Честное слово, пишется, но только в сильно вторую очередь после доклада, который у меня в начале июля и который, конечно, совершенно не готов.
  Буду до-пере-писывать на конференции (в самом деле, не слушать же доклады народ ездить на такие мероприятия?) и выложу числа 12-13 июля.

Спасибо Alex_and_ra, Mystery, Angel-baby, и всем, кто читает - спасибо.
Прода чесслово пишется. Написаны три варианта окончания - в стилях от розовой сахарной ваты до жесткого психологического садизма , а непосредственное продолжение очень туго идет... сорри 

Вот...

Эрик шел по вечернему Мюнхену в неопределенном – куда ноги несут – направлении и улыбался, вспоминая очередную миссионерскую атаку Кристины.

Их общение за полторы недели приобрело характер регулярного. Кристина упомянула, что у нее свободны три вечера в неделю, и оба они оказывались в кофейне в «это время», хотя договоренности как таковой не существовало.
Кофе трижды в неделю - по вторникам, четвергам и воскресеньями - успело стать для Эрика привычкой, от которой не хотелось бы, но не составило бы труда отказаться – по крайней мере, так он думал.
На вопрос, зачем ему это общение, ответа не было. С Кристиной ему было уютно и спокойно. С одной стороны, в ее лице он обрел внимательного и заинтересованного слушателя. С другой стороны, она была непредсказуема: реакции ее бывали настолько отличны от Эриковых ожиданий, что частенько приводили его в изумление и поддерживало интерес. От некоторых вопросов – разумеется, наиболее интересных Эрику - девушка уворачивалась с достойной уважения ловкостью, и мужчина не проявлял настойчивости. Пытаться поймать ее на слове оказалось интересно само по себе, а какое невинное удовольствие он испытывал, когда удавалось заставить ее проговориться!
Но самым забавным было ее наивное и детское упорное желание наставить случайного знакомого на путь истины. Она не оставляла попыток не смотря на то, что не выиграла ни одного спора. И… кажется ему, или она сама радуется своим поражениям? Или его победам…

Правду сказать, победы иногда давались ему нелегко – и это было особенно интересно. Сегодняшняя схватка закончилась в рекордные сроки.

- Я бы хотела вернуться к нашей предыдущей беседе… о том, что должно быть что-то в человеке, указывающее на его бессмертие… Как по-вашему: что такое совесть?
Эрик рассмеялся и ответил совершенно искренне:
- понятия не имею.
Глаза девушки округлились, она явно лихорадочно подбирала ответ. Эрик тихо хихикал - видеть собеседницу поверженной одной фразой было удивительно приятно.
- Какое-то представление у Вас должно быть…
Эрик покачал головой.
- Совсем? Нет, так не может не быть. Вы хотите сказать, что у Вас нет совести?...
Эрик кивнул.
- А раньше была?
Эрик пожал плечами.
- Но ведь в детстве Вам говорили: Йохим, как тебе не совестно! И тогда Вы совершенно отчетливо представляли, что такое совесть.
- Не припоминаю. Возможно, в моем воспитании имеется пробел, - сказал он с кривой усмешкой. О, да. Ни нравоучений, ни колыбельных, ни тряпичных медвежат, ни деревянной сабли, ни сказок на ночь… сплошные упущения.
- Вы надо мной смеетесь? – спросила Кристина жалобно. – Или… Вы сирота?
- Разумеется, смеюсь, - ответил он со смешком, который он постарался сделать естественным.
Девушка очень внимательно посмотрела на него, вздохнула и сказала:
- пожалуй, пока пололжить беседу о совести не получится. - И решительно поменяла тему разговора:
- Господин Мецкер, могу ли я просить Вас рассказать мне, что делает архитектор на стройке? Вот Вы создали проект, зачем Вам ежедневно надзирать за его выполнением? Я не для себя спрашиваю, один из моих учеников решил стать архитектором… Он хотел быть художником, но перспектива посещения анатомического театра… Думаете, в любом случае придется? Но все-таки…

Почему бы и нет – он рассказал о стройке, потом разговор перешел на самые длительные стройки Европы. Как ни странно, Кристина была хорошо знакома с историей строительства и архитектурными особенностями многих соборов. Впрочем, это может и не удивительно…

- Вы интересуетесь историей именно храмовой архитектуры?
Она ответила с широкой улыбкой:
- не только. Но соборы, конечно, самые величественные постройки. Из тех, что я видела, я имею в виду. – Она улыбнулась еще шире: - Может это потому, что они такие большие? Например, мне очень нравятся горы, потому что они такие огромные.
- То есть в архитектуре чем больше, тем лучше?
- О, не всегда. Фрауенкирхе (*центральный собор Мюнхена) мне не нравится совсем, хотя он тут самый большой. – сообщила она шепотом.
- А что Вам особенно нравится?
- В Ульме есть собор… не главный, тот огромный, готический, а если пройти вверх по Дунаю от центра, потом свернуть… а, Вы знаете? Неоготика, мой любимый стиль… А Ваш какой - любимый?
- Мой собственный. Стиль… Йохима Мецкера, - проговорил Эрик с едва заметной заминкой, надменно вздернув подбородок. Выбранный псевдоним его порядком раздражал, а уж голос, которым приходилось говорить...
Кристина засмеялась:
- Ну разумеется! Можно я еще прошу? Относительно размеров постройки: как они определяются?
- Средствами.
- А если они не ограничены?
- Есть определенные пропорции, которые человеку кажутся красивыми. Есть ландшафт, и постройка должна быть в него вписана.
- Но ведь нет математической формулы: если высота холмов на дальнем плане такая-то, а сбоку деревья в пять человеческих ростов, то высота собора равна тому-то? Значит, просто ощущение архитектора? И оно общее для большинства людей?
Эрик поднял брови, слегка удивившись нетипичному для женщины интересу, так и самому факту наличия здравого смысла в женщине, выросшей из ТОЙ мечтательной девочки, и начал отвечать, все более и более увлекаясь.

Теперь, возвращаясь мыслями к разговору, он находил это все более и более подозрительным. Неоготика, надо же! Откуда? Неужели она штудирует книги по архитектуре, готовясь к их встречам? Маловероятно, но… Она старается говорить о том, что считает интересным для него. Что интересно ей самой? Ответ мог быть дать беглый осмотр ее комнаты… Не заглянуть ли туда – в отсутствие хозяйки?
А если окажется, что она притворяется, что она изображает интерес, играет, хорошая актриса… Почему-то это предположение показалось ему оскорбительным. И зачем ей?

Свернув за угол, он увидел, что двое – мужчина и женщина – заходят в заведение «Порванная струна» с развеселой вывеской: жирный кот с разинутой в вопле пастью и блаженно закаченными глазами, обрывающий струны на гитаре, себе аккомпанируя. Бывают в жизни совпадения! Не узнать женщину он не мог – он расстался с ней менее часа назад. Вернее, это она рассталась с ним, а пока они болтали и пили кофе, была несколько рассеяна поглядывала на ходики на стене… Значит, у нее было назначено свидание. Любой, кто увидел бы его в этот момент, счел бы его усмешку очень нехорошей. Эта женщина не нужна ему, конечно нет, но сам факт, что после встречи с НИМ у нее было другое рандеву с кем-то-там-еще привел его в ярость. Может, он врач, и Кристина будет внимательно слушать рассказ о способах ввведения клистирных трубок. А может быть, он торговец, и она увлеченно обсуждает с ним подорожание солода и его последствия для благосостояния Баварии. Что, если это ее манера поведения – с ЛЮБЫМ человеком? «Эрик – не любой», - подумал он, стиснув зубы.   
Сквозь запотевшее стекло он попытался оценить обстановку внутри. Довольно темно, источник света в глубине. Решившись, Эрик надвинул на лоб шляпу, толкнул дверь и заглянул внутрь. В кабаке было очень накурено, клубы дыма можно было не то, что трогать руками – резать ножом. Что может заставить приличную женщину прийти в такое место? Кристина и ее спутник усаживались спиной ко входу и лицом к возвышению в глубине, где какая–то девица пела под аккомпанемент рояля. Судя по доносившимся обрывкам фраз, здесь собрались представители богемы: художники, писатели, музыканты. Разумеется, все как один непризнанные. Эрик выбрал себе место сзади и несколько сбоку от Кристины и ее спутника. Позиция позволяла искоса разглядывать их и в любой момент повернуться спиной. Их разделяла шеренга кадок с какими-то чахлыми растениями. Маловероятно, что она его заметит, но не исключено. «Мальчишка», - сказал он себе,  – «ты не сможешь вразумительно ответить, зачем ты это делаешь».
Вздохнув, Эрик сосредоточился на разговоре Кристины и ее спутника.
- У тебя очень усталый вид, - говорил мужчина.
- Голова болит. Тут так надымили… зря я согласилась сюда прийти.
- Ну да, разумеется, - сказал мужчина, – надо было насмерть замерзнуть на улице. Ты пропустила два четверга. Скажи, что это не из-за меня.
- Это не из-за тебя, - покорно сказала девушка.
- Ложь есть грех! – строго сказал мужчина.
- Ну хорошо, Клаус. Я считаю, что нам лучше поменьше видеться, пока эта… болезнь у тебя не пройдет.
- Это не болезнь! Если называть вещи своими именами – это любовь.
Эрик искоса посмотрел на говорившего. Классический профиль. Хорошая кожа. Почти мраморная статуя. Статуя в очках, с усами и бородкой. Тот самый бородатый мальчик?
- Кла-а-аус, - протянула Кристина жалобно, - я бы все, что угодно сделала, чтобы у тебя это прошло и чтобы ты был счастлив. Я бы руку дала на отсечение, честно. Ты… мой очень-очень хороший друг, очень близкий мне человек, но…
- Кристина, я вовсе не пытаюсь вновь сделать тебе предложение! Ты все сказала, и не надо больше об этом. И рука на отсечение – это не то, что может сделать мужчину счастливым. Просто слово «болезнь» меня обидело.
- Прости.
- Но даже если я… болен, тебе незачем прятаться ото всех. Я… я наверное уеду на некоторое время… Мой друг едет в Тибет с экспедицией, там есть место… ну, биографа. Ты знаешь, Тибет – это моя мечта, давняя. А ты… пообещай, что не обречешь себя на одиночество? Будешь ходить сюда по четвергам, когда я уеду?
Кристина опустила голову, и Эрик услышал всхлипывания.
- Клаус, ты… замечательный… Ты прости меня, я…- она закрыла лицо руками.
- Мне нечего прощать, а было бы что – я бы тут же простил. Я тебе песню написал… на прощание. Хочешь послушать?
Девушка кивнула. Клаус встал и направился к шумно спорящей компании в середине зала, выудил из нее невысокого усатого господина, и они вдвоем направились к опустевшей сцене.
- Внимание! – закричал усатый, - Ти-ши-на, пожалуйста! Ти-ши-на! – гул голосов постепенно смолк. – Наш друг Клаус написал песню, которую хочет предложить вашему вниманию. Называется «Моя звезда». Послушаем?
Раздались крики «давай, Клаус!» и хлопки – довольно жидкие. Усатый господин начал аккомпанировать. Голос у Клауса оказался довольно приятный, музыка – так себе. Речь шла о недосягаемой звезде, которую герой любит и которая не может сойти с небес на землю. Банальность… Нет, все же не совсем плохо, он слишком суров к мальчику. Хорошая такая песня, каких в мире тысячи…
Кристина тихонько просила:
- Пусть у него все будет хорошо, пусть он встретит хорошую добрую женщину… И пусть у него ЭТО поскорее закончится.
И – плакала.

Интересно, оставив Эрика, она так же печалилась о его боли? Она добрая девочка… добрая девочка, которая так жестоко его предала… Подставила его под дула ружей… Отвергла… Может быть и плакала – какая теперь разница? Такая, как сейчас, она плакала бы, наверное. Эрик подумал о том, каким бесконечно оставленным он чувствовал себя, когда она ушла с мальчишкой-виконтом. Видит небо, он заслуживал сострадания гораздо больше, чем вот этот милый бородатый мальчик, у которого впереди все будет.

Клаус вернулся. Кристина сдержано похвалила песню и умолкла.
- Это все, что я хотел сказать, - сказал Клаус после продолжительной паузы.
- Пойдем? – сказала Кристина.
Они направились к выходу. Эрик последовал за ними, выждав время, достаточное, чтобы они успели отойти от двери, но не успели завернуть за угол. Девушка и бородатый Клаус двигались в противоположных направлениях. Конечно, к чему слова, если все сказано? Но ночью улицы не безопасны, и мальчик ДОЛЖЕН был ее проводить, даже если находится рядом для него мука. Так ли сильно и чисто чувство, которое он к ней испытывает? Эрик пожал плечами. Неважно, она хочет, чтобы это кончилось – и оно кончается. Вздохнув, Эрик двинулся за Кристиной на расстоянии пары сотен шагов, предусмотрительно держась противоположной стороны улицы. Он не настолько сентиментален, чтобы кого-то провожать. У нее должна быть своя голова на плечах. Просто подвернулся случай узнать, где она живет, и он на всякий случай узнает.
И все-таки, зачем ему это? Зачем ему она? Следующие полчаса он размышлял над этим вопросом, недоуменно покачивая головой.

*************************

- Клаус, - думала Кристина, - ты все делаешь правильно. Она и сама была готова оставить место учительницы, чтобы прекратить это обоюдное мучение. Она бы непременно так сделала, но теперь все решится само собой.
- Пусть у него все будет хорошо, - повторила она.

Скорее бы оказаться дома под одеялом. Голова болела немилосердно, но запах табака был тут не при чем. Она слишком переволновалась сегодня. Не из-за Клауса.
Господин Мецкер. Очень странный и очень закрытый человек. То и дело в разговоре она затрагивала совершенно безобидные темы, которые он отказывался обсуждать, старательно меняя тему разговора, а то и вовсе будто не слыша вопроса. Ну, раз собеседник так скрытничает, то и она старалась не сказать о себе лишнего.

Но не только некоторые темы были закрытыми. Он сам был спрятан за своими очками, бородой и шарфом. Как маска. «Кофе с маской»…
Он носит необычные очки с темными стеклами, так что глаз рассмотреть невозможно, они угадываются, но не видны. Она как-то спросила, зачем такие очки? Его глазам вреден яркий свет – гм, хорошо, пусть так. Но неужели тоненькая свеча в полутьме – это яркий свет?
«А вдруг он из тех, что разрезает женщин на кусочки мясницким ножом. Или скрывается от двух жен и кучи детишек» – подумала Кристина вяло. Кажется, она разучилась бояться чего бы то ни было. А в этом интересном и необычном господине она и не чувствовала угрозы, более того, не весть почему рядом с ним ей было спокойно. До сегодняшнего дня.

Удивительно что ей удалось сохранить непринужденный вид и поддерживать разговор: когда он сказал, что не знает, что такое совесть, перед Кристиной внезапно встал ощутимый, осязаемый призрак прошлого. Если только господин инженер не шутил… 
Кристина знала только одного образованного человека, не знакомого с совестью – своего учителя, умершего 9 лет назад. Господин Мецкер не был на него похож: голос, фигура, характер – другие, и все же было что-то неуловимое, чем этот человек все больше и больше напоминал ей Ангела… Призрака. Оттенок интонации, то, как руки лежат на столе… Но с другой стороны, у господина инженера есть «свои» жесты, которых не могло быть у Призрака. Например, он неосознанно теребит и подергивает бороду, когда думает над ответом.

Все просто – она видит то, чего ей хотелось бы.

Отредактировано morein (2007-08-04 03:57:56)