В смысле?

Глава 17
Кристина смотрела на маленькую чёрную книжку, которую Роман держал в руках, со смешенным чувством страха и возмущения.
– Я сожалею, Кристина, – проговорил он. Она оставалась каменной, пока он всё ей рассказывал, её щёки пожелтели, когда он протянул ей книжку.
Она кивнула и слёзы наконец хлынули у неё из глаз. Она не понимала, сожалеет ли он о том, что прочитал её дневник, или о том, что ей столько пришлось перенести от судьбы.
– И я знаю про барона… ну, Эрика. Мадмуазель Жири рассказала мне про него. – Лицо Кристины налилось гневом, когда он упомянул имя её подруги. – Она… она только пыталась помочь, Кристина. Бедная девочка думала, что ты мертва, когда я встретил её. – И гнев на лице Кристины мгновенно сменился грустью. – Я знаю, что ты ушла той ночью, одетая в свадебное платье, как его невеста, оставила Оперу в хаосе. – Если в голосе Романа и была злоба, то Крисина этого не заметила – слишком силён был её собственный гнев.
– А что ещё мне оставалось! Я любила Рауля де Шаньи… я любила их обоих! А Эрик грозился его задушить. Задушить, Роман! Будто Рауль был простым преступником, которого следовало вздёрнуть! Он был безумен той ночью! Мою любовь к нему затмил страх! Боль! Видеть, как человек, которого ты любишь, становится убийцей…
Она вздохнула, пытаясь успокоиться.
– А потом все в Париже пытались представить, как это. Каждая графиня, каждая герцогиня, каждая матрона из того класса, в котором я оказалась… Я всё ещё слышу их голоса. О, какой кошмар, Кристина! Бедная Кристина! В самом деле, милочка, это просто ужасно! – с горечью передразнила она. – Они думали, что они знают… Но они не представляют каково это – отвернуть того, кого ты любишь, из-за гнева и страха. – Её голос стих, теперь она почти шептала. – Я была трусихой, что оставила его… Я не знала себя в тех пещерах!
Роман сел рядом с ней и Кристина ухватилась за него, надеясь найти хоть какой-то комфорт.
– Когда он меня отослал, я не смогла отказаться. Увы… Я не нашла в себе сил отказаться. – В её голосе не было ни следа былой ярости. – Я уговорила себя, что если я выйду замуж за Рауля, всё будет хорошо… что я забуду эту боль.
– Но ты не смогла, – прошептал он.
Она покачала головой.
– Я не спала по ночам, я не ела днём. Иногда мне было жаль Эрика, но больше мне было жаль себя. Я плюнула в лицо любви, и любовь оттолкнула меня от себя. Я не помню этот год, только обрывки воспоминаний. Доктора сказали, что у меня был сильный стресс… Роман, я умирала от любви к нему!
Роман обнял её, а она только всхлипывала, размазывая по лицу слёзы.
– Я так любила его!… И я люблю его… Роман… Я умирала от любви к нему, я… Если бы ты знал, каким красивым он был тогда… когда я поцеловала его. И он плакал… мой ангел плакал! – Роман прижал её к себе ещё крепче, пытаясь представить боль, которую терпела эта девочка… которую она терпела так долго. – По ночам он снился мне, мне снилось, как Рауль увозит меня от него… и я плакала в одиночестве.
Она дрожала, и Роман гладил её по волосам, пытаясь хоть как-то успокоить. Странно, но он и сам успокаивался.
– А виконт? – негромко спросил он.
Кристина закрыла глаза, пытаясь сдержать новые слёзы.
– Я любила его, правда, любила… но потом поняла, что я скорее буду жалеть его, чем любить. Он был хорошим человеком, лучше многих. Он оставался со мной, когда многие бы просто… после того, как я начала…
– Всё в порядке, Кристина, не надо…
– Смешно, правда? – она хохотнула, но веселья в этом смехе не было. – Мне надо было потерять ребёнка, чтобы вырваться из этой тьмы. Кошмар пробудил меня от кошмара. Мы с Раулем думали, что если у нас будут дети…
Роман поцеловал её в лоб. Он вспомнил смерть своей матери. Он знал, что это такое – быть заключённым в тюрьме своего горя. Он мягко отстранил от себя Кристину и вложил книжку ей в руки.
– Когда ты всё расскажешь барону?
Казалось, она долгий момент смотрела в никуда. Её глаза были красными, но слёз в них сейчас не было. Лицо её казалось спокойным, в глазах зияла пустота.
Она думала, что будет дальше.
– Никогда, – ответила она наконец.
Глаза Романа расширились.
– Кристина, он должен знать…
– Никогда, – чуть громче повторила она. – Ели он узнает, он буде относить ко мне, как все остальные… как к больной. Всё, что скажу, что я сделаю, каждая улыбка, смех, плачь – всё будет иметь для него второе значение, пока я не умру. Он всегда будет думать, я ли это. – Она замолчала. – Даже Рауль сомневался, хотя я уже вернулась к свету.
Роман прикусил язык. Он пообещал себе, что это будет её решение, её выбор. Но что-то казалось неправильным…
Она медленно поднялась, на секунду остановившись, пока ноги не встанут твёрдо. Он смотрел, как она идёт к камину, словно к могиле. А потом нежно, словно клала младенца, она позволила книжке упасть в огонь. Пламя охватило страницы, погружая прошлое Кристины в ад.
– Поклянись мне, Роман. Он не должен узнать.

Дождь колотил по большим окнам – погода была беспокойна, как и молодая девушка, которая лежала в большой кровати. Кристина ворочалась под одеялом, мысли не позволяли уснуть. Льняные простыни сбились, даже ночная сорочка опутала её тело, мешая провалиться в сон.
Где-то в доме часы пробили двенадцать раз.
Полночь.

Прошло уже много часов, как Эрик вышёл из комнаты Кристины, но кровь всё ещё не хотела успокаиваться. Он лежал на своей ещё убранной постели, умирающий огонь в камине отбрасывал тёмные тени в большой комнате. Всё ещё одетый, сняв только рубашку, чтобы чувствовать спиной пушистое покрывало, Эрик смотрел на тёмный потолок, окончательно смирившись с мыслью, что уснуть он сегодня точно не сможет.
Во всех своих мечтах он даже представить не мог, что это такое – целовать её со всей страстью, чувствовать её ноги вокруг себя, слышать её стоны. Словно и не было всех этих женщин… ничто и никто не мог подготовить его к Кристине. Одна часть его хотела рявкнуть Роману и Магде, чтобы они занимались своими делами, друга хотела в панике сбежать из комнаты.
Она любила его.
Она любила его?
Обнимать её, целовать её, предаваться с ней физической любви – всё это только вновь разорвёт его раны, от которых остались только шрамы.
Он ошибался. Эти раны не зажили… и они ещё кровоточили.
Шёпотом выругавшись, Эрик встал с кровати и подошёл к столику у другой стены.
Ещё одно цветистое выражение сорвалось с его языка, когда он увидел, что графин с бренди пуст.

Бой часов всё ещё звучал в ушах Кристины, когда она всматривалась в окружавшую её ночь. Про сон пришлось забыть. Она вспоминала Эрика, Романа, этот дневник. Она ненавидела Романа за то, что он прочитал его. Но какая-то часть её знала, что Роман сделал только то, что его просила Мег.
Мег! Её дорогой друг, в Париже, среди ужасов Коммуны! Она вернулась за этим дневником! Мег единственная среди всех её друзей знала, как прожила Кристина этот год.
Кристина села. Роман не скажет Эрику, в этом она не сомневалась. Его честь никогда не позволит ему. Сегодня она призналась ему в том, о чём никогда никому не говорила… Эти мысли были похоронены в самых тёмных уголках её разума.
Она любила Эрика… она любила его и отдалась бы ему сегодня, если бы не пришла Магда.
Она любила его, но больше этого – она хотела, чтобы он любил её. Её упрямство, её наглость, все её детские привычки, которые она пыталась назвать гордостью Кристины Даэ – всё это пало под лучом простой правды:
Она умрёт, если он не любит её.
Она умоляла его взять её… он не сказал ничего.
С тяжёлым вздохом Кристина встала с кровати. Натянула халат на свою сорочку – пояс искать было лень. Если она останется в этой комнате ещё на секунду, она сойдёт с ума. Ей надо было что-нибудь сделать, пойти куда-нибудь, только чтобы занять свои мысли.
Она осторожно вышла из спальни, держась за стену – колени дрожали. Тени захватили тёмный коридор, казалось, что они шевелятся вокруг неё. Они словно смеялись над ней, предстая перед ней лесом, полным тайн и страхов, и Кристина вдруг поняла, что ей хочется побежать обратно к себе. Только мысль о том, что в спальне её опять будут ждать воспоминания, удержали её от этого.
Она подошла к парадной лестнице и облегчённо вздохнула. На цыпочках легко спустилась вниз – ночные туфельки чуть слышно ударялись о мраморный пол. На первом этаже есть малая гостиная, там она сможет взять какую-нибудь книжку, чтобы занять свои мысли.
В комнату вели высокие двойные двери с резьбой на мифическую тему. На левой створке была изображена Персефона, богиня весны, окружённая цветами и фруктами. На правой был Аид, бог мёртвых, и его глаза не отрывались от женщины перед ним.
Кристина вошла в комнату и удивилась, увидев, что в камине ещё горит огонь. Она улыбнулась – она не ошиблась, что пошла сюда. У левой стены стояли полки книг, окружённые красивым золотистым цветом.
– Король Артур, – прочитала она вслух, пробегая кончиками пальцев по кожаным корешкам книг. – Декамерон, – прошептала она. Корешок следующей книги был сломлен – её читали явно не один раз.
Глаза Кристины расширились, когда она увидела знакомые названия – «Божественная комедия» Данте.
– Ад, Чистилище… – она нахмурилась. А где…
– Рай, – раздался голос из темноты.
Кристина вздрогнула, восклицание удивления замерло где-то между сердцем и губами. Эрик сидел в кресле, почти полностью скрывшись в тени, и в руках у него был «Рай» Данте. Он бросил книжку на пол и встал, тени медленно сползли с его тела. На нём были всё те же чёрные брюки, но персидский халат был наброшен на обнажённые плечи. На его лице блестела маска, его губы были сжаты.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
Отведя взгляд от его обнажённой груди, Кристина нашла ответ.
– Не могу уснуть. – Его кожа отливала золотом в свете огня. – А ты тут что делаешь?
Эрик смотрел на неё, и она внезапно почувствовала страх. Огонь отражался в его глазах, и он был похож на самого дьявола. Он кивнул в сторону кресла, в котором сидел.
– Похоже, на втором этаже ни в одном графине не осталось бренди. Я думал, может здесь хоть один полный найду.
– Ни разу не видела, чтобы ты пил в Париже, – заметила она.
– Это потому что я не пил, – коротко ответил он.
На миг лицо Кристины исказила обида и он почти пожалел о своём грубом ответе. Нет… нет, она должна уйти к себе прежде, чем он сделает что-то, о чём они оба потом будут сожалеть. Он наблюдал, как она прошла к его креслу и взяла недопитый стакан бренди. Эрик закусил щёку. Каждая клеточка её тела была видна сквозь тонкую сорочку и халат. Её руки были открыты по локоть, волосы ниспадали ей на спину. Сердце замерло, когда он представил, что эти волосы рассыпались по его груди, а их обладательница лежит в его объятьях…
Кристина с любопытством поднесла стакан к губам. Она никогда не пробовала бренди…
Жидкость обожгла её язык и горло, она охнула, и Эрик усмехнулся. Наверняка это последний раз, когда она попробовала что-то такое крепкое. Она повернулась к нему, и он увидел капли тёплой янтарной влаги у неё на губах – блестят в отсветах огня, умоляют, чтобы их поцеловали, испробовали…
Прежде, чем он смог остановиться, он нагнулся и поймал её губы своими, отдаваясь этому безумию. Кристина с негромким стоном закинула руки за его шею и отдалась этому поцелую. Эрик прижал её к своему телу, из его горла вырвался дикий, животный стон, когда он своей грудью почувствовал шёлк её сорочки. Он чувствовал биение её сердца, когда его губы скользнули к её шее, его язык ласкал её белую кожу.
Господь дал мне сил показать, что ты не одинок…
Воспоминание вонзилось в его сердце, словно нож. Эрик оттолкнул её от себя, стараясь не видеть её вспухших губ и горящего взгляда.
– Эрик, – её голос дребезжал от желания. – Эрик, я…
– Иди… спать, – прошипел он сквозь зубы, его желание давило на его плечи. На какой-то момент в комнате воцарилась тишине, только потрескивал огонь в камине. – Кристина… уходи! Сейчас же!
– Эрик, – её голос оставался спокойным и гладким. – Эрик. – Его затрясло, когда он почувствовал её руки на своей спине. – Эрик, пожалуйста…
– Что – пожалуйста? – прокричал он, прижимая её к стене своим телом. – Ты хоть понимаешь, в какую игру ты играешь? – Он грубо сжал её бедро и прижал её к себе ещё крепче, что бы она поняла, что сдерживает тонкая ткань халатов. Кристина только стонала, но это не успокаивало его ярость. – Или ты забыла, какое я жалкое создание?
Кристина мотнула головой.
– Ты знаешь, сколько ночей я проплакала, желая, чтобы ты был со мной рядом? Желая, чтобы ты был… – она мягко прикоснулась губами к его шее, – во мне?
Биение его сердца причиняло почти физическую боль, голос дрогнул.
– Кристина…
Её руки скользнули под его халат, царапая кожу ногтями.
– Пожалуйста, Эрик… пожалуйста, не отсылай меня опять. Как бы ты ни думал, что я боюсь тебя, – она сняла с него маску, – это неправда. Я плакала, потому что не видела твоего лица. – Она взяла его руку и медленно положила её себе на грудь. – Я плакала, потому что ты не мог прикоснуться ко мне.
Желание обладать ею смело все преграды, которые выстраивал его разум. Теперь не будет пути назад, не будет вчера, не будет страховки, которая поймает их, если они упадут. Этой ночью она будет его…
…а он будет её.
Его губы ещё раз сомкнулись с её, но в этом поцелуе уже было больше нежности. За последний год в его жизни и так было много секса, сегодня же он впервые узнает, что такое любовь.
Слёзы заблестели в глазах Кристины. Она всё ещё была прижата к холодной стене, и Эрик вновь придавил её, но в этот раз с той же нежностью, которая была в его поцелуе. По всему её телу растеклось наслаждение, она негромко вскрикнула, но этот крик превратился в стон.
– Да, – пошептал он. – Сегодня ты будешь плакать, Кристина.

Глава 19
Смешно, но он проснулся от холода. Странно – он годами жил в ледяных подземельях Оперы, и думал, что уж холод-то никогда не его заставит выйти из себя. Но сейчас он открыл глаза, прохладный воздух выдернул его из сна, и он услышал, как в холле бьют часы…
Один… два… три… три часа утра.
За тридцать пять лет он никогда раньше не просыпался от холода посреди ночи…
Наверное, потому что за тридцать пять лет его тело не знало настоящего тепла…
Кристина спала у него на груди. Те места, где их тела соприкасались, были единственными счастливыми местами их тел, которые не кусал холод.
Огонь в камине уже давно догорел, но даже в темноте комнаты он видел её, видел каждую веснушку на её плечах, каждый завиток её волос… Она лежала, прижавшись своей изуродованной щекой к нему, его кожа чувствовала её дыхание. Её губы были ярко-красными после его поцелуев, на белой коже её бёдер остались синяки. Правую руку она перекинула через его живот, её ноги переплелись в его.
Эрик едва не расхохотался… они так и уснули на полу в гостиной.
Кристина вздохнула во сне и он закрыл глаза. На самом деле на полу было жутко неудобно, но тепла её тела хватало, чтобы он забыл обо всех неудобствах. В горле запершило, к глазам подступили слёзы.
Сколько раз ему снилось это? Это жестокое видение? Что Кристина спит в его объятиях и улыбается во сне? Сколько раз ему снилось, что он с ней? Сколько раз ему снилось, что он обнимает её? Сколько раз это счастье было вырвано из его рук, когда он просыпался в пустоте своей жизни? Или своей реальности?
Кристина пошевелилась и ещё сильнее прижалась к нему.
Это был не сон.
Всё это происходило на самом деле… Это было его… всё было его. Воспоминание, которое он сохранит до конца времён. Каждый вздох, каждый взгляд, каждое движение, каждый миг абсолютного счастья, которым светилось лицо Кристины, когда она познала его любовь… всё это было его. Прекрасней, чем жизнь… эти моменты были гораздо большим… они были бессмертны.
– Эрик, – елё слышно пробормотала она. – Эрик…
Он поднял голову, и увидел, что её сонные глаза смотрят на него. Он ласково провёл руками по её волосам… как приятно было чувствовать их своими пальцами.
– Ты не замёрзла, Кристина? – спросил он, его собственный голос ослабел от пережитой страсти.
Кристина медленно кивнула, целуя его грудь. Она глубоко вздохнула, запах его кожи успокоил её. Такой тёплый и знакомый запах… она ещё раз вздохнула и быстро поцеловала его. Двигаться не хотелось. Лежать в его объятиях и так было слишком много, и она боялась даже потревожить воздух в комнате.
Он казался таким крепким рядом с ней. Такой крепкий, такой настоящий, такой надёжный. Не такой, как Рауль… Рауль был надёжен в том, что с ним она не должна была беспокоиться, что он потеряет самообладание и сделает что-то, что расходится с понятиями добра и чести. А Эрик был надёжен в том, что, когда бы она на него не взглянула, она будет знать, что никогда не сможет полюбить кого-то другого… и что её больше так никогда не полюбят.
Она любила его.
Любила его.
Любила его.
Любила его…
Этот тёмный ангел рядом с ней, у которого изуродованы лицо и душа, чей разум иногда оказывается погружён в такую черноту, что она пугается… и она любила его… несмотря ни на что.
Эрик сел, притянув её к себе и целуя её волосы. Кристина спряталась в его руках, неожиданно вспомнив, что ей холодно. Он встал и помог ей подняться. И тут же к Кристине вернулся весь её стыд и она сообразила, что они стоят друг перед другом совершенно обнажённые. Темнота больше не успокаивала – она знала, что Эрик обладает сверхъестественным зрением и прекрасно видит в темноте.
– Нет, – проговорил Эрик, когда она попыталась отвернуться. Сжав её за плечи, он скользнул по её фигуре таким наглым взглядом, на какой не был способен раньше. Кристина покраснела, но в то же время её женская гордость была польщена, когда она услышала, как он начал дышать. На самом деле уже произошло… такое… что взглядов уже можно было не стесняться.
– Идём, – сказал он, быстро отворачиваясь, прежде чем они вновь не оказались на полу. Подняв с пола забытую одежду, Эрик натянул на себя свой халат и потом обернул вокруг Кристины её.
– Надо будет добыть тебе халат из шёлка, – проговорил он. – Хотя, боюсь, даже он будет слишком жёчтким для твоей кожи, – и словно в подтверждение своих слов он поцеловал её плечо.
Кристина робко улыбнулась на комплимент, хотя это был далеко не первый, который она слышала от Эрика. Куда пропала та наглая женщина! Та, которая была готова с радостью отдаться прямо на полу в гостиной!
Эрик подхватил её на руки, не доверяя, что она сейчас может иди сама – и хорошо, так она только ещё дольше будет рядом с ним.
Кристина положила голову ему на плечо. Место наглой женщины теперь заняла очень счастливая, но уставшая девушка… которая просто хочет уснуть в объятиях мужчины, которого…
…которого она любит.
На короткий миг сердце пронзила боль. Она не могла не вспоминать бедного Рауля, её несчастного, любимого друга детства… Он заслуживал гораздо большего… он заслуживал, чтобы его любили так, как она любит Эрика.
Эрик остановился, когда поднялся на второй этаж. Имеет ли он право нести её к себе? Или она предпочтёт спать одна, в своей кровати? Но мысль о том, что её голова покоится на его плече – её губы улыбаются, глаза сверкают – не оставила других вариантов ответа.
Он толкнул дверь в свою спальню.
Поставив Кристину на ноги, он отвернулся и зажёг канделябр, который хоть как-то прогнал темноту комнаты. Потом повернулся к ней обратно и спустил её халат с её плеч. Ткань упала на пол, а он обнял её за талию и нежно поцеловал. Она подняла голову и встретила его губы – это лёгкое, нежное чувство казалось слишком хрупким, чтобы в него поверить. Взяв его лицо в свои руки, Кристина поцеловала его изуродованную сторону. Эрик вздрогнул. Его маска, забытая, лежала в гостиной. Её прикосновения заставили его забыть даже ужас его лица…
– Как ты можешь даже…
Но она прервала его быстрым поцелуем в губы и вернулась к его лицу.
– Да, Эрик… твоё лицо шокирует, – её голос был таким спокойным, когда она касалась обезображённой скулы своими губами. – Но… я не знаю, как… но это твоё лицо, и оно делает тебя… красивым. Ты прекрасен. То, что я к тебе чувствую, прекрасно. Ужасающе, – признала она со смехом, – но прекрасно.
Она ещё раз быстро поцеловала его и повернулась к широкой постели под тяжёлым бархатным балдахином на четырёх столбах. Тёмно-зелёное покрывало, того же цвета, что портьеры и балдахин, в тусклом свете переливалось тысячами оттенков. Под покрывалом были кремовые шёлковые простыни. Кристина стянула с Эрика халат и приказала, чтобы он ложился. Эрик безропотно подчинился и, когда Кристина залезла под одеяло рядом с ним, вздрогнул, несмотря на то, что в глазах  и так уже стояли слёзы. Она была такой тёплой, такой мягкой, это было так правильно, что она лежала в его постели… лежала в… их постели?
Кристина откинулась на спину, когда Эрик лёг рядом с ней, спрятал лицо у неё на шее и всё-таки заплакал. Она знала, каково это для него – показывать перед ней свою слабость, и она только нежно теребила его волосы, пока она плакал от боли.
Как она может его понимать? Как она может его любить? Он был убийцей… он был чудовищем… он совершал то, что наполнило бы её душу ужасом…
…а она обнимала его.
Он отнёсся к ней как к простой служанке, когда она впервые пришла сюда, позволил Аманде задираться перед ней, открыто показывал ей своё презрение…
…а она обнимала его.
– Кристина… – прошептал он. – Кристина… прости меня, Кристина…
Она взяла его за руку и переплела их пальцы. Теперь она тоже плакала. Она тоже просила прощения… Прости меня, Эрик.
Так они лежали под защитой объятий друг друга. Но слёз больше не осталось, и Кристина наконец уснула. Эрик же по привычке ещё какое-то время не спал и рассматривал её. Она не была похожа ни на одну из его бывших любовниц. Большинство из них он даже не помнил, как зовут, они только приходили к нему, чтобы насмеяться над любовью. Возможно, они получали удовольствие от близости с ним, но он не помнил… это его не волновало.
Как всегда, вспомнилась Аманда Морриган.
Аманда была искусной любовницей, это он не отрицал, но с ней всегда было холодно. Другие женщины были красивыми, но пустыми созданиями, похожими друг на друга. От необычной мадмуазель Морриган он ожидал большего. И ему потребовалось совсем мало времени, чтобы понять её… за холодным равнодушием Аманды скрывалась неординарная личность. Эрик прекрасно понимал, что в жизни она ведёт себя, как и многие другие женщины… но было в ней что-то ещё.
Была ненависть ко всему миру… и была бесконечная грусть.
Она была ледяной… но лёд всегда скрывает что-то другое.
А Кристина была тёплой… теплее всего, что он знал. Она была чистой, светлой… Её глаза всегда светились пониманием и добротой… её сердце было его домом. Её душа была его душой.
Когда первые лучи солнца начали робко дотрагиваться до тёмного неба, Эрик прислонился губами к её виску и наконец позволил себе закрыть глаза.

Магда с улыбкой готовила полдник. Барон сегодня встал необычно поздно, его светлые глаза потемнели, но на коже появился румянец, которого она никак не ожидала от такого холодного человека. Его волосы растрепались, и он выглядел по крайней мере на десять лет моложе.
На его лице была чёрная маска… не белая, которую он обычно носил.
Вообще-то, ничего странного… но потом Магда нашла его белую маску на полу в малой гостиной на первом этаже… рядом с длинными тонкими лентами, которые Магда безошибочно узнала как шнуровку ночной сорочки Кристины.
Сначала Магда чуть не впала в панику. Они! В гостиной! Притом, что Кристина ещё слаба после болезни… и в гостиной!
Но потом она увидела барона, который пожелал ей доброго утра с такой радостью, на которую люди не всегда способны, даже когда встречают мать. Он просто светился счастьем.
И теперь, снимая чайник с огня, Магда улыбалась. Она подозревала, что Кристина ещё долго проспит… и причём далеко не в своей постели.
Девушка наверняка будет голодна, когда проснётся.

– Барон? – Роман вошёл в библиотеку и увидел, что хозяин, одетый в чёрный персидский халат, с чёрной маской на лице, пишет что-то в большой кожаной книге.
– Роман! Да, заходи… чем я могу помочь?
Роман удивился, его брови взлетели вверх… был ли голос хозяина приветливым? Барон фон Алсинг скрывал в себе многое, но приветливость никогда не была его частью.
– Да, сир, я пришёл попросить, чтобы вы открыли мне свою спальню. Дверь заперта, а мне уже давно надо было приготовить ваш туалет на сегодня.
Рука Эрика замерла.
– Роман, я не… не надо… Я не хочу, чтобы ты…
Роман ничего не понимал. Хозяин никогда не запирал свою спальню, скорее под замком была библиотека… и обычно он вставал рано и к девяти утра уже полностью был одет… а сейчас уже почти полдень. К тому же он обычно носит белую маску, не чёрную, и никогда не ходит в халате…
Глаза Романа расширились. Он не раз видел мужчин, которые выглядели как Эрик сейчас…  расслабленное лицо, тёплые глаза, спокойный голос, беззаботность вокруг. Это всегда бывало после… после…
Уголки его губ дрогнули в улыбке.
– Простите, сир, когда вы сказали, что не хотите, чтобы я… вы имели в виду, чтобы я не будил Кристину, не так ли?
Эрик поднял голову.
Роман едва не рассмеялся. Была ли это улыбка на лице хозяина?
Эрик ничего не сказал.
Роман улыбнулся.
– Завтрак, сир? Или, возможно, полдник? Уже достаточно поздно…

Магда прижала одной рукой к себе поднос, а второй доставала из волос шпильку. Спальня барона была заперта, но ни одна уважающая себя цыганская девочка не прошла через свою юность, не научившись открывать замки.
Она только что вышла из спальни Кристины… как она и подозревала, её там не было, хотя кровать была смята. Магда рассмеялась. За свою молодую жизнь девочка прекрасно знала, как сделать так, чтобы кровать выглядела невинной, когда сама она всю ночь пробыла в… другом месте.
Магда покраснела, вспомнив свою достаточно… бурную молодость. После того, как в тринадцать лет её едва не выдали замуж, она сбежала из родительского дома, надеясь в кого-нибудь влюбиться, потому что знала, что в противном случае ей придётся вернуться и её таки выдадут замуж за того, кого ей выбрали родители. Ей было, что вспомнить, но её воспоминания были ничем по сравнению с тем, что было у неё теперь.
Её жизнь началась тогда, когда она встретила Романа.
Магда довольно улыбнулась, когда замок щёлкнул. Вернув шпильку в причёску, Магда на цыпочках вошла в комнату. Портьеры были опущены, но солнечный свет через щели проникал в комнату.
В центре хозяйской постели лежала гора спутанных кремовых простыней и каштановых волос.
Кристина выглядела по-детски счастливой.
– Кристина, – негромко, но твёрдо позвала Магда. – Кристина… Кристина, милая, уже почти полдень. Думаю, ты проголодалась. Кристина…
Кристине показалось, что кто-то завёт её во сне. Но ей было всё равно, ей было так уютно там, где она лежала, и не хотелось ничего делать.
– Кристина…
Опять этот голос! Она повернула голову и что-то проворчала. Свет в комнате резанул по глазам.
Магда отошла от открытого окна.
– Кристина… чай остынет.
Кристина наконец пересилила себя и открыла глаза. Она узнала голос.
Магда… проклятье.
И как она, интересно, объяснит, что спит в постели Эрика?
Кристина пошевелилась под одеялом.
Как она объяснит, что спит в постели Эрика обнажённой?
Тяжело вздохнув, готовая ко всему, Кристина села на кровати, завернувшись в одеяло. Магда с улыбкой смотрела на неё.
– Ты проспишь весь день. Барон уже давно встал.
– Магда, я… мы… – Кристина закусила губу.
Магда улыбнулась и протянула ей чашку.
– Выпей, поможет проснуться. – Она потрепала Кристину по плечу. – И не кусай губы, они и так у тебя все в синяках.
Кристина вздохнула и послушно сделал глоток горячего чая. Магда не сводила с неё глаз.
– Ладно, я приготовлю тебе ванну, – сказала наконец Магда. – Думаю, она тебе сейчас нужна больше всего. А синяки на губах… и не только сойдут в течение дня.
Кристина распахнула глаза ещё шире.
Магда по-доброму усмехнулась.
– Милочка, мне всего двадцать четыре года! Я ещё знаю, что значит развлечься.

Париж
Грозовые тучи висели над столицей и казалось, что сейчас поздний вечер, а не полдень. Аманда ещё плотнее запахнула свою меховую накидку, чтобы спрятаться от холода – всю ночь шёл дождь и теперь воздух был сырой и холодный.
Она поражалась, насколько… обыденным выглядит Париж. Даже под властью Коммуны жизнь продолжала кипеть. Рынок шумел, по улицам спешили по своим делам люди, сновали экипажи…
Если бы не тьма вокруг здания Оперы и не отсутствие многих дворянских семей, можно было бы подумать, что страной по-прежнему руководит император…
Ха! Мысль была более чем занятной. Лоран не может управлять правительством, если к нему являлся дух самого Наполеона. Лоренрт не может управлять и кафе…!
Да, его красивое лицо и вьющиеся каштановые волосы привлекают женщин, а взгляд тёмно-зелёных глаз проникает в самую душу… но это было всё. Лоран может измениться, если захочет, но вот то, что он захочет – в этом Аманда сильно сомневалась. Он был слишком жадным… он был слишком глупым.
Аманда нахмурилась – захотелось курить. Да, Лоран был ей сейчас нужен, как и она была нужна ему, но вот как долго это будет продолжаться…
Вид церкви Сэн-Шапелль заставил Аманду вздрогнуть. Одна из самых красивых церквей Парижа, построенная в тринадцатом веке Людовиком Девятым, она была украшена пятнадцатью витражными окнами, изображавшими сцены из Библии, от сотворения мира до Судного дня…
Она не была внутри с девяти лет. С девяти лет она не заходила ни во одну церковь.
Смеет ли она?…
Аманда закрыла глаза. Стоило всего только вспомнить, зачем она идёт к Лорану, и все сомнения исчезли.
Бога не существует…
Она отвернулась от великолепного строения, делая вид, что не замечает боли, которая нахлынула на неё при мысли о том, что произойдёт на следующей неделе. Вскоре все они получат больше, чем могли даже мечтать.
…и мне в любом случае не нужен человек, которому не нужна я.

Отредактировано Эра (2005-05-20 16:03:25)

Хелл, смущения и не было, было простое желание оградить форум от порнухи и пошлости. А здесь уж больно красиво и оригинально написано, так что решила ничего особо не цензировать, и так не пошло получается. Хотя достаточно... хм... откровенно. ИМХО, одна из лучших подобных сцен в фиках.

Да, это во-первых кажется мне глупым, во-вторых я не знаю как это обыграть на русском. Тема закрыта.
Ладно, пока выбрасываю перевод ещё нескольких глав. Стихи из мюзикла по "Дон Кихоту" пока оставлены в оригинале, позже, надеюсь, они появятся в переводе.

Глава 21
– Эрик, пожалуйста!
– Нет! – крикнул он, хватаясь за маску на своём лице. – Луциана, нет!
Она побежала к нему, её волосы развивались на ночном ветру. С балкона был виден Рим, огни Вечного города отражались на её мокрых от слёз щеках. Он похолодел, когда она прикоснулась дрожащей рукой к его открытой щеке, стирая слёзы, которых он даже не заметил.
– Что ты прячешь от меня? – спросила она тихим голосом с итальянским акцентом. Эрик только ещё сильнее напрягся. Он не знал, что можно чувствовать такое, что кто-то может быть тебе дорог – девочка, которой только исполнилось четырнадцать лет. Четырнадцать лет! Полтора десятилетия он жил в этом бесстрастном мире без счастья, только в темноте. А потом появилась эта дерзкая, хитрая, заносчивая девочка, которая как-то вошла в его жизнь…
…и он впервые почувствовал тепло солнечного света.
А теперь она угрожала этому счастью. Луциана… красивая, упрямая Луциана не хотела жить иллюзиями. Она хотела видеть, что скрывается за маской.
Эрик никогда не узнает, что она хотела увидеть юношу, в которого так слепо влюбилась.
Нет, он так никогда и не узнает…
Никогда не узнает…
– Эрик, прошу тебя! Хватит! – даже злой, голос Луцианы захватывал его холодное сердце. Она потянулась к маске, но он перехватил её руки, не отводя взгляда от её больших глаз. Он сжал кулак и ударил себя по открытой щеке, трясясь от гнева. Почему она хочет разрушить это? Почему! Почему она хочет разрушить единственное счастье, которое он знал! Ярость, словно яд, отравляла его, и её нельзя было остановить или обуздать. Чистая, светлая любовь, которую он чувствовал, сменилась гневом и болью. Почему она так любопытна! Чёрт, почему все так любопытны! Почему никто не может просто принять маску? Почему он один примирился со своей судьбой, почему другие не могут?
Почему?
Он с рычанием обернулся, схватил её за плечи и притянул её к своему телу. Его маска оказалась в нескольких сантиметрах от её лица.
– Ты хочешь увидеть? – крикнул он. – Хочешь это увидеть? – его голос причинял боль – он сейчас так отличался от того красивого голоса, ради которого Луциана не спала ночами, только чтобы послушать, как он поёт.
Это желание в её глазах почти свело его с ума. Он доверял ей. Он доверял этой девочке, как не доверял никому в этом мире. Он схватил её за руку и поднёс её руку к своему лицу. Её ногти царапнули кожу, пальцы скользнули под край маски.
Её глаза…
Господи, её глаза…
Они расширились, в них больше не было души… ничего, только зияющая пустота ужаса.
Луциана открыла рот закричать, но не смогла проронить ни звука. Она отскочила назад, её спина с хрустом ударилась о перила балкона. Эрик потянулся к ней, казалось, время на миг замерло, её пальцы скользнули по его руке, потом пытались поймать воздух, а её тело медленно падало, как…
Как…
Как…
Эта красивая упрямая девочка даже умирала с красотой.
Эрик сбежал во внутренний дворик, который теперь был смертным ложем для Луцианы. Упав рядом с ней на колени, он обнял её тело и заплакал.
– Эрик, – проговорила она кровавыми губами.
И замолчала.
Он прижал её лицо к своей груди, желая умереть прямо здесь, рядом с ней. Никогда опасная мысль о самоубийстве не была так соблазнительна, как сейчас. Это была его вина! Эта прекрасная бабочка погибла от его жестоких, кровавых рук!
– Эрик! – Он поднял взгляд на холодный, спокойный голос. Перед ним стояла женщина, её длинные чёрные волосы ниспадали на плечи, её бледная кожа казалась белой на фоне её синего платья, и её глаза… её глаза спокойно смотрели на его открытое лицо. Женщина выглядела так, как выглядела бы Луциана, если бы успела повзрослеть.
– Эрик, это сон.
Его затрясло. Его тело… он чувствовал, что его тело уже принадлежит не пятнадцатилетнему мальчику. Ему уже было за тридцать.
– И я не Луциана, – ответила она на его немой вопрос.
Тогда кто она! Она выглядела, как должна была выглядеть Луциана! Но он знал, что она говорит правду… это была не Луциана.
А потом в его мозгу вспыхнуло воспоминание.
– Аманда?
Она медленно кивнула.
– И долго? – спросила она. – Долго ты занимался со мной любовью, представляя на моём месте Луциану?
Он закрыл глаза, но она продолжила.
– Как долго ты пытался добротой ко мне вымолить прощение у женщины, которая уже давно мертва?
Боль! Страшная, всеохватывающая боль…
– Почему? – закричал он. – Почему ты здесь?!
– Может, ты задашь этот вопрос ей? – ответила Аманда, кивая на безжизненное тело, которое он всё ещё обнимал.
Эрик опустил взгляд.
В его руках было окровавленное тело Кристины Даэ.

От своего крика он едва не свалился с постели. Он бесчисленное количество раз переживал смерть Луцианы в своих кошмарах… но они никогда не заканчивались так. Мёртвая Кристина в его объятиях, её кровь на его руках.
И Аманда. Господи, как он раньше не заметил? Она была повзрослевшим отражением Луцианы! Тем, чем Луциана должна была стать, с горечью подумал он. Вот почему его тянуло к ней больше, чем к другим женщинам.
– Эрик.
Он едва не потерял сознание, когда голос Кристины вторгся в его мысли.
– Эрик, – повторила она.
Он вдруг понял, что не сводит с неё глаз. Она сидела в постели, прижимая одеяло к груди, её волосы рассыпались по плечам, которые всё ещё горели от его ласк.
Последние три ночи она приходила к нему, как любовница, и последние три ночи она оставалась в его постели, как жена.
В её глазах… в её глазах был покой. В них была забота. В них была любовь…
…даже когда они смотрели на ужас его лица.
Одним быстрым движением он повалил её на спину и накрыл её тело своим. Этот сон… этот сон пришёл с самого дня его души. Он чувствовал себя мёртвым. Всё, что он мог видеть, это была кровь Луцианы на его руках… а потом Кристина на её месте. Господи, его лицо… она была так напугана его лицом, что умерла!
Кристина вздрогнула, когда он грубо захватил её губы своим ртом, застонала, почувствовав его язык.
Он доверял Луциане! Он верил, что она просто не видит его маску! И эта вера не дала ему ничего, кроме её крови на его руках! Ничего! Сколько пройдёт времени, прежде чем на его руках будет кровь Кристины?
Его пальцы провели по внутренней стороне её бедра. Кристина отвернулась, только чтобы схватить ртом воздух.
Луциана оставила его. Оставила его умирать среди боли и страданий. Эрик замер, глядя на Кристину, когда вспомнил.
Как и она.
– Эрик, – пробормотала она. – Эрик, прошу тебя…
Он грубо раздвинул её ноги.
– Почему? – прошипел он сквозь сжатые зубы.
Кристина откинула назад голову, почувствовав его в себе.
– Что… что почему?
Он заполнил её полностью, казалось, он не позволяет ей дышать.
– Почему ты оставила меня, ушла с виконтом!
Кристина похолодела при звуке его голоса, в котором было полное гнева обвинение.
– Эрик, почему ты…
Он сжал её бёдра.
– Отвечай мне! – но когда она не сказала ничего, а просто с непониманием смотрела на него, он понял, что он не может так с ней поступать. Он опустил голову и мягко поцеловал гладкую кожу её шеи. Нет, он не хотел причинять ей боль, он любил её, но…
– Пожалуйста, – прошептал он. – Пожалуйста, скажи мне, почему.
Кристина глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, что было совершенно невозможно, чувствуя его на себе.
– Потому что… – она вздрогнула. – Потому что я…
Он вдавил её в простыни своим телом. Кристина застонала.
– Я любила тебя, Эрик! – его пальцы ещё сильнее впивались её нежные бёдра, он всё сильнее прижимал её к себе. – Господи… Я любила тебя и я боялась тебя. Я была слишком слабой и слишком боялась…
Она замерла, зажатая между болью вопроса и наслаждением чувствовать его тело в единении со своим.
Дрожь, вздох, стон. Она хотела оттолкнуть его от себя. Хотела, чтобы он понял, как сильно ранили её его слова. Неужели он не понимал, что она до самой смерти будет жить с чувством вины, что тогда оставила его? Неужели он не понимал, что эта вина делает с ней?
Дрожь, вздох, стон.
Он плакал.
– Эрик, – её голос дрогнул, она тоже заплакала.
– Пожалуйста, – он замедлил грубые движения своего тела. – Пожалуйста, скажи, что это не сон. Господи, сны – это мой ад… Господи, Кристина, пусть они прекратятся…
Кристина мягко обвила ногами его талию, целуя его.
– Нет, Эрик, это не сон. Я люблю тебя. Всегда буду любить. Пожалуйста, Эрик… не надо. Я буду в этой постели до дня своей смерти. – Она выгнула спину, когда он провёл пальцами по её волосам, его губы кусали её плечо. На её кожу падали его слёзы.
Кристина беззвучно закричала.
– Я люблю тебя, – прошептал он, словно молитву. – Никогда не оставляй меня.
– Никогда, – эхом отозвалась она, прижимая его к себе.
– Ты моя!
– Да… Эрик… навсегда!
– Никогда не оставляй меня!
– Никогда!
– Никогда!
– Эрик!
Она забилась в экстазе под ним.
Какое-то мгновение, показавшееся вечностью, они не двигались, и только их тяжёлое дыхание слышалось в тёмной комнате. Потом Кристина пошевелилась. Сначала он пытался её наказать. Он был груб… жесток. Потом… она видела это в его глазах – боль… вечная, страшная боль. Боль, которая была всё более и более заметна, а он становился нежным, спокойным, просил, чтобы она любила его.
Она повернулась и прикоснулась губами к его груди, где билось его сердце.
– Я никогда не оставлю тебя, Эрик. Несмотря на твои раны, несмотря на твой гнев… ты мой. Мысль о том, что я могу быть где-то ещё, убивает меня.
Эрик поцеловал её лоб.
– Кристина… мне снится… мне снится такой ужас, который я надеюсь, ты никогда не узнаешь…
Она устало улыбнулась ему в темноте.
– У тебя будут другие сны, Эрик.
Он прижал дрожащую руку к её животу.
– Каждый день я думаю об этом, Кристина. Об этом счастье. Думать, что, возможно, уже сейчас в тебе живёт мой ребёнок.
Она напряглась под его рукой.

Так, господа и господамы, я реакции жду, тапков, а то непонятно, нравится вам или нет :oops:

Не, самое интересное - это там в начале. Ох, какой там Призрак :heart:

Много эротики? По сравнению с теми фиками, которые я переводила, это ещё детский сад! :ph34r:
Знаешь, мне поэтому этот фик и понравился, что в нём много грязи, жестокости, кровищи под конец будет - вообще утопиться можно, ну а бессердечность мне в Призраке всегда больше всего нравилась.
А проду так и не выкидывают. Мне это начинает не нравиться.