:sp: Ну, Кристина берет пример с Моники Левински  Ну, всяко потом может быть. Вот и пригодится. Зачем протирать. Семейная реликвия .

serenada, ооо, все разом "Lost in the darkness" это героический подвиг Так что,  я с нетерпением буду ждать результатов. Мне, как автору чрезмерно любопытному, интересно вдвойне =)

lina, ну, тогда покажу обязательно. Как-нибудь соберусь с силами =)   *-p

Ну, ее ПО периодически занимает =) Определенным родом деятельности Что б не скучали. Оба. По полной программе. Как займет, так усё! На целый день "агрегат-Дуся" без перерыва на перекур  :zuu:    Или не он ее, а она ПО? 

Отредактировано Night (2007-01-21 00:26:53)

А я вам принес заметку про вашего мальчика!(с)   

**

Зима была серой и пасмурной. Погода промозглой. А небо затянуто грязными тяжелыми тучами, нависшими над городом. Кристина толкнула рукой дверь наемного экипажа, и вышла на мостовую, стараясь не измарать юбку в дорожной грязи.
Она поежилась от холодного колючего ветра, ударившего ей в лицо. Поспешно расплатившись с извозчиком, она, бегом кинулась к дверям пансиона. Хозяйка сделала вид, что не обращает внимание на нежелающую быть замеченной даму в плотной вуали.

Не зная, застанет ли она хозяина дома, Кристина несмело постучала в дверь. Через несколько секунд она бросилась в объятия своего тайного возлюбленного.
Ее неожиданный приход удивил Эрика. Она кинулась ему на грудь с той неистовостью, с которой маленький ребенок ищет помощи и защиты у взрослого от пугающей его темноты. Ее глаза выдавали тревогу, от прерывистого дыхания грудь вздымалась. Ему стало не по себе. Что скрывалось за этим красноречивым молчанием?
- Что-то случилось? – обеспокоено спросил он.
- Нет. Ничего! Просто… - виконтесса замялась, не зная как объяснить свой неожиданный приход. - Рауль сегодня уехал, и я хотела побыть с тобой. Не могу больше быть в том доме. – Объяснила она. - Там меня все душит. Мне спокойнее, когда ты рядом. Мы теперь ведь всегда будем вместе? Я хотела убедиться, что с тобою ничего не случилось. Мне не стоило приходить? – немного огорченно спросила она.
- Не говори так.
Она отошла от него, и сняла меховую накидку. Ей было нестерпимо жарко. Он подхватил ее манто, и небрежно кинул на спинку стула, взял ее за плечи, развернул к себе лицом. Виконтесса устало сомкнула тяжелые веки, и позволила себе на мгновение забыться. За окном, время от времени, глухо стучали по мостовой колеса редких экипажей. Она вздрогнула, возвращаясь сознанием в эту комнату, в этот пансион, приподнялась на цыпочках, и крепко, что было силы, обняла. – Милый мой, мне так страшно! Мне страшно, Эрик! Если бы ты только знал…
- Ангел мой, я с тобою. Я всегда буду рядом, слышишь? – Он нагнулся, поцеловал ее печальное лицо.
Он подумал о том, что скоро они будут счастливы другим счастьем. Не этим, будто чужим и постыдным. Своим, тем, что их по праву. Тем, где место ей, ему и их музыке, где он сможет любить ее так, как она заслуживает, и больше не будет этих печальных взглядов, этой беспомощности и безысходности. 
Если бы он никогда ее не встретил, не услышал ее голоса, не увидел ее глаз, как знать, как бы и чем он жил дальше, и жил бы вообще? Никогда бы не грезил и не мечтал об этих густых с едва уловимым лавандовым запахом волосах, о тонком стройном стане, не любовался бы тенью от длинных густых ресниц, падающую  на бледную кожу щек, когда она целомудренно опускает взгляд…  Вряд ли кто-нибудь был в силах понять ненасытную тягу двух людей друг к другу. Она была тем чудом, той упавшей с небес звездой, которую он хотел сохранить, не дать ей угаснуть.

Его глубокий тихий голос убаюкивал и успокаивал ее, мысли Кристины уносились далеко от стен этой комнаты, от этого места, от этого города.  Кристина с усилием скрывала свое волнение. Ее голова склонилась на его плечо, ах, если бы он мог прогнать ее тревогу. Она закрыла глаза, как ей показалось на минуту.
  Кристина приподняла голову, а затем  глубоко вздохнула, мягко освобождаясь из его объятий. Они оба лежали на кровати, за окном начало смеркаться.
- Неужели я уснула? – смущенно спросила она.
- Да, ты спала. Вначале я даже испугался. Ты очень устала. – Поцеловал ее в висок Эрик, зарываясь лицом в пышную копну ее волос.
- Почему ты не разбудил меня? Как долго я спала?
- Не бойся, ты спала не больше двух часов. Ты еще успеешь вернуться и сыграть роль послушной жены…
На ее лице отразилось страдание.
- Не причиняй мне боль своими словами. Ты же сам знаешь, как мне сложно. Но, ведь скоро будет иначе!? – Добавила она, и теснее к нему прижалась.
- Конечно будет… Я буду ждать тебя здесь. – Перевел он тему. - Так безопаснее. Скажешь прислуге, что поехала с ребенком на прогулку. Нам нельзя опаздывать. Одень мальчика теплее, сейчас очень холодно. Не бери много вещей. Они нам будут только мешать. В скором времени у вас обоих будет все необходимое, как только мы покинем Париж. И ни о чем не беспокойся.
Она со вздохом кивнула ему в ответ.
- Хорошо. Но и ты будь очень осторожен! Прошу тебя, будь осторожен.
Он лишь усмехнулся ей в ответ.
- Не беспокойся за меня…
- В четверг в половине второго мы будем здесь. Ты знаешь, ведь ты понравился Шарлю…
Она внезапно как-то погрустнела. Эрик заметил это, гадая об истинной причине ее тревоги.
- Кристина, поверь, обещаю, что буду любить его так же сильно, как я мог бы любить своего родного ребенка… - произнес он, прижимаясь губами к ее виску.
Она была женщиной, совершившей немало ошибок. Но в первую очередь она была матерью. Он не мог не признать, что она не перестанет опасаться за судьбу и благополучие своего ребенка. Должно быть, она не уверена, что он сможет принять сына своего злейшего врага.
- Он бы мог быть и моим сыном… - С какой-то неподдельной печалью произнес он.
- Уверена, Шарль будет любить тебя ничуть не меньше, чем родного отца!
- Обещаю тебе, Кристина, ни мальчик, ни ты не будете ни в чем нуждаться. У вас будет все…
- Рядом с тобою мне не так уж много и надо. Поверь. У меня есть самое главное. Ты смог мне дать гораздо больше, чем может дать любой титул, любые деньги…
Он крепко сжал ее руку. Кристина зажмурилась. Обручальное кольцо, как вечное напоминание о ее глубочайшей ошибке, безжалостно, раскаленным обручем впилось в кожу.
Что за мучение – понимать каждую минуту, каждую секунду своего существования, как ты желаешь вырваться из этого ада, скрыться от этих людей, что чужды, и одновременно быть в ловушке собственной вины перед ними же.
- Ты сама на себя не похожа последнее время. – Он притянул ее к себе, не сводя с нее глаз. - У меня все чаще ощущение, что я разговариваю с пустотой. Если есть что-то, что тебя беспокоит, я хочу знать... Не скрывай от меня ничего. Прошу тебя.
- Тебе показалось. Я такая же, как и прежде.
- У тебя есть от меня секреты? Я просто хочу знать, что тебя так сильно волнует. Полагаю, я имею на это право!
Кристина молчала. Ее лицо было холодно и мрачно. Он был совершенно справедлив в своих требованиях. Но… откуда она может знать, что сделает Эрик, расскажи она ему сейчас, сию же секунду истинную причину ее тревоги и страха? Он всегда стремился ее защищать и оберегать. И, подчас, его действия были слишком пугающими. Живущий в нем Призрак, ослепленной вспышкой гнева и ярости по-прежнему лишь пугал Кристину. Она столько времени бежала от его темной сущности, столько времени скрывала от себя истинные страхи и желания. Но больше всего на свете она не хотела снова видеть в нем убийцу и преступника.
Она умолчала о Легарде и его угрозах, умолчала о своем неподдельном страхе за их жизни, умолчала и о том, что больше всего на свете боится потерять Шарля…
- Эрик, а что будет после? После того, как мы уедем? – Спросила она, предпочитая не отвечать на заданный им вопрос. – А что, если нас найдут?
Он перехватил ее испуганный взгляд, и так ничего и не ответил.
- Если нас найдут, - продолжила Кристина, ответив за него, - тебя отдадут в руки правосудия… а у меня отнимут единственное, чем я дорожу в этом проклятом мире – моего сына. Мне страшно.
- Ты сомневаешься в своем выборе? – Голос его прозвучал на удивление мягко, без гнева и ярости, скорее обреченно.
- Нет… меня страшит неизвестность. И я боюсь за тебя.
- Ты не задумывалась о моей жизни четыре года назад…
- Ты ошибаешься, – вздохнула виконтесса. – Ошибаешься. Я никогда не хотела причинять тебе ни зла, ни боли. И я не могу тебя терять сейчас. Теперь, когда я обрела тебя… я не могу допустить, чтобы ты страдал, чтобы тебе угрожала смертельная опасность! А я ее чувствую. Она везде. Везде! Слышишь?
Он не дал ей договорить, Кристина почувствовала его губы на своей коже, щеках и губах. На этот раз его ласки оставили ее бесчувственной,  все внутри у нее сжималось от страха, но она покорно откинулась на подушки  и закрыла глаза. Внезапно она ощутила какую-то острую неподвластную ненависть к самой себе, и ей захотелось скрыться, убежать от всех, от каждого, кто держит ее душу, как в тисках, и лишь душит, душит…
С покорностью тряпичной куклы поддавалась она чужим рукам, не чувствуя  прежнего наслаждения. Она едва сдерживала горькие слезы. Вряд ли ее муж и маленький сын заслуживали такой несправедливости по отношению к себе. В том, что Эрик искренне сможет полюбить и принять мальчика, она не сомневалась. Но, что все это неминуемо причинит боль Раулю. Ей казалось, что их уже давно ничего не связывает, и порвать с прошлым ей не составит никакого труда. Однако, чем больше она думала, чем чаще вспоминала с какой нежностью и любовью ее супруг относился к их сыну – и она желала лишь одного – просто умереть! Умереть, чтобы вновь не делать свой ужасный выбор, не терзать ни себя, ни окружающих ее людей.
Рауль обожал сына. Казалось, его счастью не было предела, когда он впервые с опаской взял на руки крошечный попискивающий сверток из кружев.
Он пытался сделать все, чтобы Шарль вырос достойным своей фамилии. И он не желал замечать ту неприязнь, которую его мать питала к невестке и не находила нужным скрывать ее в присутствии сыновей. К счастью, мальчик был еще так мал, что попытки старой графини настроить его против матери не увенчались успехом. Он одинаково любил мать и  строгую бабушку, побаивался дядю, который часто приезжал к ним и всегда был сердит, говорил много и непонятно, и обожал отца.   
  Чем старше становился мальчик, тем больше времени старался проводить с ним Рауль.  Он садился в кресло возле камина,  Шарль приносил свою скамеечку, и слушал его рассказы. Рауль рассказывал ему о море, о кораблях, и Шарль даже мог уже назвать все снасти.  Но больше всего Шарлю нравилась коллекция старинного оружия, развешенного на персидском ковре и к которому ему строго-настрого запрещали прикасаться. Но виконт иногда снимал со стены тот или иной клинок и разрешал сыну погладить тяжелый эфес. Или же поддавшись уговорам мальчика, виконт устраивался вместе с ним на полу, и они разыгрывали целые сражения,  умело обстреливая армию врага стеклянными шариками и забыв обо всем на свете. Виконт обычно проигрывал.
  Рауль не мог покинуть дом, не зайдя перед каждым своим отъездом к мальчику, а тот забирался к нему на колени и спрашивал, когда он вернется.
Как же сможет Рауль перенести разлуку с сыном… Ее бедный Рауль…

Она пришла в себя словно от сильного внутреннего толчка, вздрогнула, и поймала на себе полный изумления и гнева взгляд.
- Что случилось?
- Что? Ты назвала меня именем своего мужа, Кристина… - он резко выпустил ее из объятий.
Кристина провела рукой по лицу, будто пытаясь привести себя в чувства.
- Прости… прости, я задумалась.
- Задумалась? Так вот о ком ты думаешь, когда мы вместе!?
- Нет! Нет, конечно.
Глаза его лишь холодно поблескивали, а зрачки его, казалось Кристине, колют ее острыми холодными копьями.
Она глубоко вздохнула и замерла. Внешнее ее спокойствие исчезло.
- Прости меня! Поверь, это просто какое-то недоразумение. Пойми… - Смешавшись от растерянности, произнесла она. – Ты же знаешь, как я  тебя люблю! – Запинаясь, произнесла она.
Она потянулась к нему, но он не шевельнулся.
- Прости меня! – Голос ее дрогнул, и она едва удержалась, чтобы не зарыдать. – Клянусь тебе! Я люблю только тебя!… Я не знаю, как это вышло. Это просто случайность. Пойми, перед отъездом все это не дает мне покоя, а он мой муж…
По щекам ее покатились слезы. Рыдания заставили его смягчиться. Кристина продолжала шептать извинения и оправдания. Ее била крупная дрожь, он обнимал ее уже без всякого негодования, но казалось, тень сомнения так и не сошла с его лица.
Наконец она опомнилась, за окном сгущались сумерки. Ей давно надо было вернуться, и она резко поднялась с кровати. Но мгновенно тут же вдруг села, бледная как полотно.
- Что с тобой?! – Сквозь пелену тумана она услышала его голос.
- Ничего так иногда бывает. Сейчас пройдет.

Эрик проводил ее, когда за окном было уже темно.
- Ты должна быть осторожна. И не вызывать подозрения у прислуги. Тебе лучше не появляться здесь. Хорошо? Потерпи. Осталось совсем недолго.
Он обнял ее, шутливо поправил ее слегка съехавшую набок шляпку. Она наспех последний раз поцеловала его, и, наконец села в экипаж, вполне мирясь с недолгой
   Ее ждали ставшие ненавистными стены дома де Шаньи. Стены, из которых казалось никогда не вырваться. Бежать! Или умереть! Эти стены. Обитые шелком и увешанные фамильными портретами, каждый из которых осуждал ее молчаливым упреком. Они так и не приняли ее. Портреты Рауля и Филиппа и даже маленького Шарля украшали галерею.
Ее же портрета не было. Когда-то ей казалось это обидным, Она мечтала, что художник напишет ее портрет, ее и Шарля. А сейчас, ей казалось, что так даже лучше, словно удар, который ей еще предстоит нанести мужу, станет от этого слабее.

Отредактировано smallangel (2007-02-07 20:07:49)

Каждый подумал о своем, что называется

А что я, я ничего  Кстати, народу полегло самая малость, можем посчитать. Так что, никаких невосполнимых потерь особо не было  Я без надобности никого не кокошу никогда

Только не сейчас. Позже точно пустим куда-нибудь =)

Martian, воспитанный и немного светский? Это как? 

Bastet

Ну так статуя тоже женщина несчастная. Она графа любит (с)  он, может, тоже по-своему несчастен. Кристину ему хочется  А Кристине хочется другого. Трагедь =)
А тогда, он ее не опоил. Он ей вколол морфин.  Для полного счастья.

:sp:  Но не осмотрительно.

Отредактировано Night (2007-02-08 13:11:22)