(Продолжение)
- Ну, наконец-то. Доброе утро! – Услышал он женский голос, когда тьма рассеялась, по телу поплыли проникающие через окно солнечные и слегка пригревающие лучи. – Пришли в себя? Слава богу. Только, очень прошу, обещайте больше не кидаться на меня с кулаками. А-то, еще убьете.
- Так это были вы?
- Я.
Эрик тягостно вздохнул.
- Простите, мадмуазель. Право, я не хотел. Это… случайность.
- Случайность, – со вздохом сказала женщина, и отложила от себя клубок с хищно острыми спицами. – Ничего страшного. Я предполагаю, что такой эффект могла дать анестезия. Такое бывает. Вы открыли глаза, это замечательно. Просто, анестезия была слишком сильной. Миша, по-моему, перестарался, он говорил, что операция очень сложная, а он раньше ничего подобного не делал. Мы боялись, что вы уже не проснетесь или навсегда останетесь в своих фантазиях. У вас был сложный период.
- Сложный период? – Он припомнил все пережитое. Действительно, радужным периодом это не назовешь. - Скажите, кто вы? – Едва шевеля губами, спросил он.
И вдруг только после этого осознал, дар речи вернулся! Сердце от радости сделало головокружительное сальто.
- Я? Я ваш ангел-хранитель. – Улыбнулась женщина.
Белокурое создание хоть и, правда, напоминало внешне жителя небес, однако пациент почему-то совсем не обрадовался остроумной шутке, а наоборот, вздрогнул.
- Что?
- Не бойтесь. Меня зовут Варвара Александровна, - отозвалась женщина, - я сестра Миши. Помните? Если угодно, можете звать меня просто Варя. Я помогаю Мишелю. И пока что буду присматривать за вами.
- Да, вспомнил. Сестра. Вы сказали присматривать? – Переспросил пациент. Хотя, в этом не было ничего странного. Человек, перенесший довольно сложную операцию еще никак не мог придти в себя. – Зачем? Я ведь никуда не убегу.
- Я не сказала караулить. Следить за вашим здоровьем. – Пояснила Варвара Александровна. – К тому же, вам сейчас нужна помощь. Сам вы себе не обслужите. А я буду при вас.
- Вы издеваетесь надо мною что ли? – Испуганным голосом простонал пациент. – К тому же, я не нуждаюсь в помощи женщины. Я не инвалид, и совершенно спокойно могу обслужить себя сам.
- Вы так думаете? Вы что-то имеете против женщин? – Недружелюбно сощурилась белокурая особа, и голос ее налился тяжестью. – Вы тоже из этих, - она сделала кивок головой куда-то в сторону. – Считаете, что мы никчемные существа?
- Совершенно ничего не имею. Против женщин, - добавил он.
- Тогда зачем вы так?
- Просто, я думал, что сам доктор…
- У Мишеля много дел. Он все не успевает. Не беспокойтесь, если вас смущает тот факт, что я буду следить за вашим здоровьем и самочувствием, пока вы сами будете не совсем состоятельны, поспешу вас успокоить, мне роль сиделки не нова, и я прекрасно с этим научилась управляться. Вы для меня не больше, чем пациент. Благополучие пациента для меня важнее всего. Да и пациентов я перевидала за годы практики много. Никто не жаловался. Мне приходилось не только кормить их, а так же мыть, переодевать и сопровождать до отхожего места.
- Надеюсь, со мной вы этого делать не будете.
- Посмотрим. – Вкрадчиво сообщила женщина.
- Звучит угрожающе. – Эрику показалось, что он до сих пор видит странные сны.
- Я не хотела вас пугать. Миша, конечно, врач. Но я тоже. Имею диплом акушерки. – Горделиво вздернула носик женщина.
- М-м, - Эрик подвигал бровями, и сию же секунду понял, что этого в его положении делать никак не следовало. Безобидное движение принесло адскую боль. Бровями лучше было совсем не двигать, так же избегать всякую мимику собственного лица. – Скажите, я что, по-вашему, нуждаюсь в помощи акушерки? – Он обвел себя взглядом, потом посмотрел на женщину. – Кажется, нет. Или… уже нуждаюсь? Я, было, подумал, что меня превратили в женщину.
- О, да вы шут! – Без всякого смущения заявила Варвара Александровна. – Но это хорошо. Значит, анестезия проходит, и к вам возвращается сознание и силы.
Она пощелкала у него перед носом пальцами, и Эрику это чрезвычайно не понравилось. Он мученически закусил губу.
- Вы помните свое имя?
- Эрик.
- Что произошло?
- Доктор Нарциссов обещался сделать мне операцию. И если логически исходить из результата, который мы сейчас имеем, сделал ее.
- Ваш разум как стеклышко.
- Скажите, а я могу повидать доктора, мадмуазель акушерка?
Женщина оскорбилась.
- Можете, но позже. Он сейчас занят – это, во-первых. Во-вторых, не называйте меня мадмуазель. Я мадам. Ну, а в третьих, и мадам, тоже не называйте. Можете звать меня Варей. Так лучше.
- Простите, не могу.
- Почему?
- Мы с вами не настолько знакомы, чтобы скатиться к такой фамильярности. – Заупрямился пациент.
Варвара Александровна слабо ахнула. – Подумайте только! Да, с вами будет не просто. Хотите пить?
- Да, очень.
Она поднесла к его губам что-то напоминающее маленький чайничек с носиком.
- Попейте. Но немного. Несколько глотков.
Вне всякого сомнения, эта женщина – служительница ада! Мучительница. Другого объяснения ее поведению Эрик не нашел. Из чего следовал вывод, либо он умер, и уже пребывает в аду, и черти, жарящие на сковородках своих жертв, предстают перед взором человеческим еще и в женском обличье, либо кто-то решил очень жестоко над ним посмеяться. Разве позволительно так издеваться над человеком, которому дурно так, как дурно сейчас ему?
Через четверть часа в дверях появился сам доктор, обрадовано всплеснул руками, увидев, что пациент в сознании, хотя и вид он имел крайне недовольный.
- Варя, господин Эрик пришел в себя?
- Пришел, и давно, – мстительно сказала Варвара Александровна, складывая на груди руки. – И кажется, моя помощь ему совсем не нужна.
- Михаил Александрович, я бы хотел с вами поговорить. – Сказал пациент, и скосился на женщину. - Наедине. – Варя недовольно вильнула бедрами, и, хлопнув дверью, вышла.
Мишель непонимающе захлопал глазами.
- Когда мы говорили о том, что я остановлюсь у вас, речи о женщине-сиделке не шло. И в мою плату за лечение это не входило! Я открываю глаза, и что я обнаруживаю? Даму, сидящую у меня на кровати, которая сообщает мне, что весьма решительно настроена не отрывать свой зоркий глаз от меня даже в нужнике. – Последнюю фразу он произнес с таким безграничным презрением, что ноздри Михаила Александровича затрепетали в возмущении. - Простите, но это не совсем то, что мне сейчас нужно!
- Да вы что?! – Засердился Мишель. – Варвара Александровна моя единственная и самая лучшая ассистентка! Ну что вы, в самом деле. Она уже несколько лет помогает мне. Она прекрасная санитарка.
- Да? – Усомнился Эрик. – Но не для меня.
- Чем вы хуже всех остальных? Между прочим, Варю пациенты очень любят, – и сию же секунду покраснел, поняв, что слова его можно истолковать несколько иначе, нежели он подразумевал, - и уважают. – Добавил Мишель, надеясь, что тем самым внесет ясность. - Она чудесная. И у нее прекрасные руки. После ее перевязок швы заживают намного быстрее.
- Как мило.
- Простите, но что именно вас так возмутило? Наличие сиделки, то, что сиделка именно женщина, или то, что это именно Варя? Видите ли, Эрик, я провел эту операцию, пойдя на свой страх и риск. Если это станет достоянием публики, это грозит принести нам с вами (а мне в особенности) совсем нерадостные плоды. – Ответил усталым голосом Мишель. - Другой сиделки я вам найти, к сожалению, не могу. Да оно и не требуется.
И Эрику, почему-то в этот миг стало его мучительно жаль. И тут, будто почувствовав упадническое настроение обоих мужчин, дверь снова скрипнула, и в комнату вошла Варя, вопросительно наклонила голову.
- Варенька, ну что же это? - Отчаянно мотнул головой доктор Нарциссов, в сторону лежащего на кровати мужчины. – Я уверен, это всего лишь недопонимание. И вы, Эрик, право слово, совсем зря так Варю обидели. Вам нельзя без присмотра. Это я вам, как врач говорю. Я же все время быть у вашей кровати не могу. А вдруг поднимется температура или вам станет плохо? Без Вари вам нельзя. У Вари тоже работа, но она вызвалась вам помочь.
Пришлось смириться и привыкать.
В конце концов, во всем должно находить положительное зерно (звучит совершенно по-идиотски). Пришлось искать в образовавшейся ситуации положительное зерно и Эрику. Его не бросили, благополучие и здоровье его важно совершенно незнакомому человеку, а сама сиделка весьма хороша собой (неубедительный довод, по крайней мере, для его случая). Типичная представительница русской народности – импульсивный характер, открытые жесты, светлые волосы, чуть вздернутый нос, широко распахнутые синие глаза.
Конечно, с мужчиной было бы удобнее, женщина вносит некоторое напряжение. Но сам же хотел начать жизнь с нового листа. В любом другом случае прикасаться к себе женщине никогда бы не позволил, сейчас же пришлось стиснуть зубы и молча терпеть.
Варвара Александровна подоткнула одеяло, совсем как маленькому ребенку, сделала паузу, выжидательно глядя в глаза своему непослушному и упрямому пациенту, и затем густым, но очень мягким голосом молвила:
- Я вас к своему обществу, Эрик, понуждать не буду. Не нуждаетесь в сиделке, я уйду.
- Стойте. Стойте Барбара! – Зачастил от неожиданности Эрик. - Я... я ошибся. Я поторопился с заявлением, что в помощи не нуждаюсь. Простите мне мою резкость.
Варвара Александровна довольно кивнула, как ни в чем не бывало, взяла из корзинки свой клубок со спицами и, усевшись на стул, принялась вязать.
- Я вам мешать не буду. Вы поспите, вам сейчас это пойдет на пользу, Эрик.
Но пациент спать, кажется, вовсе и не думал. Эрику, как не странно, хотелось поговорить.
- Варвара Александровна?
- Вам что-нибудь нужно? Я сейчас… - Она резво вскочила на ноги.
- Нет, постойте. Мне ничего не нужно. То есть, я просто хотел спросить.
- А-а… - Протянула женщина, и подошла к его кровати, присев на край. – Конечно спрашивайте.
- Я хотел спросить, если вы помогаете доктору Нарциссову, вы были рядом во время операции?
- Да.
- И что, вы видели мое лицо до операции?
- Ну конечно. – Пожала она плечами.
- Скажите, а что вы ощущали? Это же отвратительно, гадко…
- Это просто лицо. К тому же, поверьте, до операции оно выглядело куда более привлекательно, чем во время операции. – Эрик напряженно сглотнул. – Но я поняла о чем именно вы хотели меня спросить. Видите ли, Эрик, мне случалось видеть разное, я не привыкла делить людей, исходя из их физических недостатков. К Мише обращались различные пациенты. Вы такой же, как и все.
- Оно вас не пугало? Не отвращало?
- Нет.
- И я не казался вам чудовищем?
- Эрик, вы что, издеваетесь надо мною?
- Нет. – Серьезно ответил пораженный откровением Эрик. – Просто, это же было так гадко, все… боялись.
Варвара Александровна склонила голову на бок, и грустно улыбнулась.
- Похоже, это и правда сильно мешало вам, раз вы пошли на этот шаг. Неужели у вас в жизни было что-то настолько ужасное?
- Извините Варвара Александровна, уже поздно. Я думаю, нас лучше закончить этот разговор. Если вы не против. Я бы хотел поспать. Да, кроме того, и вам, наверное, не мешает отдохнуть.
- Ну, мне спать при пациенте не положено. А вы и, правда, поспите.
Интересно, если бы он мог изменить свой внешний вид на прекрасный и появиться перед Кристиной, чтобы было? Все повторилось вновь? Что отвращало Кристину? Его лицо? Маска? Душа? Любовь к другому мужчине? Что?
За все это время, что он провел на, так называемой, больничной койке (койка, кстати, была вполне приличной) в голове его роились какие-то мелодии, несметное количество мыслей и сюжетов. Он выстраивал в воображении ряды нот, складывал их в музыку. Но почему-то больше ничего записывать не хотелось.
***
А Варвара Александровна оказалась сиделкой очень даже неплохой, аккуратной, тактичной и знающей свое дело. Эрик даже несколько раз пожалел, устыдившись, что был с нею резок. Или на лицо была перемена где-то в самой глубине души, уверенность в том, что теперь там, под повязкой все совсем иначе, нет того прошлого, нет того барьера, что заставляло мыслить и чувствовать иначе.
С Варварой Александровной даже удавалось вести продолжительные беседы. А она, похоже, была совсем не против их поддерживать.
- Вы давно работаете?
- Достаточно. Всегда хотела быть врачом. Брату повезло больше. Он мужчина. А во мне наш отец этого дара не видел. Желал, чтобы я была примерной супругой, сидела дома и рожала детей. Ну, понимаете, если ты женщина, то ничего другого ты делать не должна. Такая очень устаревшая уверенность. Отец и правда так считал – Женщина пожала плечами. – А мне хотелось совсем другого. Я окончила акушерские курсы, потом сбежала в одно прекрасное мгновение из дома со своим возлюбленным. В общем, всячески искалечила себе жизнь.
- Что с вашей жизнью сейчас?
- Я почти счастлива. У Миши свои мечты. У меня - свои. Работаю на Девичьем поле. Но не исполнила ни одного отцовского желания. Так уж вышло.
- Варвара Александровна, давно мучает один вопрос. Несколько бестактный.
Варя подалась вперед.
- Задавайте. А там я уже погляжу, насколько он бестактный. Скажу честно, устала от вашего такта.
- Вы сказали «мадам», вы замужем?
- Нет, я вдова.
- Сожалею.
- Лучше позавидуйте. Если бы вы знали моего мужа, вы бы вряд ли стали сожалеть.
- Вы его не любили?
- Он был отвратительным мерзким стариком. И обстоятельства моего замужества были весьма неприятными. Я думаю, вы бы тоже не обрадовались, если бы вас заставили выйти замуж за древнего похотливого старикашку!
- Да, я согласен. Мне бы тоже не понравилось, если бы меня свели со старым похотливым старикашкой.
- Я не стану лгать, я не сожалела ни разу, когда он отдал богу душу. Он был дурным человеком. Ревновал и мучил меня. Считал себя вправе делать это, потому что, якобы, спас меня от позора.
Собеседник молчал, будто бы думал, стоит ли продолжать разговор, или подбирал нужную фразу.
- А вот вы не женаты. – Отчеканила Варя, понизив голос, то ли в отместку, то ли решив, что если уж он сам первый задал подобный вопрос, такой беседе быть.
- Вы прозорливы. – Эрик помолчал, потом зачем-то добавил: - Но об этом очень легко догадаться.
- С чего ж вы взяли?
- Человек с таким лицом не может быть женат. Не ношу кольца.
- А вот вы не прозорливы. Я определила совсем иным образом.
- Как же тогда, Варвара Александровна? – Удивился собеседник, и глаза заблестели странным блеском. – Любопытно.
- Ваш взгляд, Эрик. Манера общения с женщинами. Тон голоса, в конце концов.
- Да вы просто обиделись, а сейчас пытаетесь меня уязвить.
- Вот еще! Вы ошибаетесь, если думаете, что по глазам нельзя увидеть суть человека. Я могу сказать о вас очень многое. Вы не женаты, но это не значит, что в сердце у вас нет любви. Она есть, только очень холодная и острая. Как лезвие. Любите, но почему-то стыдитесь. А еще…
- Этого достаточно. Видимо, от вас утаить ничего не получилось. Но не думайте, что это подвигнет меня говорить с вами на эту тему. Спасибо и на этом. Вы и без того меня уже всего раздели. – Слова из уст говорящего явно имели как-то двойной смысл, с обиженной подоплекой.
Варя засмеялась.
- Вы действительно шутник. Вы хорошо говорите по-русски. А Мишель говорил – вы иностранец. И имя у вас очень красивое, Эрик.
- Я не совсем иностранец.
- Человек, покрытый мраком.
- И бинтами.
- Ну, это временно. Скоро повязки можно будет снять.
***
Момент снятия повязок был крайне волнительным. Не только для доктора, но и для самого пациента в первую очередь. Доктор утверждал, что после того, как отеки спадут, можно будет точно сказать, удалась ли операция. Хотя, она, несомненно, удалась – отторжения не произошло (пациент в добром здравии – это можно было считать весьма «тонкой» медицинской шуткой, от которой Эрику почему-то было совершенно не смешно), а это значило, что половина стараний доктора Нарциссова увенчались успехом.
- Получилось. Получилось! – Утеряв всякое самообладание собой, вскричал Мишель и возвел руки к небу.
Однако эксперимент доктора Нарциссова нельзя было назвать полностью удавшимися. При повторной смене бинтов стало ясно, что полностью исправить повреждения не получилось. Общая картина осталась примерно той же, за исключением некоторых нюансов. Полностью восстановить ткани не получилось, часть рубцов и неровностей осталась, а вот избавиться от бросающихся в глаза покраснений удалось. И теперь распознать несовершенство, которое так беспокоило пациента, можно было только при достаточно близком и усиленном рассмотрении.
- Что ж, у меня есть несколько новостей, - приподняв брови и нервно жестикулируя, заявил Мишель, видя, что терпение пациента на исходе, и томить его неведеньем больше не стоит. – По традиции – хорошая и плохая. С какой начать?
- Черт возьми, доктор, начинайте уже с какой-нибудь!
- Тогда начну с хорошей. Должен обрадовать вас – новые ткани благополучно прижились, отторжения не последовало, а процесс заживление происходит очень быстро – чего я совершенно не ожидал. У вас отменное здоровье и иммунитет, вы выдержали эту операцию. Вы поразительный человек. Я потрясен вами, Эрик. Я обязательно опишу ваш случай в своей книге, как очень интересный вариант. Вам от природы достались удивительные свойства. – Вдруг перешел на лирику доктор Нарциссов, и мечтательно завздыхал. - Готов поспорить, что у вас в жизни были еще примеры…
- Да, доктор, представьте себе, мне в жизни случалось несколько раз находиться в нескольких шагах от смерти. И все как-то главного действа не происходило, а жаль. Если бы не наиглупейшая шутка с лицом, можно было и, правда, похвастать перед природой ее необычными дарами. – Больше с издевкой, чем с искренней верой в свои слова, сказал Эрик, наблюдая, как презабавно округляются глаза доктора.
- А вы, Эрик, - вдруг произнес тот неожиданное, - никогда не думали, что ваша отметина может быть благословением, а не наказанием? – Доверительно понизил он голос, сойдя на шепот. - А что если теперь… что если вы сами того не зная…
- Вот еще! – Прейдя в крайнюю степень негодования, прервал своего собеседника Эрик. - Я всегда был уверен, что медики не склонны к религиозной патетике, оказывается, ошибся. Вы хоть можете себе представить, что мне довелось пережить, благодаря этому вашему благословению? Доктор, перестаньте молоть чушь!
- Нет, нет, вы не так поняли. Я всего лишь хотел сказать, что вы поразительного интереса экземпляр.
- Благодарю, вот это уже весьма лестно. Полагаю, под этим комплиментом подразумевалось, что я чудесный биологический материал для экспериментов? А что же тогда все-таки содержит в себе плохая новость, доктор?
- Ну, плохая содержит тот факт, что, увы, я не бог, и видимо, даже высокого мастерства в своем деле еще не достиг. Операция не принесла полного исцеления. Я несколько разочарован результатом.
- Почему?
- Видите ли, полностью исправить повреждения не удалось. Они в некотором количестве остались. Однако уже не в той степени, что были.
- То есть, я по-прежнему урод?
- Нет, вы по-прежнему человек, – медленно молвил доктор.
Он взял круглое ручное зеркало, и протянул его своему пациенту. Тот с опаской принял его из рук эскулапа, вздохнул поглубже, и, решившись, обратил свой взгляд на отражающую поверхность. Раньше зеркала приносили ему лишь разочарование и боль. Интересно, что ждало его теперь? К большому удивлению, ничего особенно его не ждало. Из зеркало на него смотрело вполне терпимое, с человеческими узнаваемыми очертаниями, лицо. Несколько жутковатое, конечно, в силу отеков (складывалось впечатление, что бедолагу из зеркала довольно долго и немилосердно колотили не только кулаками, но и ногами, и все больше непременно по лицу, что теперь оно стало фиолетово-желтым, опухшим). М-да, красавцем не назовешь. В какой-то степени, это еще страшнее того лица, что было у него раньше. Разница была лишь в том, что сейчас оно по сем законам медицины должно претерпеть определенные изменения, и чего греха таить, обладатель этого лица с замиранием сердца, как маленький ребенок рождественского подарка, ждал результата.
Михаил Александрович, похоже, заметил разочарование Эрика, и непременно решил поддержать его своим веским докторским словом.
- Но, у меня есть предположение. Можно провести несколько повторных операций, и тем самым добиться желаемого результата! – На одном дыхании вымолвил доктор, чуть не задохнувшись.
- Черт вас подери, да вы так вспорите мне все лицо!
- Возможно. Но вы сами на это пошли. Хотя, должен вас разочаровать, я сейчас совершенно не готов к подобного рода экспериментам. Это достаточно сложно. Как для меня, так и для вас. Кроме того, не думаю, что будет правильно подвергать сейчас организм повторному вмешательству. Нужно время. Вторую операцию можно будет провести, как минимум, год спустя. Потом еще одну спустя столько же. И так далее. Если вы, конечно…
- Да вы издеваетесь! – Повысил голос пациент, отшвырнув от себя зеркало. - Я что, все это время должен быть под присмотром врачей? Сидеть тут у вас, как затворник, на манер забальзамированного Тутанхамона, весь в бинтах? Это смешно! У меня нет столько времени! У меня и так уже половина жизни прошла, я не уже не мальчик. Ну да, три операции, год, пять… возможно к девяноста годам что-то и получится, и по крайней мере в гроб меня положат весьма симпатичным.
- Я лишь предложил. – Развел руками доктор, и надулся как обиженный ребенок.
Из случившегося разговора было понятно, что повторных операций пациент не потерпит и не планирует. Доктор Нарциссов настаивать не стал.
- Как славно, - разливая чай, сказала Варвара Александровна. – У вас уже почти спали отеки. В повязках нужды нет. Вы быстро пошли на поправку. Скоро будете и вовсе хороши.
- Вы так считаете?
Варя наклонилась, чтобы дотянуться до сахарницы, и русый завиток ее волос защекотал Эрику щеку, что вызвало неоднозначное чувство. Желание отстраниться мешалось с непреодолимым нежеланием это делать.
- По мне, так я еще хуже, чем прежде. Физиономия похуже, чем у какого-то заправского пьяницы.
- Вы преувеличиваете. Через какое-то время следов операции и вовсе не останется. Миша хороший врач, правда? Как знать, может быть, ему даже удастся когда-нибудь осуществить свою мечту.
- Какую мечту, Варвара Александровна? – Полюбопытствовал Эрик, бросая в горячий чай кусочек сахара.
Женщина села напротив собеседника, по-старушечьи (что ей совсем не шло) подперла кулачком щеку, безнадежно вздохнула, и ответила:
- Мишель очень хочет создать свою собственную клинику.
- Хирургическую?
- Да. Хочет помогать людям, избавлять их от собственных изъянов. Он говорит, что это сейчас никто не верит, что это дело нужное. А в будущем такие операции будут иметь успех, природа богата на шутки, - она откашлялась, заметив на лице собеседника недоумение, - то есть, людям свойственно на свою внешность наговаривать, ну и, кроме того, иногда бывают удивительные случаи. Тут без подобных операций не обойтись.
- У него получится?
- Вряд ли. Я не думаю, что в ближайшем будущем необходимость Мишиных трудов кто-то оценит. А о собственной клинике говорить и вовсе смешно, тоже мне, князь Голицын. Ее же нужно построить, обзавестись знающими работниками.
На этой фразе беседу на тему мечты Михаила Александровича пришлось прекратить. Потому что это смотрелось бы, как минимум, невежливо. В столовую зашел сам Мишель. Сел за стол. Варя тот час подлила ему чаю, пододвинула тарелку с баранками.
- А мы, Мишаня, как раз о тебе говорили, - честно призналась Варвара Александровна.
- Польщен. А я, господа, хотел вам сказать, - начал он, - что уезжаю на некоторое время. По делам. Скоро вернусь. – Обратился он к Эрику, который было, уже открыл рот, чтобы задать какой-то вопрос. - За вами присмотрит Варя. Все необходимое при вас. Дом в вашем распоряжении.
Мишель, проделав столь сложную операцию, не иначе, как стал теперь чувствовать какое-то родство со своим проблемным пациентом. Эрик (привыкший за это время уже ко многому) смиренно пожал плечами. Уезжает, так уезжает. К тому же, менять повязки уже больше не требовалось. Оставалось подождать уже совсем чуть-чуть – Мишель хотел пронаблюдать восстановление пациента до самого конца. А на это требовалось, как говорил Михаил Александрович, еще пара недель.
И лишь Варя как-то по-особенному взглянула на Эрика в момент, когда доктор Нарциссов сообщал об отъезде, будто думы ее были где-то далеко, и уж больно сокровенны.
Впрочем, пациент, то ли в силу увлеченности Мишиной речью, то ли в силу своей неопытности этого не заметил.
***
Эрику снился сон. С непотребными картинками и ощущениями. С совсем как настоящими. Такого не бывало, кажется, уже с самой юности. Но тогда он жил в опере, и изрядно откровенные картины из жизни балерин, имевшие место быть в избытке, были причиной столь постыдному и неприятному результату. А сейчас видимых причин не имелось вовсе. От полноты чувств он не выдержал, резко открыл глаза. Совсем близко, так, что чувствовалось чужое горячее дыхание, смотрела на него пара колючих зрачков. Заметив, что он больше не спит, глаза часто-часто замигали. Над ухом послышался томный вздох.
Сон выходил уж больно какой-то правдоподобный. И из приятного сделался тревожным и гадким. Эрик в ужасе пошевелился. Но это оказалось совершенно невозможным, чьи-то колени сжали бедра.
- Что хочешь делай, но силы моей ждать и жить так больше нету!
- Что? Варвара Александровна, вы не в себе! – Заволновался несчастный Эрик, угадав, кому принадлежит голос. И лишний раз уверился, что все это далеко не греза.
Две горячие руки мягко обняли за шею, потом скользнули под рубашку, окончательно лишив последних крох рассудительности в этой ситуации.
Должно быть, все это смотрелось страшно глупо. И стало от этого настолько нехорошо, что Эрика объял холодный липкий пот. А бесстыжей женщине было все нипочем.
Русские души, конечно, горячие и широкие, но это как-то выходило за рамки понимания гостеприимства. Хороша экзотика!
- Я вас очень прошу, не делать глупостей. Вы потом пожалеете, но будет поздно. – Срывающимся голосом начал Эрик, и понял, что все доводы звучат очень неубедительно.
- Нет, пожалею, если уйду сейчас. Понимаешь?
О таком повороте событий Эрик и не помышлял. Слава богу, кровать предполагала двоих, ну а все последующее было в сознании как-то размыто, потому что комната неожиданно заполнилась молочно-белым туманом.
Когда Варя утром открыла глаза, мужчина, что был рядом с ней, кажется, уже не спал. Стоило ей только пошевелиться, пробудившись, он открыл глаза, и сразу же отстранился, выглядя при этом очень хмуро, что, в общем-то, людям мужского пола в подобных ситуациях совсем не свойственно. Потом он встал, подошел к окну, раскрыл опущенные гардины (все, что угодно, только бы не начинать разговора – догадалась Варя), словно надеялся увидеть за стеклом что-то новое и необычное. В окне было все как обычно, небольшой садик, зеленеющие листья на ветках яблонь, разве что солнце сияло как-то по-особому торжественно и радостно, слепило глаза.
- Только не думай, что я со всеми такая, - смотря ему в спину, сказала Варя, поправила лямку рубашки на плече. – Я объяснить сейчас не смогу, но я тоже живая. Я столько лет жила прошлым. Странно очень. Не понимаешь?
- Я ни о чем таком не думал, - после непродолжительной паузы дал он ответ, голосом исполненным виной и страданием. Дать определения случившемуся он не мог. – Варя, но этого не надо. Больше никогда не надо!
- Ты Кристину очень сильно любишь? – Будто не слушая его вовсе, молвила Варя.
Он обернулся, переменившись в лице, и спросил срывающимся голосом: - Откуда ты об этом знаешь?
- Ты ее звал.
- Совсем не помню. Прости.
- Ничего. Ты ее звал еще раньше. Когда был в бреду. Так что, я о ней уже знала. – Варвара Александровна потянулась, длинно и сладко зевнула, потом встала, подошла к своему собеседнику, который боролся с душевной болью, злостью и отвращением к себе, положила ему голову на плечо. Подождала, не оттолкнет ли. Не оттолкнул. Ласково обняла за бедро.
- Зря ты так с собой. Тебе не понять, - с тяжким вздохом вымолвила она, - но я к тебе этим вечером снова приду. Сама тебя ждать не стану, ты не придешь. А у нас есть целая неделя до Мишиного возвращения. Коли захочешь, можешь рассказать про Кристину. Я ведь только слушать буду, вопросов задавать не стану…
Варя была совершенно не похожа на Кристину. Даже наоборот, она была абсолютно другой, но с ней было покойно и отрадно. Вопросов она, и правда, не задавала. Эрик однажды спросил, что если Михаил Александрович раньше положенного срока вернется? На что она легко ответила:
- Ты что, Мишу испугался? Разъяренный брат опозоренной сестрицы! Так Миша сам по себе, а я сама. – И рассмеялась.
Доктора Нарциссова он, конечно, не страшился. А вот лишнее неудобство бы испытал. Нехорошо уж как-то получалось, платить доброму человеку такой монетой. Да ведь и Варя была не при чем. Но туман, заполнивший голову и душу в тот первый момент так и не рассеивался.
- Ну, к чему я тебе Варя? Тебе не такой человек нужен. Настоящий, живой. А я, Варя, мертвый. Во мне чувства не живые, холодные. И больше уже не оживут.
- Вот если бы ты был мертвый, я б это враз почуяла. А ты и есть живой, ты настоящий. И чувства в тебе тоже живые. Ты их просто знать снова не желаешь. Я ведь сама такой была. Но мне было проще. У меня ведь Петя есть, сынок. Он сейчас в Петербурге у дальней родни живет, хорошо учится. Тринадцатый год пошел. Муж мой говорил, что так лучше будет. А когда преставился, я сына обратно так и не забрала.
- Плохого претендента в отцы ты своему сыну, Варя, наметила. Ты Варя, молодая, красивая, замуж еще можешь выйти.
- За кого?
- Найдешь.
- Уже нашла. Да только не выйдет у нас с ним ничего. А у тебя, Эрик, все иначе. Может быть, тебе стоит найти ее?
- Зачем?
- Поглядеть, если она никогда не любила тебя, не чувствовала к тебе ничего, она не ответит тебе взаимностью и сейчас. Но если она что-то чувствовала раньше, ответит тебе согласием, не взирая ни на что. Так уж женщины устроены. Разве ты не хочешь попробовать, отыскать ее? А вдруг она ждет тебя? - Он отрицательно покачал головой.
А дальше вышло скверно. Михаил Александрович, действительно, вернулся на целый день раньше указанного срока. Приехал рано утром. Заглянул в столовую, стол был не накрыт, несмотря на время завтрака, прошелся по другим комнатам, ни одной живой души не нашел, и прямиком направился в комнату, отведенную своему пациенту. Да от чувств запамятовал даже постучаться, распахнул дверь, да и обмер прямо на пороге. Благо еще во весь голос слова приветствия не закричал. От того, никого не разбудил, а поспешил ретироваться.
Будучи человеком тонкой натуры и деликатным, ничего не сказал, даже виду не подал. Только больше обычного краснел и мялся, когда смотрел то на Варю, то на своего пациента.
Сей щекотливый факт не помешал ему с удовлетворением отметить, что пациент полностью здоров, восстановил силы, окреп, следы от операции зажили, вид цветущий и здоровый (ну еще бы! – здесь Михаил Александрович не удержался, съязвил про себя).
- Я рад, что все хорошо, - сказал он, сообщая пациенту, что надобности в наблюдении больше нет, и он может быть свободен и отбыть по своим делам хоть сегодня. – Теперь наши с вами пути расходятся, Эрик. Так вы однажды сказали, да? Так вот, этот момент настал. А моя поездка увенчалась успехом. В России я поддержки не сыщу, а начало моей работе положено, грех упускать такой шанс и ценный опыт. Совсем скоро уезжаю в Европу. Мир не без добрых людей, там мне будет обеспечена лаборатория, от меня ждут научных статей, опытов. – Сказал, и засветился счастьем. – Я, конечно, понимаю, это нечестно с моей стороны. Мое место здесь. Но я вернусь. Обещаю. Поднакоплю опыта, и вернусь. И это все благодаря вам, Эрик! Понимаете? Благодаря вам и вашим средствам! Я ведь теперь богат.
Господин Вебер легонько засмеялся.
- Смотрите, Михаил Александрович, не играйте больше!
Миша замахал руками, мол, что вы, что вы, как можно! Больше ни-ни.
- Упаси меня господь! В руки карт больше не возьму!
- В Европе есть еще и рулетки. – Предостерег его Эрик. – О них тоже позабудьте. Скверная штука.
- Спасибо Эрик. – Смутившись, ответил врач.
В дверях, когда господин Вебер уже собирался покинуть дом доктора и надел шляпу, а на улице ждал экипаж, к Эрику подошла Варя, грустно вздохнула.
- Ну что ж, искать ее будешь?
Тот безмолвно пожал плечами. Начинать прежний разговор снова не хотелось.
- Если не найдешь, так возвращайся.
И снова он ответил отрицательно покачав головой. Варвара Александровна понимающе кивнула.
- А я в Петербург уезжаю. К Петруше. Хватит уж ему с теткой-то двоюродной. А здесь мне одной больше делать нечего.
- Это правильно. Ребенку без матери никак нельзя. Ты, Варя, хорошая. Но коли сердце с душою пустили бы.
- Знаю. С этим ничего не поделать. Мне и того малого хватит. А той единственной наперед наука. Вот поглядишь, одумается.
- Нет, Варя. У меня теперь своя жизнь, а у нее своя.
И более времени на прощание тратить не стал. Пора было ехать.
Отредактировано Night (2008-10-23 19:20:34)