16.

Наступает момент, когда боль в сердце притупляется, воспоминания становятся менее отчетливыми, прохладными, ярость и гнев становятся меньше, но дышать все равно тяжело.
Если бы кто-нибудь мог объяснить – почему?
Почему память, так или иначе, возвращается к былому?
Память никогда не может стереть самого главного и важного.
Она была всем для него.
Всем. Жизнью. Воздухом. Солнцем.
Когда она была в его сердце, он знал, что наступит новый день, и он будет ждать его наступления, так как с этим новым днем он получит новую возможность видеть ее глаза, слышать ее.
Она была для него жизнью.
Жизнью, полной красок и ощущений.
Той жизнью, полной счастья и теплоты, которая злым роком была отнята у него.
Тем светом, который давал ему новые силы дышать, хотеть дышать, чтобы жить. Для кого-то. Для нее. Только для нее.
У нее было чистое сердце, которое тонко чувствовало краски и ноты этого мира.
Оно было одиноко.
Вряд ли души тянуться друг к другу с неистовым притяжением, если они далеки и не похожи друг на друга.
Она была прекрасна, подобно ангелу, она росла и жила среди людей, они принимали ее, ею была познана любовь и забота, но все же  сердце этой девочки не знало пристани в этом мире.
Оно было столь одиноко, как и его сердце.
Невозможно быть близким душой и сердцем человеку, если его душа слишком далека.
Ее душа была так близко с его, что порою он ощущал ее близость физически.
Он не заметил, как в один из дней его жизни он обрел этот смысл.
Он обрел его так неожиданно, как и потерял…
То, что он получил, наполнило его жизнь новыми смыслами и чувствами.
Он строил этот мир, создавая его по маленьким крупинкам, прикладывая к этому все возможные и невозможные силы.
Для него не было преград и ограничений.
Разве могут быть преграды на пути к самому простому и свойственному каждому человеку желанию?
Быть счастливым.
Это так просто.
У него был свой мир.
И пусть он был несовершенен, и пусть он был далек от солнечного света, был сокрыт от глаз многих людей, и там царили иные законы, чем наверху – этот мир был живым и ярким.
В нем царила жизнь и музыка.
Его музыка.
Он хотел подарить все это лишь ей.
Ей одной.
Он создал это для нее.
Для той, ради которой билось его сердце, и пела его душа.
Он делал все, и только для нее. 
Как же невыносимо больно осознавать, что когда-то всему приходит конец, даже не получив своего законного начала, а тебя, как основателя этого всего, учителя – отвергают, карая самым изысканным наказанием.
Для него этот мир слишком быстро разрушился.
Разрушился в тот момент, когда он меньше всего ожидал, а главное хотел этого.
Он не хотел этого.
Он делал все, чтобы это никогда не произошло.
Но иногда мир и обстоятельства этого мира сильнее нас.
И они берут верх над происходящим.
Его мир разрушился в один миг. В один короткий миг.
Боль, которую чувствует сердце в тот момент невозможно описать и передать.
Это подобно аду.
Нет страшнее и ужаснее ада, чем  мир, который сами построили себе люди.
Этот мир стал для него самым страшным и жестоким адом.
Люди слишком жестоки.
Обстоятельства слишком жестоки.
Этот мир и эта жизнь слишком жестока.
Порою, тонко чувствующая душа не в силах понять этой жестокости, принять ее и противостоять ей.
Она никогда не постигнет этих законов.
В силу своей чистоты и простоты.
Все, что он так долго выстраивал и к чему шел, разрушилось в один лишь вечер.
Так просто и легко.
Самое важное, как правило, является самым хрупким, и рушится подобно карточному домику.
В вечер, когда он понял, что она – та, которая была его смыслом, светом, миром – покинула его.
Навсегда.
Возврата не было и не могло быть.
Конец.
Что могло быть дальше?
Пустота.
И в такие моменты мы учимся жить заново.
Хороша ли будет эта жизнь, или нет – она будет иной.
Но жить дальше необходимо, и придется, даже если ты не хочешь и не желаешь, отвергая этот мир.
Вся жизнь – это  солнечные лучи, которые порою, выбиваясь из-за грозовых туч, освещают жизненную тропу, тонущую в сумраке страданий.
Жизнь изменчива.
Мир непостоянен.

На секунду перед Кристиной промелькнуло все ее прошлое, все то, что было связано с подвалами Оперы.
Ее сердце застонало.
Она не помнила, сколько по времени длилась ее дорога.
Больше всего она боялась заблудиться, потеряться здесь навсегда.
Но дорога ее не подвела, и она вскоре узнала то место, те стены, предметы, которые ее окружали.
Но все казалось мертвым. Она не чувствовала жизни.
Неужели…
Здесь царил сумрак.
Горело всего лишь несколько свечей.
Было почти темно.
В этой темноте его дом казался мрачным и устрашающим.
Кристина ощутила, как ее тело покрылось мурашками.
Она замерзла.
Подвалы были промозглые и холодные.
Кристина обхватила себя руками, что бы хоть как-то согреться, и сделала несколько шагов вперед.
На секунду она почувствовала, как к горлу подступает стон.
Ей захотелось закричать.
Закричать, и нарушить эту ужасающую мертвую тишину, давящую на слух.
Но, кажется, даже голос застыл в ее горле.
Вдруг Кристина споткнулась обо что-то, она вскинула руки, чтобы не упасть, и ее рука совершенно произвольно коснулась близь стоящего канделябра, тот с грохотом опрокинулся на каменный пол и покатился,  от неожиданности Кристина вскрикнула, слыша, как эхом разносится ее крик по каменной темнице.
Сейчас у нее было именно такое ощущение.
Это место не напоминало ей ничего, кроме сырой темной холодной и страшной темницы.
Кристина замерла, зажимая рот себе ладонью.
Кажется, ее крик напугал ее саму.
Сердце бешено колотилось.

Протяжный крик вырвал его из мутной пелены своих собственных мыслей.
Голос показался до боли знакомым.
Он, приложив усилие, открыл глаза, и с неохотой посмотрел на почти опустошенную бутылку вина, оставшуюся от ужина.
Не надо было этого делать. – Застонал его разум.
Но измученная душа позволила себе дать слабину.
Он с недовольством подтолкнул ее ногой, и она со звоном покатилась по полу, расплескивая темную, в темноте кажущуюся кроваво-красной,  жидкость.
Он никогда не пил, и всегда старался не делать этого.
Более того, его всегда отталкивал запах спиртного, в-первую очередь от беспробудно пьяных верховых.
Вино было не самой сильной отравой рассудка.
Бархатная нежная жидкость могла лишь помочь согреться одинокому болящему сердцу, и только.
Но последнее время он чувствовал, если его разум будет чист и трезв, он совершит какую-то глупость.
А этого он хотел меньше всего.
Столько раз хотелось просто выйти отсюда, подняться наверх – его ненависть к этому миру и всему окружающему была слишком велика, чтобы позволять жизни мирно течь.
Опера грустила без своего хозяина.
Это была все еще его Опера.
Лишь она осталась у него.
Это то, чего никто и никогда не сможет отнять у него.
Но она страдала.
Кажется, он больше не стал ей нужен.
Его душа перестала творить  и ощущать музыку.
И всякий раз, когда он слышал звуки музыки, его сердце начинало разрываться на части.
Последнее время он не мог даже заставить себя дотронуться до клавиш.
Его начинало трясти.
Слишком много всего вобрала за последнее время в себя его душа.
- Кристина… - Прошептал он, и вдруг ощутил, как его грудь пронзила боль.
Ее голос, донесшийся до его слуха, казался злой и жестокой шуткой.
Он огляделся.
Его окутывал сумрак.
Первым желанием было – не поддаваться на жестокие уловки уставшего от терзаний и мук разума, и снова оградиться от реальности, уйдя в свои мысли.
Он снова закрыл глаза и вздохнул.
- Эрик, ты здесь? – Услышал он вдруг снова.
У него перехватило дыхание.
Нет, это не было шуткой.
Это был ее голос!
Изумление на его лице невозможно было передать.
Хорошо, что сейчас его никто не мог видеть.
Он отчетливо почувствовал, что она рядом, она здесь…
Неужели это правда!?
Он поднялся со своего кресла и обернулся.
В нескольких шагах от него стояла Кристина. 
Если можно сказать, что наяву бывают сны, то сейчас для него было именно такое ощущение. Он до конца так и не понимал – спал ли он или это реальность.
В бликах догорающих свечей Кристина выглядела совсем неестественно, блеск ее глаз казался искусственным, а губы не живыми. Но она по-прежнему была той, при виде которой начинало заходиться сердце.
Но теперь их так много всего разделяло, что боль в его груди моментально сменилась нарастающим гневом.
Видеть в полумраке догорающих свечей лицо той, которую он уже больше никогда не наделся увидеть – это было слишком страшной пыткой.
Ее глаза о слишком многом ему напомнили.
Почему она здесь?
Она не должна была быть здесь!
Она никогда не должна была снова появиться здесь!
У него свело скулы от боли и трепета.
- Что ты здесь делаешь? – Недовольно спросил он. – Как ты сюда попала?
Он вовсе не это хотел сказать.
Кристина вздрогнула.
Кристина хотела ответить ему. Но не смогла.
Задохнулась испугам.
- …Мадам Жири. – Робко сказала Кристина, несколько секунд спустя.
- Ах да. Должно было догадаться. С чьей бы помощью ты еще нашла меня. Только…
- Только что?
- Только этого не следовало ей делать. – С неохотой сказал он и отвернулся.
Невозможно было видеть ее взгляд.
Снова. 
Больно.
Этот взгляд погружал его в воспоминания и всколыхивал в нем столько прежних мыслей и желаний.
Сложно переступить через черту боли и страданий, столь долгое время терзающих сердце.
Он был совершенно не готов к ее приходу сейчас.
И единственное, чего он боялся, так это того, что если она пробудит с ним еще несколько минут, то может произойти что-то ужасное.
Уже было слишком – он увидел ее. Так близко. Рядом. Ее.
Кристина вздохнула.
- Уходи, Кристина! – Сдерживая гнев, неожиданно охвативший его, попросил  он.
Он не мог поступить иначе.
Все, что он мог теперь попросить у нее – так это попросить уйти.
Снова.
И больше никогда не возвращаться.
Иначе, это было уже слишком больно.
Слишком ощутим был внутри него гнев за все то, что она когда-то совершила.
И слишком ощутимы были совсем иные чувства, которые ожили в нем, как только он услышал ее голос.
Кристина в испуге вздрогнула, услышав его голос.
Она так давно не видела его.
Не слышала его бархатного голоса.
Лишь во снах…
А сейчас они наяву.
Он был совсем не таким, какого помнил разум Кристины.
Он больше не был ангелом…
Он был простым человеком.
Господи!
У Кристины сжалось сердце.
Это ужасно!
Он был в совершенно обычной привольной домашней одежде, белая рубашка была мятой, и кажется, он носил ее не первый день.
Кристина знала, что он всегда трепетно относился к своему виду и одежде.
Ей стало не по себе.
Он вздохнул, это вернуло ее к действительности.
Единственное, что сейчас желала Кристина, так это обнять его, притянуть к себе, прижаться своим телом к его, и позволить всей его боли выйти, позволив ему избавиться от переполняющей его горести.
Она посмотрела на него, и только сейчас поняла, как сильна была его тоска в столь продолжительной разлуке.
Сложно забыть то, что с такой властью и мощью владело когда-то твоей душой.
Предстоящая ночь могла многое обещать обоим, пробуждая самые потаенные чувства, даря спокойствие и умиротворенность, если бы не их страх и боль, смешанная с гневом одного и чувством вины другой.
- Господи, Эрик… - Вздохнула она, и ее губы дрогнули, в ее глазах заблестели слезы.
Она не могла больше вот так просто стоять и смотреть на него.
Просто смотреть.
Ее сердце разрывалось.
- Что?! – Сквозь зубы сплюнул он.
Кристина всхлипнула.
- Мадам, разве вас не ждет ваш дорогой муж? Каково черта вы спустились сюда? Теперь, кажется, вас ничто не связывает с этим местом. Вы получили свободу, которую выбрали.
Его фразы были холодны и беспощадно кололи сердце Кристины.
Она всхлипнула.
Он безжалостно насмехался над ней сейчас, пребывая во власти ярости.
В его тоне она ощущала ненависть и исступление.
- А ты не боишься, того, что я  могу сделать с тобою? Вряд ли твой муж придет тебе на помощь на этот раз.
Она закрыла глаза.
Делай, мне уже все равно! – Прошептал ее рассудок. – Делай!
- Нет. – Ответила она ему. – Нет, я не боюсь тебя.
- Зря. – Выдохнул он. – А надо бы… разве ты не боялась меня тогда…
- Ты хочешь снова вселять страх?
- А я не могу иначе! – Зло усмехнулся он. – Ты забыла, что там, под маской?! Это всегда будет вселять страх! Иначе никогда не будет!
- Не правда. – Прошептала сухими губами Кристина. – Не правда. Это ты так считаешь.
- Что ты знаешь, Кристина! – Усмехнулся он зло.
- Эрик… - Она вскинула руку, и потянулась к его лицу. – Все это в прошлом…
Но он резко отстранился от нее.
- Не смей… - Приказал он грубо. – Не дотрагивайся до меня. Никогда.
Губы Кристина дрогнули от обиды.
- Мой ангел, ты больше не такой, как был… Где мой ангел?
- Ты забыла, Кристина – ты убила его.
Кристина скривила губы, сдерживая  себя, чтобы не заплакать.
- Ты жесток. Это не так.
- Так.
- Мне плохо, Эрик. – Простонала Кристина.
Все, что она услышала в ответ, это его усмешку.
- И что ты пришла искать сюда? Спасения от своих невзгод? Ко мне? Странно, Кристина. Спасение в аду – это смешно. Это не место для тебя!
- Да, я пришла искать… тебя.
- Что тебе надо от меня теперь? – Отрывисто спросил он, и отошел от нее.
Кристина вытерла слезы, которые переполняли ее глаза, и незаметно для нее самой побежали по щекам.
- Я хотела увидеть тебя…
- Зачем?
- Что бы поговорить.
- О чем? О чем нам говорить, Кристина?!
- Разве не о чем? – Пожала она плечами.
- По-моему, ты все сказала однажды…
- Но потом…
- Потом было поздно искупать это. – Прервал ее он. –Ты оставила то, что я предлагал тебе, музыку, мою любовь, меня самого.
- А ты не думал, Эрик, что это не я оставила тебя! Что это ты виноват в том, что я не осталась с тобою. Ты не позволил мне остаться, и сейчас...  – Голос Кристины стал тяжелее, и он даже обернулся на нее с удивлением, чтобы убедиться в том, что она ли говорит с ним сейчас.
Он возмущенно усмехнулся.
- Если бы ты осталась, Кристина, то осталась бы из жалости. Жалкое сознанье! Я помню. Мне не нужна была жалость! Никогда не нужна. И сейчас тоже не нужна.
- Но мы оба виноваты в тех страданиях, которые пережили после того вечера…
- А когда я вернулся к тебе, и ты снова отвергла меня – это снова лишь я виноват?
- Тогда было уже слишком много обязательств, которых я не могла исключить из своей жизни. – Тяжело вздохнула Кристина.
- И в первую очередь этого мальчишку. – Скривился он. – Впрочем, как и в первый раз! Конечно же, ведь он не такой… не такой, как я! Как я мог надеяться на то, что ты сможешь полюбить меня!?
- Ты не прав. – Отрывисто сказала Кристина, и ее голос дрогнул.
- Разве не поэтому ты так поступила тогда? Оставила все, предпочла своего виконта, побоявшись того, что могло бы быть. Я ошибался, считая, что твое сердце примет меня!
- А разве этого не произошло?
- Если бы это произошло, ты бы никогда не ушла. – Упрямо и со злостью произнес он.
- Если бы тогда не причинил мне боль…
- Я причинил тебе боль, Кристина? – Он скривился в удивлении.
- Ты напугал меня…
- Это разные вещи. Чем же я напугал тебя? Своим видом?
- Нет. Ты был настолько одержим и безумен, что стал похож на животное. Я признаюсь, что мне стало тогда невыносимо страшно.
- Я ни разу не позволил себе повести себя с тобою, как животное. – Заметил он. - А мог бы, Кристина. При желании я мог бы многое, Кристина. Или ты забыла, какую власть я имел над тобою? Ты забыла, что была, что однажды проснулась в моем доме, в моей постели? Ты могла бы проснуться, Кристина, совсем от иного, нежели проснулась тогда… - колко заметил он. - Я не притронулся к тебе Кристина, даже тогда, когда мог бы! О, Кристина, - он вдруг рассмеялся, и пальцы Кристины похолодели, - представляю, каково бы было лицо у дорого виконта, когда бы он узнал в первую ночь, что его жена уже не принадлежит ему полностью!
Кристина в судороге испуга захлебнулась воздухом.
- Слава господу, что он дал тебе силы вовремя одуматься. – Прошептала Кристина.
Он не ответил ей ничего, так как на его взгляд, ее тон был слишком фальшив.
- За что ты так со мною? – Спросила Кристина несколько секунд спустя, чувствуя его отдаленность.
- Тебе не нравится, когда я говорю так, верно?  Ты все сама знаешь, Кристина. Ты сама заслужила такое отношение.
- Ты осуждаешь меня, я знаю. И ты… наверное, прав в чем-то. Но ты думаешь, мне было легко уйти тогда?
- Ты ушла с ним…
- Я верила, что это мой путь.
- Если это так, зачем же ты вернулась? – Рявкнул он. – Что тебе еще надо?
- Ты… злишься на меня. – Чувствуя его ярость, прошептала Кристина.
- Скажу тебе больше, Кристина - я не могу простить тебя за то, что ты сделала... – Сказал он с холодом в голосе. – Я хотел дать тебе все, ты была для меня всем, Кристина, и что ты сделала?!
- Эрик… - Просящее посмотрела на него Кристина, и почувствовала, как сжалось в судороге боли ее сердце.
- Ты предала меня, Кристина, ты отвергла меня, ты отплатила предательством! Многое можно простить, Кристина, многое… но не предательство!
- Я не предавала тебя! – Почти выкрикнула она.
- Предала! – Крикнул ей он в ответ.
Он считал, что предала.
…И она считала, что предала, но  готова была поплатиться за это, искупить свой поступок.
Его голос был наполнен жесткостью и ненавистью.
Кристина осела, и они оба замолчали на какие-то секунды.
- Увы, Кристина, я был твоим учителем, ты предала меня… Ученики всегда предают своих учителей, Кристина. Я не учел этого… Хотя, это слишком давняя история, известная испокон веков. Такова жизнь. Тридцатью серебряниками был твой драгоценный виконт… 
- Не говори так! – С надрывом почти выкрикнула  Кристина.
Кристина заплакала, больше не в силах сдерживать свое раскаянье.
Ее слезы колючей болью, отразились у него в груди, и он поспешно глубоко вздохнул, чтобы не дать себе проявить все-таки свою слабость, и не коснуться ее, дотронуться до ее лица.
Все, все, что ее здесь окружало, напоминало ей о ее прошлом.
Кристина не могла остановить слезы.
Ее прошлое больно мстило ей воспоминаниями, приносящими страшную боль.
- Кристина… - Его голос на секунду стал мягким, он посмотрел на нее, и по его лицу прошла судорога. Он вспомнил то, что так долго и упорно пытался забыть, избавиться от этого.
Он сделал несколько неслышных шагов ей навстречу, подойдя очень близко, остановился.
Он был так близко, что мог различать ее сухое дыхание на своей коже.
На несколько секунд его взгляд задержался на ее лице.
Он слишком долго ее не видел, чтобы отказать себе в возможности разглядеть каждую черточку ее лица.
Сердце начало биться еще быстрее. И на миг ему показалось, что оно бьется с такой силой, что она может слышать его стук.
Ее глаза были влажными. Она плакала.
Он сделал почти незаметное движение и наклонился к ней.
Не уходи! – Прошептало его сердце и сразу же сжалось от нахлынувшей боли.
Нет, уходи! – Твердо воспротивился рассудок. – Уходи как можно скорее! Снова боль и кошмар!
- Уходи, Кристина. – Попросил он. – Все кончено.
- Но…
- Уходи. – Уже тверже сказал он, и в его голосе промелькнула угроза.
Кристине был знаком этот тон.
Она на секунду вообразила, что еще одно ее сопротивление, и он кинется на нее с кулаками, вместе с силой обрушит на нее весь свой гнев. Слишком много ярости было в его глазах. Но вместе с тем, слишком много боли.
- Я… - Виновато прошептала Кристина, пытаясь найти себе оправдание.
Она не могла уйти.
Она не могла покинуть его снова.
Она должна была увидеть его, поговорить с ним.
Теперь она могла откровенно рассказать ему всю правду.
Если бы он желал слушать.
Он был нужен ей…
Сейчас, как никогда.
- Уходи Кристина. – В который раз произнес он, но ярость ушла, и его приказ сменился на мольбу.
Ему показалось, что эта просьба уже которое время болью стучала у него в висках. Его разум не мог позволить ей остаться, его сердце не могло выстоять, когда она рядом.
Она должна уйти.
Его сердце сжалось от вспыхнувшей в нем боли.
Но он не мог по-другому.
Теперь не мог.
Он понимал, если она еще хоть минуту пробудет здесь, рядом, если он хоть еще раз взглянет на нее, то он не сможет ее отпустить.
И тогда уже он будет умолять ее остаться.
У Кристины содрогнулась душа.
Он отверг ее.
Да, наверное, так и должно было быть.
После всего, что они пережили – это неизбежно.
Наивно было полагать, что еще что-то возможно и может быть.
Она должна была предполагать.
На что она рассчитывала, когда шла сюда?
Узнать, что с ним! – Незамедлительно ответил ее внутренний голос.
Узнала.
Лучше бы она не знала и не видела этого.
Сейчас он действительно, был жалок.
Господи, из-за нее. 
Слишком много боли выражал его взгляд.
- Ты не должна здесь быть. – Еще раз повторил он. – Возвращайся, Кристина. Уезжай из Оперы. Возвращайся к своему… мужу.
- Эрик… - попыталась возразить она.
- Ты вернешься.
- Мне…
Мне некуда идти! – Хотела прокричать ее душа.
Ей действительно некуда было идти.
Возвращаться в дом своего мужа?
Нет.
Она не сможет!
Он не мог.
Физически не мог сейчас быть с ней рядом.
Все те чувства, которые с неистовой силой поднялись внутри его души перемешались с слепой яростью и гневом, которыми был наполнен его разум.
Если она останется – он не сможет защитить ее от себя.
Это был единственный выход.
Он не мог сейчас даже слышать ее голос.
Это было слишком больно.
Ему необходимы были силы… и время.

Шо, конец так подкачал?! Хм. Интересно, а что они должны были сделать-то, что б душу успокоить и оставить прЫятное впечатление?
Ну не знаю, ну нельзя им пока сюси-пуси...