Глава 1, в которой героиня худеет, молодеет и выпадает в осадок от происходящего

— Кристина! Кристина! — доносился сквозь толстенный слой войлока нетерпеливый женский голос.
Что ж она так орет-то?
Голова болела немилосердно. Зарекшись в очередной раз пить в одиночку, я с трудом приоткрыла один глаз. Вопреки моим ожиданиям, над головой был совсем не привычный давно не ремонтированный сероватый потолок в желтоватых пятнах, а… еще более ужасающего вида потолок — желто-серый, весь в потеках и с жуткими деревянными балками.
— Кристина, просыпайся, мы опаздываем на репетицию! — всверлился в мой многострадальный мозг все тот же противный голос. И шел он отнюдь не из динамиков, как я вообразила вначале. Источником этого поистине адского шума, как я выяснила, повернув голову (кажется, скрип шеи услышала не только я) оказалась невысокая блондинистого вида девица в длинном балахоне, в котором с трудом угадывалась ночная рубашка. Девица сидела напротив меня на узкой кровати. И обращалась явно ко мне.
Опаньки!
Варианта вырисовывалось, на самом деле, два. Вернее, три, но третий, как нереальный, я отбросила сразу, потому что поверить в то, что все происходящее — взаправду, значит, навсегда сдвинуть точку сборки и познать дзен. Первый вариант подтверждал теорию о наследственном алкоголизме и предполагал белую горячку, следовательно, в этот момент я на самом деле могла быть как дома с окровавленным топором и кучей трупов, так и в смирительной рубашке, привязанная к кровати. Поэтому первый вариант мне особенно не нравился. Второй вариант предполагал сильный ушиб головы и нездоровый похмельный сон под ассоциации, навеянные киношкой. На нем я и остановилась.
А раз это — сон, значит, можно делать все, что хочешь. Вот и славно. Больше всего люблю сны, в которых осознаешь, что спишь.
Итак, что мы имеем с гуся? Усилием воли сев на кровати (о как, я еще и на кровати), я спустила ноги на пол и пригляделась к зовущей меня девушке. Судя по тому, что это была, видимо, Мэг, и она оказалась блондинкой, я видела сон про фильм. Это радовало, потому что, учитывая книжного Эрика и мой темперамент, дело бы кончилось по-мокрому, даже если помнить, что я знакома с сюжетом.
Однако теория требовала подтверждения.
Передернувшись от соприкосновения ступней с ледяными досками пола, я встала с койки и, лавируя между полуодетыми девицами, очевидно, такими же балеринами, подошла к одинокому зеркалу, висящему на стене.
Из его прозрачной глубины на меня с интересом смотрела Эмми Россум.
Что и требовалось доказать.
— Сейчас, Мэг, — отозвалась я.
Девушка, покачав головой, нырнула в тумбочку возле кровати, выудила оттуда какие-то вещи и скрылась за дверью в глубине комнаты.
Мой голос был удивительно чужим. Я и сама была чужой. И мне было шестнадцать лет.
Йо-хоу!!!
Обрушившись с высоты своего подступающего тридцатника, я рассмеялась в лицо отражению. Пускай я не я, пускай я ничерта не знаю, что делать, но мне было весело. У меня образовалось молодое и симпатичное тело и уникальная возможность пережить небывалые приключения. Любопытно, я проснусь раньше, чем доберусь до конца, или все-таки удастся поучаствовать в финале?
Тут я обратила внимание на свою одежду. Видимо, это тоже ночная рубашка. Вот незадача — я же понятия не имею, что и как одевать! Хотя… я ведь ответила Мэг, и, судя по всему, она меня поняла. На каком языке я говорила? А на каком сейчас думаю? Может, если я ничего не знаю, тело знает? Ладно, сперва — да здравствует мыло душистое.
Возле моей кровати тумбочка тоже имелась, так что ничтоже сумняшеся я проинспектировала ее содержимое на предмет умывальных принадлежностей. Они там были и, на мой взгляд, ничем особо не отличались от современных: деревянная зубная щетка, кусок мыла, зубной порошок. Полотенца не было, должно быть, оно висело где-то в местном аналоге ванной. Выудив все необходимое, я прошлепала к двери, за которой скрылась Мэг.
За дверью обнаружился крохотный тамбур с двумя узкими дверцами. Левая вела в… «нужник», подсказал внутренний голос — пока это называется «нужник». Все, как в моей старой школе — бачки под потолком, свисающие цепочки, трогательные стопки нарезанной газеты. Так, одна проблема решена, а то хороша была бы Кристина, спрашивающая, где здесь туалет. Оставалась правая дверца — там и была ванная: ряд умывальников с тусклыми медными кранами и — обалдеть — чугунная ванна… или не чугунная, но ванна — это точно. На маленьком столике громоздилась стопка полотенец. Прихватив одно из них, я пристроилась рядом с Мэг, отчаянно надраивающей зубы. С сомнением повернув краны и получив свою струйку мутноватой воды, я принялась умываться.
— Где ты была? — прошипела Мэг, сплевывая в раковину остатки зубного порошка. — Я слышала, ты пришла далеко за полночь. И не говори мне, что молилась в часовне. Сколько можно молиться, ты же не к постригу готовишься.
Я задумалась. Отвечать про уроки с Ангелом Музыки было рановато, а что еще может девушка делать среди ночи в часовне?
— Читала, — брякнула я первое, что пришло в голову.
Мэг, полоскавшая рот, поперхнулась. Пришлось как следует хлопнуть ее по спине. Отдышавшись, она вытаращилась на меня, как на привидение.
— Что ты делала?
— Читала, — глупо повторила я. А что тут такого? Или Кристина, гы, читать не умеет?
— А книги где брала? — Мэг, морщась, потерла между лопатками. — Ну и силища у тебя, откуда и взялась… Книги же дорогие.
— Мммм… у одной местной старушки, ты ее не знаешь, она говорила, что раньше была актрисой, а теперь ее держат из жалости, она иногда появляется в костюмерной, а вообще живет в комнатке в одном из местных закоулков, и откуда у нее книги, я не имею понятия. — Я несла весь этот сотворенный на месте экспромт, даже не надеясь, что умница Мэг мне поверит.
— Ты ходишь по закоулкам? — глаза Мэг расширились. — И Призрака не боишься?
Надо же, поверила! И что ей ответить теперь? Логика, ау?
— Ну… а чего мне его бояться? Я обычная танцовщица, у меня и нет ничего, — резонно, как мне кажется, возразила я. — Уж скорее он мог бы мне чего-нибудь дать. И вообще, в местных закоулках, по-моему, стоило бы бояться вовсе не Призрака Оперы, а вполне живых рабочих. Так что не буду больше бродить по закоулкам. Обещаю.
— Наверное, ты права, — задумчиво пробормотала Мэг. — Ладно, Крис, поторопись, — и она оставила меня наедине с умывальником.
Когда я вернулась в спальню, Мэг уже скрывалась за другой дверью, очевидно, ведущей в коридор, — только и мелькнул краешек коротенькой балетной юбочки.
На спинке моей кровати висела какая-то одежда. Как уже говорилось, я понятия не имела, что тут с чем надевать, поэтому просто прикрыла глаза и протянула к вороху руки…
Несколько минут спустя я уже завязывала пуанты (которые, к слову, видела впервые в жизни) и с облегчением вздыхала о том, что танцевать и петь, я, к счастью, наверное, тоже умею. Вот была бы умора, если бы Призрак услышал мое настоящее пение. Его бы кондрашка хватила — и все бы кончилось, не успев начаться. А так… придется, конечно, последить за языком, а то по театру поползут слухи о Кристине, внезапно начавшей ругаться как сапожник. Еще стоит забыть о неологизмах, анахронизмах и ставшем частью языка падонковском сленге. Кстати, о подонках… Мне как, нужно во всем следовать сюжету или гуляй, рванина? Что-то мне не улыбается крутить шашни с виконтом. С Призраком, впрочем, пока тоже неясно — нервный он и с придурью.
Выскочив из комнаты, я наткнулась на Мэг, нетерпеливо постукивающую своей маленькой ножкой по полу.
— Давай быстрее, — напустилась она на меня, — мама нам голову оторвет.
И мы побежали в танцкласс.
Все оказалось не так уж плохо.
Нет, все было гораздо хуже.
Бедной ленивой мне уже через полчаса показалось, что жизнь кончена, и я умру прямо посреди этой холодной комнаты с политым водой полом и безжалостно-зеркальными стенами, под суровым взглядом мадам Жири. И то обстоятельство, что теперь я весила почти на 30 кило меньше, чем обычно, ситуацию не спасало. Нет, я абсолютно точно не хочу быть балериной.
А впереди еще очередная — слава богам, не генеральная — репетиция «Ганнибала», чтоб он провалился!
И урок пения с Призраком.
Ладно. Посмотрим, как пойдет с вокалом.

Кокетливый вопрос на засыпку: стоит ли продолжать свои литературные изыскания или забиться в угол, дописать для себя и торжественно сжечь на стеклокерамической конфорке, не отвлекая занятых людей недостойным графоманством?

Отредактировано Lupa (2017-04-12 18:42:05)

С пылу с жару...

Глава 2, в которой героиня трудится в поте лица, ищет приключений на свою голову и разговаривает с привидениями

По окончании занятий я в совершенно одуревшем состоянии вынесла свое бренное тело из класса в надежде попить водички и тихо сдохнуть где-нибудь в темном уголке. Но не тут-то было.
— Кристина, задержись, будь добра, — окликнула мадам Жири.
Ах, да, Кристина — это я. А то от всяких гран-батманов у меня последние мозги отказали.
— Да, мадам, — я вытянулась перед строгой преподавательницей во фрунт, сверля взором ее волевой подбородок. И что ей надо? Вроде я пока ничего не натворила?
— Твой Учитель будет ждать тебя сегодня в обычном месте, — тихо сказала Жири и таинственно улыбнулась.
Ах ты, старая сводня! Почему-то больше всего покоробило, что она все знает, но продолжает потакать Призраку. Ладно я — старая опытная скво, а настоящая Кристина? Немудрено, что она такая ошарашенная ходила — всю голову девочке задурили.
— Да, мадам, благодарю, мадам, — проговорила я, присела в книксене и, убедившись, что ответа не будет, присоединилась к Мэг, которая ждала меня, чтобы пойти в столовую.
Местная кухня оказалась довольно странной, но вполне съедобной, так что этот вопрос тоже отпал.
После позднего завтрака (или это был ранний обед?) предполагалось время для отдыха, потом еще одно занятие в танцклассе или, скорее, разминка, а потом, собственно, репетиция. Я не придумала пока, чем развлечься, поэтому позволила Мэг увести меня в общую спальню. Там, в одном из углов, который хуже всего просматривался от двери, восседала на койках какая-то большая компания. Оттуда то и дело доносились приглушенные вопли: «А если пику?! — Мы пойдем с червы! — Попробуй, побей это!» Ясно. Карты. Не девичье общежитие, а какое-то гнездо порока, ха!
— Я пойду посмотрю, — смущенно улыбнулась Мэг и упорхнула в «злачное место», оставив меня одиноко стоять между нашими койками.
Ну и пожалуйста. Найду, чем заняться.
Подумав о занятиях, я облилась холодным потом. Господи, я же ни одной партии не знаю! Даже из «Ганнибала», которые Призрак будет спрашивать наверняка, не говоря уже об остальном. Помнится, в недрах тумбочки я видела папку с нотами…
Судорожно выудив из папки партитуру «Ганнибала», я пробежала глазами по строчкам текста, потом перевела взгляд на ноты… — и в голове моей зазвучала музыка. Вся полностью, целый оркестр. Это было удивительно, учитывая, что я, отравленная в детстве походами в Большой театр, оперу не выносила органически и разбираться в ней не могла по определению. Нотную грамоту я, конечно, знала, но не настолько, чтобы безошибочно пропеть про себя целую арию. И откуда уверенность взялась, что безошибочно, я тоже объяснить не в состоянии.
Расслабившись, я вытянулась на койке и закинула руки за голову. Как прекрасно, что нет иных занятий, кроме танцев! Я бы отдала богу душу на первом же уроке по какой-нибудь «истории театрального искусства», особенно если учесть, что я в ней не разбираюсь от слова «совсем». Вообще, занятный сон выходит, похожий чем-то на Кэрроловскую книгу — я могу совершать любые поступки в рамках заданных условий, но не могу изменить условия… Проще говоря, я могу набить морду дирижеру, но не могу заставить его исчезнуть.
Да… Как говорится, это полный гран батман.
Я вытянула руку из-за головы и задумчиво повертела перед глазами. Конечно, это не мои ручки, да и размах плеч оставляет желать лучшего, так что не светит мне выбивать дверь с одного удара и открывать даже самые туго завернутые банки, но, в целом, жить можно. Как-нибудь от любителей молоденьких девушек отобьюсь или сбегу, потому что исполнять данное Мэг обещание я не собиралась. Нужно же изучить Оперу, пока есть возможность, — вдруг потом пригодится, если что-то пойдет не по сценарию?
— Кристина, ты не присоединишься? — отвлек меня от раздумий хрипловатый девичий голос, — у нас игрока в пару не хватает.
Проигнорировав тихое шипение Мэг «Крис не любит карты», я вскочила с постели и направилась в злачный угол.
— С удовольствием, девочки. Во что играем?
К тому моменту, как нас позвали на разминку, у меня в активе скопилась небольшая сумма и пара должников — (читай: врагов). Как по мне — не умеешь играть — не садись, правда, девушки думали иначе. После легкой (по сравнению с утренней) тренировки мы шумной стайкой побежали на сцену. В полутьме коридоров какая-то сволочь умудрилась дать мне пару тычков в спину, отчего я с трудом вписалась в поворот. Но я твердо решила показать себя выше этого — в конце концов, мне почти тридцать, и для мщения впереди целая ночь.
— Крис, я тебя не узнаю, — догнала меня в переходе Мэг, — ты же никогда не играла, а тут обыграла вчистую половину класса.
— Новичкам везет, — флегматично отозвалась я, покосившись на свою блондинистую подругу.
— Смотри, как бы за это везение тебе не подсунули битое стекло в пуанты, — и с этим предостережением Мэг скользнула вперед меня на сцену, где уже вовсю царствовала Карлотта.

Я говорила, что не люблю оперу?
Я ошиблась. Я ее ненавижу всем сердцем.
Трехчасовую оперу наша прима умудрилась превратить в многочасовой театр одного актера.
Через час я устала греметь цепями, словно Кентервильское привидение. Через два у меня протерлась левая пуанта, а у правой оторвалась лента. Через три захотелось жрать, курить и убить кого-нибудь.
А на исходе четвертого часа я мысленно взмолилась, обращаясь к Призраку:
— Ну Призрак, ну свали на нее задник, тебе ничего не стоит, а мне будет приятно.
Рядом хихикнули Мэг и еще парочка товарок по несчастью.
Я уже вслух говорю? Вот досада-то!
Примадонна зашикала:
— Что за наглость?! Мне мешают работать, si! Здесь петь я, а не цыплячьи шеи!
Забыла сказать: Карлотте до нас не было никакого дела. Она ни нас, ни хористов банально не замечала, пока кто-нибудь не приближался достаточно близко, чтобы послужить мишенью для визгливых причитаний и затейливой ругани. Так что, пропустив ее гавканье мимо ушей, наша живописная группа заняла исходные позиции. Мы все еще отрабатывали третий акт.
Разделавшись с репетицией и с тоской думая о предстоящих двух неделях того же самого, мы с Мэг дошли до столовой, где меня окружили другие девушки, жаждущие отыграться. Однако, сославшись на усталость (я на самом деле чувствовала каждую мышцу в теле) и быстро покидав в себя ужин, я свинтила из столовой, пока Мэг не заподозрила нехорошее. Хотя с нее станется.
Высокие оштукатуренные стены постепенно сменялись плохо оструганными дощатыми, с низким потолком и множеством боковых ходов, а газовые светильники сменились масляными лампами. Здесь было сердце Оперы, там, наверху — планшет сцены, а тут — ее трюм: дверца в оркестровую яму, люк-провал с подъемным механизмом и щитом, способным выдержать даже вес Пьянджи, что-то вроде матов под другим люком — видимо, на случай падения, какие-то механизмы и рычаги, будка суфлера... Я бесцельно бродила в святая святых «храма музыки», как ни банально это звучит, размышляя над природой таинственных знаний и умений моего тела и памяти. Конечно, во сне подобные умственные упражнения смешны, но я во всем люблю порядок.
Однажды по работе мне довелось читать статью о высшей нервной деятельности. Ее еще называют рассудочной. Из статьи неопровержимо следовало, что человек по-настоящему думает не более нескольких минут в сутки; остальное — устоявшиеся алгоритмы и рефлекторные дуги, не задействующие кору мозга. Когда мы покупаем пакет молока или подносим карточку к турникету, мы не думаем и зачастую даже не замечаем, что делаем. Это еще называют автоматизмом действий. Казалось бы, при чем тут мой сон? А при том, что из всей этой научной галиматьи я сделала вывод, что управляю я, в основном, только корой мозга, а все, что отвечает за память тела, за привычные действия — от Кристины. Это упрощало жизнь, но одновременно делало ее непредсказуемой — кто знает, какие рефлексы могут быть у этой девочки?
Под мерное течение мыслей я выплыла из-под сцены и попала в царство канатов, лесенок, рабочих галерей и шатких мостков — это было закулисье. Настоящий лабиринт, в котором черт не только сломит ногу, но и начнет плакать и звать маму. Во мне взыграло ретивое и бурная молодость, проведенная в лазании по деревьям и прочим водонапорным башням. Недолго думая, я вскарабкалась по веревочной лестнице с деревянными перекладинами, взгромоздилась на настил колосниковой решетки и огляделась.
Отсюда открывался поразительный вид на сцену и зрительный зал. Прямо подо мной, чуть прикрытая верхней сценой, была арьерсцена с боковыми карманами, дальше — авансцена, на которой, если все пойдет по сценарию, мне предстоит выступать, за ней — провал оркестровой ямы, а дальше — ряды бархатный кресел и почти неразличимые в полумраке ложи.
Королевство Призрака.
Я перешла на другую сторону и увидела полотна задников, «воздух» и кулисную машину. После чего крепко задумалась, откуда я знаю такие подробности. И как я могу их знать, если это — мой сон, а я в театральных терминах ни в зуб ногой. Нет-нет, я не хочу об этом думать!
— Эй, девонька! Заблудилась? — окликнул меня кто-то из темноты. — Может, проводить?
Я чуть не нырнула рыбкой через перила.
— Благодарю, но не стоит, — довольно жалко проблеяла я.
И кого черт принес по мою душу?
Черт не отличался особым вкусом — когда человек подошел поближе, я узнала в нем Буке. Вот и свиделись. Знал бы ты, что тебя ждет… Попробовать отмазать, что ли?
— А то давай помогу. А ты дядю Буке за это поцелуешь, приласкаешь, — и старый извращенец гнусно заржал.
Ага, щазз тебе. Всю жизнь мечтала положить свою красоту и невинность на алтарь этой великой жертвы.
— Прошу простить, но мне нужно идти, — мне приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не заорать матом. Вот и сбылось то, что я сама себе напророчила во время трепа с Мэг: говорила про рабочих, и на тебе — отменный экземпляр, получите и распишитесь.
Продолжая ухмыляться, Буке вытянул вперед кацапки и двинулся ко мне.
— Не бойся, девочка, я тебя не обижу. Ты ведь Кристина, да? Иди ко мне, я тебя кое-чего покажу.
— Не надо мне ничего показывать! — завопила я в отчаянии и попробовала проскочить у него под локтем.
Мне почти удалось — подвела юбка. Что за дурацкая мода! Буке вцепился в оборки, перехватил поближе… Я со всей дури лягнула его пяткой в свод стопы — раздался негромкий хруст, и Буке завопил, как резаный. Мне удалось вывернуться, оставив у него в руках кусок оборки; воспользовавшись замешательством противника, я вскочила на перила, ухватила первую попавшуюся веревку, дернула, проверяя на крепость, — и перелетела на соседнюю галерею. А оттуда уже, возблагодарив балетную растяжку, перепрыгнула еще дальше от колосников. По лестницам Буке придется сюда добираться минут десять… если, конечно, я не сломала ему какую-нибудь кость. Тогда вообще не дойдет.
Подождав, пока адреналин не прекратит выплескиваться из ушей, я развернулась, чтобы чинно спуститься по лестнице и проследовать на урок с Ангелом Музыки, — и чуть было не лишилась чувств самым позорнейшим образом.
Ибо в углу возле лестницы кто-то был. Я ничего не видела — темно было хоть глаз выколи. Но это была живая, осязаемая темнота. Она шевелилась, переливаясь складками плаща, она неслышно переступала мягкими ботинками телячьей кожи. Она перекатывалась стальными мускулами под обманчивым бархатом шоколадного цвета. О да. Я сразу поняла, кто следит за мной из угла возле лестницы.
— Эй, — бросила я во тьму, — Призрак, это ты?
Густой сумрак молчал в ожидании… чего?
— Я тебя не боюсь, — добавила я на всякий случай, — и у меня ничего нет.
Блеснула маска, качнулся колокольцем негромкий смешок — и угол в мгновение ока опустел. Лишь тень проскользнула мимо и упала вниз, растекшись чернильным пятном на дощатом полу за кулисами Оперы. Лишь мое лицо задело… ветерком… плащом… крылом.
И все пропало.

— Кристина, куда ты опять ходила? — ласково встретила меня Мэг, когда я добралась до общей спальни.
— Никуда, — я изобразила на лице жалкое подобие светской небрежности, — прогулялась перед сном, только и всего. Воздухом подышала.
— Воздухом? В Опере? Кристина, мне же не пять лет, — рассердилась моя маленькая подружка, — каким воздухом можно дышать — здесь?
— Я нашла открытое окно и подышала. — Мда. Что-то совсем ты завралась, тетка. — Ладно, Мэг, не сердись, — я улыбнулась, — я была хорошей девочкой и не искала неприятностей… — «они сами меня нашли», — закончила я мысленно.
Мэг вернула улыбку:
— Хорошо, Крис. Тогда, может, сыграем еще партию в карты? Меня уже двадцать раз спросили, дашь ли ты сегодня возможность отыграться.
В известном мне «гнезде порока» уже собралась небольшая компания; кое-кто из них поглядывал на меня с нескрываемым интересом.
— Увы. Я хотела еще помолиться перед сном. Может быть, завтра.
Бровки Мэг уползли под челку.
— Опять помолиться? И опять вернешься за полночь?
— Нет. На этот раз нет. И твоя мама проводит меня, — постаралась я успокоить ее.
— Точно проводит?
Я как можно убедительнее закивала.
— Тогда я пойду скажу, чтобы начинали без тебя. И… возвращайся поскорее, Крис, не броди одна. Я слышала, что ты пришлась по вкусу бригадиру рабочих сцены, Буке.
Запоздало твое предупреждение, подружка! Теперь мне из кожи вон придется лезть, чтобы Призрак его не убил… по крайней мере, раньше, чем я.
Выходя за дверь с нотами под мышкой, я заметила в конце коридора фигуру в темном платье. Вездесущая мадам Жири. Не волнуйтесь, мадам, я оправдаю все ваши ожидания.

Отредактировано Lupa (2017-04-12 18:45:23)