*
За тридцать пять лет жизни Андрей Константинович Глинский видел очень многое и считал, что его чем-либо напугать сложно. Но в этот момент он почувствовал ком в горле. Он никогда не представлял себе и не встречал более омерзительного контраста в человеческом облике. Краше были только покойники из оскверненных могил. Но конечно, эта мысль была несправедливой, и Глинский, призвав на помощь свою удивительную выдержку, внимательно вгляделся в лицо своего компаньона.
В лице Эрика, (если его на самом деле так зовут, одернул себя Андре) не было гармонии и симметрии, свойственной в той или иной степени человеческим лицам. Оно представляло собой гротескное изображение Двуликого Януса из греческого пантеона. Разделенное надвое лицо – одна его половина поражала красотой и утонченностью черт, другая перекошенная в дьявольской гримасе была изуродована, изборождена шрамами и покрыта красными воспаленными наростами. Роскошные темные волосы, которым в тайне так позавидовал Андре, оказались париком, который скрывал под собой большую залысину…
Андре оперся рукой об стену дома, тяжело дыша. Слишком тяжелый выдался день, слишком много открытий для одной ночи. А собственно, что он знал о господине Эрике Ван Халене? Он ведь не одолевал его расспросами. Все, хватит размышлять! Пора действовать! – приказал себе Андре и обернулся к городовому, который в почтительном молчании наблюдал за действиями Глинского, всем своим видом от шапки из черной мерлушки с начищенной бляхой, до пуговиц темно серой шинели выражая полную невозмутимость. Ни один мускул не дрогнул на его лице, а в серых глазах не отразился неподдельный ужас. Он пригладил свои пшеничные усы и откашлялся, не зная, что ему делать и ожидая указаний.
Глинский неожиданно смутился и покраснел. Он протянул городовому целковый:
-Вот что голубчик, найди мне пролетку, да поскорее. Где хочешь,-добавил он, видя в глазах служителя закона недоумение и раздражаясь -я не могу ждать!
Городовой козырнул, намереваясь отправиться за пролеткой для его высокоблагородия, но Глинский остановил его, рассматривая номер на металлической ленте на околышке шапки:
-И запомни, ты никому не скажешь, что здесь произошло! Никому! Если не хочешь стеречь казематы в Петропавлове всю оставшуюся жизнь! Я лично знаю генерал-губернатора!
Но городовой вновь молчаливо козырнул и чеканным шагом скрылся за поворотом. Глинский приуныл-давно он не попадал в подобные переплеты.Он уже стал замерзать и с беспокойством склонился над безучастным компаньоном, которого постарался усадить поудобнее, прислонив к стене дома.
Вскоре вернулся городовой с довольно обшарпанной пролеткой. Чухонец-извозчик смотрел на мир полубезумными глазами, с таким проблем не будет, про себя отметил Андре. Вдвоем с городовым, они устроили Эрика на сиденье пролетки, и Андре сев напротив, приказал извозчику:
- На 2- линию Василевского острова.
И наклонившись к городовому добавил:
-Быть тебе околоточным надзирателем, любезный!
Он поднял пыльную полость из черного кролика со дна пролетки, и накрыл ей Ван Халена.
На мгновенье Эрик, открыл глаза и увидел в бархатно-черном небе сияющие звезды. Они были так близко, что до них казалось можно дотянуться рукой…. Потом он снова потерял сознание.
Дорога до дома казалась Андре бесконечно длиной, он успел трижды обдумать, что будет делать дальше и что говорить жене, если хоть что-то из произошедшего станет ей известно. И только оклик извозчика, «Приехали!», отвлек его от тревожных мыслей.
Дом Андре был одним из новых трехэтажных особняков в эклектичном стиле с витражами на лестничных площадках, лепниной, вензелями «К.Г.» на геральдических гербах. На стенах из серого камня с улицы можно было видеть мозаичное панно изображающей суд Париса и трех богинь. В узких готических окнах не было света.
Андре легко спрыгнул с пролетки и бросился к окну привратницкой и стал стучать в окно.
- Иван, помоги мне!
Швейцар был здоровым мужиком с окладистой черной бородой и усами и хитрыми узкими глазами под лохматыми бровями, в черном пальто с двумя рядами золоченых пуговиц и алыми манжетами и воротником. Подойдя к коляске он снял рукой в белой перчатке форменную черно-красную фуражку с лакированным козырьком и почесав остриженную в кружок голову, пробасил,
- Эка барина, помяли…
- Иван, ты его только не урони…
- Не бойтесь барин, вас не ронял, когда вы чертей гоняли! И его чай не уроню…
Иван откинув полость, подсунул руки под плечи и колени Эрика и с усилием поднял свою ношу на руки.
Андре распахнул перед ним двери дома. Привратник шел медленно, осторожно ступая по покрытым ковром ступеням. Андре шел рядом, прекрасно понимая, что пока ничем не может помочь. На площадке второго этажа перед дверью одной из пустовавших спален они остановились.
В углу стояла большая кровать, под высоким балдахином из тонкого китайского шелка цвета морской волны, стянутого по краям золотыми шнурами. Под потолком весел, золоченный венецианский фонарь, в противоположном кровати углу была белая кафельная печь с посеребренными вьюшками. На стене весела картина, охотничий эпизод Приматиччо, изображавший благородного оленя за которым гнались две гончии.
Андре, стряхнул на пол пирамиду из семи подушек, оставив только три больших, и распорядился:
- Клади его сюда. Нет, не раздевая!
Швейцар послушно исполни приказ хозяина.
- Иван, разбуди кучера, бери экипаж и езжай за доктором Платоном Ильичем. И без него не возвращайся. Скажи, мол у Андрея Глинского дома беда стряслась. Без него никак!
Швейцар, поспешил вниз.
Андре стянул с Эрика пальто, и вдруг что-то сверкающее покатилось по ковру и исчезло под креслом. Чертыхаясь, Андре накрыл Эрика до подбородка одеялом и блестящим сатиновым покрывалом изумрудного цвета. Раненый так и не приходил в сознание и большего для него Андре, сделать не мог, оставалось лишь ждать врача.
Затем Андре, выудил из под кровати закатившееся кольцо, и стал пристально его рассматривать. Обручальное колечко было в модном лет семь назад стиле мадам де Помпадур, с большим голубым английским бриллиантом чистой воды, карат в пять, обрамленное более мелкими бриллиантами. Маленькое женское колечко, которое, пожалуй, было бы по размеру молоденькой девушке.
Положив его на столик, Андре стал собственноручно растапливать печку, когда огонь весело затрещал, Андре вновь задумался, и мысли его были не веселые. Кольцо было напоминанием о чем-то и навряд ли хорошем. Их возвращают при разрыве помолвки или если невеста умерла до свадьбы…. Это было скверно. Но личность Эрика, становилось ему интересной…
