угу
а потом оказывается, что дружбы не было и в помине, а то, что валялось на месте - оказалось старой тряпкой

На самом деле именно в этом ранее выложенном куске она как раз еще мозгами и не думает - а думает именно седалищными мышцами. Там и отмечается как раз, что она "чувствует" или "чует" - но не более. А мало только лишь почувствовать или почуять - надо еще понять, откуда это дует, и что нужно с этим делать.

Более того - все эти места и появились именно благодаря фейку. Вся эта глава как раз из него и вышла. Это потом уже будет то, что запланировано заранее - а пока, спасибо, дорогой фейк )) тоже сгодился

Спасибо  :give:
Только почему плакать?

2.9 Momentous Decision/The Buoy

И наступила тишина.
Ненадолго, может быть на полминуты – но это была настоящая тишина. Тишина без «если» и «как», без «мертвая», «гнетущая» или «зловещая» - просто обычная тишина. Даже не «звенящая» - потому что звенеть было нечему. И незачем.
И стало понятно – четко и ясно понятно – что все закончилось.
Что только что в этом разговоре, в этом скандале была поставлена точка. Окончательная и бесповоротная.
И это поняли все. Даже она.
Тем более она.
Потому что, кажется, точка была поставлена не только в разговоре.

Виктор закрыл лицо руками и что-то долго говорил на том же непонятном ей языке, но Могильщик его уже не слушал. Он прошелся по комнате, поковырял обивку дивана зубочисткой, сломал ее в пальцах, бросил на пол и аккуратно запинал ногой под ковер.
- Ладно,  - сказал он задумчиво. - Я пошел спать. Не балуйте тут без меня.
Забрал куртку, оббил с нее пыль и какой-то песок, подмигнул ей и, что-то насвистывая, поднялся по лестнице наверх.
- Ведите себя прилично, - предупредил он еще раз, перед тем, как исчезнуть где-то в глубине коридора.

Он так и продолжал сидеть, закрыв лицо руками.
Она не знала, что ей делать.
Как быть?
Как себя вести?
Что-то сказать?
Но что?
Продолжать сидеть и молчать?
Но как долго? И к чему это приведет?
Но что сказать?
Но как молчать?
Но о чем сказать?
Но сколько молчать?
Но…
А потом сквозь пальцы побежала тонкая, прерывающаяся струйка крови.

Он встал и быстро вышел.
Она осталась одна.
Во всех смыслах этого слова.
Одна тут – и одна вообще.
И никого рядом.
Никого рядом сейчас – и никого рядом вообще.

И мысли вдруг стали ясными и четкими.
Словно они только и ждали, когда из-под ног выбьется табуретка – чтобы появиться все в белом и сообщить, что они, оказываются, у нее есть, что они были всегда, только вот как-то не удосуживались о себе напомнить… а сейчас - опаньки! – обнаружили, что как бы другого шанса сообщить о своем наличии может уже и не быть, и заторопились как можно скорее показаться во всей своей красе и здравости.

В общем, хватит тянуть.
Все равно уже все ясно.

Конечно, вполне возможно, что он сейчас слишком устал и выжат – и поэтому вполне может быть, что если она поупирается, и если будет просить и плакать, рыдать и умолять.. то вполне возможно, что и оставит ее. Особенно если в дело вмешается Могильщик. Но… стоит ли это делать? Стоит ли это того?
Давай рассуждать логически и спокойно. Она это заслужила. Это правильно.

Не надо ничего того, что она взрослая, должна нести ответственность за свои поступки, осознавать свои ошибки… это все ерунда. Ерунда до тех пор, пока это остается словами. Это надо делать. И делать не потому, что от тебя этого требуют, не потому что ты боишься последствий, не потому, что так поступить красиво – а просто потому что. Потому что так надо. Потому что ты сам понимаешь, что следует поступить именно так. Потому что ты хочешь поступить именно так.
Хочет ли она этого? Сложный вопрос, очень сложный вопрос. Конечно нет. Конечно да.
Конечно нет.. потому что…потому что просто нет. Потому что не хочет, потому что очень жаль, потому что очень страшно, потому что…да какая собственно разница, почему, если она боится – или не хочет – признаться в этом даже самой себе. Какая разница.
Конечно да.. потому что.. потому что да. Именно да. Так будет лучше для всех. Так будет правильно. Именно так и будет правильно. В кои-то веки она абсолютно четко знает, что именно правильно – и она это сделает. Не надо прятаться за «если» и «но», за «потом» и «впредь». Сейчас нет «потом» и «впредь». А «если» и «но» - уже давно съежились и истончились. И когда она это сделает – ведь «когда» же, правда, «когда», а не «если»? – тогда она… а что тогда она? Начнет уважать себя? Что за глупости… это не то, за что можно уважать себя. Почувствует облегчение? Еще большая глупость… этот не тот поступок, который может исправить все, что она сделала.
А что она, собственно, сделала? Так, нет, нет, нет, нет, нет… на эту тему не думать.. просто не думать.. Она сделала слишком много  - и слишком многого, видимо не сделала… и часть из этого она так и не заметила, и наверное, не заметит никогда.. Нет. Не сейчас. Потом. Потом можно подумать об этом. Потом даже нужно подумать об этом. Потому что потом только и останется, как думать. О том, что было. И о том, что будет. Если будет. Если, конечно, будет…если..
Так. Нет. Нет. Нет. Вот об этом думать совершенно не стоит. Нельзя жалеть себя. Да, может быть, что «будет» и не будет – но кто, собственно, в этом виноват? Ну вот и все.
Вот и все.
Да, вот и все.
Так будет лучше.
Хотя нет.
Так будет правильно.
Просто правильно.
В кои-то веки она знает, как поступить правильно  - так почему ей так не поступить?

Он вернулся, спокойный и тихий – и молча сел напротив.
Она встала. Так было удобнее говорить. Во всяком случае, так было удобнее говорить это.
Он спокойно проследил за ней взглядом.
Странно, но даже сейчас было такое ощущение, что это не она смотрит на него сверху вниз, а каким-то непонятным, непостижимым образом, в нарушение всех каких-то там законов природы – он.
Да, это всего лишь так кажется… кажется, потому что… ну в общем, потому что. Сейчас вопрос не в этом. Совсем не в этом. А потом в нем не будет и никакого смысла.
- Я понимаю.. – говорить было трудно, но это надо было сделать. – Я понимаю, что мне после..после всего этого не стоит…нельзя оставаться здесь..
Он смотрел на нее.
- Я… знаю, знаю, что мне лучше.. надо уйти. Я только.. только можно утром? Можно не сейчас? Можно утром?
Он молчал.
- Я..я просто подумаю.. куда и как… и… я дождусь ..я дождусь утра здесь… правда, правда, правда.. я..я никуда не пойду..я не буду ходить по дому… я буду тут. Я буду тут сидеть. Просто дождусь утра – и уйду.
- Хорошо, - сказал он. – Хорошо.
И это было.. это было правильно. И ей стало легко и свободно. Настолько легко и свободно, что она решила действовать, пока еще может. Потому что потом, когда уйдет эта легкость, и она поймет, что свободы никогда и не было…
- Но с другой стороны… - уже более твердо сказала она. - вы правы, да.. мне не стоит задерживаться здесь. Мне лучше уйти прямо сейчас. Спасибо большое. Правда, большое спасибо.

Она повернулась спиной – мелькнула мысль, что она никогда не поворачивалась к нему спиной, он подходил со спины, да, иногда, но она никогда не поворачивалась к нему спиной – и сделала шаг к двери. Странно, ей казалось, что это будет легче. А еще ей казалось, что гораздо легче будет второй шаг. И уж конечно, она была совершенно уверена, что третий шаг не будет настолько тяжелым…

- Куда намылилась? – рявкнули ей в спину.
Она вздрогнула, споткнулась и обернулась.
Он продолжал спокойно на нее смотреть.
- На улицу… - тихо сказала она
- А ну сесть быстро! – жестко сказал он.
- Но…
- Сидеть, я сказал! – голосом он пинал и бил – но при этом оставался спокойным.
- Но..
- Сесть!
- К-куда…
- Вот сюда, - он указал ей обратно на диван напротив него. – Быстро!

Она покорно вернулась на место и вжалась в угол.
Могильщика не было рядом – и это ее пугало. Тот мог защитить, если не делом, то хотя бы словом, мог разрядить обстановку – мог хотя бы успокоить его. А сейчас, что будет сейчас? Как поступить? Что сказать?  Что вообще сейчас происходит – и даже начало происходить?  Он может наорать, он может ударить, он может выгнать – выгнать тогда, когда она сказала, что уйдет сама… Ну почему он просто не отпустил ее… может быть хочет отомстить… напоследок, за все то, что она сделала…

- Черт, - он вдруг снова закинул голову. – Ну когда ж это закончится!
- Я…я уйду, правда.. я не вернусь. Это уже закончилось, - быстро пообещала она.
- Да причем тут ты!
- Но.. – легкость и свобода испарились, и вслед за ними в позорное бегство отправились и мысли.
- Не надо делать себя центром всего… - он закашлялся. – Сейчас я не о тебе.
- А, - покорно ответила она.
Он снова сел ровно и внимательно посмотрел на нее.
- Значит так… я сейчас задам тебе вопрос – и прошу, чтобы ты ответила на него честно. Так же честно, как ты ответила мне в ГенКо. Ответишь?
- Да, - пообещала она. А что еще ей оставалось?
- Ты сейчас собираешься уйти, - наклонился он вперед. - Ты собираешься это сделать, потому что тебе стыдно, ты чувствуешь свою вину, ты не разрешаешь сама себе остаться, то есть сама себе выписала такое наказание – или же ты действительно хочешь уйти?
Она промолчала. Что сказать? Ну что сказать? Неужели он не видит? Неужели он не понимает? Или же он хочет, чтобы она сама сказала ему это? Но ведь это.. ведь это так тяжело.. Ну неужели он не понимает?
- Ну? – переспросил он. Конечно понимает. Конечно.
- Я должна так сделать, - тихо сказала она.
- И?
- Потому что виновата.
- Так, - он откинулся назад.
Она ждала продолжения вопросов – что ж, так и быть, если он хочет выжать ее досуха перед тем, как она уйдет, если это такая месть с его стороны, или такая плата.. что ж.. хорошо… хорошо… только пусть это закончится побыстрее.. пока она еще может уйти с гордо поднятой головой.. или просто с поднятой головой.. или просто уйти..

Однако он не задавал вопросы.
Он продолжал смотреть на нее – не плохо, нет, не со злостью, не с обидой… просто как-то.. странно.. как-то необычно.. как-то не так, как надо было бы смотреть в такой ситуации…
- Если бы ты стала упрашивать…умолять…выкручиваться…  - вдруг медленно, словно ни к кому не обращаясь, сказал он. - …тогда бы я даже тебе вещи до двери донес… Но в таком плане…
- Что? – судорожно сглотнула она. Она не понимала – нет, конечно, она и раньше много чего не понимала, но сейчас, сейчас нужно было понимать, понимать все, все до последней мелочи… ну хоть раз-то можно понять все?
- … в таком плане я спрошу тебя… как ты относишься к тому, чтобы остаться здесь? – этот вопрос был задан настолько… настолько небрежно… что это было.. издевкой?
- В смысле?
- «Остаться здесь» имеет один смысл – не уходить, - такие важные для нее слова, и таким небрежным тоном? Что это значит?
- Вы хотите сказать…
- Да мне кажется, что я не хочу сказать, а как раз и говорю – причем прямым текстом. Если я предложу тебе не уходить – то что ты мне ответишь?
Она сделала быстрое движение вперед – безотчетно, не успев остановиться – и тут же отпрянула обратно, коря себя за эту несдержанность. Она все испортила. Просто все испортила. Какая теперь, к черту, гордо поднятая голова…
Он внимательно смотрел на нее.
- Почему? – спросил он.
- Потому что…
- Почему?
- Потому что это будет нечестно, - призналась она.
- По отношению к кому?
- Ко всем.
- Вот так?
- Да. И …неправильно..
- Каким образом?
- Это будет…не совсем чисто..
- Вот даже так? И каким же образом?
- Это будет не так, как раньше.
- Никогда не бывает так, как раньше, - пожал плечами он.
- Да…но…
- Но?
- Но это будет совсем не так, как раньше.
- Всегда бывает совсем не так, как раньше.
- Но тут..тут…тут тогда будет совсем плохо.
- А ты знаешь, что такое совсем плохо?
- Нет, - тихо сказала она.
- Вот поэтому не бросайся такими эпитетами. Если ты как-нибудь захочешь – я покажу тебе, что такое совсем плохо.
- Да, но… Это все равно… все равно.. – она не могла объяснить и просто надеялась, что он поймет. Ну как он может не понять?
- Почему?
- Потому что вы будете напоминать мне об этом, - да, вот оно, верное объяснение. Да не то, что верное…а правильное.. настоящее… -  Даже если не словами, то вы будете вести себя так, что все время будете напоминать мне.
Он наклонил голову. Если бы не эта ситуация.. если бы не такой разговор.. то она бы подумала, что он одобряет.
- А если я не буду напоминать? – вдруг спросил он.
- Что? – он задал свой вопрос слишком…слишком безразлично, чтобы…
- Если не буду напоминать? – повторил он. - Если я предложу начать все сначала? Да, в последний раз – но сначала. Без вины за прошлые ошибки? Если простить друг друга – и попробовать сначала?
- Вы же сами сказали, что не будет так, как раньше? – он обманывает, да обманывает… он просто хочет, чтобы она поверила и обрадовалась – а потом выгонит ее.
- Само собой, - и снова спокойно, спокойно, спокойно.. почему так спокойно?
- Но… - она уже ничего не понимала.
- А почему ты думаешь, что не так как раньше – это обязательно хуже?
- Потому что лучше быть не может, - тихо сказала она.
- Лучше быть всегда может, как впрочем, и хуже, да.
- Я не про это.
- А, - коротко сказал он. Помолчал немного: - Это глупо.
- Что?
- Принимать за абсолют скомканные эпизоды.
- То есть?
- Неважно.
- Очень важно, - тихо сказала она.
- Хорошо, - вдруг согласился он. – Очень важно.
И замолчал.

Он думал о чем-то своем – и она понимала, чувствовала, чуяла, что это «что-то свое» при этом невероятно связано с ней. Но она не знала, не знала, не знала, что именно он думает – и как ей быть. Что сделать, что сказать, чтобы он думал…думал хорошо? Ну как, как, как быть?
И ни одной, ни одной мысли в голове – все они махнули белым крылом и удалились. И только странное слово из недавнего короткого диалога почему-то стало пульсировать в голове – совершенно неуместно, ненужно и нелепо здесь.
- Что такое полимеры? – внезапно спросила она.
- Что? – это его застало врасплох.
- Что такое полимеры? – повторила она. Зачем? Но уж пусть, пусть…
- В смысле? – он был удивлен. - Откуда ты знаешь это слово?
- Моги…он сказал, что… мы с ним просрали все полимеры… - робко сказала она. Может этого нельзя было вообще говорить?
Он смеялся очень долго.
- А слово «просрали» тебе не нужно объяснять?  - спросил он, отсмеявшись.
- Нет.

Он снова рассмеялся. А потом вдруг встал и сел рядом с ней.
Она еще сильнее вжалась в угол дивана – так, чтобы со стороны казалось, что она совершенно независима и сидит отдельно от него. Ведь так же казалось со стороны, правда?
На воротнике у него была кровь.
- Клоп, - сказал он. – Ты не представляешь, какие в ГенКо клопы.
- Вы обманываете меня, - тихо сказала она.
- Конечно обманываю. По ночам я подрабатываю Конфискатором. Режу людей. Изымаю органы голыми руками, чтобы лучше чувствовать их. Забыл переменить рубашку.
- Вы совсем неумело обманываете, - робко улыбнулась она. Она слишком хорошо помнила, какую реакцию вызывала ее улыбка сегодня.
Он рассмеялся.
- Да, увы, я очень плохо вру.
- А я совсем не умею, - печально призналась она.
- Предлагаешь включить это в список изучаемых предметов?

И тут что-то сломалось.
И к черту полетело все -  гордо поднятая голова, и решение уходить, и еще, еще, еще что…
Она просто ревела у него на плече, а он тихо говорил:
- Тихо, тихо…Ладно, ладно, ладно.. Это просто так.. это просто отходняк от лекарства… тебе завтра будет стыдно за все то, что ты сейчас наговоришь…ты будешь прятать глаза и краснеть… так что лучше ничего не говори

- Ну и чего вы так орете… порядочные люди давно уже спят.., - сонный голос сверху заставил ее было вздрогнуть, но он дернул рукой – и что-то тяжелое разбилось в той же стороне, откуда донесся голос.
- Придурки, - обиженно сказал голос и удалился, шлепая босыми ногами.

А она продолжала реветь.
Это буек, буек, буек, буек… Как ни есть, но буек. И не потому, что это кров, укрытие, безопасность – а потому что.. просто потому… Буек в море – не просто выкрашенный в красный цвет кусок металла… для человека, который цепляется за него, этот буек – все в жизни. Она никогда не видела моря… никогда не видела буйков… но она понимала, чувствовала, что все это именно так.
Она цеплялась, сильно и отчаянно, понимая, что сделала столько всего, чтобы этот буек проржавел и рассыпался у нее в руках. И каким-то чудом, непонятным, невероятный, невообразимым чудом, он еще цел. И позволяется держаться за него. Не требуя, даже не прося ничего взамен.
И ни одни извинения, ни одни заверения, ни одни слова ничего не сделают. Не сделают ничего больше.
Поэтому она просто ревела, уткнувшись в плечо.
Он осторожно обнял ее.
Буек согласился еще немного поддержать.

А потом, всхлипывая, и вздрагивая, она задремала.
Сквозь дрему мир прорывался урывками и клочками.
Сначала она почувствовала, как ее осторожно подняли на руки и понесли.
А потом был тихий разговор:
- У тебя что, клаустрофобия? Тебе что не спится? Что ты бродишь тут?
- Ты куда ее?
- Расчленю и съем.
- Ха.
- Ну если ха, зачем тогда спрашиваешь?
- Ну мало ли.
- Неужели тебе это интересно?
- Мне интересно все, если ты забыл.
- Но если тебе это интересно, то знай – нет.
- Что – нет?
- Всё нет.
А потом, последнее что она чувствовала сквозь сон – было то, как ее осторожно гладят по щеке и что-то тихо говорят. Она не понимала языка, на котором произносились эти слова – но достаточно было и интонации.
Она заснула с осознанием того, что не все люди в мире похожи на отца… и пониманием того, что они и не должны быть на него похожи. Они просто другие. И это не их вина. И кажется, они тоже хорошие.

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2010-08-01 00:20:17)