до бледно-серого. По цвету оно походило на знакомый туман, поднимавшийся над его озером. На Анне не было никаких украшений, кроме платка на шее и любознательного выражения на лице.

Он улыбнулся, увидев, как её длинная каштановая коса соскользнула по спине. Довольно необычно. Эта коса была почти такой же длины, как и сама Анна, что, правда, было не таким уж большим достижением. Поскольку Анна была просто крошечной по сравнению с большинством девушек, украшавших его сцену. Он почувствовал прилив раздражения. Судя по её волосам, форме лица и стилю одежды, можно было смело утверждать, что она, скорее всего, немка. Везёт, как утопленнику.

Он ненавидел немцев.

Эрик оценивал её, как оценивал бы любой здоровый мужчина на его месте, и сам себе удивлялся, что всё ещё способен на такие мысли. Пусть он жил как чудак, в фундаменте Оперы, пусть у него было отвратительное лицо, но, по крайней мере, он до сих пор находился в хорошей физической форме. И всё это благодаря его театру.

Он каждый день преодолевал по шесть тысяч ступеней, плюс озеро и ловушки, не стоит также забывать и про сеть верёвок и канатов, на которых он раньше часто тренировался. Будучи намного более худым, чем большинство сочло бы приемлемым, Эрик обладал внушительным ростом, был проворен, а его ум, к его собственному удивлению, по-прежнему функционировал так, как и подобает уму мужчины.

Тем временем Анна стала слезать со сцены в оркестровую яму. Эрик приподнял бровь. Когда она сползала с края сцены, извиваясь, словно рыба на крючке, её платье задралось вверх. Он тут же резко отвёл взгляд, чтобы не увидеть те дамские части тела, которые мужчина видеть не должен. Спрыгнув на пол, она с грохотом сбила несколько пюпитров, что заставило его передернуться.

Эта дерзкая девчонка уничтожит чёртов театр, если оставить её без присмотра.

Покинув ложу, он уже через несколько секунд шёл по центральному проходу зрительного зала. Его одежда издавала едва слышное шуршание. Объект его интересов, совершенно его не замечая, сражалась с беспорядком, которые она навела среди пюпитров, пытаясь поставить их вертикально. Анна бесила его до мозга костей, но сейчас он с трудом сдерживал смех. Она обладала хитростью и ловкостью кошки, но нервы у неё были, как у загнанной мыши.

Небрежно маневрируя по наспех приведённой в порядок яме, она то и дело останавливалась, бережно собирая разбросанные ноты. В конечном итоге она поднялась по ступенькам за дирижёрский пульт. Эрик терпеливо ждал, пока она стояла лицом к сцене. И внимательно рассматривал её. Она, кажется, совершенно не догадывалась о наличии зрителя.

Он с упоением предавался подглядыванию, улыбка на его лице становилась всё шире и шире. Всё равно она не могла этого увидеть. Вечер обещал быть просто восхитительным.

Предосторожности оказались излишними. Рухнувшие пюпитры не заставили кого-нибудь броситься в зрительный зал, поэтому Анна решила, что находится здесь совершенно одна. Убедившись, что выговор ей не угрожает, она пробежалась взглядом по рядам кресел и натолкнулась на совершенно сверхъестественное зрелище. Что-то стояло в проходе - огромная тень. Но тени не могут отбрасываться без света. Анна прищурилась. Оно что, шевельнулось? Анна вгляделась в него сбоку. И тут оно повернулось.

На неё уставились два сверкающих золотых глаза.

- Мать честная!

Попятившись, Анна упала с дирижёрского пульта в яму. И выругалась, ударившись локтем о стул. Пюпитры снова с грохотом попадали во все стороны, ноты разлетелись вокруг неё.

С трудом поднявшись на ноги и схватившись за ушибленный локоть, она с тревогой обвела взглядом зал. Решив, что она, должно быть, сходит с ума, Анна плотно зажмурилась, а затем медленно открыла глаза. Два жёлтых глаза по-прежнему смотрели на неё.

- Это игра света и тени. Просто игра света и тени, а звук мне просто послышался, - Анна потерла руку и вылезла из ямы. После чего обвела взглядом зрительный зал. Она могла бы поклясться, что видела человека, но, вне всяких сомнений, это был просто обман зрения. Уже поздно. Ей нужно поспать. - Просто свет и тени.

- Создают превосходные иллюзии, не правда ли?

Анна обернулась так резко, что коса захлестнулась вокруг её талии, как кнут. Охваченная каким-то странным оцепенением, она повернулась лицом к обратившемуся к ней мужчине. Мужчине? С такими глазами? Дурное предчувствие сковало тело и пригвоздило её к месту.

- Вы не ушиблись?

Она попыталась что-то ответить, но поняла, что у неё просто отнялся язык. Забыв о манерах и о том, что пялиться на людей невежливо, Анна оглядела его с ног до головы. Она почувствовала себя совсем крошечной, и вовсе не потому, что её макушка едва достигала до середины его груди. Фигура мужчины, его одежда, эта чёрная, зловещая маска и глаза - всё это излучало неимоверную властность. Его окружал ореол таинственности и притягательности, но по позвоночнику у неё отчего-то пробежал холодок.

- Вы не ушиблись? - снова спросил он.

Анна невольно открыла рот. Его голос был наполнен обольщением и соблазном, от которого у неё ослабли колени, но в то же время тональность этого голоса заставляла всё внутри сжиматься.

Ничего не ответив, она сделала шаг, затем другой, зеркально отражая его движение по кругу. Делая так, она словно вовлекала его в причудливый и выразительный танец. Их взгляды по-прежнему были прикованы друг к другу. Анна пропустила шаг, когда он дерзко шагнул к ней, изменяя хореографию танца. Он поднял костлявую руку к её лицу.

Эта рука! Его! Так тот сумасшедший в подвале и был её незнакомцем в маске? Её взгляд скользнул по его необычайно длинным пальцам, запястью, руке... и в конце пути наткнулся на его улыбку.

Протянув руку, он захватил прядь её волос, выбившуюся из косы. Мягкие локоны скользнули по его ладони.

- Забавно, - заметил он. - Я вас пугаю?

Этот вкрадчивый шёпот опьянял. Теплая, мягкая вибрация соблазняла, заставляя трепетать каждую клеточку её тела. Анне хотелось воспарить и качаться, как на волнах, на переливах его голоса. В нём были власть и величие, которые она даже не смогла бы описать, - находящиеся где-то между изумительной красотой небес и всеми силами ада. Потрясающий диапазон и глубокий тембр этого голоса превратили его в идеальный инструмент, придававший некоторую даже элегантность странной внешности его обладателя.

Анна сделала глубокий вдох. Он снова выслеживал её, словно она была для него какой-то странной соперницей. Не сводя глаз с его чёрной кожаной маски, она ответила на его вопрос, быстро помотав головой.

- Хорошо, - его опьяняющий голос проник прямо в её ухо, отчего у неё мурашки побежали по всему телу. - Мне нужны ещё пакеты.

Это заявление лишило Анну последних остатков самообладания.

Прежде чем она успела отреагировать, он растворился во тьме. А потом сердце у неё понеслось вскачь, когда бесплотный голос умелого чревовещателя стал отражаться по всему огромному залу:

- Красные чернила... Анна.

Ее имя какое-то мгновение парило в прекрасной пустоте, но следом за тем - она была уверена - она услышала зловещий смех. Анна без сил опустилась в кресло, её разум стал похож на покрывало весеннего тумана, ставшего проклятием парижских улиц. Она коснулась виска.

Всё, что она знала, - это что ему нужны красные чернила, и что он знал её имя.

Слабый дневной свет пошёл на убыль, и Эрик переместился из-под арки вглубь подвалов. Он корил себя за это жалкое ожидание - словно кот, ожидающий, когда его почешут. И снова пакет не появился на своём обычном месте. В последнее время Эрик проверял его по нескольку раз на день, и каждый раз его встречало разочарование. Он привык к этим пакетам. Он никак не ожидал, что его эмоции пребывают в таком беспорядке. Он что, думал, что эта бедная девушка примчится, собрав угощение, словно её пригласили на воскресный пикник в Буа?

"Ты жалкий дурак". Самым верным в данной ситуации будет обо всём забыть.

Шумно вздохнув, он натянул перчатки. И направился вглубь лабиринта, отчаянно пытаясь не обращать внимания на звуки суеты, доносящиеся сверху, с улиц Парижа. Проведя рукой над одним из камней, он вызвал цепную реакцию среди газовых рожков на стене. Ряд за рядом светильники, повинуясь его прихоти, освещали проходы перед ним, заливая коридоры мягким, тёплым светом. Тьма исчезала, словно невидимая возлюбленная, удирающая от одной мысли о его объятиях.

Он остановился. Что-то было не так. Шарканье, которое он услышал, не могло быть вызвано крысой. Как кто-то смог проникнуть в его лабиринт?! Эрик почувствовал прилив дикой ярости. Он ускорил шаг, в руке уже была наготове шёлковая веревка, с которой он почти не расставался. Незваного гостя можно было задушить в считанные секунды.

Завернув за угол, он налетел прямо на девушку.

Эрик едва не вскрикнул, когда её лицо уткнулось ему в грудь. Анна завизжала. Отступив назад, она быстро осмотрела коридор. Эрик подавил свой внезапный всплеск адреналина, убрал из виду шёлковую веревку и протиснулся мимо неё.

"Глупая девчонка. Я же мог убить тебя".

Отойдя на несколько шагов, он наконец решил, что расстояние уже вполне достаточное, чтобы посмотреть ей в лицо. Он крутанулся так резко, что его плащ хлопнул в воздухе, звук рикошетом отразился от стен бесконечного каменного коридора. Эрик пронзил её взглядом.

И что теперь? Инстинкт подсказывал ему защищать свою территорию, но вся его душа восставала против этого. Неужели это любопытное создание на самом деле спустилось в его забытое богом подземелье? Тогда она, должно быть, либо дурочка, либо отчаянная сорвиголова.

Кто же она такая, чёрт побери?

Пожалуй, будет неразумно оставить её стоять, застыв подобно испуганной лани, в его подвалах. Эрик раздражённо ткнул пальцем в её прямую, словно шомпол, фигурку.

- Если вы так и собираетесь стоять там, то предлагаю вам отдать мне пакет, чтобы я мог продолжить путь.

Она расправила плечи и сделала глубокий вдох, но посылку из рук не выпустила.

- Что ж, ладно, - сказал он и пошёл дальше по коридору. - У вас есть два варианта, мадемуазель: следовать за мной или оставаться там, где стоите.

Услышав, как её осторожные сначала шаги сменились на бег трусцой, он невольно задался вопросом, правильное ли решение она сделала.

Периодически Эрик оглядывался назад. Он ожидал увидеть съёжившуюся от страха, растерянную женщину, но каждый раз его взгляд сталкивался со взглядом Анны. Ее напряжённый взор словно записывал каждый сделанный им шаг.

Не останавливаясь, они дошли до берега его озера. Анна открыла рот от изумления, когда увидела воду и парящий над ней туман. Скрестив руки на груди, Эрик наблюдал, как она осторожно изучает всё вокруг. Не многие знали, что во время постройки Опера Гарнье под зданием был обнаружен приток Сены, заставивший строителей создать это причудливое озеро. Анна посмотрела туда, откуда они пришли, затем направо и налево. Когда она подняла лицо к потолку, её рот округлился в крошечную букву "о".

Эрик усмехнулся, забавляясь её поражённым видом, когда она осознала, куда её привела столь дерзкая самонадеянность. Они находились не просто в подвале, а глубоко под землей, во многих метрах от поверхности. Он отвернулся, чтобы отвязать маленькую лодку, и дёрнул веревку так резко, что несколько мелких капель воды упали к его ногам. Девушка боязливо подошла чуть ближе. Эрик стрельнул на неё угрожающим взглядом, словно приказывал держаться на расстоянии.

Пути назад уже не было. Он сам был инициатором этого знакомства. Теперь надо спланировать свой следующий шаг.

"Это безрассудство". До какой же степени отчаяния надо было дойти, чтобы рискнуть привести постороннего в свои владения?

- Забирайтесь, - буркнул он.

Он даже не отошёл у неё с дороги и не помог ей сесть в лодку. Через пару минут они уже плыли по озеру. Погружающиеся в воду вёсла вызывали более громкое эхо, чем что-либо из слышанного Эриком до сих пор.

Чем дальше они удалялись от причала и света газовых рожков, тем глубже погружались в чернильную темноту. Он рискнул взглянуть на свою пассажирку. Та неловко наклонила голову и, широко раскрыв глаза, напряжённо всматривалась вперёд. Эрик продолжал грести, мощные удары вёсел толкали лодку в объятия оглушающей тишины. Продвигаясь дальше в темноту, он смотрел на медленно движущиеся губы Анны и гадал, не проклинает ли она сейчас себя или его.

А может быть, шепчет про себя молитвы.

Когда лодка уткнулась в противоположный берег, Эрик выскочил из неё, стремясь увеличить дистанцию между собой и гостьей. Он переступил порог своего дома, снял плащ и перчатки и медленно повернулся к Анне.

Та вылезла из лодки и стояла по колено в воде. Они пришвартовались у небольшого причала, который вёл к гостиной. Многочисленные корзины с цветами придавали этому месту некоторое подобие жизни. Комната была переполнена букетами, похожими на те, что продаются на парижских улицах. Шёлковые ленты бестолково свисали со стеблей. Эрик вместе с ней обвёл глазами гостиную. На самом деле, выглядело это всё довольно нелепо, поскольку ничего по-настоящему живого в таком месте расти не могло. Заметив, что она изучает его дом, разинув рот, он приподнял бровь. Анна поймала себя на том, что покачивается, словно оказавшаяся не на своём месте водяная лилия, в попытке заглянуть за пределы гостиной. Почувствовав нарастающее раздражение, Эрик направился к ней. С плеском зайдя в воду, он указал на посылку:

- Мой пакет, если вы не против.

Анна перевела взгляд на помятый коричневый пакет и сунула его прямо ему в руки. И нахмурилась, когда он выхватил его. Эрик удерживал её взгляд несколько дольше, чем это было уместно. А затем бросился в свою святая святых, заметив, тем не менее, что его гостья поспешила следом.

Анна замерла посреди гостиной и вытянула шею, пытаясь заглянуть ему за спину. Эрик посмотрел в сторону своей спальни и подавил зарождающееся рычание. Клавиатура органа, установленного вдоль стены между спальней и остальной частью дома, безраздельно привлекла её внимание. Проигнорировав её явное любопытство, он остановился, чтобы развернуть посылку. Сначала вытащил нотную бумагу, тщательно расправил загибы и положил её на стопку таких же листов.

Затем он нашёл чернила. Поднял флакон к свечам и крутанул, рассматривая жидкость на свет. И бережно поставил его в один ряд с бесчисленными флаконами чёрных чернил.

С инжиром он решил вопрос просто - бросив мешочек в кучку точно таких же.

- Это мой дом, - внезапно объявил он. - Вы здесь не пленница. Можете приходить и уходить когда угодно - при условии, что сможете сами найти путь. Дорог здесь много, и лабиринты довольно запутанные, они словно постоянно меняются. Злополучное и довольно смертоносное усовершенствование, которое я сделал несколько лет назад, - Эрик нахмурился. Он повернул голову налево, затем направо, посмотрел наверх - повторяя движения Анны, которая словно пыталась обнаружить эти усовершенствования. - Самый лёгкий путь через озеро, но будьте уверены, вы его уже больше не найдёте. Можете осматривать здесь всё, что хотите, но ничего не трогайте. Это понятно?

Она кивнула.

- Хорошо. Вы можете задавать мне любые вопросы, какие пожелаете, - в разумных пределах, конечно, - а я уже решу, стоит ли на них отвечать. И последнее правило. Вы ни с кем не будете об этом говорить. Это понятно?

Его голос грохотал, подобно грому. Анна сделала глубокий вдох и снова кивнула. Отвернувшись от неё, он сел возле органа. Некоторое время он, положив подбородок на руки, молча размышлял над сложившейся ситуацией. Голос Анны нарушил молчание.

- У меня есть один вопрос.

- И какой же? - его голос слегка приглушался рукой. Он не стал утруждать себя, поворачиваясь или обращаясь к ней так, как подобает воспитанному джентльмену.

- Как вас зовут?

Эрик открыл рот от изумления. Когда его в последний раз спрашивали об этом? Он ссутулился, делая вид, что внимательно рассматривает потёртую клавиатуру, а затем поднял голову и стал изучать потолок.

- Эрик, - тихо ответил он, его имя застряло в горле, словно лезвие ножа.

Их взгляды встретились. Несколько мгновений они оценивающе смотрели друг на друга, после чего Анна повернулась к нему спиной и направилась к ближайшему коридору.

Это означало, что она не осмелилась остаться. На секунду он захотел было последовать за ней, но эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Она сделала правильный выбор и найдёт дорогу обратно в театр. Несмотря на то, что в его подземный мир вели десятки путей, он верил, что она достаточно умна, чтобы вычислить их, и достаточно разумна, чтобы не сказать никому ни слова об этом. Он беспокоился не о том, найдёт ли Анна дорогу в театр, а о том, найдёт ли она обратную дорогу к нему.

И что он будет делать, если она найдёт?

6

О том, что было дальше, вы можете прочитать мой очень подробный синопсис.

А Елена написала для вас синопсис второй книги.

Скоро выйдет третья часть, а автор ещё и упоминала о возможности появления четвёртой... Боже, упаси. :swoon:

Отредактировано Мышь_полевая (2011-03-30 09:37:10)

7

Мышь_полевая,

труд колоссальный, перевод суперский. :)

Да, синопсис прекрасно написан и не раз заставил улыбнуться!

Но сюжет такой мутный, что хуже стандартных дамских романов. Похоже на компьютерную игру, где герои по уровням ходят и набирают очки. :)
Он не про Призрака. Смысла даже нет обсуждать - что тут по канону, а что нет.

PS. Вопрос вопросов - ну неужели совсем-совсем ничего приличного не издают, чтобы ты реальное удовольствие получала от перевода, а мы читали и радовались?  :)

Отредактировано Hell (2011-03-30 17:15:46)

8

:blink:
Сначала я ещё пыталась уследить, что именно мне не слишком нравится. А потом махнула рукой и пыталась просто за сюжетом уследить. Не скажу, что получилось. Хотя одно ясно точно. Читать мне не хочется.  :D
Мышь_полевая, спасибо за перевод, вообще, за возможность сориентироваться в ПОшных книгах. Я когда только узнала о том, что существует такое громадное количество продолжений, вариаций и т.п. судорожно за голову хваталась. Где всё это найти, как прочитать, а теперь потихоньку обнаруживаю, что действительно хороших книг не так уж и много.
И вопрос вопросов Hell очень актуальный  :D

9

Мышь_полевая, спасибо за замечательный перевод и пересказ книги.
:give:

10

Всем спасибо. :)

Hell, скажем так - я пока не теряю надежду что-нибудь хорошее найти. :) Поэтому продолжу искать.

Вообще, из того, что уже читала, очень хорошее впечатление произвёл сборник рассказов 1989 года под названием "Призраки" (откуда я перевела рассказы "Опера Призрака", "Песня Мариан" и "Призрак мыльной оперы"), по сравнению с остальными неплохое впечатление произвёл роман "Письма к Эрику" - хоть я тогда и скривилась, теперь понимаю, что для иностранного фанфикшена это достойное произведение. Его, по крайней мере, читать интересно и плеваться при этом не хочется.

Но вообще создаётся впечатление, что всё более-менее достойное уже перевела Targhis. :)
Однако мы с Еленой ди Венериа надежды не теряем, поэтому будем продолжать делать для вас обзоры книг на сайте, кое-что из этого я буду частями переводить.

У меня по плану следующими идут 6 книг Сэди Монтгомери (тот ещё сериальчик). Где-нибудь к лету ждите.

Отредактировано Мышь_полевая (2011-03-31 11:06:29)

11

Перевод замечательный, спасибо. Пересказ тоже доставляет. Но вот текст... И кто-то (не буду показывать пальцем) еще что-то имел против "Незримого гения"! Да он просто образец логики и хорошего вкуса после такого.)))

12

*смеюсь*
Lupa, согласна, по сравнению с этим опусом даже "Незримый гений" - талантливейшее произведение, заслуживающее исключительно прекрасных отзывов. Вот уж действительно, всё познаётся в сравнении. :D

13

Мышь_полевая, спасибо за перевод  :give:
Правда у меня как-то не получается уследить за логикой сюжета  :unsure:, так что за синопсис тоже благодарю!
Мда, опять, как говорится, ничего хорошего  :(

14

Laruno, за логикой сюжета очень трудно уследить, когда её нет. :D Просто набор совершенно надуманных ситуаций и неестественных диалогов. А логикой здесь и не пахло.