*
Прошел не один год с судьбоносной примеры «Триумфа Дон Жуана».
Многое произошло с тех пор. Под громогласные и разноголосые вопли толпы «В Берлин!», тот, кто еще совсем недавно звался «Призраком Оперы», покинул Францию и вместе с другими эмигрантами отправился в Лондон.
Нет, он вполне мог оставить себя на растерзание прусским солдатам, но, оставаясь верным самому себе, он хотел умереть по своему выбору.
Эрик заточил себя в стенах купленного в районе Ист-Энда доме и стал ждать смерти. Но она все не приходила, как больше не приходила и музыка. Что-то всегда ярко горевшее в его душе погасло, и жизнь стала абсолютно пустой. День сменялся днем, а он не чувствовал ветра и солнца на коже, вкуса вина и всех эмоций присущих простым людям. Он еще не понимал, что его покинуло последнее утешение рода человеческого – надежда на лучшее.
Все казалось насквозь искусственным, как плохая пьеса в театре. Воля, страсть к жизни и решимость все скрылось где-то на дне его души, он был сломлен.
Но жизнь резко изменилась на 188 день добровольного заключения. Эрику прислала письмо мадам Жири, она с Мэг в сопровождении барона Кастелло-Барбезака приехала в Лондон, чтобы повидать родню перед предстоящим замужеством Мэг. Для Эрика так и осталось загадкой, как они нашли его. Желая узнать что-нибудь о Кристине, он принял приглашение навестить Антуанетту в доме ее сестры, которая была замужем за англичанином, полковником Догерти. Тем более, говорилась о весьма тесном круге гостей….
Его смущало лишь одно, то, что там будут другие люди кроме Антуанетты. Стараясь выглядеть как можно лучше, несмотря на свое бледное и измученное отражение в зеркале, в назначенный день и час, Эрик отправился по указанному адресу.
Это был небольшой политический салон в уютном особняке недалеко от Пикадили. Антуанетта представила Эрика шести присутствующим мужчинам, своей сестре и крайне удивленной Мэг дальним племянником мужа, Эриком Ван Халеном. Однако больше в тот вечер Антуанетте и Эрику поговорить так и не удалось.
В изыскано обставленной зеленой гостиной в уютном вечернем сумраке, гости сыпали тонкими эпиграммами на новое правительство и рассказывали про зверства, чинимые солдатами в Париже. Полная и совершенно не похожая на сестру, легкомысленная Огюстина Догерти, с улыбкой разливала гостям, сидящим вокруг стола, чай.
Присутствующие мужчины, к удивлению Эрика, никак не отреагировали на его маску. Он сел в дальнем углу гостиной, надеясь слиться с темными портерами, когда к нему обратился жених Мэг, протягивая один из двух бокалов с красным вином:
- Дружище, ведь мы теперь одна семья!
Барон Октав Кастелло-Барбезак оказался здоровым рыжим детиной лет 26 с добрыми глазами и заразительным смехом. Он влюблено смотрел на Мэг и, не стыдясь присутствующих, называл ее – «моя душечка».
- О, да! – только и смог из себя выдавить Эрик, взяв бокал из огромной лапы барона.
- Да. У меня ведь больше нет родни…. Я последний в своей семье и получил лишь жалкие крохи от былого богатства! – откровенно сказал Октав, - Но вы не поверите, как легко я удвоил себе состояние. Я купил по дешевке, простаивающие в Марселе станки и отправил их в Швейцарию. Успех был просто сенсационным! Рауль де Шаньи, он тогда еще не был графом….
- Вы знали графа? – с интересом спросил Эрик.
- Да, в отрочестве мы вместе учились. Потом, мы вместе купили металлургический завод в Зулу и очень славно поставляли оружейникам металлы. А вы?
- Нет, лишь однажды мы беседовали на маскараде в Опере. – с легкой иронией ответил Эрик, грея бокал с вином в руках – Граф, как я читал в газетах, теперь важное лицо? А как поживает его супруга?
- Да, граф участвовал в переговорах с Бисмарком в Версале. Теперь он одно из важнейших лиц в Париже и Тюильри. После падения императорского дома, которое его отец, старый граф Филлип, не пережил, он стал очень важным чиновником и забросил свой флот ко всем чертям. К тому же, как стало известно на днях, его супруга, молодая графиня, ждет ребенка…. Выпьем же за нового лорда – виконта де Шаньи! – поднял свой бокал вина Октав.
Черная волна ревности и холодной мстительности накатила на Эрика. Перед его глазами поплыли черные пятна, но он поднес бокал к губам.
- Одна беда, теперь, когда Рауль столь патриотично защищает интересы Франции, он больше не может делать деньги в Германии. – Хохотнул барон, - И я остался без партнера!!
Мгновенно, как молния во время грозы, у Эрика появилась идея:
- Я бы с удовольствием вложил свой свободный капитал в ваше дело.
- Хотите вложиться? Мы ведь скоро станем родственниками! Правда, душечка? – обратился к Эрику и подошедший к ним Мэг, Октав.
- Да, у меня около трех миллионов франков, в банке «Ипотечный кредит»…– с улыбкой ответил ему Эрик, смотря куда-то вдаль - Мы ведь теперь родня….

Отредактировано Кэрис (2008-06-07 13:10:48)

Поясняю,  Эрик не родственник мадам Жири. Просто она так представила его своей сестре и ее гостям. А он, воспользовавшись ситуацией, использует имя для  контракта с Октавом.
Банк Ипотечный кредит, существовал и существует на самом деле. Я выбрала его как реальный банк, имевший на тот момент филиалы в нужных мне для создания фика странах.
Кстати горничная – все на всего любопытная горничная! 

Вторые сутки море было неспокойно, Эрик не боялся качки и потому в отличие от других пассажиров спокойно прогуливался по палубе, в то время как они и злополучный Лант, страдали в каютах от морской болезни….
Все-таки это было безумие отправиться в Россию, но приятное безумие – согревающее остывшую кровь. К тому же теперь, когда Эрик не зависел от решений Октава (нет, он всегда добивался своего, но Октав был принципиально упрям лишь в одном вопросе: «ни шага в Российскую Империю»), он хотел сделать то, чего так боялся его компаньон.
Октав рассказывал Эрику страшные истории, услышанные им от деда, который участвовал в военной компании 1812 года и был в плену. О морозах, диких зверях, бескрайних лесах, засыпанных снегом и суровых людях в тулупах и лаптях, с большими топорами за поясом, живущих в этом неприветливом краю . Император бежал с остатками армии, оставив на произвол судьбы конницу и артиллерию. Мало кто из пленных смог пережить лютую зиму 12года. Рассказы Октава о походе Наполеона в Россию, украшенные со временем новыми подробностями, казались досужими небылицами и выдумками.
И здраво рассуждавший Эрик счел, что оружейные заводы и алмазы за Уралом, нефть в Баку и дешевая рабочая сила не так давно освобожденных крепостных это разумный довод для путешествия и того, что американцы называют – бизнесом.
Так что через несколько недель после расторжения контракта с Октавом, Эрик и его секретарь сели в Лондоне на фрегат «Изобилие» и простились с Туманным Альбионом.
Ближе к ночи второго дня путешествия, началась сильная буря. Резко похолодало, снасти корабля стремительно обмерзали. Вечернее солнце скрылось за свинцовыми тучами. Волны заливали палубу. Матросы в заледеневшей одежде скалывали лед на палубе ломами. Непрерывно меняя курс, стараясь держаться строго по направлению ветра, фрегат шел сквозь шторм уже несколько часов. Положение было критическим. Эрик спокойно перебирал бумаги в своей каюте, время от времени приподнимаясь и пытаясь, держась за стену, посмотреть в иллюминатор, чтобы убедиться, что столица варварской земли еще далеко.
Зеленого цвета Генрих безуспешно старался заправить чернильный прибор дрожащими руками, а затем он как всегда робко спросил:
- Сэр, а зачем мы отправляемся в Санкт–Петербург? Мы еще можем отплыть в Росток.
- А с чего вы задаете такие вопросы Генрих? – не отрываясь от накладных, спросил Эрик, - Чернила!
Лант, поставил на письменный стол чернильницу, предварительно обтерев ее носовым платком:
- Мне кажется, что…. господин барон был прав.
Эрик откинулся на спинку кресла и с лукавой улыбкой, очень шедшей ему, ответил:
- Генрих, Октав – трус. А в России мы быть может, найдем что-то интересное…. Для бизнеса, конечно.
Генрих, не посмел нечего возразить обожаемому шефу. Впрочем, он был уверен, что эту ночь они не переживут. Погода стремительно ухудшалась, хотя Ланту казалось, что хуже быть уже не может.
Внезапно за стеклом иллюминатора Генрих увидел, как ночное небо рассекла ярко вспыхнувшая зеленая ракета. Затем вдали загорелся маленький огонек, свет морского маяка Кронштадта. Не смотря ни на что, они доплыли…

*

За огромным, до пола, плотно закрытым окном-дверью на террасу, открывался вид на сосновый лес и заснеженный склон, в небе собирались мятежные тучи, вновь обещая непогоду. Но в комнате было тепло. Тяжелые бархатные портьеры создавали уютный полумрак, высокий потолок, бронзовая лампа под белым фарфоровым колпаком, палисандровая мебель времен Бонапарта, синий штофные обои, дубовый паркет, круглая печь, покрытая причудливыми изразцами и букеты свежих кроваво-красных гвоздик в фарфоровых севрских вазах. В камине в белом мраморном портале, потрескивали березовые поленья.
Эрик сидел за письменным столом, в халате, оглядывая окружавшую его обстановку и грея в руках бокал с коньяком. Он знал, что должен был писать письмо, но ему было лень это делать. К тому же он знал, что это не к чему не приведет.
Блестящий и чопорный Санкт–Петербург принял его далеко не радушно. Здесь чтобы чего-то добиться, нужны были титулы и дворянские грамоты и связи. Деньги же автоматически ставили его лишь в самую презираемую касту – купцов. А эти дельные, но слишком грубые и шумные люди раздражали его. Кроме того, они не обладали тем, что его интересовало теперь – уральскими заводами. Заводы принадлежали аристократам, которые и знаться бы не стали с каким-то лондонским дельцом, тем более носящим маску.
Эрику было неприятно слышать от них за своей спиной: – Зарвавшийся Купчик! Очевидно он только с маскарада! Интересничает!
Но он терпел, понимая, что этим тупым и напыщенным людям, кичившимся лишь «подвигами» свершенными их предками лет 200 назад, его не понять. Они ни чем не отличались от графа де Шаньи, называвшим его когда-то давно – чудовищем.
У Эрика хватало сил бороться с окружавшими его препонами. Но он чувствовал, что в чем-то Октав был все-таки прав. Все чаще Эрик стал задумываться о том, что ему все же не стоило отправляться в Россию.
Ему не понравилась и столица Российской Империи, все эти беленые фасады и воздушные веранды, словно перенесенные из Италии или Франции, так странно смотревшиеся при температуре в минус 10 градусов.
Он обосновался в районе с тихими, небольшими особняками на Крестовском острове. Выбрав небольшой дом в 14 комнат в нелепом, столь любимом горожанами итальянском стиле.
Стряхнув усталость, Эрик решил написать последнее письмо. За три недели он вкусил по полной жизни в этой стране. Если же он не получит на него ответ, он вернется в Лондон, а если ответ будет положительный, то стоит подумать об обратном.

Отредактировано Кэрис (2008-06-23 21:06:13)

-Да будет, прода! (с)

*

На следующее утро Эрик был разбужен радостными криками Ланта из кабинета:
- Эврика! Эврика! Наша взяла!
Не спеша одевшись, Эрик вышел в кабинет:
Лант счастливо сверкал стеклами очков в золотой оправе:
- В пять утра явился посыльный с ответом от Андрея Константиновича Глинского. Он заинтересовался и просит о личной встрече сегодня вечером. В ресторане «Садко», в отдельном «дубовом» кабинете. По этикету Вам надо надеть фрак.
- Глинский не спит ночами…. – спросил Ланта Эрик.
- Да, из хороших источников это известно. Говорят он спит только три часа, а еще два тратит на…. – Генрих смутился и покраснел. – Вобщем говорят у него необыкновенной красоты супруга и….
- Так что он пишет? – спросил Эрик, личная жизнь Андрея Глинского его не интересовала.
- Что он давно знает достопочтенного господина Октава, и получил его рекомендательное письмо, которое он написал для вас. Пишет, что его заинтересовало Ваше предложение, и он готов рассмотреть документы уже сегодня. И на днях подписать договоры и вступить в конгломерат, если условия его устроят и не будут кабальными для рабочих. А так же сообщает, что Рябушинских, это тоже заинтересовало. Так вы едете?
*
Ближе к назначенному в письме часу Эрик, медленно одеваясь, раздумывал о том, что бы сказать Глинскому. Он по-прежнему не любил личные встречи и предпочитал давать все нужные указания в письмах. Однако Глинский происходил из очень знатной и богатой семьи, и к нему стоило проявить хоть каплю уважения, тем более что уважение окупилось бы сполна. Половина Урала принадлежала Глинским, а покойный отец Андрея Константиновича, был одним из министров в прошлом кабинете правительства и ближайшим другом канцлера Горчакова и старика Победоносцева. И если доверять информации Ланта, то он к тому же был родней того безумного царя-инока Иоанна….
Тяжко вздохнув, Эрик повернулся к зеркалу, застегивая белую рубашку. Он внимательно вгляделся в свое отражение в зеркальной амальгаме.
Зеркала…Когда-то с их помощью он наблюдал за людьми в театре. За их глупыми и напыщенными страстями и пороками. Невидимый никем он знал все о их жизни и втайне им завидовал. У них было то, чего он был лишен: дом, семья, покой, любовь близких людей…Он же всегда был изгоем.
А потом, появилась она. Он не раз видел Кристину, еще совсем маленькой, за кулисами, когда она ждала своего отца под присмотром своей гувернантки. Темноволосая и большеглазая девочка, похожая на красивую куклу, избалованная и капризная…. Тогда она раздражала его.
Густав Даэ, первая скрипка Гранд – Опера, был великим музыкантом. Он объехал почти все мировые столицы, а Париж – стал его последним триумфом. Он жил только творчеством, легко тратя безумные деньги на разные прихоти. Этого Эрик при всем своем уважении и восхищении никак не мог понять, жизнь рано заставила его быть предусмотрительным, рассчитывать на чью-то помощь было бессмысленно.
Густав умер от пневмонии, не оставив маленькой дочери не гроша, и девочка осталась в театре, скорее из милости, чем из-за признания заслуг ее отца.
А потом появился Призрак Оперы. А затем Ангел Музыки….
Вначале он просто заботился о Кристине, как о маленькой сироте. Она напоминала ему, самого себя. И так же искала свой путь во тьме.
А потом он понял, что любит ее. И какое-то время жил этим счастьем. Он даже смел на него надеяться…
А потом, произошло крушение всех надежд. Пожар, спаливший его театр, сжег и многое в его душе. Пару месяцев назад, он нашел ноты «Триумфа Дон Жуана», которые не тронул огонь. И он не поверил, что был когда-то таким, наивным и влюбленным….
Эрик поправил галстук. Нет, внешне он не изменился, разве что под париком стало больше седых волос. А так холенный смуглый, голубоглазый, черноволосый мужчина тридцати четырех лет. Изменился взгляд, в нем появилось жесткое спокойствие от осознания своей силы и власти, и еще большая непреклонность в достижении любой поставленной цели. А еще абсолютная пустота в душе…. Тогда в Париже, он принял ее за предзменованние скорой смерти.
Взглянув на напольные часы, Эрик понял что опаздывает.

* На улицах столицы было ужасно холодно. В темном небе уже загорались первые звезды.
«Садко» оказался одним из самых модных ресторанов города. Пройдя через один из двух полупустых в виду раннего времени залов, где на маленькой сцене играл «Осень» из «Времен года» струнный квартет, Эрик в сопровождении метрдотеля оказался в маленьком уютном кабинете, со стенами, обшитыми дубовыми панелями и украшенными зеркалами в витых бронзовых рамах. Пол был устелен бордовым ковром, а под роскошной хрустальной люстрой стоял овальный стол, сервированный на троих.

Андрей Константинович Глинский уже сидел за столиком и задумчиво листал меню. Ему было около 35 лет, может немногим больше. Блондин с льняными волосами, удачно скрывающими седину, и серыми глазами, он был одет в безупречный черный вечерний фрак. Невдалеке от его стула на кожаном диване была брошена черная соболиная шуба и дорогая трость с янтарным набалдашником.
- Господин Ван Хален? – поднялся со своего места Глинский, мужчины пожали руки.
- Да. Имею честь видеть Андрея Константиновича Глинского? – в свою очередь спросил Эрик.
- Конечно же, но зовите меня Андре. Старая привычка, знаете ли…. – улыбнулся из-за меню Глинский, - Иван, принеси все как обычно, а в качестве аперитива – горячий виски с лимонным соком…. На улице такая стужа.
Эрик лишь пожал плечами.
- И «Оли коек» пожалуйста, на десерт…. – с улыбкой добавил Глинский, возвращая меню официанту. - Вы, наверное, скучаете по родине?
- Нет.
- Да? Я был как-то в Голандии, прекрасная страна. Тюльпаны, мельницы….
- Я считаю своей родиной Лондон. Там я начал свою сознательную жизнь.
- Учились там? – дипломатично спросил Андрей Константинович.
- И так тоже можно сказать. Вот документы. – прервал все вопросы Эрик, передав пухлую папку Глинскому.
Тот стал внимательно их изучать:
- По-видимому, все в порядке. Я кстати, знал не только господина Октава, но и графа де Шаньи лично. Последний, как я слышал, поступил очень не подобающе своему статусу, женился на какой-то певичке из оперетты или еще похуже…. Впрочем, Октав тоже хорош – женился на балерине! Бедняга, его могла ждать блестящая будущность! Однако после «Кровавой» недели в Париже, этому уже не придают никакого значения. Особенно если ты в министерстве, как Рауль!
Эрик опять промолчал, происходи все это 5 лет назад, он бы перевернул стол и убил бы Андре на месте. Но он даже не сдвинулся с места.
Глинский, не сводя взгляда с бумаг, произнес:
- Что же ваши доводы разумны, успехи впечатляющи, а репутация внушает доверие. Скажите, вы знаете Сержа Ора?

- Да, этот нечистоплотный делец неплохо обставил Октава. Но теперь ему уже не до этого….
Андре оторвался от бумаг и посветлел лицом:
- Теперь я уверен, мы сработаемся! Этот голодранец обвел меня на сто тысяч рублей…. Октав, сообщил мне, что вы мастер в решении острых вопросов.
- Благодарю, – впервые за весь вечер улыбнулся Эрик.
- Я давно хотел работать в конгломерате. Россию лихорадит. Эти покушения на императора, к тому же со дня на день на Балканах начнется война. Необходимо продвижение на запад, только так можно сохранить и деньги и хорошие отношения с другими нациями. – патетически провозгласил Андре.
- Итак, вы согласны? – высокомерно спросил Эрик.
- Если бы я мог, я бы заключил соглашение прямо сейчас! – ответил Глинский, повязавшись салфеткой и пододвигая к себе жареную индейку, - Однако, нотариус – шельма, не приехал! А птица, может улететь! Так что ж, подпишем завтра. А сегодня, кстати, в Мариинке дают «Фауста», Маргариту исполняет знаменитая итальянская дива Карлота Гвудичелли, не составите ли мне компанию?
*
Когда поздним утром, обойдя с Глинским все злачные места столицы, Эрик вернулся домой, он про себя подумал, что стоило послушаться Ланта и Октава хотя бы один раз в жизни.

Пасибо, семейство Густава, он еще вспомнит!!

Рыся, большое спасибо! Очень рада, что это так....

Спасибо, очень рада, Ангел. В следующей главе героев ждет любовь и небольшое, но очень опасное приключение…. А Эрик, еще покажет Андре, где психи зимуют...

- Будь проклята, эта Лиговка! Приехать можешь, а уехать только чудом…., - Прервал молчание Андре. – Пойдем, до пересечения с Невским….
Глинский вел Эрика каким-то одним ему известным маршрутом, пока они не свернули в темный переулок с ободранными домами и высокими грязными сугробами.
- Будьте внимательны, – тихо произнес Андре, перехватывая свою трость посредине и не сбавляя шага.
- Я знаю. – Эрик приложил руку к груди, желая удостовериться  на месте ли револьвер.
Трое мужчин обогнали их и остановились впереди, преграждая путь. Мрачные выражения их испитых лиц, ясно говорили, что настроены они серьезно.  Эрик резко обернулся. От стены дома отделились еще две темные фигуры. Путь к отступлению был отрезан.
-Вот они-неприятности!,-мелькнуло в голове-Октав, черт его побери, был прав!
Но времени на раздумья не оставалось.
Один из грабителей с разбитым лицом, бросился на Андре. Андре резко замахнулся и ударил набалдашником трости нападавшего. Мужик, закатив глаза, упал к его ногам. Андре переступил через поверженного противника. Однако следующий бандит оказался намного проворней. Его удар пришелся  в солнечное сплетение. Андре упал на колени.
-Проклятье!
Но в то же мгновенье грабитель охнув, свалился на землю.
-Глинский, Вы можете встать?
Андре, путаясь в своей шубе, с трудом поднялся. Один из нападавших лежал неподвижно, другой со сломанной челюстью, ворочался в снегу, как медведь в берлоге, отплевываясь и стоная.
Эрик поддерживая, еще не опомнившегося Андре, выхватил револьвер.
-Стреляйте только в воздух, -тихо по-французски проговорил Глинский.
Грабители попятились. Преимущество было явно не на их стороне.
Внезапно в воздухе что-то просвистело, и Глинский увидел, что Эрик, покачнувшись, медленно падает. Прогремел выстрел. Разжав стиснутые пальцы Ван Халена, Глинский схватил револьвер и несколько раз выстрелил наугад. Послышался крик и брань. Нападавшие с позором ретировались, оставив своих подельников лежать на поле битвы. Дорога была свободна.
Глинский наклонился над Эриком, который лежал в странной позе, запрокинув голову. Он был жив, но видимо оглушен ударом.  На правом окровавленном виске темнела страшная рана. Впрочем, насколько рана страшная, Андре разглядеть в темноте не мог, но он понял, что впервые видит Ван Халена без маски. Он зачерпнул рукой чистого снега, желая оттереть кровь. От его прикосновения Ван Хален дернулся, словно его обожгли,  и попытался оттолкнуть его руку, что-то невнятно простонав.
-Тише, тише, голубчик. Вот какая незадача вышла! Но Вы держались молодцом! Что Вы говорите?Я не понимаю.
Эрик произнес несколько слов на неизвестном ему языке и замолчал.
Глинский вытер вспотевший лоб. До Невского оставалось пройти совсем немного, а он не мог даже позвать на помощь. Он достал из кармана носовой платок. Внезапно Ван Хален снова что-то произнес, Глинский
склонился к нему, вслушиваясь в еле слышное бормотанье.
-Что?! Маска???-смог он с трудом разобрать, и едва сдержался, чтобы не выругаться.-Вы в своём уме, милейший? Нашли время для маскарада! Хотя впрочем, в каком уме, что я сам говорю…
Он огляделся, маска лежала в паре метров от него, втоптанная в грязь. Ван Хален медленно приходил в себя, проявляя все большее беспокойство. Его рука снова потянулась к ране, и он снова несколько раз произнес слово «маска».
-Вот она, держите, ради бога!-Глинский, проявляя чудеса выдержки и терпения,  засунул изорванную маску во внутренний карман его сюртука. –А теперь мне придется Вас побеспокоить, я понимаю, что Вам больно. Обопритесь на меня. Дорогой мой, держитесь, прошу Вас!
Он перекинул руку Ван Хлена себе через плечо, отчего тот повис на нем всем телом, и с трудом перевел дыхание и поправил сползший цилиндр.
-Проклятье! Видела бы меня сейчас Татьяна Алексеевна .
Один он бы дошел до Невского всего за десять минут, но сейчас он устал и просто выбился из сил. Как назло улицы были совершенно пустынны. Поэтому возникший как из под земли полицейский, поинтересовавшийся, чем он может помочь господам, показался ему ангелом-хранителем, посланным милосердными небесами. Переложив часть ноши на плечи городового, он лихорадочно соображал, что ему делать теперь. Возле первого же фонаря он остановился, чтобы лучше разглядеть рану Ван Халена и его залитое кровью лицо, и неожиданно замер, судорожно сглотнул и невольно отвел глаза.

Отредактировано Кэрис (2008-07-02 16:06:25)