**

Проводив супруга, Кристина прошлась по пустынным комнатам. Зашла в комнату мальчика. С ним занималась нянька. Мальчик, катаясь по ковру, заливался задорным звонким смехом. Нянька, невысокая тучная женщина лет сорока, с туго стянутым на затылке прямыми и гладкими волосами, приговаривая что-то себе под нос, пыталась  поднять ребенка с пола.
- Позвольте мне! – Остановила ее Кристина, и сама подошла к сыну, наклонилась над ним. Нянька сделала несколько неуверенных шагов назад. 
Виконтесса взяла ребенка на руки, прижала его к груди, будто рисковала больше никогда не увидеть. Мальчик по-прежнему заливался смехом, начав что-то говорить матери. Кристина отвечала ему, грустно улыбаясь, и изо всех сил сдерживая накатившие на нее слезы.   

Ночь для Кристины была тягостная. Она чувствовала, как неприятно липнут простыни к ее коже, будто скользкими щупальцами обвивают ее тело, начиная душить.  Она почти не спала, и никак не могла дождаться рассвета. А встала ни свет, ни заря, и снова начала бродить по дому, словно считая минуты до своего отъезда. За окном едва показались первые лучи, прислуга еще спала. Кристина накинула на плечи халат, и вышла в сад. Прошла к беседке, села на лавочку, воскрешая в памяти такой родной и необходимый образ. И вдруг сердце ее зашлось, участило ход, она едва не задохнулась от сильной волны ощущений.
Сидя там, в беседке, она наблюдала, как колышется на ветру настурция и немезия, прислушивалась к едва слышному еще сонному щебетанию птиц, и шороху листвы, небо и рваные облака вдалеке были окрашены в светло-розовый цвет, будто кто-то неведомый случайно опрокинул на полотно неба краску, но картину так и не завершил. Лицо опалял прохладный утренний ветерок.

Когда-то все это было сосредоточением ее тоски, она топила свое горе, пытаясь заниматься хозяйством, старалась заглушить память бессмысленными делами. Откровенно признаться, все это теперь интересовало ее в последнюю очередь, и у нее не было больше никакого желания продолжать топить свои порывы в таких глупостях. Ей больше не хотелось строить из себя увлеченную своим положением хозяйку.
Она невольно вспомнила свое детство. Еще беззаботное, такое легкое и наполненное счастьем, отец безумно любил ее, учил музыке, она не помнила своей матери, но отец всегда говорил, что она очень на нее похожа, и если бы была жива, то безмерно гордилась своей чудесной малышкой! Кристина вдруг вспомнила, как еще детьми они играли с Раулем. Как странно, они так замечательно ладили. Наверное, это чудесно, что когда-то случай свел их. А потом… потом она потеряла отца. Вторым человеком после отца, которого она хорошо помнила, и которому была благодарна – была мадам Жири. Она никогда не задумывалась, почему именно она появилась столь неожиданно в ее жизни. Она действительно всячески оберегала и заботилась о ней. После того, как она осиротела, ее домом стала Опера. А потом… - Кристина вздохнула. Господи, как много воспоминаний хранит ее сердце. Она верила сказкам. Она верила, что… Ангел музыки существует. Кристина невольно улыбнулась. Он все-таки добился того, к чему шел вопреки всему! Интересно, думала ли она когда-нибудь, о нем, как не об Ангеле? Она была еще девочкой, а голос у Ангела был такой глубокий, такой обволакивающий. Она помнила свои ощущения. Она помнила, что в голове всякий раз танцевали странные непонятные образы. Она лишь сейчас понимала, что, наверное, почти всегда любила  его, и любила в нем не только бесплотный дух, но и мужчину. Вот только поняла это слишком поздно… Он стал для нее необходимым и единственным, но вряд ли то, что сейчас происходит между ними, можно назвать счастьем. Они сами отняли у себя шанс на него. 
Виконтесса опомнилась, когда, слепя,  в глаза начало бить яркое солнце. Она встала, поежилась от влажной утренней прохлады и росы, осмотрелась, и вышла из беседки. Ей хотелось покинуть этот дом как можно скорее, чтобы избежать вопросов прислуги, многозначительных, но немых взглядов, и  лишней суеты.

-

А когда долгожданный миг настал, и Кристина стояла на пороге дома, она едва перевела дух, и обнаружила, что дверь закрыта. Тогда, нетерпеливо начала колотить ладошкой в дверь. От волнения сердце ее грозило разорвать грудную клетку. Ей показалось, что истосковавшееся и изведенное нетерпением и страхом сердце разбухло от чувств настолько, что мешает дышать. Она чувствовала, как задыхается то ли в сладостном предвкушении, не в силах больше ждать, то ли в непосильном ужасе. Слишком много между ними оставалось условностей, слишком много оставалось за спиной угроз и опасностей – и это не могло ее не пугать.
Почувствовав, что ей стало вдруг дурно, она кинула сумку на ступенях, и приложила руку к груди, ловя сухими губами воздух. Ее охватил ужас, силы, будто вода, покидали ее тело, перед глазами все поплыло. Сквозь дымку замешательства она различила щелчок отворяющейся двери.
- Кристина?! - И  его  руки подхватили ее бессильную, опускающуюся на землю, не позволив упасть.   
Она слишком нервничала, изводя сама себя.
- Кристина, - еще полностью не придя в себя, она услышала свое имя. Это был его голос.
Кристина приоткрыла отяжелевшие веки, и поняла, что лежит на кровати.
- Ты в порядке?
- Все хорошо. – Выдохнула она, понимая, что туго стягивающие ее стан завязки платья и корсет уже больше не причиняют ей неудобство. – Прости. Я слишком переволновалась. Я так ждала этого момента, что казалось, я умру! Я слишком рано, да?  Я разбудила тебя? Ты спал?
Он наклонился над ней и поцеловал ее в лоб.
- Нет. Нет, Кристина. Я… просто… 
- Ты не ждал меня? – Догадалась она.
- Я просто опасался, что ты передумаешь в самый последний миг. – С долей неуверенности произнес он.
Он сидел на краю кровати, глядя ей в глаза. Но, произнеся эту фразу, мгновенно отвел взгляд, и понурил голову. Кристина приподнялась на кровати, понимая, что сердце снова размеренно бьется в груди, и силы возвращаются к ней. Она вскинула руку, и погладила его лицо кончиками пальцев.
- С чего ты взял?
- Кристина… - сделал он паузу, будто не зная, что говорить дальше, - как тебе объяснить это. Ты молода, и красива. А я… ты же сама все видишь. Не такой мужчина нужен тебе. Все куда сложнее и серьезнее. Это жизнь, а не сказка, в которую ты верила когда-то. Кристина, еще пару лет, и ты вовсе поймешь, что я никчемен, и не нужен тебе. Боюсь, что я даже не смогу дать тебе того простого, в чем нуждается каждая молодая здоровая женщина. Ты здорова, хороша собой, тебе нужен такой же молодой, здоровый мужчина.
- Да с чего ты взял? Господи, какие глупости! Это не так, слышишь, не так! Поцелуй меня! – Приказала она, не желая больше слышать эти слова. – Поцелуй, слышишь?! Крепко-крепко! Я так скучала! Мне так хотелось скорее уйти из того дома, я едва дождалась!
Ее слова, ее нежный, окутывающий теплом голос немного успокоили его. Он притянул ее к себе, поцеловал, потом обнял, чувствуя каждый удар ее сердца, избавляющий его от страха и сомнений. И Кристина, ощутив его силу объятия, облегченно вздохнула, в который раз почувствовав себя в его руках такой защищенной и такой умиротворенной.
Она зевнула. Терзая себя всякими опасениями, она провела бессонную ночь, и сейчас очень хорошо это ощущала. Он выпустил ее из объятий, и укрыл свободным концом простыни. Кристина устало улыбнулась.
- Отдохни. Это не помешает тебе. – Проговорил он ее, беря ее за руку, и касаясь губами кожи на ее запястье.
Кристина, несколько секунд колеблясь, откинулась на подушки.
- А мне позволь просто смотреть на тебя. – Не отпуская ее руки, произнес он.
Она приоткрыла отяжелевшие веки, еще раз улыбнулась, и, чувствуя, как по телу растекается тепло, снова закрыла глаза.
Господи, она была самой красивой женщиной на всем белом свете. Эти выразительные большие глаза с длинными ресницами, густые тяжелые волосы, белая гладкая кожа, гибкий стан. Кристина была безупречной. Но, наверное, даже если бы она таковой не была – он все равно бы любил ее. Он вздохнул. Какой бесцельной и пустой была жизнь без нее. Как странно, что она здесь, с ним!
Он любил ее. Любил больше жизни. Эту хрупкую женщину, которая по его вине изменилась, и должно быть, презирает саму себя за эти безрассудные поступки, но продолжает и продолжает почему-то возвращаться к нему, ища утешения и наслаждения в его руках и на его губах.
Он все время боготворил ее, он восхищался ею, а теперь сам столь бесцеремонно спустился в глубину самых темных и самых яростных вожделений, опорочил не только свои чувства, но и ее, своего ангела, которая по доброй воле всякий раз их встречи погружается вместе с ним в жерло огненной адской гиены…

Кристина проснулась лишь ближе к вечеру. Она приподнялась, собрала рассыпанные по плечам волосы. В комнате кроме нее никого не было. Она разочарованно вздохнула, и, поднявшись, направилась к двери, где внезапно столкнулась с ним. Он, не ожидавший того, что она уже пробудилась, вдруг заметно смутился и растерялся. Кристину насторожило такое его поведение.
- Что произошло? – Мягко спросила она.
- Знаешь, у меня кое-что есть для тебя. Я надеюсь на твое понимание.
- Что это?
- Сейчас. – Он сделал паузу, будто выжидал.
- Ну же, о чем ты?! – В глазах Кристины засветилось нетерпение.
- Подойди сюда, ко мне. – Он обнял ее за талию, и притянул к себе.  – Вот.
Он что-то держал в руке, но она никак не могла рассмотреть, что это было. Кристина сосредоточилась. Он взял ее за руку, аккуратно погладил ее запястье, затем спустился к пальцам. По горячей коже вдруг заскользил металл. Это было кольцо. -  Носи его, Кристина.
Кристина, улыбаясь, посмотрела на кольцо, на до боли знакомое кольцо, которое он сейчас одевал ей на палец, другой рукой не выпуская ее из своих объятий.
- Глазам своим не верю. Ты его сохранил. Это… то самое?
Она подняла на него изумленный взгляд. 
- Но ведь оно…
- Я знаю. Но, думаю, сейчас это уже не столь важно. Я бы мог одеть тебе на палец какое-нибудь другое, самое красивое и дорогое кольцо, которого ты, несомненно, достойна, но мне бы хотелось, чтобы сейчас это было именно оно.
- Как возврат в прошлое? Чтобы я не забывала об ошибке, которую совершила, и из-за которой сейчас должна сожалеть? – Спросила Кристина больше у себя, нежели у него. – Думаю, ты прав. Эрик… - Прошептала она. – Но я… не смогу носить его всегда. – Удрученно вздохнула Кристина.
- Знаю. Носи сейчас. Пока ты здесь, со мной…
Она кивнула ему.
- Теперь ты моя жена?!
- Да. – Твердо ответила она. -  Твоя!
Господи, как долго он об этом мечтал. Одеть ей на палец кольцо, и назвать своею женой. 

**

Чем ближе подступал день ее возвращения в поместье, тем больше Кристина становилась унылой и обеспокоенной. Вечерами она открывала окно, облокачивалась на подоконник, и, подпирая кулаком подбородок, смотрела куда-то вдаль ничего не выражающим пустым взглядом. Воображение ее рисовало различные картины. Она так мечтала собрать самые необходимые вещи, погрузить все в дилижанс, и уехать. Она забывала о своем титуле, о мужчине, в браке с которым она пребывала, о своем прошлом. Наступали секунды, и она не могла поверить своим мыслям. Если бы не ее сын, наверное, ей было бы куда проще сделать это.
Она наблюдала, как за горизонт садилось солнце. «Еще один день…» - уныло сообщал ей внутренний голос, ядовитой волной разливаясь внутри ее груди, проникая в кровь, и растекаясь по жилам. Это будто бы возвращало ее в реальность, не позволяя забыть о неминуемом. Ей вовсе не хотелось с ним расставаться. За это время она настолько привыкла к тому, что он рядом, привыкла быть с ним, когда засыпает и когда просыпается, что возможная скорая разлука начинала пугать ее пуще прежнего. Она прекрасно чувствовала, что и сам Эрик избегает разговоров о возможном будущем.

- Я ведь не этого хотел, Кристина. – Дрогнувшим голосом произнес он, словно будучи виноватым перед ней. - Я хотел подарить тебе музыку, любовь, счастье. Я хотел показать тебе мир, полный гармонии, звуков, нот и необыкновенной красоты. Мир, в котором нет бытового уродства, мир, где нет предрассудков, жестокости и людей, которые судят по внешней красоте, и больше ничему. Им никогда не понять, ничего не понять. - Он сделал паузу. – А на самом деле, мы сами лишь сильнее погрязли в этом животном мире.
Кристина отняла голову от его плеча, приподнялась на локте, и попыталась в полуночной мгле, которая наполнила комнату, разглядеть его выражение лица. Она так и не смогла этого сделать.
- О чем ты?
- Я хотел, чтобы у тебя было все, чего ты заслуживаешь, Кристина! А что мы получили?
- Прекрати, пожалуйста. – С надрывом попросила она. - Я и так ненавижу себя. Ненавижу за то, что делаю. Но у меня тоже нет выхода. Я лгу не только себе. Но и тебе. И ему…
- Ты жалеешь его?
- Наверное. Но придать его вот так – это было бы слишком жестоко.
- Ты уже предала его. – Беспощадно произнес он, то вместе с тем тон был его ровным и невозмутимым.
Кристина лишь  вздохнула ему в ответ, опустилась на подушки, какое-то время она лежала молча, ни говоря ни слова. Вслушиваясь лишь в биение своего сердца. Молчал и он. Только гладил ее плечи. И Кристину это успокаивало, она чувствовала, что негодование его проходит, а ей хорошо, по телу растекается нега.
- За эту неделю я так привыкла к этой жизни, к тебе. Теперь я не знаю, как я вернусь туда… – Прошептала Кристина, погружаясь в сон.
- Знаешь о чем я думаю, Кристина? – Голос его  внезапно налился несгибаемой твердью.
Кристина вздохнула. Конечно, она не знала.
- О чем? – С улыбкой пробормотала она во сне.
- О ребенке. О нашем ребенке.
Кристина вздрогнула, и сон покинул ее.
- Что? – Она приподняла голову.
- За все это время, что мы скрываем столь естественное, Кристина, в тебе бы уже мог расти мой… наш ребенок. Если бы ты, конечно, хотела стать матерью моего ребенка, а не играла бы в неверную жену и непокорную любовницу… - Насмешливо заметил он. - Ты хоть понимаешь, как глупо это выглядит, ты хоть понимаешь, что я ощущаю? Нет, ты не можешь до конца этого понять!
- Я не... Ты лучше любого другого понимаешь - нельзя. Нам нельзя. – Она прикрыла веки, пряча лицо в ладошках.
Мысль о ребенке ранила ее в самое сердце. Она не думала об этом. То есть, старалась не думать, считая это запретным. А он снова и снова возвращал ее к этим мыслям уже в который раз. 

- Я хочу ребенка, Кристина. – С расстановками, будто бы для ее лучшего понимания, сухо произнес он.
И от чего-то эта фраза показалась Кристине приказом. Почему-то это все напугало ее. Ей захотелось вскочить, и броситься прочь.
Кристина всхлипнула. Господи, наверное, она тоже бы хотела этого.
- Не мучь меня. – Она притянулась к нему, чтобы поцеловать, словно пытаясь загладить свою вину перед ним.
- Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка! – Твердо сказал он, отстраняя ее от себя.
Он положил ей на спину ладонь. Кристине стало от этого прикосновения холодно.
- Ты сумасшедший! – Резко произнесла она. – Ты забылся!
- Ты боишься, боишься потому что… - Начал задыхаться он гневом. - Ты не хочешь связывать себя ребенком с таким, как я! Тебе противно даже думать об этом? Не так ли?! Ответь мне! – Жестоко сказал он, срываясь на крик. 
- Нет! – Кристина выпрямилась. – Я боюсь вовсе не этого, Эрик, – горько усмехнулась она.
Он притянул ее к себе, и резко опрокинул на спину, крепко стиснув в своих объятиях, не позволяя пошевелиться. 
- Ты бы могла стать матерью нашего ребенка!
- Не надо, пожалуйста! – С надрывом попросила Кристина.
- Кого ты жалеешь? Его?! Что, боишься огорчить виконта, тяжело признаться, что давно не его?! Ты родила ему сына, ты его жена, черт побери! Я тоже имею на это право! Куда большее право, чем твой проклятый муж! Скажешь, что это не так? Скажешь, что нет? Поверь, если я захочу…
- Я не вернусь к тебе больше никогда, если ты сделаешь это! Никогда не вернусь! 
Он замер. Она вздохнула неполной грудью.
- Господи, Кристина, сколько раз я представлял… тебя матерью нашего ребенка! Только тебя! Всегда тебя! С самого начала! Лишь ты!
- Я была нужна тебе только для этого? – Со злостью спросила Кристина.
Он сжал ее в своих объятиях еще сильнее, и Кристине стало нечем дышать.
- Неужели ты думаешь… неужели ты думаешь, Кристина, если бы это было правдой, что я ждал бы столько лет?
- Я не знаю! – Всхлипнула Кристина. – Я уже ничего не знаю. Прошу тебя, пусти-и…  Ты хочешь отомстить? Кому? Мне, нам? Ты ненормальный. Ты снова обезумил. Как ты не понимаешь? Я боюсь. Да боюсь. Но не того, о чем ты думаешь. Как тебе объяснить? Мы не можем, потому что это будет слишком жестоко по отношению к нам всем. И дело не в Рауле! Если бы я могла, я уже давно бы все ему рассказала, и ушла! Но я не могу, и ты это знаешь. Я не хочу загубить ни в чем неповинную жизнь. Пойми, пока все так, этот ребенок будет носить фамилию моего мужа. Ты этого хочешь? – Глаза ее увлажнились, по щекам покатились слезы, она начала всхлипывать, судорожно втягивая ноздрями воздух, чтобы хоть как-то продолжать говорить под напором его силы. - Ты хочешь, чтобы твой ребенок так и не узнал, кто его отец, и чтобы ты сам был лишен возможности видеть его, брать на руки? А я… они привязали меня к этой семье, у меня теперь нет выхода. И я бессильна. Я всякий раз боюсь, опасаясь за тебя, бояться еще и за него, за нашего ребенка будет для меня слишком тяжело, мое сердце и душа этого не выдержат. Я боюсь, боюсь, что не смогу его защитить Эрик.
- Я буду защищать его!
- Господи, как?! Это невозможно, пойми же ты! Я не вынесу этого, я не смогу скрывать всю свою жизнь эту тайну, если это произойдет. Эрик, я устала. Вынести еще и это я не найду в себе сил!  Рауль мой муж. И я ничего не могу поделать с этим, Эрик. Ребенок будет принадлежать де Шаньи. А это значит, что ни ты, ни я не сможем ничего сделать, они будут иметь на него право. Господи, ты не понимаешь этого? – Он медленно разжал хватку, позволяя ей пошевелиться, Кристина выскользнула из его рук, сжавшись в напряженный комок. - Я боюсь, того, что они могут отнять его, или… или не позволить родиться вообще, если станет известно… кто отец. Уверена, Рауль не забыл всего, что связано с тобою, а его брат считал и считает по сей день тебя самым настоящим преступником, мать Рауля всегда называла меня обманщицей, и не верила в мою честность перед ее сыном. Она всегда говорила ему, что нет на свете женщины с более запятнанной репутацией. Правда, она никогда не говорила это при мне, но я знаю, я слышала не раз! – Она снова всхлипнула. – Они не простят этого позора, если все откроется. Мы все погибнем в своей лжи. Ты понимаешь?! Вот чего я боюсь. Именно поэтому этого не должно случиться. Не должно!

Он, будто отрезвев, отшатнулся от не,  выпрямившись, сел на кровати. Она приподнялась за ним.
- Кристина… - Он опустил голову. – Что ты натворила! У нас могла бы быть семья…
Кристина задохнулась собственным бессилием.
- У нас и так почти семья! – Попыталась она убедить его в обратном. - Я с тобою, я рядом с тобою. Слышишь? 
- Да, конечно, - вспылил он, - и твой муж… Он всегда будет преградой, твой муж?! Понимаешь ты, что ты наделала, или нет?! Что же ты, пригласи тогда его третьим, если и так всегда между нами!
Кристина спала с лица, потом с надрывным  стоном рухнула на подушки, и начала рыдать. Он вскочил на ноги, и направился куда-то прочь из комнаты.
- Ты не понимаешь, ты не понимаешь, - начала она, -  что всем этим, что своими словами ты делаешь мне больно! Почему ты не можешь понять, что мне больно и тяжело так же, как и тебе!? Я тоже в тупике, я тоже страдаю, Эрик! Постой, - вдруг выкрикнула она, пытаясь остановить его. – Не уходи! Сейчас хотя бы…

-

Было раннее утро. Кристина открыла глаза, и поняла, что вторая половина кровати пуста. Она разочарованно вздохнула. Сколько раз ей еще просыпаться одной в доме мужа, в ненавистной постели. Она хотела сохранить воспоминания хотя бы об этом утре. Разочарование было настолько сильным, что она едва не заплакала, сглотнув слезы.
Преодолев почти физическую, ощутимую боль, сжимающую сердце в тугой комок, она резко поднялась. Эрик стоял у края кровати. Он неторопливо застегнул  рубашку, присел на стул, стоящий неподалеку.
- Почему ты встал? – Обижено спросила Кристина, потирая висок.
После случившегося ночью голову будто сдавливал железный обруч, лезвием врезающийся в кожу.
- Уже поздно. Утро. Надо собираться. – Равнодушно ответил он.
Кристина поняла, что он был не в духе, и даже поняла причину – вчерашняя ночь.

Он наклонился, начал неторопливо зашнуровывать ботинок. Кристина, обхватив руками колени, сидя на постели, внимательно с улыбкой наблюдала. Обида мгновенно отпустила ее.
- Иногда мне начинает казаться, что мой супруг – это ты. Кажется, мы так хорошо знаем друг друга, как никто, и так давно. – Добавила она одухотворенно. - Мы пережили то, что могут пережить только по истине близкие люди. Ведь правда? – Спросила она наивно. - Это могут ощущать лишь супруги.
Она продолжала наблюдать, как его пальцы с поразительной ловкостью завязывают шнурки на ботинке. Он ничего не ответил ей. А виконтессе хотелось продолжать и продолжать говорить, рассказывая ему, что сейчас у нее на душе. Говорить, лишь бы не думать о том, что меньше, чем через пару часов она снова будет уже в своей спальне в особняке мужа, наедине со своими мыслями и печалями.
- Я даже никогда толком не видела, как одевается Рауль… - Задумчиво проронила она, чтобы хоть как-то подтолкнуть на разговор.
- Правильно. – Не поднимая на нее взгляда, проговорил он, - потому что супругам не принято смотреть друг на друга во время этого. Одеваются друг у друга на глазах… любовники. – Язвительно заметил он, презрением выделив последнее слово.
Кристина вздрогнула, и опустила увлажнившийся взгляд.
- И все равно… мы могли бы быть супругами. – Не унималась она.
Он хмыкнул.
- И мне бы очень хотелось, чтобы было именно так.
Он распрямился на стуле, оставив шнурки.
- Твой муж – виконт. И ты сама избрала его. Ни кто-то другой. Не так ли?
- Избрала. – С обреченностью вымолвила она. – Как ты думаешь, выходя замуж, можно потом сожалеть?
- Не знаю. У меня нет опыта.  Я ни на ком не женился, и ни за кого не выходил замуж. – Не без издевки проговорил он.
Кристина сначала отчего-то рассмеялась, а затем заметила, как потяжелел его взгляд, и затихла. – Скажи, почему ты не нашел себе какую-нибудь женщину  за все это время?
- Смешно. Конечно, нашлось бы множество женщин, готовых с руками оторвать такой «подарок», - с презрением произнес он фразу, касаемо самого себя.
- А почему бы нет? – Пожала плечами виконтесса. – Ты привык преувеличивать. Но если ты о своей внешности, то это с непривычки, когда не знаешь, о чем идет речь. Я никогда не испытывала отвращения.
- Неужели!? – Он нагнулся, и достал из-под стула второй ботинок.
- Почему ты считаешь, что ни одна женщина не смогла бы любить тебя?
Ему этот разговор приносил лишь неприятные ощущения. Но Кристина не унималась.
- Мне не нужны какие-то женщины, Кристина. Ты не понимаешь, что мне нужна лишь одна единственная женщина?! – Упрямо объяснил он. – Любить на одну ночь могли бы и проститутки.
- Но это не любовь, конечно. – Растерянно проговорила виконтесса. - А  ты…
- Нет! – Опередил ее он, резко ответив, избавив ее от продолжения того вопроса, который собиралась она задать. 
- Но  почему ты полюбил именно меня? Неужели ты больше никогда ни о ком не думал?
- Какой занятный допрос! – Язвительно произнес он ей в ответ. - Привязать меня к стулу не желаешь? – Он поднялся, застегнул несколько верхних пуговиц на рубашке, одернул ее.
Кристина белела оголенными плечами, смотря на него снизу вверх.
- Эрик, за что ты так со мною?
- Завершай свой расспрос. Поднимайся. – Он протянул ей руку, но женщина медлила. Он вздохнул, отошел от нее в сторону. – Умывайся и одевайся, Кристина. Надеюсь, ты не забыла, что  тебе пора возвращаться? Твой муж, кажется, приезжает сегодня. У кого-то сегодня будет праздник! Он наверняка соскучился по своей дорогой и… верной супруге!

Утро было погожее. В листве кружились солнечные лучи, напоминающие золотые нити, путающиеся в кронах высоких развесистых деревьев. Под каблуками виконтессы  хрустели сосновые иголки и ветки. Пару раз она споткнулась о какую-то кочку, но отрешенно продолжала идти с опущенными глазами, не видя ничего вокруг.
Он, как и обычно, проводил ее почти до самого поместья виконта. Кристина молчала, хотя, всю дорогу она боролась с желанием, кинуться ему на грудь, давясь слезами и всхлипами, попросить не отпускать ее обратно, забыть обо всем, и навсегда оставить это место, уехать куда угодно, но с ним, вдвоем… В душе ее давно вспыхнула эта безудержная искра порока, за которую ее должно быть осудили бы и благочестивые люди, и даже нечистые душой. Она на секунду позволила себе представить, что бы услышала  из уст своей свекрови в свой адрес, узнай она о всех прегрешениях своей испорченной невестки.

Эрик так же не произнес ни слова, и выглядел угрюмо, будто какая-то непосильная ноша давила ему на плечи.
- Тебе не нужно этого делать. Ты слишком рискуешь. – Наконец произнесла Кристина, глядя на виднеющиеся в утреннем тумане очертания особняка. – Тебя могут увидеть. Ты не следует приходить сюда. – Будто предостерегая, произнесла виконтесса.
Он едва заметно улыбнулся, словно бы мысль об этом забавляла его, и доставляла удовольствие.
- Здесь слуги, Шарль… - Не унималась Кристина.
Он враз побледнел и изменился в лице.
- Ты не хочешь, чтобы я видел твоего сына. Почему?
- Я… просто я не хочу, чтобы ты пересекался с ребенком Рауля. -  У Кристины едва шевельнулись бескровные побелевшие губы.
- Почему? Что же ты за зверем таким меня считаешь, чтобы укрывать от меня своего сына? Это же ребенок, Кристина. Он-то ни в чем не виновен. Как ты можешь думать, что я…
- Прости! – Кристина виновато опустила глаза.
Она только сейчас осознала, что, и вправду, всегда всячески старалась укрыть мальчика от него, точно страшась чего-то.
- Должно быть, он… замечательный. – Глубоко вздохнул он.
- Да, - поежилась Кристина, - и чем старше он становится, он словно копия Рауля.
- Он должен гордиться тобой и… мальчиком.
- Он принимает это, как должное.
- Он не понимает. Я бы гордился женщиной, которая родила бы мне сына! – Произнес он вдруг.
Виконтесса вздрогнула.
- Прошу тебя…
– Тебе пора. – Он сделал несколько шагов назад, и развернулся, уже готовый вернуться, отпустив ее.
-  Прости!
Эрик остановился.
- Я думал этой ночью. Наверное, ты права! – Вдруг уныло сообщил он, развернувшись, и глядя на нее.
- О чем ты? – Не поняла Кристина.
- О ребенке. Ты права. Я не достоин быть отцом.
Он сделал шаг к ней. Кристина стояла неподвижно, потирая палец, на котором еще несколько часов назад было кольцо.
- Но почему ты так думаешь?
- Кристина… взгляни на меня. Он бы презирал меня и стыдился. Я не думаю, что мой ребенок хотел бы быть похожим на меня. Он бы скорее отверг меня.
- Какие глупости! – Воспротивилась Кристина. – В тебе очень много качеств, которые делают тебя достойным отцовства. Уверяю, он бы любил тебя. Клянусь. У тебя слишком много страхов, Эрик. Ты должен научиться для начала принимать это. Преодолевать свои опасения. Прости. Я знаю, как это важно для тебя. Поверь, для меня тоже. Но ты торопишься!
Он в удивлении изогнул бровь.
- Кристина, я прожил уже половину своей жизни. И ты говоришь мне об этом?
- Я не о том. Ты боишься. Ты слишком боишься остаться снова один. И думаешь, что ребенок был бы выходом.
Он не хотел слушать ее. Но и не мог отрицать, что она была права. Она говорила чистую правду.
- Ты слишком боишься снова погрузиться в свое одиночество, боишься, что я снова оставлю тебя. Но это не так! 

Он протянул к ней руки, она скользнула к нему в объятия, понимая, что как бы она не желала, отдалить секунду расставания они оба не в силах этого сделать. Печалясь о своей нелегкой доле, Кристина замерла на несколько секунд, перестала дышать. Она положила голову ему на плечо, и вздохнула. Он погладил ее по спине, и лишь крепче стиснул кольцо своих рук, прижимая ее тело к себе. Сердце, будто грозя выпрыгнуть из груди, с бешеным ритмом забилось где-то прямо под кадыком. Сколько дней теперь он не увидит ее?

Она подняла на него глаза, вскинула руку, погладила его по щеке. Волосы она не собрала, те волной  рассыпавшись по плечам, густые и темные они обрамляли ее лицо, выдавая предательскую белизну ее кожи. Печальная улыбка заиграла на ее губах.
Сложно и невыносимо тяжело было ей попрощаться сейчас с ним.
- Я буду молить господа за то, чтобы он дал нам снова шанс поскорее увидеться. – С грустью произнесла она.
- Лучше моли своего господа, чтобы он освободил тебя от него.
Виконтесса вздрогнула, но ответить ему в себе сил не нашла.

-
Молодая хозяйка встретила супруга с натянутой улыбкой. Через силу заставляя себя улыбаться. Виконт, как только завидел супругу, раскрыв объятия, направился к ней, восторженно говоря ей что-то.
- Моя дорогая, милая Кристина! – С трепетом в голосе говорил он, гладя ее по плечам. – Какая ты красивая! Господи, как я соскучился! – Восклицал он. - Как ты похорошела!
- Пустяки. Ты просто давно не видел меня!
- Как ты, как Шарль?
Все утро, до приезда мужа виконтесса провела с мальчиком. Ей показалось, он еще ощутимее вырос. Ребенок кинулся к матери, и обхватил ее ноги, путаясь в складках юбки. Кристина подняла его на руки, крепко прижала, не в силах подавить в себе остроту материнских чувств. Она соскучилась.  Оставшиеся несколько часов до приезда виконта они с мальчиком провели в саду. Кристина слушала лепетание сына, наблюдала, как он забавлялся, играя на траве. Нянька пристально следила за ними из беседки. Когда мальчик самостоятельно взбирался на скамейку, нянька, хмурясь, подбирая юбку, кидалась к нему со словами:
- Ох, госпожа, смотрите, что б не расшибся!
Кристина придерживала мальчика за курточку. Раскрасневшийся от усердия, пыхтя и морща лоб, он усаживался на скамейке рядом с матерью. К нему подбегала нянька, и начинала ощупывать ручки и ножки, будто проверяя, цел ли он. Мальчонка надувал губки, деловито смахивал с глаз золотистую челку, и отбрыкивался от рук надоедавшей ему няньки, жался к матери. Кристина обнимала его, целовала в лобик.
На секунду ее ужасало осознание того, что де Шаньи слишком ограничивают ребенка. Нянька не столько присматривает за ним, сколько запрещает все, что могло бы нанести хоть какой-то возможный вред малышу. Им нужен здоровый наследник. Но вместе с тем мальчику нужна забота и любовь. Одна она не могла дать ему всего этого.
Рауль же относился к сыну, как к хрупкой фарфоровой куколке, боясь лишний раз прикоснуться к нему, говоря Кристине, что няня - мадам Роле лучше других знает, как сделать, чтобы мальчику было хорошо, граф, брат Рауля смотрел на ребенка лишь как на наследника, который должен стать достойным их фамилии и продолжить их род. Сердце Кристины корчилось от боли за собственного сына.

- Все хорошо! Он скучал. – Кристина взяла мужа под руку, и он направился наверх. Виконтессе пришлось сопровождать его.
Кристина, осторожно ступая по лестнице, считала ступеньки и шаги.
- Как провела время у мадам Жири?
- Все было очень мило. – Ответила Кристина и рассмеялась с каменным выражением лица. В ее голосе не было ни счастья, ни радости. 
- Я рад. Я очень скучал, моя дорогая. Очень. – В который раз повторил виконт, и Кристина ощутила, как в груди шевельнулось отвращение. Только не поняла она то ли к этому восхищенному влюбленному тону ее мужа, то ли к нему, то ли к себе самой и своим поступкам.
Они ступили на последнюю ступеньку, и остановились. Рауль развернулся к супруге лицом. Кристина молчала, выдерживая паузу, будто бы сознание ее отключилось на несколько секунд, взгляд померк, встав неподвижно напротив супруга, она устремила взор куда-то сквозь него.
- Кристина?
- Я тоже. Я тоже… - Поспешно произнесла она, очнувшись от своих дум.

Рауль улыбнулся ее ответу, шепнул ей что-то на ухо, и не в силах больше сдерживать счастье от встречи, поцеловал ее. Не было с ее стороны в этом поцелуе ни страсти, ни желания, уныло, будто по обязательству ответила она ему, ощущая тепло его губ, и холод своего сердца. По спине пробежала прохлада, Кристина вздрогнула.
Что держит ее в семье, где к мужу у нее осталось лишь сочувствие, и нежелание причинять ему боль? Что может держать ее в семье, где брат ее мужа бесчувственен, расчетлив, алчен и не знает ничего святого? Что может удерживать ее в семье, где ее свекровь бессердечная, холодная и неотзывчивая женщина, которая думает только о статусе своих сыновей, но никак ни о счастье? Она вздрогнула от омерзения.
Она вечно будет заложницей своего статуса,  фамилия ее мужа вечно будет довлеть над ней, все больше и больше вбивая в землю, прибивая к земле, сгибая волю, укореняя ее страхи и опасения, принося лишь несчастья.
- Пойдем к тебе... – Сжимая ее хрупкий стан, произнес он с прежним воодушевлением.
- Что? – Кристина рассеяно подняла на него глаза.
На секунду виконту показалось, что веки ее припухши, будто она долго и безутешно плакала, а губы воспалены. Глупости! Не могла Кристина плакать! Наверное, дорога из Парижа утомила ее. И несмотря на это она, как и прежде была прелестна и очаровательна. Это лишь еще больше тянуло его к ней.
- Я так скучал по тебе! Хочу побыть с тобою! – Объяснил он, и сызнова прижал ее к себе, коснулся губами жениной щеки. – Мне так тебя не хватало, моя дорогая!
Кристину охватил страх. Она покачнулась в его объятиях, почувствовав, как перед глазами все померкло.
- Но скоро обед! – Встревожено воскликнула она.
- Ну и пусть. Я не голоден!
Кристина кашлянула.
- Но я голодна… Я хочу переодеться и принять ванну к обеду. Надо сказать Матильде… - Торопливо заговорила она. – Прости, но ты, должно быть, тоже устал с дороги! – Заботливым тоном начала она. – Отдохни немного перед обедом. Ты бледный.
- Что ты такое говоришь? - Рауль на секунду растерялся, Кристина же в этот миг выскользнула из его рук.
Она начала, с видом радеющей матери, суетиться вокруг него, взяла за руки, дотронулась до лба.
- Не заболел? Осунулся. Обедал, ужинал?
- Кристина, Кристина! – Он поспешно перехватил ее руки, и поднес к гудам, поцеловал ладони, потом запястья. – Все хорошо, клянусь тебе! Я здоров!
Она такая трогательная, наивная как ребенок, волнуется и заботится о нем.
Спустя минуту, Кристина побежала в конец коридора, к двери в свою спальню. Через несколько мгновений  дверь захлопнулась, он остался один.
Переодеться к обеду… пусть это будет очередным ее капризом. Она такая трогательная. Его супруга.

-

Август подходил к концу. Рауль был весь в семейных делах. С каждым днем Кристина все чаще слышала от него о болезни своей свекрови. Получая письма от брата, Рауль сетовал на то, что матушка его совсем плоха.
- Надо бы к ней снова съездить. – Вздыхал он, подходил к супруге, и садился рядом с ней. Она отрывалась от своей вышивки, почему-то, постоянно колола пальцы, когда он приближался к ней.
- Конечно. Навести ее. – Отвечала Кристина, поджимая губы, будто душа ее при этих словах хранила непосильную боль, жалость, а так же негодование.
- Да, нужно будет. Навести ее вместе со мною. – Он протягивал руку, и сжимал ее тонкое хрупкое запястье.
У Кристины холодели пальцы, от лица отливала кровь, она будто становилась сама не своя. А Раулю так хотелось, чтобы она разделила его тревоги вместе с ним, ведь она не черствая, не жестокая, она все понимает.
- Я соберу ей чего-нибудь. Передашь ей с лучшими пожеланиями. – Отвечала виконтесса.
Замечая его разочарование, она принималась снова за работу, но иголка предательски впивалась в кожу, Кристина вздрагивала, подносила исколотые пальцы к губам. Рауль наблюдал, как иголка с шелковистой ниткой выписывает волны по канве, ему нравилось смотреть, как супруга вышивает. Она казалась ему еще красивее, столь чудесная работа, будто еще больше одухотворяла ее, она была такой чистой, непорочной, такой женственной. Каждый ее жест, каждый взмах руки, ее голос, взгляд - все казалось ему исполненным такой небесной красоты, что он не мог на нее наглядеться.
Должно быть, на нее можно было молиться. Когда у конюха захворал сын, и третий день лежал в бреду с сильной лихорадкой, узнав об этом, Кристина упросила мужа дать отцу несчастного ребенка  выходной, и позволить ему свозить мальчика в город. Сама же дала старику денег, объяснив – «что бы мальчик ни в чем не нуждался».
- Она у вас святая, господин! – Сказал тогда растроганный конюх виконту.
Эти слова умилили и уверили его еще больше в великодушии и святости своей супруги. Чувства его к ней крепли с каждым днем. Меньше всего ему хотелось идти против ее воли. Когда Кристина вздыхала у двери своей спальни, и говорила, что хотела бы пораньше лечь, он не противился, целовал ей руки, и покидал ее, оставляя одну. 
Разве не о такой супруге всегда твердила ему мать? Чистой, чуткой, покорной, и одновременно стойкой. Она была хорошей матерью, маленький Шарль любил ее, и всегда принимал с восторгом, завидев ее. С супругом чаще была кроткой, а последнее время и вовсе стала пуще прежнего нежна и заботлива, она ничего от него не требовала, не упрекала никогда и ни в чем, покорно  опуская в пол глаза. Была в ней какая-то тайна, какая-то непостижимая и недоступная простому человеческому взору
загадка, которую, должно быть, мог разгадать лишь один господь бог.
В такие моменты ему и в голову не могло придти какое-то сомнение, повод, чтобы уличить ее в чем-то дурном! Он всецело доверял ей. Он не мог даже помыслить, что всякий раз, освобождаясь от ненавистной ей личины, женщина эта превращаться в исступленную дикую пантеру, со всем своим неистовством отдаваясь другому. Что не растрачивает она свой пыл и свою страсть лишь потому, что спешит отдать ее другому.

Шло время.

Отредактировано smallangel (2006-07-16 18:48:31)

**

Если в начале лета Кристина отсчитывала дни до конца пребывания в этом месте, не чая поскорее его покинуть, то последнее время она все чаще с ужасом и страхом думала о том, что еще немного – и все закончится. Закончится так же скоро и так же неожиданно, как и началось.
Время пребывания в летнем особняке ее супруга подходило к концу. Кристина ждала этого с замиранием сердца. Как бы она хотела остаться навсегда в этом лете. 
Рауль обещал в конце августа перебраться обратно в Руан, или в Париж. Он говорил, что еще не решил, но позже будет ясно окончательно, где ему удобнее будет вести дела.. Но даже если они вернутся в Париж, дорога от города  до деревушки своего возлюбленного не близкая, как минимум долгих несколько часов. Она не сможет посещать его маленький домик, как прежде. Встречи станут невозможными. Все разрушится. И идиллия, и безмятежность, которая создалась за эти короткие два месяца – исчезнет, разобьется.
Два месяца. Кристине показалось, что прошло лишь две недели. Так быстро бежало время, когда она была с ним, и так тянулось, когда они были в разлуке.
- Прошу, не бойся. – Целуя ее в лоб, произносил он. – Клянусь тебе, все будет хорошо. Верь мне. Я обещаю. Значит, это к лучшему!

Кристина верила. Но продолжала, убиваться от безнадежности, умоляя его придумать что-нибудь, продолжала тайком от его взгляда всхлипывать, глотая слезы, и в голос корить себя, и свою глупость, продолжала что-то шептать ему в самые сокровенные моменты, и голос ее при этом дрожал и срывался.
И он чувствовал, что ей больно, что она страдает, что она боится наступления момента расставания. Как это не странно. Он впервые чувствовал, что она боится с ним разлуки, и не желает отпускать его. От осознания этого любовь к этой женщине лишь  укоренялась в нем.

Он боялся не меньше ее. Только старался изо всех сил не показывать ей  своего страха и боли. А сразу же после того, как за нею закрывалась дверь, и она всякий раз, утоленная  его любовью, возвращалась к другому, он крепко сжимал руки в кулаки, как никогда остро ощущая свою беспомощность. Сердце замирало, и невольно глаза его наполнялись влагой, ненавидя себя за свою слабость.
Это все заставляло испытывать душевную, почти физическую боль. Привкус не известных доныне ощущений и чувств был слишком сладок, почти до одурения приторен, затуманивал рассудок. Они оба ощущали, что стали друг для друга чем-то жизненно необходим для дальнейшего существования.

Ему было нечего терять. Но Кристине… у нее было все – положение в обществе, деньги, муж, сын… У виконтессы было все, что могла бы желать женщина.
Разве он посмеет отнять это все у нее?
А может и лучше, если она уедет, освободится от него, в скором забудет.
Забудет пьяные ночи, забудет безрассудные слова, ведь он не тот, кем можно дорожить, и кого можно любить.

- Прошу, не оставляй меня! – Слезливо просила виконтесса. – Не оставляй, умоляю, иначе я умру. Умру. Мое сердце остановится… не оставляй. Не отпускай меня! Забери меня! Ради всего святого! Хочешь, забери куда угодно, я не стану противиться, клянусь тебе. Погрузи меня снова в свои подвалы, в вечную темноту, но только чтобы кроме нас никто не мог проникнуть туда. Прошу тебя, куда угодно… Укрой меня. От них. От всех! – Твердила она беспрестанно.
Ему казалось, что она бредит. Не может женщина, будучи в трезвом уме сама просить вот такую судьбу для себя. Он ничего не сможет ей дать. А она со временем поймет, что совершила ошибку, оставив красивого богатого мужа, она снова пожалеет. Но будет поздно.
Но он не мог противиться ей, единственной и такой любимой. И тогда  бессвязно отвечал ей, что никогда не оставит, никому не отдаст, что всегда будет с нею, как когда-то, с самого начала.

- Увези меня первый. Увези от них. Я не могу так больше.
Да, наверное, она была готова к этому. Как только разум ее захватывала мысль, что совсем скоро это все закончится, она готова была потерять все, но сохранить его.

Но как-то он произнес то, что заставило Кристину усомниться в их дальнейших отношениях.
Кристина как всегда-то что-то лепетала ему, он погладил по голове, будто несмышленого ребенка, и, устремив взгляд куда-то далеко, ввысь, в потолок, не своим голосом произнес:
- Найти себе другого мужчину, Кристина.
- Ты с ума сошел? – Оторопела женщина, побелев.
- Со мною ты не сможешь быть счастлива. Я ничто.
- Да ты ни в уме! Мне никто не нужен кроме тебя. Что бы ты не говорил. Никто… никто и никогда не будет любить меня, как ты. А я… никого, как тебя!
Он натянуто усмехнулся, будто через силу изобразив отрешенность и холодность. 
- Какой вздор.
- Но я не хочу никого любить, кроме тебя!
- Уедешь. Встретишь где-нибудь красивого, достойного мужчину.
- У меня есть ты!
- Глупости, Кристина, какие глупости, моя хорошая Кристина! – Слушая участившееся  биение ее сердца, горько отвечал он. – Я… я… ты же знаешь, как мне было сложно, кем я был... Разве я могу дать тебе все в той мере, в какой ты заслуживаешь? Ты просто пока ничего не понимаешь. Ты когда-то сделала свой выбор…
Она поднимала на него большие глаза с длинными загнутыми к верху ресницами, и грустно  улыбалась, глядя на него, как на дитя, надсмехаясь над его такими наивными, как ей казалось словами. Ей не хотелось верить в то, что он всерьез.
- Если бы я только мог… Кристина, но я не тот человек, кто может сделать тебя счастливой. 
- С чего ты взял это?
- Кристина, ты красива настолько, что можешь покорить любого мужчину! Там будет тебе достойный любовник. Уж коли, виконт тебе так противен, как ты говоришь. Будешь тешиться с ним. Ничего не будет от тебя требовать. Будет пользовать... твое тело. А ты – его. Чем это все отличается от того, что мы имеем сейчас? Признайся, ты пришла сюда от скуки. Ты нашла то, что искала? Для тебя это развлечение и забава, а для меня… Я не мог и надеяться даже на половину того, что получил. Этого слишком много для меня, чтобы это было правдой. Это все обман. И так не может длиться вечно.
- Господи, какой ужас, - вздохнула Кристина, перебив его, не в силах больше слушать это.
Она всякий раз твердила ему, что он не прав, что чувства ее настоящие, что она не сможет вернуться к прежней жизни, что нет ей пути назад, но при этом она не жалеет ни об одном своем действии, совершенным за последнее время.

Она понимала, что желает сумасшествия, но отчаянье ее от осознания безнадежности настолько заглушало рассудок, что она готова была на любой шаг, даже самый безрассудный.
И Кристина была непреклонна. Глаза ее темнели, становились почти черными, но  голос срывался от нерешительности. Она смотрела на него с благоговейным томлением, будто умоляя помочь ей в поиске выхода.
- Что с нами будет дальше? Как ты думаешь, если я скажу ему обо всем? О том, что не хочу и не могу больше мучить его ложью, притворяясь, что он единственный мужчина в моей жизни, о том, что я люблю другого, и хочу провести остаток жизни лишь с любимым, и не хочу больше обманывать его, давать ложную надежду?
Эрик молчал.
- Что бы ты сделал, если бы узнал, что твоя жена любит другого?
- Я бы отпустил ее, Кристина.
- Но есть законы, Эрик. – Обреченно говорила она.
- Это лишь предрассудки общества, Кристина. Мне бы было нечего бояться. У меня нет титула, за который нужно опасаться, мне не важно, что будут говорить. Мне плевать на это общество, Кристина.
- Боюсь, что, Раулю – нет. Он не отпустит меня просто так, Эрик. Я даже не знаю – возможно ли это. Этот брак… убивает нас троих. А если я исчезну?
- Тогда, Кристина, думаю, твой муж точно привлечет власти. – С прохладой в голосе, будто желая отрезвить ее, и показать, что ее ждет, сообщал он.
- Ты говоришь так, будто тебе все равно!
- Это не так, Кристина. Совсем не так. Не в этом дело. Есть кое-что, намного важнее, что теперь останавливает меня. Пойми одно, я никогда и не при каких условиях не заставлю тебя сделать выбор между мною и твоим сыном. Это твой ребенок, Кристина, и он дороже всего. Даже того, что мы сейчас называем любовью. Ты не думаешь об этом сейчас, но потом ты раскаешься. Это произойдет, но менять что-то будет поздно. Поверь, если на судьбу твоего мужа мне плевать, и мне все равно, что с ним будет, и что он будет делать после того, как ты уйдешь от него, то ребенок… Ничего хорошего это не принесет ни тебе, ни твоему сыну. Ты его мать, ты нужна ему, ему нужна материнская забота и любовь. Я знаю – каково это. Потому, я не позволю тебе совершить глупость! Никогда.
- Тебе не хватало ее, правда? Твоей матери.
Он молчал. Кристина понимала, что зря озвучивает свой вопрос.
- Обещай больше не думать о глупостях. – Просил он ее всякий раз, когда Кристина, было, хотела заводить с ним разговор на тему их возможного будущего.
Она понимала, что выбор для него столь же сложен, как и для нее. Она могла лишь представить, каких усилий стоило ему сказать эти слова…

-

В конце августа виконт де Шаньи покинул свое поместье, и переехал с женой, сыном и слугами в Руан. Виконтесса отреагировала на эту новость, еле-еле сдерживая себя, и  разрыдавшись. Что несказанно поразило ее супруга, выбив того из колеи. Он никак не рассчитывал увидеть слезы жены.
- Все хорошо, Кристина? Что-то случилось?
- Нет, нет! – Пытаясь восстановить дыхание, утирая катившиеся из глаз слезы кружевным платком, отвечала виконтесса. – Пустяки. Это нервы. Просто сорвалась. Эта поездка, мне так не хочется этих долгих переездов, они так утомляют. Эти дороги. Ну, полно, полно, все хорошо! – Говорила она, делая шаг назад, и уклоняясь  от его рук, когда он хотел обнять ее, чтобы успокоить. – Не надо. Все, все. Это так, глупости.
- Ты здорова? Ты слишком взволнованна последнее время. Плачешь без причины. Может, стоит показаться доктору, как вернемся в Руан? Это может быть что-то серьезное.
- Это просто обычная хандра! – Всхлипывала супруга, плечи ее подпрыгивали от рыданий, и она ничего не могла с этим поделать. – И вообще, все хорошо! Прекрати обращаться со мною, так, будто я дитя или не в себе! – Она высморкалась, и стерла тыльной стороной ладошки слезы, с новой силой покатившиеся по щекам.
Через минуту виконтесса, сложив пополам носовой платок, и немо глотая слезы, пытаясь унять рыдания, попросила у супруга прощение за внезапную беспричинную резкость.
Он ее простил, конечно.

Кристина была в момент переезда взволнована. Ей нездоровилось. Она была не в духе, и постоянно прикрикивала и на без того измотанную прислугу. На вопросы мужа, что с ней, она отвечала, что это просто недомогание - у нее болит голова, обвинив во всем с утра начавшийся дождь.
На самом деле, у нее болело сердце. Изболелась душа. И истерзался рассудок.
Ей казалось, что она медленно сходит с ума.  У нее было ощущение, что она оставляет в этом спокойном местечке  частичку себя. Оставляет что-то сокровенное, такое, в чем не признаешься никому, и даже господу богу на великом суде. Она оставляет  в стенах крошечного домика с таким же крошечным садиком, которые она полюбила за эти  два месяца больше, чем все великолепное поместье де Шаньи, что-то такое, что больше никогда и ни с кем не обретет...

Последний раз она видела Эрика за три дня до отъезда. Именно тогда он сказал ей ту столь ужаснувшую ее фразу. Именно тогда ей показалось, что он намерен отпустить ее, и возможно, она больше никогда его не увидит. Боль и возмущение разъедали ее душу изнутри.  Но она тайно верила, что в момент их отбытия он будет где-то рядом, что не позволит уехать ей. Как угодно, но найдет способ остановить ее. Она ждала этого, и с каждой минутой промедления боль заковывала в тиски ее сердце сильнее и сильнее.
Но, ничего не происходило. Как ни старалась она озираться, и оглядываться, она так никого и не увидела, а внутренний голос подсказывал ей, что тот, кого жаждет она увидеть, слишком далеко.
Видимо, это конец. В момент их расставания они не попрощались так, как прощаются навсегда. Это было единственное, что грело ее душу, и заставляло теплиться хотя бы толику надежды. Она молилась, молилась, чтобы этот переезд не разрушил ее жизни, не отнял того желанного, что она так нежданно и негаданно обрела в это лето.

И господь ее услышал.

Спустя пару дней после того, как виконтесса и ее супруг уехали,  Эрик оставил свой домишко, в котором прожил ни один год. Он почувствовал отсутствие Кристины в первый же день ее отъезда. Словно, небо стало темнее, а солнечные лучи больше не грели. Все стало тусклым, таким хмурым и искусственным. Без нее. Когда он знал, что она где-то рядом, все казалось иным. А сейчас душу будто объял холод.
Он попрощался с Жилем Надье, и практически без сожаления покинул это место, которое все равно потеряло жизнь навеки, если в нем не будет женщины, которую он так любит.
- Клянусь своими потрохами, - сказал тогда Надье, - ты едешь за ней!
- А ты крайне догадлив. – Огрызнулся Эрик ему на прощанье, окидывая тоскливым взглядом дом.
Он снова стал неприкаянной тенью без Кристины. 
- Эх… чертовщина. И ты бросаешь все? Все ради какой-то замужней бабенки?
Хозяин домика смерил Жиля Надье таким взглядом, что у того свело скулы.
- Ну не понимаю я этого. Да, хорошенькая, стройненькая, личико ничего. Красивая она у тебя. Ну и что? Найдешь другую. Ну, осмотрись. Полно таких же. И все это из-за пары месяцев ваших воркований? У нее же это в порядке вещей. Зачем ты ей, парень?! Как пришла, так вон и ушла. Поди, и не помнит имени твоего. Я знаю таких. Ничего хорошего от них не жди. – Пытался отговорить его Надье.
- Прошу, умолкни. Ты слишком мало знаешь. Ты ничего не знаешь!
- Конечно. Ты же молчал всегда, будто воды в рот набрал. Откуда мне что-то знать.
- Тогда молчи. Может, когда-нибудь я расскажу. Но не сейчас. Я знаю эту женщину гораздо большее время, чем ты думаешь. Тебе этого достаточно знать!  И точка.
Надье, хмуря лоб, снял свою фуражку, и почесал затылок, ероша негустые, но волнистые волосы.
- Ну да как знаешь, парень. Твои дела, твоя жизнь. И тебе жить – с ней ли, без нее. Твой дом, в конце концов. И это, гляди, береги голову! Не-то вернешься сызнова с проломленной башкой! А мне опять за врачом, в ночь-полночь? – Рассмеялся Жиль. – А вообще, знаешь, жалко, что ты уезжаешь. Ты хоть и сложный тип, но мужик хороший. Будь ты попроще, уверен, мы бы тут столько дров наломали! – Мечтательно крякнул Надье. – Ну, если что, ты возвращайся, а за  берлогой твоей я пригляжу. И аккуратнее там. И если что, - кинул он ему в след, - ты рассчитывай на меня.
Эрик остановившись, обернулся, и изумленно окинул взглядом переминающегося на месте Надье.
- Спасибо.