2.4. No Pain, Please Reprise/Bridge in the Fog/Night Incident Reprise

Так понижают голос, когда не желают, чтобы окружающие что-то услышали – но при этом необходимо убедить собеседника в своей правоте. Так понижают голос, когда недовольны. Так понижают голос, когда раздражены, но выплеснуть раздражение почему-то нельзя.
Да, господи, какая разница, почему сейчас так понижали голос – главное, кто это делал!

Виктор вошел неохотно, поморщившись – чуть брезгливо и очень недовольно.
Могильщик шел рядом – и чуть сзади. Словно конвоир. Пусть и лениво-вальяжный – но конвоир. Он с интересом скользнул взглядом по всем – даже по ней, хотя она надеялась, глупо конечно, но надеялась, что она удостоится хотя бы капельки сочувствия в его глазах – но нет, нет, нет, тот же самый интерес. Ему было просто интересно то, что здесь происходит – не более, и не менее. И все были интересны одинаково.
Виктор не смотрел ни на кого – даже на нее. Или же тем более на нее. Он смотрел куда угодно – скользил взглядом по паркету, по портьерам, по мебели – но ни с кем не встречался взглядом. А ей так хотелось – безумно, невероятно хотелось - увидеть его глаза хотя бы на секунду. Хотя бы на долю секунды  - просто встретиться взглядом и попросить прощения. Хотя бы так попросить прощения. Ведь по-другому уже не получится…

Если до этого ей было страшно – то теперь стало страшно стыдно.
И не было больше сил делать хорошую мину при плохой игре.
При проваленной игре.
Игре, которая была проиграна еще до того, как вообще была начата.
И эти двое знали об этом.
Знали всё.
Наверное, им все-таки лучше было не приходить.
Хотя…хотя, наверное, им нужно было прийти. Ведь они не могли выдать себя, не могли показать, что они ее знают – даже не просто знают, а помогали ей. И отказаться, проявить слабость – ведь среди этих людей это расценится как слабость – значит выдать себя, или хотя бы уронить себя в глазах тех. А их уважают. Их несомненно уважают. Это было видно, да, да, да, она заметила это в ту пару минут – пока видела их всех вместе. Не стоит так глупо терять это уважение, не стоит. Ради нее – не стоит. Они поступают совершенно правильно – она умные и взрослые, они могут взвешивать и просчитывать, и понимать. Самое главное – понимать. Понимать, когда стоит остановиться, понимать, когда все закончено.
На самом деле им тоже сейчас будет несладко. Если они хоть чуть-чуть ее даже не любят, а просто… просто хорошо к ней относятся – им будет тяжело смотреть на это.
На то, как будет больно.

Ноги уже не держали, поэтому она снова свернулась в комок.
Что толку хорохориться.
Что толку что-то показывать и кого-то корчить из себя.
Она боится – это так.
А кто бы на ее месте не боялся?
Да нет, конечно…смысл оправдываться… кто-нибудь на ее месте мог и не бояться.. вот он, например вполне бы не боялся. Да, он бы точно не боялся.
Но ведь ему можно.. ведь он же взрослый, он может…
Да нет, конечно…смысл оправдываться… какая разница, кто взрослый, а кто и нет.. Она и в его возрасте все равно бы боялась. Да, она бы даже в его возрасте – все равно бы боялась.. Нет. Нет. В его возрасте она бояться не будет. Совершенно точно не будет. Потому что она не будет в его возрасте. Она уже никогда не будет в его возрасте.

И более всего она сделала так – потому что боялась, что не сдержится. Что бросится на шею и будет молча умолять защитить ее. Защитить в последний раз.
И что этим она подставит его.

Поэтому лучшее, что она могла сделать – это просто свернуться так, чтобы занять как можно меньше места. Все равно скоро она вообще занимать его не будет.

Он истолковал это движение по-своему.
- Я же попросил не трогать ее, - отрывисто сказал он, на этот раз смотря куда-то в окно.
- Ни пальцем, Франк, поверь – ни пальцем, - искренне возмутилась Эмбер.
- А он? – показал Виктор подбородком на старшего.
- Да сдалась она мне, - по искренности тот обошел сестру на десяток баллов
- А….- показать на Пави не было возможности, потому что тот мгновенно отпрянул от нее и в своем последующем движении не задерживался нигде более чем на мгновение.
- Я? – обставить эту невинную искренность не было возможно никому на целом свете.
- Тогда что здесь происходило?
- Франк, прекрати ..  – устало махнула рукой Эмбер. - Давай, делай, что хотел.
Почему они называют его Франком? Ведь это же он…это же он…он…
- Нет, сначала я хочу узнать, что здесь произошло, - он наконец-то прекратил блуждать взглядом и смотрел в глаза Эмбер. Ей же не досталось ни мгновения… но почему…почему…почему…
- Зачем? – удивилась та.
- Для чистоты эксперимента, - сухо ответил он.
- Франк, что здесь могло произойти за минуту?
- Все, что угодно.
- За минуту мы могли ее только убить! А как ты видишь…
- Логично, - согласился он.
- Еще вопросы есть?
- Нет.
- Тогда тебе пять минут Франк, пять минут! И мы не хотим больше здесь это видеть.
- Мы? – переспросил он.
- Мы, - подтвердила та.
- Мы? – уточнил он.
- Мы, - сообщила та.
- Понял.

Он неспешно подошел к ней и присел на корточки. Волосы у него были мокрые, узел галстука спущен, ворот рубашки – тоже мокрый - расстегнут, а рукава – закатаны. У него был очень уставший – если не сказать замученный - вид. И вид человека, который видит ее в первый раз.
Сейчас он смотрел ей прямо в глаза. Просто смотрел – и его взгляд ничего не выражал. Ровным счетом ничего. Словно он не видел ее.
И она снова почувствовала страх.
Что же.. что же это значит… Да, да, да, да – тогда он выполнял свое обещание. Он пообещал, что не поможет ей… но ведь нарушил это обещание? Он ведь тогда помог? Сказав, чтобы они повременили ее…убивать. Или же нет? Или же он помог ей лишь получить отсрочку – а она сама, сама, сама должна была все сделать? Но ведь тут… ведь тут нельзя было ничего сделать…Она ничего не могла сама сделать, ничего, разве он не видит… ничего тут нельзя было сделать…
Что же это значит?

- Давай скорее, - сказал старший. – Я спать хочу.
- Это ты-то хочешь? – резко и даже как-то зло обернулся он - Ты-то? А ты-то чем утомился?
- Я слушал тебя, - пожал тот плечами.
- Нет, ну надо же! – устало огрызнулся Виктор. Как он так может? Как он может? Так разговаривать… с теми… как он не боится? Как это…
- Франк, правда, - Эмбер подошла совсем близко и стала у него за спиной. - Разберись с этим скорее.
- А, ну да, - он поднял голову и перевел взгляд. - Мавр сделал свое дело – мавр может уходить?
- Я же сказала  - не разберись скорее – а разберись с этим скорее, - этот странный, короткий жест, что он означал? Неужели…неужели Эмбер…погладила его по голове?
- Хорошо, хорошо, хорошо…  - неожиданно послушно сказал он. - Только не мешайте…
- Да больно надо…
Эмбер пожала плечами и вышла из поля ее зрения.

Виктор перевел на нее взгляд. Все так же чужой. Да нет, не так же… еще более чужой, чем пару минут назад. Но почему, почему, почему?
- Привет, - сказал он спокойно. – Как ты себя чувствуешь?
- Н-нормально… - едва слышно ответила она. Она не знала, как себя вести, что говорить, как говорить, как смотреть, как держать руки, даже как дышать. Поэтому она просто сидела, свернувшись в клубочек, обхватив руками колени и вжавшись спиной в диван. Был шанс, совсем маленький шанс, что будет не больно. Она так хотела его не потерять. Не потерять хотя бы его. Этот маленький шанс так невероятно важен сейчас.
- Так… - медленно сказал он. – Нормально – это не ответ. Не тот ответ…
- Франк, я же говорила, что тут толку столько же, сколько и от морских свинок. Мы тебе их хоть целый вагон дадим. – голос Эмбер прозвучал откуда-то из-за спины, заставив ее сжаться еще сильнее.
- А я говорил, что у свинок иной метаболизм, - устало ответил он. – Не морские же свинки будут вашими клиентами.
- Ну мы найдем тебе кого-нибудь другого, - по интонации было понятно, что Эмбер пожала плечами.
- Где вы найдете и когда? – по этой интонации было понятно, что это риторический вопрос.
- Но ты же сам видишь, что от нее толку нет. Что она не может ответить даже на такой простой вопрос. Как ты вообще собираешься получать от нее информацию? – по интонации было понятно, что… В общем плохо все.
- Хорошо, хорошо, я попытаюсь в последний раз, - он в раздражении потер бровь. Она никогда раньше не видела этого жеста – но она никогда и не видела его в таком состоянии.
Он вздохнул и тихо – но четко и внятно - произнес:
- Не бывает никогда нормально. Нормально – это никак. Нормально – это ничто. Нормально – это пуфф! – просто слово, чтобы отвязались. Так я повторяю… как самочувствие?
И это было так… знакомо… Он же уже говорил ей когда-то подобное? Да, именно так.. говорил слово в слово. Может он… он…
- Я же говорила… - снова начала Эмбер за ее спиной.
Может быть…может вот почему он смотрит на нее так странно? Так странно по-чужому? Будто в первый раз видит? Может он хочет показать что-то не ей, а им? Эмбер стоит у нее за спиной – и может перехватить его взгляд. Его взгляд, адресованный ей – если тот будет ободряющим или добрым. Ведь это же может быть так, верно?
Может…
Может, ей надо ему подыграть? Представить, что она его в первый раз видит?
Ой нет, если представить, что это совершенно чужой человек…Тогда она совсем не сможет ничего отвечать..

Нет.. нет… она подыграет, конечно подыграет… Только сама при этом будет думать… нет, почему думать – будет знать, что это он, он, он – только просто снова пытается чему-то научить. Или… или так оно и есть?
- Странно… - осторожно сказала она.
- Ну вот видишь, - спокойно кивнул он. - «Странно» – это уже не «нормально». «Странно» - это….странно, а почему тебе «странно»?
Кажется, это… да…это мостик.. это перекинутый мостик. Совсем тонкий, незаметный со стороны для других – но мостик.
- У меня очень сильно болела голова, - тихо сказала она.
- Так, - кивнул он.
- Потом она прошла.. – осторожно сделала она шаг.
- Так, - мостик держит, да.
- А сейчас…сейчас…мне страшно… - дальше мост скрывался в тумане и было просто непонятно, куда и как делать этот шаг. И вот так, хотя бы вот так попросить помощи у него, сказать, что ей слишком страшно, что она не понимает, что он от нее хочет, и от этого еще страшнее – пусть он протянет руку из этого тумана, потому что она не знает, не знает, не знает…
- Еще бы, - Эмбер снова появилась в поле ее зрения. Все понятно, рука не протянется. Это слишком опасно
- Страшно – это не самочувствие, - пожал он плечами. - Еще?
- Руки, - призналась она.
- Что? – неужели в этом вопросе скользнула какая-то нотка...обеспокоенности?
- У меня болят руки, - чуть более смело повторила она.
- Отчего? – нет… видимо, ей показалось тогда. Не было ни обеспокоенности, ни озабоченности, ни даже интереса. Хотя это ведь из-за него они болят – и он должен это понимать, и помнить то свое движение.
- Не знаю, - соврала она. Ведь она же не могла сказать правду. Не могла сейчас – при тех – и наверное… наверное не смогла бы обвинить его и глаза в глаза. Просто бы не смогла.
- Покажи?
Она осторожно протянула руку. Он даже не дотронулся.
- Ну перелома явно нет, я это и так вижу, - сухо констатировал он. - Просто ушиб.
- Я бы сказала – давление, - в тон ему ответила она. Неужели он так и не понял, что это из-за него… чуть сочувствия…просто чуть сочувствия.. просто так, в воздух.. ну пожалуйста…
Он рассмеялся нехорошим, чужим – потому что неуместным сейчас – смехом и повернулся к Эмбер.
- Видишь, она может сформулировать свое состояние, - торжествующе сказал он.
- Хорошо, - неохотно сказал та. – Хорошо.
- Тогда я забираю ее, - утвердительно сообщил он.
- Хорошо, - согласилась та.

Он встал.
- Поднимайся, - поманил он рукой.
- Она не сбежит от тебя? – обеспокоено переспросил старший.
- Когда от меня кто сбегал?
- Когда у тебя был кто, кто мог сбежать?
- Кто бы говорил, - процедил Виктор сквозь зубы.
Тот скрипнул зубами, рывком поднял ее за шиворот и швырнул ее к нему.
- Забирай, подавись.
Он даже не подставил руки.

Очень, очень, очень, невероятно хотелось, чтобы это был блеф. Чтобы на самом деле он просто блефовал. Что это отчуждение, очуждение… это была всего лишь игра.. что он просто играл… перед ними.. и перед ней… Что это всего лишь попытка защитить ее – и при этом показать ей, что она была не права.
Но она узнает об этом потом. Правда же, узнает? Конечно узнает. Разумеется узнает… Только главное, чтобы у нее оказалось это «потом». И если это «потом» будет…то сам факт того, что оно есть, скажет о многом… так много объяснит…

- Сколько времени тебе понадобится? – деловито спросила Эмбер.
- Не знаю, а что? – равнодушно пожал он плечами.
- Ну в наших интересах, чтобы она как можно скорее замолчала. Да и в твоих теперь тоже.
- В моих? – удивился он.
- А разве твои интересы теперь не снова в сфере ГенКо? Равно как и его тоже?
- Я... – начал он, но внезапно Могильщик перебил его:
- Да-да-да, дорогуша… - но осекся под ревнивым взглядом старшего. – Наши с Франком интересы лежат теперь исключительно в сфере ГенКо. Так что не волнуйся… я помогу ему…
- Ты? Чем?
- Поставить свежестухшие реактивы, - процедил сквозь зубы Виктор.
- Так когда?
- Пара дней!  - Могильщик поднял руку в клятвенном жесте. - Я гарантирую, что пара дней!
- Ты решаешь за него?
- Я просто потороплю его.
- Франк, так сколько времени тебе понадобится?
Он взял ее за шею двумя пальцами. Крепко и больно. Судя по всему, ему очень хотелось, чтобы это была не шея, а горло.
- Я все сделаю, - спокойно сказал он. – К завтрашнему полудню, максимум – вечеру  - будут первые результаты.

- Предоставь нам потом отчеты, - сказала Эмбер.
- Само собой.
- И доказательства, - тихо произнес над ее ухом Пави.
- Вы мне не доверяете? – усмехнулся он.
Холодные пальцы осторожно скользнули по ее щеке. Именно по тому месту.
- Как раз для того, чтобы доверять еще сильнее, - ответил Пави.
Узнал, да. Совершенно точно узнал.

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2010-07-08 23:19:39)

2.5. Victor’s Wrath/Pain Theme

Он шел быстро, даже не дав ей возможности примериться к его шагам, продолжая крепко держать ее за шею – не за руку, а именно за шею, ни разу не отпустив и даже не ослабив хватку с того самого первого момента. Было больно, стыдно и страшно. Но
нужно было молчать, молчать, молчать – и не то что словом, а даже жестом не выдать,
что ей что-то не нравится. Шанс слишком мал и хрупок – чтобы им так рисковать.
Потому что лишь что-то пойдет не так – и те взбесятся и ее убьют. Или не взбесятся
– а просто убьют. В любом случае конец будет один – лишь процесс разный. И кроме того…кроме того…она заслужила такое обращение. Именно что заслужила... всем.. и тем, что делала, и тем, что говорила – и еще больше тем, что не сказала и не сделала. Это расплата, да. Пусть это будет расплатой. Такой расплатой. Ведь эта расплата…она…дает надежду. Пусть даже сейчас больно, стыдно и страшно – но сейчас есть надежда. И все меркнет перед ней.
Эта расплата – как урок на будущее. И главное слово здесь «будущее».
И пусть будет больно лишь так.

Когда ее выволокли на улицу, первым - безотчетным, импульсивным - желанием было рвануться прочь, туда, в темноту и укрытие переулков и закоулков. Кажется, он понял это – потому что пальцы еще сильнее сдавили шею.
Все верно, все верно… пусть даже он и не догадался, а просто предупредил такую возможность побега с ее стороны – но все верно, все верно, все верно. Если бы она это сделала… А особенно если бы ей удалось это сделать… вывернуться из его руки и попытаться убежать.. .нет, никто бы не стал уже разбираться… не было бы никаких вопросов и разговоров. Вероятно тогда и не было бы даже и больно.
Но сейчас… сейчас есть шанс.. и она только что его чуть случайно не потеряла. А ей помогли его не потерять. Спасибо…правда, спасибо.

В воздухе пахло холодом и сыростью. Мокрым камнем и ржавым железом. Странно.. она никогда не замечала подобного.. даже не могла и представить, что подобное может существовать… что она когда-нибудь подумает не просто, что сыро и холодно… а увидит в этом мокрый камень и ржавое железо. Как странно иногда мозг начинает цепляться за мелочи – и даже эти мелочи выдумывать… Зачем? Зачем? Неужели мозг так хочет жить, что начинает видеть красоту и богатство жизни в таких мелочах?
Пальцы на ее шее слегка разжались.
Она осторожно подняла голову.
Он отвлекся от нее да, всего лишь отвлекся – рассматривал какую-то карточку, которую уже через секунду выдернул из его руки Могильщик  - выдернул с интересом и обидой:
- А где моя?
- Можно подумать, что тебя так не проведут, - огрызнулся старший.
- Я хочу официально, - обида в голосе Могильщика стала еще более нарочитой.
- Можно подумать, что…
- Если вспомнить, что сегодня все юридические документы были на мне, то подумать конечно можно, - она вздрогнула от резкой перемены в тоне. Это было требование. Жесткое и властное требование. Она никогда бы не могла и подумать, что тот может – и хочет – что-то требовать.
Наступила пауза.
- Завтра, - тихо сказала Эмбер. – Завтра утром.
- Такое же, - жестко и утвердительно сказал тот.
- Да.. да, конечно, такое же, - покорно согласилась Эмбер.
- Только с моим именем. Но с не меньшими полномочиями.
- Да, конечно.
- Ну и славно, - весело и легко рассмеялся тот.
Этот перепад тона обратно был еще более странен и страшен. Что это было такое?

Шутка? Фиглярство? Нет… нет… это была не шутка.. Она не поняла, но скорее почувствовала, что это была совсем, совсем не шутка…
Она подняла голову.
И встретилась глазами  с Пави.
Тот смотрел на нее в упор. Маска улыбалась, да – но глаза были серьезны. И взгляд

был цепок и изучающ. И все было понятно в нем. Он не просто узнал. Он все понял.
Она опустила голову.
Там впереди была его машина. Там, совсем близко. Совсем рядом.
Несколько метров – и она будет в безопасности
Островок безопасности.
Там ее уже не достанут те. Там уже его территория.
Его территория.
Там все будет хорошо.
Там будет хорошо и спокойно.
И конечно, там уже не будет больно.

- У кого мне ее забрать?  - в голосе Могильщика звучало удовлетворение и самодовольство. - Я думаю, что все-таки мне не придется обращаться на вахту?
- У ме… - начала Эмбер, но молчавший всю дорогу до этого Пави вдруг быстро перебил ее:
- У меня!
Она украдкой подняла глаза.
Тот продолжал смотреть на нее в упор. И так же, не отрывая от нее взгляд, пояснил в сторону:
- Я не доверяю вам двоим в закрытом помещении.
Старший рассмеялся.
Могильщик самодовольно хохотнул.
Эмбер выдавила натянутую улыбку.
Пальцы на ее шее судорожно сжались.

Он втолкнул ее в машину на заднее сиденье и захлопнул дверь. Она не сопротивлялась и не обижалась – это была часть игры. Ведь это же была часть игры, не так ли? Он просто играет перед теми. Да, да, да, играет, для того, чтобы те ничего не заподозрили.. Она же на самом деле не безразлична ему… он же не хочет ее убить.. да же? Или…
Он не сел в машину, словно не желая сейчас оказываться наедине с ней – и стоял, облокотившись на полуоткрытую дверцу. Его о чем-то спрашивали, он что-то отвечал – ей было плохо слышно, о чем именно шла речь, но, судя по интонациям, это была просто ничего не значащая переброска фразами. Речь не шла о ней… или если шла, то ее больше не рассматривали серьезно… ее вообще больше не рассматривали.. С ней порешили как с вещью, и после того, как место и будущее этой вещи очертили достаточно четко – забросили на пыльные антресоли памяти. Да, обидно. Но сейчас нельзя обижаться. Сейчас надо понять, надо понять, что это – лучший вариант, что это правильное развитие ситуации. Надо подыграть, подыграть… надо сидеть и молчать. И не обижаться. Ведь это всего лишь игра.. да же? Или…

К машине подошла Эмбер.
Она отодвинулась как можно дальше и вжалась в противоположную дверцу, чтобы та не заметила ее. Конечно, та сейчас уже вряд ли бы что сделала ей… но лучше не надо, не надо, не надо…
Но Эмбер совершенно не интересовалась ею – вещь по имени Шайло действительно была засунута на антресоли ее памяти. Она подошла совсем близко к Виктору. Постояла немного, осторожно и нерешительно потеребила булавку его галстука, и тихо-тихо сказала:
- Спасибо.
Он ответил еще тише, и она не смогла расслышать ни слова.

С другой стороны подошел Могильщик с пиджаком – явно не своим – в руках. Открыл дверь, бросил пиджак на сиденье, подмигнул ей – и снова закрыл дверь.
И снова одна.
Столько много людей кругом – но все решают свои невероятно важные проблемы, делают свои невероятно важные дела…они заняты самими собой, или же друг другом – но не ей, совершенно не ей. О ней забыли. Она – уже решенная проблема, уже сделанное дело. Ее можно вычеркнуть из ежедневника.
Наверное это хорошо, да.. наверное это хорошо…
Но одна… опять одна..
Она протянула руку и осторожно погладила пиджак. Ткань – наверное безумно дорогая…правда, она совершенно не разбиралась в этом, но почему-то она была совершенно уверена, что не ошибается – была нежной и шелковистой. Как живое существо. Мирно спящее живое существо.
На лацкане пиджака была пара капель крови.
Кажется, это живое существо пытались убить.
Или убили.
Может ему было хотя бы не больно перед смертью?

Виктор с Могильщиком сели в машину одновременно.
Не обернувшись, не сказав ни слова.
Словно и они тоже забыли о ней.
Словно ее тут и не было.
Но это было не обидно. Ничуть, не капли не обидно. Ей хотелось обнять их обоих, не плакать, нет, она сих пор почему-то не могла плакать – но просто обнять, прижаться к теплым живым людям, которые не сделают ей ничего плохого, которые только что вытащили ее, спасли ее, просто поблагодарить их со всей силой, на которую она только способна.
- Спа… - тихо, но искренне начала она.
Могильщик обернулся, как ужаленный. Выражение его лица заставило ее мгновенно замолчать. Как хорошо, что она не бросилась их обнимать…
- Франк, твой пиджак на заднем сиденье, - спокойно сказал он, повернувшись обратно. Сказал таким будничным и обыденным тоном, будто бы… будто бы… И так захотелось поверить в это «будто бы»...
- А да, спасибо… - устало ответил тот. - Я подумал, что забыл его.
- Да не стоит, забрал бы завтра.
- Да, конечно, может и завтра, - согласился тот.
- Франк…
- Они наблюдают за нами, - тот смотрел в зеркало заднего вида.
- Франк, они могут наблюдать очень долго.
- Я знаю. Но согласись, это выглядело бы подозрительно, если бы мы сейчас спешно рванули с места.
- Ты торопился начать опыты.
- Я внезапно стал трудоголиком?
- Почему бы и нет? Но согласись, если мы будем и дальше тут так торчать – это вызовет не меньшие подозрения.
- Она сопротивлялась, а мы ее осторожно придушивали.
- Но я думаю, что дальше душить уже просто как-то некомильфо.
- Согласен, - кивнул он.
Тяжело, невероятно тяжело, когда о тебе говорят в третьем лице, словно тебя нет здесь. Но она здесь, здесь и за это спасибо, невероятное спасибо, и пусть, пусть говорят в третьем лице. Пусть говорят.. пусть говорят между собой.. и…и…пусть говорят между собой.. потому что то, как посмотрел на нее Могильщик, означало только одно – ни одно слово, обращено к ней сейчас не будет ни теплым, ни добрым, ни ласковым…

Виктор, не оглядываясь, протянул руку назад.
- Ключи, - потребовал он. - Во внутреннем кармане.
- Что? – испуганно переспросила она.
- Ключи от машины во внутреннем кармане, черт!
- В пиджаке, - не оборачиваясь, подсказал Могильщик.
Она торопилась и не могла найти карманы, попадая то в рукав, то скользя рукой по ткани.
- Я же сказал – во внутреннем! Дай сюда!
Он обернулся, вырвал пиджак из рук и тут же швырнул обратно в нее. Швырнул зло и сильно, словно удерживаясь от того, чтобы не ударить.
- Франк, это было зря, - тихо сказал Могильщик.
- Зря? Тебе сказать, что на самом деле зря?
- Не сейчас.
- Ну конечно не сейчас! Разумеется. Сейчас нам нужно как можно скорее убраться отсюда, пока… черт…
Он нервно дернул плечом, и по скрежещущему звуку она догадалась, что он не может попасть ключом в замок.
- Дай сюда, - Могильщик потянулся вперед, и машина завелась.
- Спасибо,  - он пригладил волосы – и она увидела, как дрожат у него руки.
Могильщик это тоже заметил.
- Франк, ты сможешь вести машину? – обеспокоенно спросил он.
- А ты боишься, что меня остановят за вождение в нетрезвом виде? – едко парировал тот.
- Нет, я боюсь, что ты сейчас взвинчен...
- И ты предлагаешь самому сесть за руль? Или идти пешком?
- Ты знаешь, что нет.
- А если нет, то какие тогда вопросы?
- Нет вопросов, - миролюбиво ответил Могильщик. - Франк, никаких вопросов.

Сначала они ехали в полном молчании.
И чем дальше, тем сильнее она понимала, что на самом деле ничего не закончилось. Что она зря думала, что здесь будет тихо и спокойно. Что расплата продолжается.
Молчание растягивалось и натягивалось. И она с ужасом ожидала, когда ему наступит конец. Она уже ни о чем не могла думать – просто считала минуты – и мысленно просила, умоляла – как когда-то умоляла, чтобы не было больно – чтобы они приехали домой как можно скорее.
Потому что сейчас тоже могло быть больно.
По-иному, совсем по иному – но не менее больно.

- У меня просто нет слов…. – наконец медленно произнес Виктор.
- Ну и молчи тогда, - пробормотал Могильщик. - И так все понятно, что ты хочешь сказать.
- Понятно?! – струна молчания лопнула окончательно и грянул гром. - Понятно? Нееет, Джулиан…это может тебе понятно. Тебе! А вот ей нет. Ты не сказал, Джулиан, что она клиническая дура. Ты не сказал мне тогда, что это мина замедленного действия. Ты всучил ее мне, воспользовавшись тем, что я связан обещанием – и не сказал ни слова. Если ты такой благородный и спаситель обездоленных – сам бы и занялся ею. Почему ты не сказал, что она дура? Я бы в самый первый раз, когда она сбежала, махнул бы рукой и плюнул на все.
- Но ты ведь не махнул? Ты ведь не махнул! – ответно взвился Могильщик. - Более того – ты и искал ее! Ты даже ко мне прибегал тогда!
- Да лучше бы я этого и не делал! С того случая все пошло наперекосяк! Ты понимаешь, что все?
- Что именно все? Что именно – все?
- Да все, Джулиан, все! Раз за разом, крючочек за крючочком…. Черт! Мало того, что у меня ничего, ничего, ничего не получается… так еще я и внезапно… а, черт, какая разница!
- Как скажешь, Франк, никакой! – миролюбиво поднял руки Могильщик. – Никакой.
- Джулиан… - простонал Виктор. - … я подумал...господи, в тот момент я был практически счастлив! Я подумал – вот оно решение моей проблемы. Пави заберет только лицо… Ему больше ничего не нужно. Только лицо! И тут же подойду я. И возьму то, что мне надо. Господи, почему я такой трус? Почему я не смог потерпеть пару минут? И все бы было кончено! Ну почему!
- Потому что ты добрый, - Могильщик усмехнулся своему отражению в стекле.
- Потому что я слабохарактерный дурак! – Виктор ударил кулаком по рулю.
- Нет, Франк… ты был бы дураком, если бы позволил Пави сделать это.
- Ну а вот сейчас я пожинаю последствия этого. И уверяю тебя – по голове может прилететь и тебе.
- Мне никогда ничего не прилетает, если ты успел забыть.
- Да уж! Ты всегда такой намыленный, что выскользнешь из любой передряги! Залезешь в любую дыру – и вылезешь из нее же.
- Завидуешь, да?
- Сейчас – нет.
- Это отчего же?
- А от того, что сейчас даже ты не вылезешь. Сейчас, если ловушка защелкнется – никто не вылезет из нее.
- Какая ловушка?
- Которую мы сами на себя поставили.
- Это когда?
- А когда вот она нарисовалась, - Виктор указал на нее через плечо – и тут же машину резко повело в сторону. Она была вынуждена упереться руками в спинку переднего сиденья – и тут же отдернула их обратно, чтобы те не подумали, что она пытается их обнять или еще что.. чтобы те просто даже не заметили этого ее движения…чтобы те просто не заметили ее.
- Франк… веди машину, - спокойно сказал Могильщик.
- А знаешь что?  - чем более спокоен становился Могильщик, тем сильнее взвивался Виктор. - Знаешь что? А я сделаю так, как сказал! Я сделаю! Я ведь почти пообещал, да? Почти пообещал. А где почти – там и все. Так вот…
- Франк…
- Нет, Джулиан, именно так! Я сделаю именно так, как и сказал! Я сделаю так, как сказал!
- Франк…
- А что мне помешает, Джулиан? Что? Кто она мне?
Он резко обернулся. Она вжалась в сиденье.
- Собственно кто ты мне, не так ли? Мы знакомы дней пять!
- Н-неделю… - поправила она.
- Я убью ее, - снова простонал он, повернувшись обратно. - Джулиан, я убью ее своими руками!
- Фу, сколько пафоса… - махнул рукой тот.
- Нет.. ты погляди, она даже сейчас хочет вставить свои пять монет и веское уточнение!
- Ну подумай по-другому… - мягко ответил тот. -  ну может ей правда важна эта разница в пару дней, о которой вы говорите…
- Джулиан, ну что за ересь ты несешь?
- Франк, ересь сейчас несешь ты.
- Ну да даже черт с тобой, девочка! Черт с тобой!
Он снова сказал «девочка». Он снова сказал «девочка»… Не по имени… даже не «ты».. а снова «девочка»… Неужели сейчас рухнет все, что создалось за эту неделю?
- Черт с тобой! Да пусть даже и месяц!
- Ну… месяц бы вы в таком режиме не прожили. Я гарантирую это! – хохотнул Могильщик.
- Пусть даже и месяц, -  Виктор зло глянул на нее через зеркало заднего вида. – пусть даже и месяц… хотя я уже готов согласиться с этим шутом, что мы бы и не прожили столько, но да ладно, пусть… Но кто ты мне была бы даже после этого? Кто?
- В-вы спрашивали меня, не хочу ли остаться с вами….на более долгое время… - едва слышно напомнила она. Может это смягчит его? Может он вспомнит о том, что говорил ей… и как тогда было хорошо…может он тогда…
Но тут же пожалела об этом.
Могильщик расхохотался, но от сильного толчка в плечо ударился в стекло и продолжил уже тихо всхлипывать от смеха.
Машина остановилась.
Виктор повернулся к ней.
- Да даже в этом случае.. – прошипел он. – Даже в случае «подольше» – он выплюнул это слово, как что-то ядовитое, – это бы не значило ровным счетом ничего!
Она вжалась еще сильнее. Кажется, все рушилось. Кажется, она только что сама выбила последнюю опору для себя.
- Я знаю их всех больше двадцати лет, - она не знала, куда спрятаться от этого злого взгляда. - Двадцать лет! Двадцать лет – против месяца! Или даже года! Черт с тобой, года! И как ты думаешь, кого бы я выбрал? У тебя две попытки, чтобы найти верный ответ. Тебя – или их. А? Так кого?
- Но вы сейчас выбрали меня… - пролепетала она.
- Кто сказал?
- Что?
- Кто сказал, что то, что я сейчас сделал, можно назвать, что я «выбрал тебя»?
- Франк..  – подал голос Могильщик. - …меньше говорим, раньше приедем… раньше приедем, раньше спать ляжем…хватит уже…
- А кто сказал, что все, кто тут сейчас сидит, ляжет спать? – развернулся Виктор.
- Да, ты ночной житель, ты можешь не ложиться, - пожал плечами тот.
Виктор смотрел на него в упор очень долго – тот лишь снова пожал плечами и отвернулся от них обоих и стал внимательно что-то разглядывать в ночи за окном.
- Знаешь, отчего тебя отпустили? – Виктор снова повернулся к ней.
- Н-нет… - ей стало почему-то страшно. Очень страшно.
- А тебя не отпустили. Тебя сдали. Выдали. Под расписку. На опыты.
- Франк… - сказал Могильщик, не отрываясь от окна.
- На опыты, - продолжал он, не обратив ни малейшего внимания на того. - Мне. Как препарат. Хороший, чистый, годный препарат.
- Франк…
- И ты прекрасно подходишь в качестве препарата. Учитывая то, что я еще успел тебя и вылечить. Просто идеальный препарат. Всю жизнь мечтал о таком.
- Франк…
- И опыты будут на живой. Не думай, что я дам тебе умереть до их окончания. Мне гордость не позволит этого сделать. И профессионализм. Так что ты доживешь до конца всех опытов.
- Франк, это уже не смешно.
- А тут плакать надо, Джулиан, плакать. Причем не нам, а ей!
Он говорил так.. страшно. Спокойно и абсолютно серьезно. И она вдруг поняла… поняла, что он говорит правду. Чистую правду. Вот почему ее не убили. Вот что означали эти переговоры над ее головой. Вот зачем.
Но неужели…
Неужели он…
- И я утром – утром уже! – должен дать им первый отчет. Поэтому нас ожидает насыщенная ночь. Этот-то будет дрыхнуть – он ткнул в Могильщика,  - и полагаю, что даже у меня в доме. Да с него станется даже и в моей комнате. А вот мы с тобой начнем работать.
- Франк, - Могильщик говорил уже жестко, но он не обращал на него никакого внимания.
- А ты знаешь, в чем заключаются эти опыты?
- Франк.
- В определении болевого порога. Ты знаешь, что такое болевой порог?
Она судорожно сглотнула.
Неужели он..
- Это будет больно, это будет очень больно – но ты сама напросилась. Ты сама. Все ты сама. Я предупреждал тебя. Не раз и не два. А теперь извини – так получилось. И когда будет больно – подумай еще раз обо всем. Просто подумай. Смысла уже не будет, да. Но хотя бы раз в жизни подумай. Хотя я не уверен, что ты сможешь долго думать. Боль штука такая…отвлекает от мыслей, надо сказать.
- Франк, хватит.
- А потом я верну тебя – по весу, сколько сдали, столько и приняли.
Вероятно даже по частям. Главное, чтобы в сумме вес сошелся. Сколько ты там весишь?

Это было уже невыносимо.
Она попыталась открыть дверь, чтобы выскочить из машины, но он рявкнул:
- Сидеть! – и щелкнули блокираторы.  - Нет, ты сиди. И слушай. И запоминай. Чтоб в следующий раз думать, что делаешь.
Она ударила локтем в окно. Что-то хрустнуло, но стекло выдержало.
- Окно! – заорал он. – Джулиан, держи ее. Если она выбьет мне окно, то платить за него будешь ты!
Тот перелез через сиденье и крепко прижал ее к себе. Она попыталась вырваться, но тот держал.
- Тихо, тихо, - шепнул он. – Не делай еще хуже. Все не так страшно.
- Джулиан, я все слышу, - машина тронулась с места.
- А если слышишь, то почему ведешь себя так?
- Как? Как? Как – так? Как?
- Как скотина.
- Я скотина? Я скотина? Да кто бы говорил! Как ты поступил со мной?
- Да нормально я с тобой поступил!
- Нормально? Нормально? Ты что сделал? Ты что сделал?
- Я? Я ребенка спас, Франк.
- Ах! Какие мы благородные! Спасти чужими руками!
- А с каких пор твои руки стали мне чужими?
Могильщик держал ее очень крепко, и она не могла понять, что ей нужно было сейчас делать – продолжать бояться, потому что ее держали, или же успокоиться – потому что ее все-таки держали.
- А ты мог подумать, что я занят?
- А мне наплевать, что ты занят, Франк! Мне наплевать, что ты занят! Чем ты можешь быть занят таким важным? Ты, что, людей оживляешь?
Виктор закашлялся.
- Что может быть таким важным, что нельзя спасти человека! Ты хоть раз в жизни, хоть кого-то спас?
- А ты, ты что меня учишь? Ты-то сам?
- Да пожалуйста!
- Моими руками!
- А какая разница, чьими? Меня что, это когда-нибудь волновало?
- Скотина!
- Взаимно!
- А я-то чем?
- Тем, что устраиваешь эту некрасивую сцену.
- Я?
- Ну а что, я что ли? Это у меня уже почти полчаса истерика что ли?

Машина снова затормозила.
Она вжалась в бок Могильщика. Что-то будет.. .неужели все окончательно рухнуло.. Неужели случилось непоправимое..
Неужели.. неужели ей и здесь будет больно…
Однако Виктор, черт, она не может называть его пока никак иначе… пусть даже весь этот вечер его называют каким-то другим именем.. этим странным, непонятным, не его – ведь это же не его – именем… он же Виктор…и она не может никак по-другому называть его… он резко откинулся назад и запрокинул голову.
- А, черт! – ахнул он.
- Что с тобой? – обеспокоенно спросил Могильщик.
- Опять то же самое, - пробормотал тот, поднеся ладонь к лицу.
- Я не помню раньше у тебя такого.
- Представляешь, я сам этого не помню…
- А что за причина?
- Не знаю…может это из-за того перелома.. Хотя черт…кого я обманываю.. меня ж предупреждали…
- О чем предупреждали?
- Неважно… Так… Я сейчас тут все кровью угваздаю… Одной не удалось давеча, так теперь моя очередь…
Виктор осторожно наклонился вперед, продолжая держать руку у лица, на ощупь открыл дверь и, пошатываясь, вышел из машины.
- Надеюсь, что когда я вернусь обратно, тут будет столько же человек, - мрачно бросил он им.

- Защитите меня, - она вцепилась в Могильщика как в последнюю надежду, хотя…хотя так оно все и было.. Виктор вел себя так…так.. и говорил такие вещи.. неужели он…неужели..
- От кого? – неожиданно равнодушно переспросил тот.
- От него..
- Это от тебя надо защищать.. – он осторожно отцепил от своего воротника ее руку.
- Почему? – этого она никак не ожидала.
- Я что сказал? – процедил он. - Я что сказал тогда? Что?
- Уходить, - покорно ответила она.
- Вот именно. И куда уходить? Домой! С каких пор ГенКо стало тебе домом?
- Его дом тоже не мой дом, - обиженно пробормотала она.
- И слава богу! – он отвернулся от нее к окну.

Он тоже нет.. и он тоже нет.. За что они так с ней? За что? Ну что она такого страшного сделала? Ведь все же.. все же уладилось… за что?
- Отпустите меня. – тихо попросила она.
- Нет, - сухо ответил тот.
- Пожалуйста..
- Нет.

Она потянулась было к открытой двери – но сильная рука схватила ее за запястье – она охнула от новой боли в нем – но тот даже не обратил на это внимания и только дернул ее обратно на себя.
-  Что он говорил про кровь в салоне? – спросил ее.
- Это когда…когда…- он был прав, когда говорил, что боль мешает думать.
- Что он с тобой сделал?
- Он… ничего…
- А что тогда случилось? – он сжимал ее руку все сильнее, видимо, думая, что она при первом же удобном случае выскочит из машины.  Нет, он думал верно, просто он не знал, что сейчас уже не хотелось ничего – лишь бы он отпустил ее руку, которой сегодня и так уже слишком много досталось.
- Мистер Ларго..тот…что в маске… - она даже забыла имя. – Он тогда…поймал меня… на улице.. и попытался…вот… - она повернула голову. – И я потом…была здесь…
- Ах вот оно что…  - задумчиво произнес Могильщик. - Я и думал, что это такое…
Он отпустил ее руку – но тут же схватил за плечо и притянул к себе.
Острая боль в руке сменилась тупой, ноющей – но она была рада хотя бы этому. Как странно… странно, когда ты становишься рад не прекращению, а лишь ослаблению боли – просто потому что выбирать не из чего.

Виктор стоял около стены, держась за нее рукой, то запрокидывая голову, то опуская ее. Ее показалось – или же асфальт у его ног кое-где был более темным, чем везде?

- А когда ты говорила, что он тебя ударил, что ты имела в виду? – спросил Могильщик.
- Он… он…
- Он же не ударил тебя, верно?
- Он… сильно толкнул меня… - призналась она.
- Вот оно как… А я-то уж подумал… И по какой причине?
- Я… я кричала на него…
- Это не причина.
- Я сильно разозлилась на него…
- Это тем более не причина.
Она промолчала. Стыдно, стыдно... даже не перед ним. Стыдно даже перед собой. Стыдно вспоминать.
- Так что же на самом деле произошло? – с нажимом спросил Могильщик.
- Я..я ударила его, - выдохнула она.
- А, вот оно как…  - медленно произнес тот. - Ну да… да...это да. А зачем ты сделала это?
- Я...  я была зла.
- Я это уже понял. Но зачем ты все-таки ударила?
- Он...он так себя вел.
- А... ну-ну.. как он себя ведет теперь, тебе больше нравится?
Она промолчала.
- Мда… - снова медленно произнес Могильщик. – Два идиота, ей-богу.
- Вы нет… вы такой.. вы такой…  - она не умела говорить приятные вещи..просто не умела.. особенно тогда, когда это было так нужно…Почему когда нужно сказать  - просто сказать, даже не соврать, а сказать  - ты не умеешь этого делать.
- А я не про себя говорил, между прочим.
- А…
- Два идиота. Только одна совершенно беспомощная и не может даже скрыть этого - а второй делает вид, что он мега какой крутой, а не может даже справиться с первой. Убить вас обоих надо бы, по-хорошему, чтобы и сами не мучились, и другим жизнь не портили.
Она вздрогнула. Он говорил необычно серьезно и спокойно. Словно сказал что-то обыденное, простое и…и…и множество раз обдуманное.

Хлопнула дверь. Виктор сел в машину и обернулся к ним. Он был бледен и спокоен.
- Одна, второй, -  мрачно пересчитал  - Ну вот и славно.
Машина осторожно тронулась.
- Франк… ты оказывается, не первый раз спасаешь ее… - задорно усмехнулся Могильщик.
- Я сейчас ударю тебя, - беззлобно, не поворачиваясь, ответил Виктор.
- Не сможешь, - пожал плечами тот.
- Почему же это?
- Руки, - пояснил Могильщик.
- Я ударю тебя монтировкой.
- Будто она у тебя есть.
- Почему это бы ей не быть?
- Ты сроду ничего тяжелее скальпеля в руках не держал.
Странная беззлобная пикировка. Словно просто так – лишь бы перебрасываться словами. Такая…неожиданный штиль после бури.
Она робко улыбнулась. Не потому что было весело или смешно – в этом не было ничего ни веселого, ни смешного – просто нервная улыбка. Улыбка от того, что не плохо. Могла ли она когда-нибудь подумать, что будет улыбаться лишь от того, что просто не плохо?
И тут же осеклась под злым взглядом.
Он видел все через зеркало.
- Джулиан, нет, я ее все-таки убью, - процедил он. - Полезнее будет.
- Франк, прекрати пугать ребенка.
- Пугать ребенка? Пугать ребенка? А ты сам не испугался, когда она заявилась? Так подставить нас! По полной программе! – он начал снова заводиться.
- Но я же не знала… - какой черт заставил ее пытаться оправдаться?
- Знаешь, сколько ты не знаешь? – тот попытался обернуться, но машина чуть не пошла винтом по скользкой дороге.
- Франк, веди машину, - спокойно указал Могильщик.
- Я сейчас вас вообще из нее выкину. Умою руки и со спокойной совестью отправлюсь домой. А вы сами разбирайтесь.
- Франк, не надо строить буку?
- Я убью ее, убью! А ты ее потом закопаешь
- Я не закапываю, я только выкапываю
- Слушай, ты что, так и не понял, что только что было? Ты думаешь, что это все шутки?
- Ну не надо так все усложнять. Ну скажем, что все сделали.
- Нет, ты скажи, зачем такие сложности. Когда можно просто сделать!
- Франк, хватит…
- Я тебя ненавижу, - с чувством сказал Виктор.
- Я рад, что вызываю самые разнообразные эмоции.
- Джулиан, за что ты так со мной поступил?
- Как так? Что такого страшного произошло?
- Два дня! Мне нужно было всего лишь два дня, чтобы все закончить! И я бы убежал! Семнадцать лет! Семнадцать лет я шел к этому! И тогда, когда оставалось два дня – все рухнуло.
- Я вижу никаких руин, Франк.
- А я вижу! Я – вижу.
- Я вижу, что если ты сейчас не затормозишь, то в руины прежде всего превратится твой забор. А это будет некомильфо.

Виктор вышел из машины, хлопнув дверью так, что что-то жалобно щелкнуло.
- В дом, - резко сказал он.
И не оборачиваясь, прошел туда, не дожидаясь их.

- Мда… - медленно сказал Могильщик, вылезая из машины. – Просрали мы с тобой все полимеры.
- Что? – переспросила она.
- Мда, вот так…
- Что такое полимеры?
- Спроси у товарища химика, если жива останешься. А если не останешься – то и не спросишь… - Могильщик о чем-то думал, поэтому отвечал рассеянно.
- Если? – осторожно спросила она.
- Запомни…если он взводится, он действительно может убить.
Он дернулась, но он схватил ее за руку. О черт, опять… ну почему нельзя хватать хотя бы за локоть?
- Не-не-не.. – оживился он. - Куда? Я что, один что ли должен отдуваться?
- Но вы же не бросите меня? – взмолилась она.
- Я даже не собираюсь к тебе присоединяться.
- Но…
- Что но? Мне и так уже влетело от него, и он прав в том, что неизвестно, как это все и для меня обернется.
- Но вы же сказали, что он может…
- Может… И более того, подозреваю, что за эти полчаса он бы тебя придушил раз десять.
- Я боюсь туда идти.
- А мне плевать.
Он дернулась. Он держал крепко.
- Мне плевать, - неожиданно зло повторил он.
- Но вы же тоже будете там… вы же меня сейчас защищали…
- Потому что мне было интересно. И сейчас мне интересно, чем это может закончиться.
- Вы просто пугаете меня. Ведь вы просто пугаете меня. Вы с ним сговорились – и решили проучить. Он никогда никого не убивал.
Могильщик молчал.
- Да же? Он же никогда никого не убивал?
Молчал.
- Да же?
Молчал.
- Да же…
Молчал.
- Пожалуйста, отпустите меня… - тихо попросила она.
- Нет.
- Но почему? Пожалуйста.
- Нет.
- Но почему?
- Ну во-первых, если тебя обнаружат в городе, и если это станет известно им, то….
- То меня убьют, я знаю…
- То хрен с тобой, мне с ним по шее влетит, да и хрен с ним – мне по шее влетит.
- Но может меня и не обнаружат…
Он снова промолчал.
- Ясно…

Окно открылось.
- Я не понял, вы так и собираетесь там торчать? – мрачно вопросил Виктор в никуда.
- Так вот… что я, собственно, хотел сказать…  - начал Могильщик.
- В дом, быстро! – окно с грохотом захлопнулось.

- Давай, вперед, - он передумал что-то говорить ей.
- Я не пойду.
- Вперед.
Она помотала головой.
- Вперед, - он взял ее за шиворот и попытался несильно подтолкнуть вперед.
Она уперлась и не поддалась. Глупо конечно все это, да. Глупо. Но слишком страшно и слишком стыдно. И слишком… слишком…
Ее сгребли в охапку, распахнули пинком дверь и впихнули в прихожую.
- Давай, - было сказано зло, жестко и безжалостно. Как нарисованную улыбку стерли мокрой тряпкой.
И слишком одиноко, да.

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2010-07-12 21:52:34)

Ахахаха )
Чудесно

Да, да, да, абсолютно верно.
Хотя нужно учитывать, что он совершенно верно говорит о том, что она ему никто. Он и по имени-то называл ее всего пару раз. Ну да, болтается что-то. ну да, забавное, ну да, милое...иногда...когда спит зубами к стенке...

:sp:

Ну Джу в общем-то и ведет себя так спокойно и легко, потому что он во многом занимает позицию стороннего наблюдателя. При любом скандале и любых вскрывшихся обстоятельствах он останется чист - если не абсолютно, то хотя бы относительно. Он очень удобно балансирует и скользит между острыми углами - до тех пор, пока ему это интересно.

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2010-07-14 10:39:48)