Martian, как правильно заметила мадам Елена, у меня скорее трагифарс. Весело и правда мало, а в следующей части будет и того меньше. Хотя опять же, с какой стороны посмотреть.  *-p

Та-да! Я добила экзамены и теперь мало-помалу прихожу в себя и даже пытаюсь дальше кропать свою графомань. Посему выкладываю продолжение, совсем небольшое, на днях еще будет.
Здесь есть флафф - о ужас!
А тапки чур щвырять не в меня, а в моего профессора по геологии, который меня довел до такого вот состояния.

***
- Так вот ты какой, северный олень, - тихо присвистнула Мег, когда материнские руки наконец перестали защищать ее глаза от дурного влияния Кристины Метелкиной. – Нет, ну кто бы мог подумать что на самом деле... МАМА?!

Тот факт, что нервы мадам Жири были выкованы из стали на заводе оборонной промышленности, никогда не вызывал у Мег особых сомнений. Ведь судя по слухам, Антонина Васильевна однажды застала завуча без косметики, а от этого зрелища даже Горгона потеряла бы на время дар речи. Когда дело доходило до эмоций, преподавательница балета занимала центристскую позицию – она редко повышала голос, а уж что касалось скупых улыбок, то мадам Жири была прямо-таки ростовщиком. Мег тайно подозревала, что загадочный дефект лицевых мышц не позволяет матери растянуть губы больше чем на пару миллиметров.

Поэтому ничто не могло подготовить ее к увиденному.

Антонина Васильевна закатила глаза, будто пытаясь заглянуть себе под черепную коробку, и, сохраняя грацию даже в бессознательном состоянии, умирающим лебедем скользнула на руки Карлыгаш. Мадам Жири была в глубоком обмороке.

***

Кристина Метелкина не питала особых иллюзий относительно лица своего учителя. Под маской могло скрываться все что угодно, вплоть до татуировки с текстом “Кто не был - тот будет, кто был - не забудет. На память от коллег из колонии № 9.” Тем не менее, всегда оставалась надежда, что маску он носит для пущей таинственности, в комплект к плащу, фраку и манерам аристократа в изгнании. Ее мечтам не суждено было засахарится – они ярко вспыхнули и сгорели, оставив Метелкину в темноте, один на один с реальностью. Как и подобает любой добротной правде, эта была ужасна. Взглянув на Призрака, даже Гойя уронил бы кисть. Казалось, талантливый скульптор изваял лицо Эрика, а затем, в порыве белой горячки - верной наперсницы творческих личностей - набросился на свое создание с резцом, коверкая мрамор. Правая половина лица являла сплошное месиво из рубцов, бугров и трещин, казавшихся воспаленными из-за нездорово-красного цвета, а контраст между уродливой и нормальной сторонами лишь добавлял новые штрихи к этому кошмару, показывая каким Эрик мог быть. Каким не будет никогда.

Но его глаза... глаза чудовища смотрели на Кристину с таким страхом, словно он сам был ребенком, а она только выбралась из под его кровати и мило улыбалась тремя головами, накручивая на руку чешуйчатый хвост. Неужели в его представлении монстром была именно она? И теперь он ожидал от нее новой пакости?

Но у Кристины не было времени кадить пред алтарем старины Фрейда. Послав к чертям психологический анализ, она отскочила в сторону, отчаянно качая головой, словно надеясь что таким нехитрым ритуалом сможет изменить реальность, и страшное месиво побледнеет, и разгладится...

Как он мог, как ее Ангел Музыки посмел облечься в такую плоть?!

И.. и Господи, хоть бы эта штука была незаразной!

Ранее она прикрывала рот руками, чтобы сдержать крик, так и клокотавший в горле, но сейчас Кристина посмотрела на свои ладони, как Валтасар на дворцовую стену, словно ожидая что на ее белой коже что-нибудь да проступит. Заметив ее выражение ее лица, Призрак только простонал, тихо и обреченно. Это было начало конца. Хотя нет – это было где-то две трети конца, потому что трагедия началась в тот самый момент, когда его плоть растаяла под ее ласками. Каким же он был глупцом!

Когда Эрик думал, что хуже уже быть не может, судьба ухмылялась - “Давай поспорим!”
Когда же ему казалось, что он счастлив, судьба стояла наготове с бочкой дегтя, готовясь утопить его чайную ложку меда.

Ощутив прикосновение горячего пыльного воздуха к обнаженной коже, Призрака почувствовал как его захлестнула волна почти детского чувства несправедливости. Он был мальчишкой, который долго и упорно готовился к контрольной, и лишь для того, чтобы получить обратно свою тетрадь с жирной двойкой на последней странице. Так нечестно! Он старался изо всех сил – он хорошо себя вел - но его все равно наказали! Несправедливо... Несправедливо? А чего еще он мог ожидать? В этой жизни проще встретить птицу-феникса, играющую на губной гармошке, чем справедливость. А уж тем более в его случае... Но Кристина?! Задыхаясь от ярости, Эрик даже не смог сразу подобрать для ее поступка соответствующий эпитет из классической или христианской традиции. Разве что сравнить ее с Клитемнестрой, которая к приезду супруга-гуляки купила новый ковер, убралась во дворце, истопила баньку, а потом тюк его по голове. Но у царицы по крайней мере были причины, ведь по ее мнению Агамемнон не состоялся как муж и отец, а вот он, Эрик, что сделал Кристине чтобы заслужить это унижение? Впрочем, он сам виноват – выдав себя за сладкоголосого небожителя, он посеял ложь, и теперь урожай заколосился.

Его надежда по-прежнему пятилась, глядя на свои руки, словно только что узнала о существовании бактерий и пересматривала свою позицию относительно личной гигиены. Пожалуй, стоит ему заговорить с ней, и девушка зайдется криком. Отвернувшись от ученицы, Призрак обвел глазами зал. Поскольку поход в калиновский театр был сродни экстремальному виду спорта – вроде катания на лыжах по минному полю и с завязанными глазами - зрители здесь собрались не робкого десятка. Но даже они вжались в спинки кресел, искренне сожалея о том, что что не сбежали пораньше. Тогда можно было потребовать возмещения стоимости билетов. А теперь за компенсацией явятся их родные. Но навряд ли этой суммы хватит даже на кутью, не говоря уже о похоронных венках и прочих расходов посолидней. Оркестр смолк, поскольку считал поговорку “умирать так с музыкой” забавным фольклорным элементом а не руководством к действию. Несколько музыкантов пытались спрятаться за виолончелью, а скрипач, крепко вцепившись в смычок, надеялся отбиться от маньяка, ну или хотя бы насладиться жизнью несколько лишних минут. Хотя если в разговорах о загробном мире есть хоть толика истины, в раю у музыкантов нет проблем с трудоустройством. Эрик заметил и директора Фирмовича, нашептывавшего что-то милиционерам, которые блаженно улыбались в ответ.

Зрители, конечно, будут смеяться, как только первый испуг улетучится, оставив чувство облегчения, что они сами не очутились в этой шкуре, что у них-то все в порядке. Будут радоваться, что грозный властитель подземелий, из-за которого вся школа трепещет от страха, а бухгалтер спит со светом, оказался жалким монстром. Но Призрак перехватит их инициативу.

***
Алкоголь плескался на самом дне. Директор Фирмович перевернул бутылку, глотнул водки, ибо такие решения не принимаются на трезвую голову, вытер губы и скомандовал,
-Стреляйте.

Милиционеров его приказ, похоже, позабавил. Прежде ограничиваясь хихиканьем, теперь они заливисто расхохотались.

- А в кого стрелять? - уточнил самый юный страж, почему-то, глядя не в глаза директору, за за его левое плечо.
- То-есть как в кого?

- Значит, в кроликов. - удовлетворенно кивнул милиционер. - Самое время, а то они совсем распоясались. Только в скажите в каких – в бордовых или в синих с желтую крапинку и с зелеными ушами?

- С красными ушами, - поправил его более наблюдательный коллега.
Фирмович осел в кресле, дико вращая глазами и чувствую себя санитаром во время первого дежурства в сумасшедшем доме. Если ему не изменяла память, он четко объяснил своей команде в кого им следует целится – в Призрака Интерната, разумеется, который наконец-то стоял на сцене в гордом одиночестве... почти в гордом одиночестве. Вот же подлец, и не постеснялся привести с собой целую ватагу друзей, вырядившихся точь-в-точь как он сам! От веселой компании медленно отодвигалась Метелкина, пристально глядя на свои руки...и, право слово, было на что полюбоваться! Потому что рук у нее было как минимум шесть, и вообще она походила на фантазию художника-абстракциониста об индийской богине Кали.

А потом директор пал жертвой конформизма. Словно изображение на картинке для третьего глаза, из воздуха проступили силуэты кроликов, становясь все четче по мере того как организм директора усваивал выпитую жидкость. Грызуны порхали по залу, рассекая воздух перепончатыми ушами, и сияли всеми цветами спектра, даже теми, названия которых директор в настоящий момент не мог припомнить. Некоторое зацепились куцыми хвостами за люстру (вернее, за люстры – и Фирмович не мог не порадоваться внезапному умножению инвентаря) и строили рожи.

- Стреляйте по синим, - директор присоединился к массовой истерии, - А то разлетались, понимаешь! Кроликам летать не положено. Они должны ходить по земле и грызть морковь.

- Как скажите, - юный милиционер старательно прицелился. - Вот только насчет морковки вы зря. Как же они могут ее грызть, когда ее у них птеродактили отняли.

***

Эрик считал, что лучший способ справится с мигренью – это ударить себя кувалдой по голове. Поэтому не удосужившись даже взглянуть на Кристину – ничего нового он не увидит – Призрак демонстративно стянул парик, швырнув его рядом с маской. Хуже уже не будет. Дав зрителям возможность как следует разглядеть его волосы, редкие будто деревья после лесного пожара, Эрик произнес непринужденным тоном,

- Дамы и господа, - легкий кивок в сторону ложи мэра, – Ваше Превосходительство. Предвосхищая ваши вопросы, отвечаю “нет” на оба. Нет, это не часть шоу... И нет, это не грим. О прошу вас, оставайтесь на местах, ведь вам несказанно повезло! Покупая билеты на сегодняшний вечер, разве вы могли подумать, что вам посчастливится увидеть такой... аттракцион?... Кристина, будь доброй девочкой, пусти по рядам корзинку, чтобы господа могли швырять туда монетки... не даром же им достанется такое развлечение.

Его слова падали как капли кислоты и грозились вот-вот разъесть сцену, но Кристина слушала Призрака в пол-уха, ибо в голове ее жужжал наставительный голос инстинкта самосохранения. Тот, впрочем, всецело одобрял ее стратегию.

“Правильно, так и стой. Не двигайся с места. Скоро это уже не будет твоей проблемой.”

“Это предательство.”

“Ничего подобного, это всего-навсего способ уцелеть. Скажи, ты считаешь пулю во лбу косметическим изыском? Украсит она тебя?... Кроме того, ты лишь отодвинулась в сторону. Сострадать на расстоянии гораздо удобнее.”

“Он мой Ангел Музыки.”

“И ты готова прожить с ним всю жизнь? Ночные кошмары покажутся тебе приятной передышкой.”

Кристина закусила губы, чтобы не разрыдаться. Инстинкт самосохранения рассуждал так трезво, что у нее не было контр-аргументов. Вся уверенность разбивалась о его лицо.

“Но это всего лишь лицо! Ну почему так – будь Эрик хоть сто раз гением, стоит лишь взглянуть на него, и хочется отвернуться? Ведь главное не кожа, а что под ней.”

“Сухожилия?”

“Эмм...нет!.. Он такой же человек, как и я, как и все мы! Он всегда был добр ко мне, почему я так испугалась? Ведь... ведь я же люблю его.”

Если у инстинкта самосохранения есть глаза, то они наверняка велики и, вероятно, вращаются в разных направлениях, чтобы издалека разглядеть опасность и, пока она не добралась до тебя, найти подходящее убежище. Сейчас его глаза значительно превышали размер суповой тарелки. И особенно ему не нравилась улыбка Кристины, возвещавшая об очередной победой над здравым смыслом.

“Нет! Это...это всего лишь благодарность!” – пискнул инстинкт самосохранения, помолившись Дарвину о спасении заблудшей особи, которая, похоже, собиралась совершить преступление против естественного отбора. Потому что когда лежишь на полу с пробитой головой, нечего и заикаться о репродуктивном успехе.

Кристина еще раз посмотрела на Призрака – волос на его голове не прибавилось. Правая половина лица все так же алела нагромождением рубцов, да и левая, здоровая, была искажена гневом и тоже не выглядела эталоном мужской привлекательности. Но ладони защекотало от воспоминаний о холодных каплях, что сорвались с веток ясеня в тот миг когда Эрик заставил всю природу сострадать ее потере. До ушей донеслись звуки скрипки, вплетавшиеся в клубящийся туман, частицы музыки к частицам воды... И она уже не могла смотреть на зажженные свечи чтобы не вспомнить тот день, когда мир взорвался и образовал новую вселенную, когда язычки пламени танцевали под удивительную песню, и капли воска стекали не по велению силы притяжения, а потому что даже неодушевленным предметам иногда хочется побыть живыми. Как мог Призрак, обитавший подземном узилище, делать мир таким красивым? Словно шершавая, с уродливыми с наростами раковина, что превращает свое страдание в сияющую жемчужину.

И нужны ли ей теперь аргументы?

“Благодарность, говоришь?” - вздернула бровь Метелкина.

“Да.”

“Что ж, и ее в придачу”

“Не надо...”

Отступив на пару шагов - для верности - Кристина разбежалась. Одним броском, который сделал бы честь профессиональному рэгбисту, она толкнула Эрика в грудь, повалив его за стол.

Над ее головой просвистела пуля и, не найдя добычи, недовольно впилась в задник.

Отредактировано Banshee (2006-07-04 10:17:00)

Sunset, ой, а твой флаффометр не взорвется? Рано еще флафф начинать, пусть страдают дальше (добрая я , ага).

Цирилла, но зато никто не умер, никого не застрелили Уже хорошо.

Miss, спасибо

Daisy, здравствуйте! Я так давно с вами не общалась - и вообще со всеми на форуме - что успела соскучится. Насчет волос -  хороший вопрос. Думаю мы это в конце концов узнаем (а так же узнаем отчего грохнулась в обморок мадам Жири).