Саундтрек к этому эпизоду:
Clinton Shorter «District 9»
Эпизод седьмой: Отражение
Три часа пополуночи. Вот наша награда. Три часа пополуночи. Полночь души. Отлив – силы уходят, душа слабеет. И поезд прибывает в час отчаяния…
Каждое стекло отбрасывает копья света, которые незримо пронзают тело и застревают в глубине. Выискивают сердце, душу, легкие, замораживают вены, кромсают нервы…
За минуту из стекла выросла невообразимая лестница Иакова – складывалась, перекладывалась, вбирала в себя новые отражения, прессуясь в книгу струящегося света.
Все из-за того, что в конце концов он примирился с происходящим, примирился с карнавалом, с холмами за спиной, с людьми в этих холмах, с Джимом, с Уиллом и в итоге с самим собой, со своей жизнью…
Р. Д. Брэдбери «Жди дурного гостя»
И снова все повторялось, снова он бежал по темной ярмарке, полной шепота и шуршания, и снова отчаянно боялся опоздать. Далеко позади остались огонь и шипение — там он и Эрик бились против Кадма. И как ни странно было думать о себе в третьем лице и понимать, что там, в гуще сражения среди гибкой плоти и чешуи — тоже есть он, Рауль не давал себе времени на размышления. Привести это в соответствие со своей картиной мира он всегда успеет. Сейчас же главное было — не опоздать.
Они успели вовремя: Кугер только-только подвел Кристину к карусели. Руки у нее были связаны, глаза закрыты. На сей раз Раулю не требовались объяснения, что делать. Эрик с разбегу вылетел на поляну и окружил ее стеной огня. Раздался писк, и множество обитателей Карнавала, суетясь и сбивая друг друга, отступили в ночь. Теперь они не могли подпитывать своей энергией процесс превращения.
— Откуда ты взялся? — прошипел Тьма. Затем сощурился в понимании. — Ведьма. Лишь она могла поиграть со Временем. Я с ней еще разберусь. А пока… ты! — Он ткнул в сторону Эрик тростью с набалдашником желтого камня. — Один раз я уже почти уничтожил тебя. Теперь я завершу начатое! Но сперва скажи мне, почему ты решился на этот самоубийственный шаг? Так долго скрывался, мог бы скрываться столетьями — мне все равно не было до тебя никакого дела…
Вместо ответа Эрик ударил в него огнем.
И снова все повторялось.
Но так не должно было быть. Рауль не просто чувствовал это — он это знал. Юноша метнулся к Кугеру, который, воспользовавшись моментом, поднял Кристину на деревянный круг карусели и намеревался дернуть рычаг. Они сцепились, вырывая рычаг друг у друга, и в этот миг Кристина, до этого бывшая, должно быть, в некоей прострации, очнулась.
— Рауль! — девушка подскочила к краю.
Кугер, отшвырнув виконта на траву, дернул рычаг. Карусель, заскрипев, начала свой ход.
— Рауль!!! — еще громче закричала Кристина, — Помоги!..
И вдруг осеклась.
Потому что прямо перед ней среди треска и пламени Призрак Оперы схлестнулся с Тьмой. И пусть сейчас он мало был похож на того страдающего мужчину, одержимого безумца, который смилостивился над нею и отпустил во имя своей великой любви… Но она его узнала. И не поверила себе.
— Это сон… — прошептала Кристина. — Я сплю…
И тут, отразив удар противника, Призрак обернулся.
Они встретились глазами.
…Медленно-медленно плыло над поляной яркое белое пламя. Плавно заносил свою трость Тьма, намереваясь швырнуть в него сгустком голубеющих молний. Рауль рванулся вперед, целя в живот рыжеволосому здоровяку. Но все это не имело значения. Главным была лишь девушка, смотревшая на него с карусели. Главным были ее глаза… Янтарь вязкой смолой облепил провал зрачка.
— Ангел, — выдохнула Кристина.
И стало тихо-тихо.
В этой вечной звенящей тишине они словно заново знакомились друг с другом. Не учитель и ученица, не ангел и потерянная сиротка, не влюбленный урод и девушка, мечтающая о свободе. Мастер и его Сирена — вот кто они были. И пусть Кристина не знала, кем может стать, пусть Эрик запрещал себе думать о том, что за птицу он выпестовал, но правду нельзя было изменить, нельзя удержать. Они — то, что создал Карнавал, то, какими он их создал, — смотрели друг на друга.
Как однажды увидев кого-то, пусть даже мельком, мы порой не можем забыть о нем всю жизнь. Даже в мирной старости вспоминая случайный взгляд, мы засушиваем цветы воспоминаний меж пожелтевших страниц своей памяти, терзаясь напрасными сожалениями. Что не подошли, не познакомились, что лишь пересеклись на мгновения, и пересекающимся прямым никогда не стать параллельными. Мы ловим эти моменты в сети зрачков на наживку зеркала души и рассматриваем улов с исследовательским интересом. Мы еще не знаем, что такие моменты — и есть то самое главное, из чего состоит наша жизнь. Мы слепы.
Кристина моргнула.
Время пошло своим чередом. Рауль врезался в живот Кугеру, и оба покатились по земле. Тьма выпустил клубок похожих на змей молний, и Эрику пришлось вспомнить, что он сражается не на жизнь, а на смерть со своим бывшим другом, с молочным братом, ближе которого у него долгое время никого не было.
А карусель начала разгоняться.
И точечным дежа вю прогремел голос Эрика:
— Останови карусель!!!
Проплыли мимо выгнувшие шеи кони; Кристина, припав спиной к столбику, смотрела умоляюще…
Рауль, отпихнув Кугера и шмякнув того затылком о каллиопу, вскочил на ноги. Земля покачивалась, как лодка в шторм. Он бросил взгляд в сторону карусели. Карусель мигнула, будто исчезая. Рауль потряс головой. Карусель снова проявилась, мигнула, исчезла — и возникла вновь.
— Рауль! — кричала Кристина. — Помоги мне!
— Ангел мой, не оставь меня! — кричала Кристина.
Вторая Кристина, появившаяся рядом с первой. Обе девушки умоляюще тянули связанные руки: одна к виконту, другая — к Призраку.
У Рауля возникло ощущение, что это его приложили затылком о паровой орган. В глазах двоится? Нет же — Эрик тоже застыл с открытым ртом, да и Тьма, похоже, никак не ожидал такого… превращения.
— Кристина…? — с возрастающим недоумением выдохнул Рауль.
— Рауль, сними меня, скорее! — отозвалась одна из Кристин.
— Кристина… — потрясенно прошептал Эрик, невольным жестом вытянув руку вперед, точно пытаясь отогнать морок.
— Ангел мой, ты пришел! Я так ждала тебя! — ответила ему вторая Кристина.
Тут обе девушки наконец посмотрели друг на друга.
— О господи! — воскликнули они одновременно — и потеряли сознание.
— Рауль, запусти карусель обратно! — не своим голосом рявкнул Призрак.
— Ах, вот в чем дело, — вкрадчиво улыбнулся Тьма. — Тебе так дорога эта невинная душа. Хочешь прибрать ее к рукам… хотя, судя по тому, что я видел, ты уже прибрал ее к рукам. Зачем же, в таком случае, тебе понадобилось вновь соединять ее в одну? Забрал бы «свою» половинку. — И Тьма громко расхохотался своей шутке.
Виконт, стараясь не отвлекаться на зрелище двух совершенно одинаковых Кристин, потянул рычаг в обратную сторону. Карусель притормозила, остановилась и закрутилась в обратную сторону. Мелодия каллиопы, и до этого не отличавшаяся красотой, стала напоминать какофонию, дикую мешанину звуков. Один оборот, другой, третий… Опять реальность мигнула, выпуская деревянный круг за свой предел и тут же возвращая его обратно. И вот уже у копыт деревянных лошадок снова лишь одна Кристина. Рауль перевел рычаг в положение «стоп» и вздохнул с облегчением. Кажется, получилось. Он подбежал к Кристине и спустил ее вниз, зашарил по карманам в поисках перочинного ножа…
Девушка распахнула глаза.
— Рауль, берегись!
Сзади на хребет юноши обрушился страшный удар. Это Кугер пришел в себя и поспешил взять реванш. Кристина отскочила с воплем, а Рауль, увлекаемый здоровяком, повалился на доски. Кугер влез на карусель, втащил виконта следом и с маху впечатал того в центральный — опорный — столб. Старая карусель заскрипела. Рауль проморгался от мельтешащих перед глазами черных точек и успел увидеть летящий в лицо кулак. Сил хватило только на то, чтобы резко пригнуться — и кулак врезался в столб точнехонько в том месте, где секунду назад была его голова.
Кристина стояла, в ужасе прижимая ко рту по-прежнему связанные руки. На карусели ее жених, ее любимый светлый Рауль дрался с огромным рыжеволосым мужчиной. А неподалеку ее учитель, ее Ангел… Призрак не на жизнь, а на смерть бился с похитившим ее страшным человеком, которого все называли Тьмой.
Эрик начинал уставать. Какого бы низкого мнения он не был о возможностях этого Тьмы, приходилось признать за мерзавцем огромную мощь. Он оттеснил Эрика почти к самому огненному кольцу, и хоть пламени Эрик не боялся, но там, снаружи ждали исхода битвы приспешники Карнавала. На чью сторону они встанут? Учитывая, что Тьме довольно в буквальном смысле щелкнуть пальцами, чтобы любой смельчак жестоко поплатился за попытку пойти против хозяина. Ибо хранил на своей коже тонкие поводки, удерживающие всю эту разношерстную немыслимую свору.
На коже…
Эрика словно пронзило молнией. Но нужно подобраться поближе… И нужно принести жертву.
Следующий сгусток энергии, от которого он не стал уворачиваться, заставил его упасть на одно колено. Было адски больно. Краем уха он услышал испуганный вскрик Кристины и не позволил себе надеяться, что она боится за него. Это было бы слишком… Слишком.
— Вот и все, — торжествующе произнес Тьма и легким шагом приблизился к нему. — Ты слаб и глуп. Ты был дворянином лишь по праву рождения, но не по духу. Но и это право ты обменял на Карнавал. А теперь я заберу у тебя все. Но я не буду убивать тебя, я оставлю тебя едва дышащей развалиной, выставлю на потеху публике как старца Мафусаила. И иногда, если очень попросишь, моя Сирена будет петь для тебя.
С этими словами Тьма резко ткнул набалдашником трости в грудь Эрику. Прозрачный желтоватый камень немедленно покраснел, точно налился кровью. Из груди Эрика невольно вырвался крик. Боль была такой, словно его душу выдирают из тела. Тьма отбирал его силу, его жизнь, все, что было у него. Тонкая струна внутри натянулась и зазвенела — наверное, с таким звоном звезды срываются с неба. И внезапно стало очень легко. Как будто Тьма вырывал не душу его, а уродливый сорняк, который мешал душе воспарить. И вместе с этой легкостью, с удивительным чувством парения пришло понимание — Карнавал хочет, чтобы он победил. Хочет, чтобы Тьмой был он. Что ж, пусть так. Если это — та цена, которую нужно заплатить за свободу Кристины — пусть так. Он найдет в себе достаточно сил, чтобы отпустить ее и на этот раз. Ее и Рауля, этого смешного и отважного юношу. Светлые должны уйти к свету, а он… он останется во тьме. Пусть так.
Он сам это выбрал. Снова.
Эрик дернулся, и камень вошел ему меж ребер. Он надавил сильнее, одновременно собирая в правой руке комок огня. Сухой треск — трость переломилась и упала к его ногам бесполезными палками.
— Что ты делаешь? — опешил Тьма.
— Забираю свое по праву, — ответил Эрик и выбросил вперед правую руку.
Его ладонь коснулась колючего пиджака — ровно напротив того места, где когда-то Эрик нарисовал первого Тьму.
— Что ты… — Тьма попытался отпрянуть и не смог. Его будто приклеило к сочащейся огнем ладони.
Эрик чувствовал, что его тело вновь наливается силой, и вместе с ней возвращается то темное, безобразное, что душа вновь наливается свинцом и опускается на самое дно, под гнет страхов и страстей. «Не хочу, — вдруг подумал он. — Не хочу, не приму, не заставишь!» Он не знал, к кому обращается: к Карнавалу или к тому, с чьего молчаливого одобрения когда-то пришел в мир первый Тьма. Эрик сунул пальцы другой руки в рану на своей груди и вытащил мерцающий кровавым камень.
— Не хочу, — прошептал он и сдавил камень в кулаке.
Тьма покачнулся и упал навзничь. На его груди чернело выжженное пятно.
Оглушительный вой прокатился по поляне. Огненное кольцо словно бы притухло на миг, чтобы полыхнуть с новой силой, вознестись до небес, заставив померкнуть луну и звезды. Осколки впились в ладонь Эрика, тая и распадаясь, и из его руки брызнул ослепительный белый свет. Свет пробежал по всему Карнавалу, заставляя взрываться фонари, круша палатки и клетки, наполняя пространство хаосом и разрушением. Пока, в конце концов, не ударил в карусель.
Когда карусель резко начала вращаться, с каждой секундой все больше ускоряясь, Рауля бросило на одного из коней. Он инстинктивно вцепился в поручни, ощущая, как центробежная сила тащит его к краю. Нужно было спрыгнуть с этого чертового аттракциона, но как при этом не свернуть себе шею — юноша не имел представления. Огни слились в одну непрерывную светящуюся линию, дико гремела и завывала в агонии каллиопа. Рауля замутило. Кугер валялся неподалеку — похоже, он тоже оказался застигнут врасплох. Рауль, как зачарованный, смотрел на его лицо, на которое словно нарастали годы…
Сильная рука сдернула виконта с карусели, и он покатился по вытоптанной траве поляны.
— Вот и все, — глухо произнес Эрик.
Рауль же, не отрываясь, смотрел на взявшую разбег карусель. Похоже, она не собиралась останавливаться. Страшась того, что он может там увидеть, Рауль перевел взгляд на Эрика. И вскрикнул от неожиданности.
Лицо Призрака, на котором до этого была уродлива лишь половина, теперь больше походило на череп: высокий с залысинами лоб, темнеющие провалы глазниц, дыра на месте носа, безгубый рот — и все это обтянуто тонкой и сухой на вид кожей болезненного желтоватого цвета, напоминающей пергамент.
— Любуешься? — невесело усмехнулся Эрик, и в провалах глазниц зажглись желтые волчьи огоньки. — Хочешь узнать, во что превратился ты?
Рауль сглотнул и молча помотал головой. Конечно, он же был на карусели… Кто знает, как она его изменила…
Каллиопа издала последний хриплый рев — и взорвалась. Обломки разлетелись в разные стороны; один из них больно ударил Рауля в плечо, снова опрокинув на спину. В тот же миг карусель сильно накренилась, заскребла краем по земле, оставляя глубокие борозды, и встала. С помоста слетело скрюченное высохшее нечто и, не достигнув земли, рассыпалось прахом.
Рауль перевел дух и огляделся, постепенно приходя в себя.
— А где Кристина? — спросил он.
Эрик посмотрел вокруг и грязно выругался.
— И Тьмы тоже нет. Я думал, он мертв. Дьявол бы его побрал! Он наверняка повел ее к Лабиринту — это последнее место, где он сможет восстановить силы. За ее счет. Быстрей! Быстрей, поднимайся! — и Эрик потянул Рауля вверх.
Мужчины бежали так быстро, насколько им позволяли раны и усталость. Их подстегивал страх и отчаянье. Неужели все было напрасно? Все жертвы, все усилия?
«Нельзя сдаваться, — твердил про себя Рауль, — никогда. Мы уже у цели. Скоро мы все будем свободны». Вот и Лабиринт. Тьма с Кристиной уже там, и нужно лишь шагнуть следом, только сперва набраться смелости — и как в воду, задержав дыхание и зажмурившись.
А внутри они.
Отражения.
— Куда ты пойдешь, когда все кончится? — неожиданно даже для себя спросил Рауль.
— Зачем тебе?
— Я… наверное, я пойду с тобой. Если карусель превратила меня в… значит, теперь я тоже часть Карнавала. Кристина должна быть свободна. Мы… я отпущу ее, и мы уйдем, да?
— Ты спрашиваешь? Спрашиваешь меня?
— Я не знаю.
— Я тоже. Идем.
И они ступили в Лабиринт.1
Кристина узнавала это место. Зеркальная ловушка, куда она попала, кажется, многие столетия назад. Сейчас, как и тогда, ее с четырех сторон окружали зеркала. Но было одно отличие. Тьма. Он стоял рядом с ней, покачиваясь и прижимая руку к груди.
— Смотри, девочка, смотри, — проскрипел он. — Там — твои… друзья. — Он мерзко захихикал. — Они пришли спасти тебя, но им не справиться. Никому не одолеть мощь Лабиринта, потому что никто не может одолеть себя. Нельзя убежать от себя. Только ты можешь помочь им. Смотри.
И Кристина видела, как две тени мечутся за гладкой поверхностью, как шепчут ее имя, как застывают в мучительном недоумении, и кричат, кричат. Но криков не слышно, ибо Лабиринт поглощает их, переваривая в сверкающей утробе.
— Что я должна сделать? — спокойно спросила девушка.
— О, это очень просто, — Тьма подошел к ней сзади и обнял за плечи. — Посмотри на отражение — видишь? Эрик… твой Ангел, он забрал мою силу. Но у тебя ее достаточно. Я хочу, чтобы ты поделилась.
— Так возьми, — устало ответила Кристина.
— Э, нет. Ты сама должна отдать. Сама.
— Как?
— Не знаю. Никто не знает. Придумай.
Кристина закрыла глаза.
— Отдать молодость, красоту, голос, по своей воле, — приговаривал Тьма, гладя ее по спине. — Отдать без сожалений, с радостью. Это так трудно. Это так просто. Подумай, Сирена.
Кристина вздрогнула.
Заглушая увещевания Тьмы, в ушах слышался шорох перьев, грозный птичий клекот, и в памяти всплывала картина: две одинаковые девушки, тянущие руки к двум разным мужчинам. Вот оно. Самое главное.
— Я люблю, — прошептала Кристина.
Она вдруг поняла то, что зрело в ней все эти долгие месяцы, всю весну, и лето, и осень… Нельзя вечно делить душу надвое. Нельзя скрывать правду от самой себя.
— Я люблю… вас. Слышите?! Я люблю вас! — крикнула она.
— И нужно принести жертву… — пронеслось в голове. Она узнала этот голос. — Кристина должна быть свободна. Мы… я отпущу ее… — И этот голос был знаком ей.
Это так просто — понять, что любишь. Это так просто — принять, что любишь. Это так легко — любить двоих с одинаковой силой своего сердца. Это так легко — дать им свободу.
Кристина открыла глаза.
— Потанцуем? — и она улыбнулась Тьме.2
Рауль рванулся изо всех сил и выпутался из искрящейся обволакивающей паутины, потянул за собой Эрика, и они бросились к ставшей вдруг прозрачной стене, за которой Кристина кружилась в вальсе с хозяином Карнавала.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Раз…
Кристина поднимает глаза и смотрит на них из-за плеча Тьмы. Это уже не прелестная юная девушка, а зрелая, очень красивая женщина — опытная и небезгрешная.
Два…
Седина стрелами пробегает по густым каштановым кудрям, от уголков глаз разлетаются первые морщинки, глубокие складки ложатся по бокам от крыльев носа.
Три…
Снежно-белые волосы, и лицо изрезано морщинами, и в глазах — бесконечная мудрость старости. А у ног старухи с лицом Кристины в ворохе одежды копошится крохотный комочек. Младенец. Ребенок, чья кожа покрыта наползающими друг на друга причудливыми рисунками.
Эрик надавил на стекло, рядом привалился Рауль — и оба влетели внутрь. Зеркало, пропустив их, сомкнулось, точно водная гладь.
— Кристина… — Рауль, вздохнув с облегчением, сделал шаг и остановился.
Ничего еще не закончилось. Они не освободились. Они по-прежнему были заперты в Лабиринте. Они все еще были детьми Карнавала. Плоть от плоти его…
Неужели все зря?
Он обернулся к Эрику, ища поддержки. Но тот стоял у зеркала, прикрывая лицо рукой и не поднимая глаз. Вниз по гладкой поверхности стекали тонкие струйки крови.
— Рауль… — Старая женщина сама приблизилась к нему, коснулась щеки кончиками пальцев. — Рауль, ты знаешь… я тебя люблю.
Он прерывисто вздохнул.
— Прости меня, Кристина, — Он взял ее руку в свою и поцеловал запястье с набухшими червями сосудов. — Я не сумел спасти тебя.
— Это я виноват, — прошептал Эрик. — Я виноват во всем. Зачем я пришел в театр? Мне следовало бы убить себя, а не прятаться там. Прости меня… Кристина. Вы оба простите меня. — Он сполз на пол.
Кристина осторожно высвободила руку и подошла к Эрику. Опустилась на колени, заглядывая ему в лицо.
— Ангел мой… Эрик. Послушай меня… Я тебя люблю.
Эрик вскинул голову, на мгновение забыв о том, как теперь выглядит. Кристина впервые назвала его по имени. Впервые он услышал свое имя из ее уст. И пусть оно было не настоящим, но он так давно жил с ним, что уже привык считать своим. И что она сказала? Что она сказала?
Я тебя люблю.
— Вставай, Эрик, — ласково произнесла Кристина. — Рауль, помоги мне поднять его.
Они подхватили его под руки и поставили на ноги.
— Понимаете… — Кристина вдруг улыбнулась — светло и радостно, — я люблю вас. А теперь давайте уйдем отсюда.
— Куда? — тоскливо спросил виконт.
— Туда.
И Кристина указала на зеркало.
— Но там нет выхода!
— Выход есть всегда. Это просто зеркало. Мы пройдем сквозь него. Оно ненастоящее. Здесь нет ничего настоящего. Только мы. Это очень просто.
Вдруг Кристина нагнулась и подняла младенца.
— Оставь его, — велел Эрик. — Это Тьма.
— Глупости. Это просто ребенок. Посмотри.
Маленький Тьма мирно спал, посасывая во сне кулачок.
Кристина завернула его в подол верхней юбки и выпрямилась.
Взявшись за руки, они стояли напротив зеркала, и отражения вглядывались в них.
Мужчина с глазами змеи, с покрытой чешуей кожей и кинжально-острыми зубами. Ожившее воплощение смерти с черепом вместо лица. Древняя старуха, чьи волосы соперничали белизной с платьем.
Рауль.
Эрик.
Кристина.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
— Я знаю. Идем.
Они двинулись навстречу отражениям. Отражения приблизились.
Все ближе и ближе…
Осталось сделать последний шаг.
Крепче сжали руки.
Шагнули вперед.
И просыпались, звеня, осколки…
1 Отсюда и до конца эпизода звучит эта песня:
Marianne Faithfull - Who Will Take My Dreams Away?
Who Will Take My Dreams Away?
Marianne Faithfull
I can't give you all my dreams
Nor the life I live.
You and I won't friendship miss,
That's all we got to give.
Who will take your dreams away
Takes your soul another day.
What can never be lost is gone,
It's stolen in a way.
Please, don't stand too close to me,
Can you hear my heart?
Take my woe and lean on me
When we're not apart.
Now our mission is complete
And our friends are hid.
Evil things brought down by the light,
Life goes on until the end.
2 Данная сцена чуть менее чем полностью повторяет сцену из фильма «Город потерянных детей», который я очень люблю и считаю эталоном того, как можно было бы экранизировать Брэдбери вообще и «Жди дурного гостя» в частности (Кстати, песня тоже взята оттуда).
Отредактировано Lupa (2016-08-31 03:09:54)
Так что, наверное, всё-таки замедлить.