Ох, че-то я все пытаюсь вам финал выложить...
Но никак не идет у меня. Тяжко.

Вот видоизменяюсь координально. Поскольку моя жизнь за эти несколько дней до неузнаваемости поменялась, авку сменила в честь этого и подписалась внизу девизами своими, чтобы характеризовало мое состояние!  :off: Гыгы

Ха, я уже сама не знаю.

Эра, а кто сказал, что он превратился в лапочку??! Где ты лапочку увидела?!

Отредактировано Night (2005-04-27 01:10:31)

Эх, нравится тебе, чтобы у Призрака все по струнке ходили!   ^-)

Ну что, собственно все. Я умываю руки... (с)  *-p
Первая часть законченна. Вторая пока сидит тихо, и не рыпается.
Если уж когда-нибудь она получит свою жизнь, вот там ПО оттянется по полной. Ну в смысле, таким будет, как ты лю... 
Ну а Жюли, что Жюли. Она, собственно та, через которую и по средствам которой (отчасти) всего лишь проходят жизненные пути ПО. Вот и всего-то. 
Шо значит - приятная?! 

Отредактировано Night (2005-04-27 10:10:11)

Ох-ты...  Ну это уж было бы вообще! Семейка маньяков каких-то!
Ну ей самой еще во второй ч. достанется (не от ПО). Так что, Жюли с удавкой в руках - это никуда не годится. ))
Да и вообще, там у меня всего столько, что писать еще опупеешь. Там еще Крися появится, Рауль (который, скорее удивит), и вообще лабуды столько, не пойму откуда все это берется в моей голове...
Но это все всего  лишь задумки. А стоит ли их писать - я не знаю.
Потому, даже начинать медлю.  <_<

Отредактировано Night (2005-04-27 10:23:08)

Ну как это - не догадываешься?
Ты давай пиши, мы ждем! Я знаю, у тебя все получится!   (  :off: )
Да ты что думаешь, я тоже мучаюсь, не знаю, что куда. Вот я про то и говорю, что не знаю я - писать 2 ч, или нет, оттого, что я такого назадымывала, а как потом их из этого выкручивать и чем заканчивать - не знаю.
<_<

Так, официально заявляю:
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.  (что является, в принципе, финалом)

А че молчите-то?!
Ну тапки там, табуретки, стулья... че не кидаете?!  :tomato:
Свои мнения просто,обсуждения?! Эх. Я ж любопытная, и поговорить люблю!

Я сделала так, чтобы конец как бы не предполагал второй части, но и одновременно, если уж очень захочется, чтобы можно было бы и продолжить. Некая  такая возможность к домысливанию и неоднозначности, тьфу ты   (это из раздела - кто положил розочку на могилку?!)

Елена, спасибо!
Мне очень важны мнения
Так, по порядку.
Опыт в области фанфикшэна - первый *стыдясь* /baby/
Да уж, где-то отыгралась со всеми свойственными мне занудством и тягомотиной! Ну это у меня есть. Опыт у меня не большой, раньше я чем занималась - писала стихи. Нет, вру, есть еще на моей совести парочка рассказиков, одна детская сказка, и типа повести (две), хех, смешно, но преимущественно про советское время, довоенное, военное, и послевоенное,хе (я в школе историей занималась, вот как раз в школьные годы и писала по всем жанрам А. Иванова, К. Симонова и т.п. Но я не писала со школьных времен...
А вот фик написать,да тем более с заданными характерами, да еще и самой че-то навыдумать - это впервые. Я и сама в первых главах получала большое удовольствие.
Елена, а шо такое ООС? 
ЧЕстно, немного боюсь браться за вторую ч. Когда писала эту, я так просто и сияла мыслями о воторой, мол, части, такой всей из себя интересной, там шуры-муры, переплетения сюжетов и судеб. Сейчас, тьфу, думаю, как бы это не превратилось в тягание кота за... хвост.
Но вообще, у меня вторая часть предполагалась вся из себя экшн, ну если это можно так назвать. Там столько всего происходит, и вообще... ну не знаю, как погони, но перья, щепки летят, и чего там только не происходит.
Потому, знаете, чем я сейчас занимаюсь?? - Изучением истории Франции. Во. Ну как-то разворот событий на фоне исторических фактов всегда более объемнее, нежели какая-то прострация. И мне ближе
Потому, здесь, если уж что-то начинать, надо серьезно задумываться.
Ну короче, пока вот так.

Елена, еще раз, спасибо большое!

Отредактировано Night (2005-04-27 22:28:48)

Елена, теперь понЯл 

Как смотрите, вам ч.2 начать выкладывать законченными главами, или кинуть, что есть, чтобы вы ознакомились?!

Отредактировано Night (2005-04-29 01:17:32)

Так там пока и выкладывать-то нечего, то есть... все равно из имеющегося куска "что будет дальше" не узнается

Ну ОК, сейчас тогда выложу, что есть, а точнее часть первой главы. (уговорили)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Светлый замок темного царства

Мне не жаль, что и налил и выпил я сам
   Унижения чашу до дна,
   Что к проклятьям моим, и к слезам, и к мольбам
   Оставалась ты холодна;

1.

- Не только дом. Мое все! – Сказал он. – И теперь ты это увидишь… 
Жюли долго стояла на широких каменных ступенях, устремив взор, словно куда-то в небо.
Через несколько минут они оказались внутри. Ее ждала длительная  «прогулка» практически по всей опере. Он, просто-напросто, не мог не показать ей свою обитель, свой храм, в котором столько лет он творил, в стенах которого его душа взлетала высоко в небеса, и снова опускалась на землю, где столько было пережито и передумано, осмысленно и понято, столько приобретено и потеряно. Это то место, где он стал тем, кого боятся, и  в страхе перешептываются по углам, чье имя не произносят вслух, это то место, для которого он стал наводящим страх Призраком, властителем, ангелом.
Он наконец-то вздохнул «полной грудью». Он вернулся в свои владения, которые осиротели на некоторое время без своего хозяина. Теперь он снова вернулся в предвкушении своей новой жизни. Каждый уголок, известный и неизвестный, каждая дверь, камень, коридор, все они были живыми, имели свою душу, и знали своего хозяина. Лишь они всегда немо хранили секрет его пребывания здесь, чтили и уважали, скрывая его от недолжных глаз, лишь они беспрекословно повиновались и принимали его, храня его тайны. Они первые узнали, что их хозяин снова здесь.
Тоска, одолевавшая его на протяжении всего этого времени, когда он был далеко, немного спала, он почувствовал себя  лучше. До боли знакомые стены, изученный каждый уголок, каждый миллиметр этого здания от самого его купола до самых нижних этажей – все это было его. Он  по праву считал себя хозяином здесь, зная как никто другой лучше, что представляет его Опера снаружи и изнутри. Там, куда никто и никогда не спускался, кто никогда не видел того, что видел и знал он, Призрак оперы.

Красота внешнего интерьера вскоре резко сменилась своей изнанкой. Зал, сцена, холлы – это все величественность ее красоты. Но у Оперы были еще и подземелья. Собственно, сами владения ее Призрака.
Другую часть он хотел ей показать еще больше, нежели увиденную ранее красоту.
Сумрак и холод бесконечных каменных коридоров охватил Жюли, и поначалу вселил страх, нагоняя неуютное ощущение толстых каменных стен вокруг, чувство безвыходности, загнанности, которое все нарастало, пока они дальше и дальше проходили по  жутким, как сначала казалось девушке, подземельям Оперы. Но ее успокаивало то, что, похоже, он знал все здесь наизусть, каждый поворот, каждый коридор, каждую дверь.  И сырые галереи оперы могли не внушать страх и неизвестность только лишь ее хозяину.
Промозглые и холодные коридоры, больше походившие на лабиринт, запах сырости, звуки капели, отдаленный слабый шум воды, все это пугало ее, заставляя ее сердце учащать свой ход.
Некоторое время она с молчаливым изумлением рассматривала все, что проходило перед ее глазами, изучала, всматривалась. У нее начала кружиться голова. Эти тоннели и коридоры, несомненно, таили в себе множество секретов и тайн, и их мог знать только тот, кто считался ее хозяином. Вскоре она потеряла счет поворотам и лестницам, и даже не пыталась  запомнить дорогу.
Спуск в самую глубину Оперы показался Жюли невыносимо долгим. В воздухе ощущалась сырость, Жюли пару раз пыталась глубоко вздохнуть, но отяжелевший от влажности воздух не наполнял ее легкие. Ужасное ощущение неполноты вздоха довлело над ней, и пару раз она покачнулась, сжав сильнее его руку.
- Что с тобою? Тебе не хорошо? – Спросил он ее.
Жюли еще раз глотнула ртом воздух.
- Нет. Все хорошо. Просто я, правда, еще не привыкла. Но я привыкну, обещаю тебе! Я привыкну. – Зачем-то поспешила сказать она.
- Нет, тебе не надо привыкать! – Сказал он. – Я не позволю, чтобы ты жила всегда здесь. Я не хочу этого. Это слишком жестоко по отношению к тебе!
- Что ты хочешь сказать? – Голос Жюли становился слабее и слабее.
- Все будет хорошо. Вот увидишь. Я просто хочу, чтобы ты все знала.
И все-таки, вскоре она привыкла. Ее сознание будто бы приняло те картины, которые ее окружали, и она поняла, что это всего лишь одна из граней того, что предстало перед ее взором ранее.
- Мы ведь спускаемся вниз?!
- Собственно это и есть мои владения. Точнее, владения, принадлежавшие призраку. – Осторожно добавил он, заметив.
- Это сплошной лабиринт. Но вижу, ты во всем этом прекрасно ориентируешься.
- За много лет я научился этому.  – Слегка усмехнулся он. - Мы скоро придем. – Заметил он, окидывая взглядом немного уставшую девушку.
Она практически отвлеклась от всего, что ее окружало, от всего, что было в ее памяти и мыслях. Она даже не заметила, как вскоре они, спустившись в самую глубину этих галерей, очутились на том месте, которое, собственно он и собирался ей показать. Свою обитель.
Здесь царили странные сочетания: запустение - и роскошь, небрежность - и утонченность, пышность – и тусклость, свет – и тьма, холод – и тепло.
Жюли будто бы облегченно вздохнула тому, что были преодолены длинные промозглые коридоры, глубокие лестницы, она наконец-то в его доме, она наконец-то здесь.
Ей хотелось уже, наконец, присесть, так как от долгих прогулок она немного утомилась. Слишком много ей довелось сегодня увидеть. Осмыслить все вот так сразу было очень сложно, и почти невозможно.
Он взял ее за обе руки, и сжал их, но аккуратно.
- Ты отдохнешь, а утром я хочу познакомить тебя с одним человеком, с которым просто не могу не встретиться, вернувшись сюда… 
Девушка одобрительно кивнула ему головой, соглашаясь.
Да, еще в тот момент, как они приехали, он подумал о мадам Жири. Ее надо бы навестить,  узнать, что тут происходило в его отсутствие. Ну и, в конце концов, просто поговорить с ней.
Видит бог, он нуждался в этом больше, чем когда-либо. Нет, определенно, надо было поговорить с мадам Жири, хоть это ему будет и не так уж просто сделать. При мысли об этом его сердце начинало биться, как у мальчишки, который нашкодил. Это было ужасно.
Ему становилось противно от самого себя.
И, тем не менее, так было. Он ждал реакции мадам Жири – положительной ли, отрицательной, но ждал с замиранием сердца. А что, если она просто-напросто не поймет его? Все это время она была единственным человеком, который знал его тайны, мысли, намеренья, она могла осуждать это, или поддерживать, но всегда была с ним. А что если сейчас, после  того, как он расскажет ей откровенно обо всем – она отвернется от него?
Она была тем единственным человеком, с которым он был близок. Он всегда знал, что может обратиться к этому человеку, и она всегда выслушает его. За все эти годы он стал ей близок и дорог. Она любила его. Как мать, сестра, друг – это уже не важно. Он всегда чувствовал, что она искренна с ним. А он, в ответ, мог быть искренен с нею. Он всегда говорил ей правду. Потому что знал, что это единственный человек, который есть в его жизни. И который объективно выскажет ему свою точку зрения. Он мог слушать ее, а мог не слушать. Она знала, что в нем живет упрямый обиженный строптивый мальчишка. Она знала это, и принимала. Но она всегда хотела, чтобы он был счастлив. Она видела в нем того, кого не видели остальные.
Может быть, она даст ему ответы на многие его вопросы. Ну, или, по крайней мере, поможет отыскать к ним путь.
Ему необходимо было привыкать ко всему, что произошло с ними в последнее время. Ему необходимо было привыкать к тому, что рядом с ним теперь рядом  везде и повсеместно эта маленькая беззащитная фигурка девушки. Но порой, надо признаться, он просто не имел представления, не знал, что надо делать, как с ней себя вести, что ей говорить, чтобы не обидеть ее, не причинить ей боль, что надо делать, чтобы она была счастлива и была уверенна в том, что он искренен с нею. Это удручало его. В нем до сих пор иногда просыпался тот «учитель» и «наставник», который вел маленькую Кристину.
Жюли была юна и неопытна. Его сердце и разум это знали и чувствовали. И тогда, сам того не понимая, он начинал вести ее, пытаясь стать для нее кем-то большим, нежели тем, кем он был для нее сейчас.
Мадам Жири была нужна ему, как собеседник и человек, гораздо больше понимающий в этом, чем он сам, ему необходимо было об очень многом с ней поговорить. Он слишком много хотел спросить у нее. Как он сейчас начинал понимать, он слишком многого не знал.
Он боялся ее. Боялся себя по отношению к этой девушке. Сначала он и помыслить не мог, что все произойдет именно вот так.
Он почему-то с непроизвольной  скрытой улыбкой наблюдал, как Жюли с интересом и абсолютно детской открытостью изучает его жилище. Она осторожно пробиралась среди его утвари, изучая каждую деталь, каждую мелочь. Она радовалась, как маленький ребенок, рассматривая партитуры, книги, канделябры и прочую всячину, которая, похоже, не на шутку заинтересовала ее. Пару раз она, правда, того и гляди, норовила свалиться в озеро, так как несколько раз подходила к воде, приседала около, и, опуская в нее кончики пальцев, просто водила по ней, наблюдая за легкой рябью.
Нет, она, конечно же, повзрослеет, точнее, она уже стала взрослее.
Еще дольше и пристальней она рассматривала орган, тщетно пытаясь отыскать в нем схожесть с виденным ранее фортепьяно. Долго не решалась, но потом, осмелившись и набравшись сил, попросила его сыграть.
Он на какое-то время замялся с ответом. А потом с охотой согласился. Осознавая, что и сам чувствует в этом потребность.
- Тебе все-таки надо отдохнуть. – Сказал он, подходя к ней. - Ты  устала с дороги.
Она улыбнулась, поднимая на него глаза, в которых сейчас он отчетливо мог прочесть радость и восхищение. – Я не хочу.  Ты же будешь играть мне, хоть иногда!? – Попросила она. – Сейчас мне совсем не хочется спать.
- Ты хочешь продолжать?! – Одобрительно кивнул он ей. – Но не забывай, завтра нас ждет встреча с одним человеком, с которым я познакомлю тебя. Я не думаю, что будет очень удобно, если ты уснешь прямо в гостях.
- Нет. Такого не случится.   – Застенчиво улыбнулась она. - Знаешь, а мне здесь очень нравится! – Быстро проговорила она, поднимая глаза куда-то вверх, словно хотела еще раз оглядеться. – Здесь очень красиво!
- Красота – обманчива. А это… это всего лишь попытки поспорить с убожеством и темнотой мрачных подземелий. – Мирно объяснил он, выпуская ее из своих объятий, так как она, высвободившись, снова направилась продолжать исследования.
Самой страшной мыслью была мысль о том, что сможет ли он ее любить, и любит ли он ее так, как она того заслуживает? Она ждала от него этого, а он не знал – сможет ли он.
Это была, пожалуй, первая ночь за все свои годы жизни здесь,  в подземельях театра, которую он провел не в одиночестве.
Странно и непривычно было видеть эту маленькую хрупкую девушку в своем подземелье, в своей кровати, в конце концов. Но одновременно было что-то такое, что ласкало душу, от чего по телу разливался какой-то необъяснимый жар. Она доверяла ему. Она призналась однажды, что он ей нужен. Никто и никогда не говорил ему этого.

--

Утром он собирался встретиться с мадам Жири. Он всегда предпочитал сам наносить ей визиты. Это оставалось его привилегией. Но в этот раз, видимо,  та вовсе не ждала его визита, и потому он откровенно напугал ее. Она вздрогнула, не смотря на то, что привыкла к его неожиданным появлением за все эти годы, и научилась не пугаться того, что в один прекрасный момент за ее спиной неслышно может возникнуть Призрак оперы.
Сейчас ее испугу было объяснение. Она не знала, что он может быть в Опере.
В глазах мадам Жири заиграла радость, через секунду сменившаяся тревогой.
- Ты вернулся, Эрик!?  – Выдохнула она, наконец, облегченно. - Ты… с тобою все в порядке? Ты цел?!
- Да.
- Слава богу! – Ее губ коснулась едва заметная улыбка. - Я думала, что возможно, уже не увижу тебя живым, и что даже не узнаю, что с тобою произошло!
- О чем вы? – Нахмурившись, спросил он. – Похоже, вы и впрямь считали, что меня уже нет в живых. Отчего такие мысли?!
- Эрик... а ты не знаешь?
- Не знаю. - Поспешил остановить ее он, взяв за руки. - Но  давайте вы расскажете мне об этом позже. Потому как то, в чем я должен вам признаться имеет большую поспешность и важность.
- Но... - Мадам Жири обеспокоено окинула его взглядом. Он ничуть не изменился, ее мальчик, ее дорогой мальчик, о котором она беспокоилась, не в силах сомкнуть глаз несколько последних ночей. Он был все такой же. Упрямый и своевольный. А она, по обыкновению, не могла ему перечить.
Она протянула к нему руки, обняв. Как ни странно, он не оттолкнул ее, чего она, в принципе, ждала от него. Она была уверена, что он не позволит, как это было прежде. Он никогда не позволял себя касаться. Мадам Жири несколько секунд держала его в своих объятиях, благодаря бога за то, что он позволил ему вернуться живым.
Он мог делать какие угодно глупости, но она не могла скрывать, что всегда беспокоилась за него, искренне переживая. Наконец она отстранилась от него.
- Эрик, что-то произошло? О чем ты так поспешно хочешь поговорить  со мною?
- Да, точнее нет, но… Хорошо, я объясню. – Согласился он, шумно вздыхая. – Мне надо поговорить с вами.
- Рассказывай. – Попросила его мадам Жири, замечая, как учащает ход ее сердце. Дурное предчувствие. Она хорошо знала этот его взгляд. Должно быть, ему и впрямь, есть что сказать.
Одному богу было сейчас известно, что предстояло услышать ей в данный момент. И она не знала, обрадует ли ее это, или это будет нечто ужасное, к чему ей необходимо заранее подготовиться.  Он медлил.
- Эрик, я прошу тебя… - Почти с мольбой в голосе, попросила она его, - не заставляй меня мучиться неведеньем. Рассказывай.  Что-то случилось?
- Случилось. – Не смотря на взволнованный тон мадам Жири, ответил он ей совершенно спокойно.
Она снова вздохнула, положив руку на грудь, словно желала успокоить этим прикосновением бешеный темп своего сердца.
- Я жду. – Нахмурила она брови, замечая, что он, выжидая чего-то, пристально смотрит на нее.
- Вам надо кое-кого повидать. Потому, я скоро вас покину, и приведу к вам гостя.
- Кого? – Сорвалось с ее губ.
- Антуанетта,  я вернулся. Этой ночью. Но вернулся не один… Надеюсь, вы поймете меня и… может быть даже  одобрите. Хотя, не уверен… но я буду нуждаться в вашей помощи, ровным счетом, как и тот, другой, человек. Но если вы откажите мне, узнав всю правду, поверьте, я пойму.
- Прекрати играть со мною в какие-то тайны. Я ничего не понимаю. Скажи мне как есть. И что это за человек, с которым ты желаешь меня познакомить?!
- Дело в том, мой друг, что я вернулся, но я вернулся не один. Я вернулся с… женщиной.
Мадам Жири снова ощутила, как перехватило ее дыхание. В ее голове быстро пронеслись всевозможные догадки.
- Кристина!? – Испуганно выдохнула она.
- Нет.
Мадам Жири недопонимая, смотрела на его совершенно спокойное лицо. Его волнение можно было вычислить лишь по время от времени прыгающему взгляду, то на нее, с нее на пол, потом  куда-то еще. Он уходил от прямого взгляда.
- Если не Кристина, то кто? Эрик я до сих пор ничего не понимаю. Прошу, расскажи мне все. - Нахмурившись, строго попросила она.
- Антуанетта, я думаю, имеет смысл начать с самого начала. Но это, кажется, очень  длинная история. Я… теперь у меня есть жена.
Руки мадам Жири, лежавшие поверх подлокотников кресла дрогнули, она прижала их к груди, и они безжизненно упали на колени. Да уж, такого заявления она никак не могла ожидать. Вот уж точно, не знала к чему готовиться. Готовилась к чему угодно, но только не к этому.
- Как? – Побледнев, спросила она. – Постой, - тряхнула  головой мадам Жири, - я окончательно потерялась в твоем рассказе.  – Она глубоко вздохнула, выпрямившись, сев на краешек кресла, привела свое сбившееся дыхание в порядок, и приготовилась слушать, немного наклонив голову набок.
- Я не знаю с чего начать, всего слишком много… - Пожал он плечами.
Он погрузился в свои мысли и  начал рассказывать ей все по порядку.
И хорошо, что она сама попросила его все рассказать ей. Он чувствовал в этом потребность. Сейчас его душа постепенно освобождалась от этого груза, который он все это время держал в себе, и чувствовал, как он давит, словно мешает дышать. Но слишком сложно душа шла на  откровение. Она словно противилась его собственным порывам высказать все это. Даже не смотря на то, что перед ним сидел тот человек, что всегда выслушивал его, которому он доверял, и в котором он был уверен.
- Я не знаю, как это произошло, Антуанетта! – С болью в голове произнес  он. – Я… кажется, это было безумие. Я… потерял голову. Я не знаю…  - Сжал он руки в кулаки. – Я не помню. Но она совсем  ребенок… И она почему-то не боится меня. Но она не заслужила ничего, ровным счетом ничего из того, что с ней произошло. Что я… я хотел ее защитить, хотя бы отчасти, а получилось… получилось наоборот. Это безумие, какое-то безумие!
- Ты хоть понимаешь, что ты наделал? – Нахмурилась мадам Жири.
Он пожал плечами. Что он мог ответить сейчас?
- Теперь я… я должен позаботиться о ней. У нее есть только я. Парадоксально, правда?
- Господи, Эрик, я не знаю, что сказать!
Когда она говорила таким тоном, он к своему негодованию  до сих пор чувствовал себя ребенком. Наверное, потому, что она вела себя с ним так, как должно вести старшему другу, сестре, матери. Но сейчас это было уже не столь важно.
- Что же, Эрик… я вижу, ты ждешь от меня каких-то слов?! – Она взглянула на него, вздохнув.
Он молчал. Но, тем не менее, она знала, что он ждет. Молча ждет ее слов. Только, слов у нее не было.
- Что ты хочешь услышать? Одобрение, осуждение, что?!
- Не знаю. – Беспомощно произнес он.
Она встала, прошлась по комнате.
- Что же, ты сам избрал этот путь. И теперь… думаю, ты стоишь в самом его начале. Осталось – сделать шаг. И начать свой путь. Тебе придется.
Он поднял на нее болезненный взгляд.
- Придется Эрик. – Сухо произнесла она, видя его смятение. – И все из-за нее. Из-за Кристины. Пора учиться жить без нее. Пора!
Он промолчал.
- Вот только, могу я спросить? Что ты… что ты чувствуешь к ней?
- Не знаю, мадам Жири. Я пока не знаю. Вы сами знаете – нелегко учиться доверять людям.
- Нелегко. Но дело совсем в другом. Помимо этого – дело еще в чувствах.
-  буду стараться.
Мадам Жири усмехнулась.
- Я искренне верю, что ты одумаешься. И, возможно, примешь это как возможный шанс. Поверь, не всегда возможно получить шанс что-то изменить и перестроить. Может быть – это твой шанс?
Он вздохнул.
- Что ты еще хочешь услышать от меня? Могу сказать тебе, что вы всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Всегда!
- Спасибо. – Совсем наивно и растерянно поблагодарил ее он, просто не найдя, что можно еще сказать. 
Он приподнялся, и, глядя в ее глаза, крепко сжал ее руку.
- Но нам с вами еще об очень многом надо поговорить.
Самое ужасное и несносное – ощущать себя абсолютно беспомощным, как маленький не знающий ничего ребенок.
- Конечно. – Охотно согласилась она. Но ее взгляд начал темнеть, а уголки губ опустились.
Он это легко заметил.
- Антуанетта, что-то не так?
- Нет. Все хорошо. Но Эрик, знаешь ли ты… - Она медлила, словно не хотела говорить, но отчетливо понимала, что это было необходимо сказать, -  здесь теперь снова опасно.
Он, недоумевая, приподнял одну бровь.
- О чем вы?
- Они снова искали тебя. И боюсь,  они вернутся.
-  Когда это было?
- Недавно. Ночь или две назад. Я не знала, что делать. Я не знала и не могла знать, что с тобой. Вот почему я была так напугана, когда увидела тебя. А если все начнется сначала?! Они могут вернуться в любой момент. Они не нашли тебя, так как тебя здесь еще не было, но теперь…
- Похоже, они и впрямь хотят войны.  – Невесело усмехнулся он.
Но мадам Жири ясно заметила в его голосе угрозу.
- Только не делай глупостей.
-  Лучше я не буду давать вам ложных обещаний, Антуанетта.  Но я не хочу ничего дурного, если только прежде они сами не сделают что-то. Наоборот, я желаю, что бы это как можно скорее закончилось. И вы сами понимаете, что сейчас я, как никто заинтересован в этом. Хотя… - еще раз усмехнулся он, - должен вам признаться, я предполагал это.

--

Гостью мадам Жири приняла радушно. Она была очень мила, и, похоже, еще совсем юна. Мадам Жири посмела предположить, что она, скорее всего, была одного возраста с Кристиной. Может быть чуть младше, ну а может быть чуть старше ее.
Но девочка жила вдали от города, и почти ничего не знала о жизни.
Об этом говорил еще почти детский наивный, отчасти напуганный взгляд.
- Это мой очень хороший друг. Надеюсь, она станет и твоим другом тоже. – Не выпуская  руки Жюли, которую он крепко держал, сказал Призрак, представляя девушку мадам Жири. Жюли несмело улыбнулась.
По глазам мадам Жири он видел, что Жюли ей понравилась. От этой мысли ему стало легче.
- Я думаю, мы обязательно станем хорошими знакомыми. – Мягко сказала мадам Жири, пожав руку девушки, и улыбаясь ей.
Девушка все-таки немного стеснялась, из-под опущенных ресниц поглядывая то на Призрака, то на мадам Жири. С ним рядом, под пристальным и изучающим взглядом  этой женщины Жюли чувствовала себя немного неуютно.
- Ты, наверное голодна. – Произнесла мадам Жири. – Не откажешься от чая?
Время шло неспешно. Прошло не больше часа. Мадам Жири явно симпатизировала девушке. Хоть та поначалу и была немного зажата.
Что ж, похоже, того, чего он опасался, не произошло. Он отчего-то боялся осуждения. Но эта девушка мадам Жири понравилась, она прониклась к своей нежданной гостье, и даже проявляла свойственную ей заботу. Он знал -  мадам Жири была очень чутким человеком, и, не смотря на свою внешнюю сдержанность и невозмутимость, она всегда была человеком, умеющим щедро одаривать заботой и любовью.   
Все было бы очень хорошо, если бы мадам Жири время от времени не начинала суетиться, что выдавало ее беспокойство и тревогу. Он знал причину этой тревоги. Но сейчас ему сейчас совершенно не  хотелось думать об этом. Меньше всего хотелось рассказывать Жюли о том. О чем рассказала ему Антуанетта. Вместе с тем он хорошо понимал всю серьезность того, о чем ему было сказано мадам Жири несколькими часами ранее. И это требует решения. К сожалению, у него не так много времени. Беседы за чаем призваны умиротворять, расслаблять, доставлять удовольствие, но только не ему, и только не сейчас.
Он поспешно поднялся со стула.
- Я бы хотел поговорить со своим другом кое о чем. Дело в том, что есть один вопрос, который нужно решить безотлагательно. – Отводя глаза от взгляда Жюли. Произнес он невнятно. -  Ты позволишь, если мы покинем тебя на пару минут?
- Что-то не так? – Обеспокоено спросила Жюли, тоже поднимаясь вслед за ним.
В ее глазах заиграло волнение. Она поочередно смотрела то на него, то на мадам Жири.
- Нет, все хорошо. – Зачем-то сказал он ей откровенную неправду. - Просто мне нужно обсудить кое-что. Прости, что мы покинем тебя на несколько минут. Всего лишь на пару минут.
Ему вовсе не хотелось столь бесцеремонно оставлять ее одну. Это было не лучшим тоном. Но необходимо было поговорить с мадам Жири. А он не хотел говорить сейчас при Жюли, так как, возможно, им придется затронуть тему о том, что делать дальше, и как избежать той опасности, которая может ждать в любой момент времени. Пока об этом знала только мадам Жири.
Девушка снова опустилась на стул.
- Конечно же. Я подожду вас. – Улыбнулась она. – Не беспокойтесь обо мне. Я понимаю. Я все хорошо понимаю.
- Так что вы думаете о… ней? – Сказал он, проходя в другую комнату.
- Чудесная девушка. – Коротко ответила мадам Жири. – Она хорошенькая. Но… скоро она превратится в женщину. Ты готов к этому?
Он ответил ей молчанием.
Мадам Жири не стала повторять свой вопрос, замечая его замешательство.
- Я хотел бы, что бы она была счастлива, Антуанетта. – Рассеянно вздохнул он. – Это ведь нормальное желание. Но я не знаю как… как я могу это ей дать?! А она этого ждет, я знаю. Я до сих пор не могу представить себе, что она… она приняла меня.
- Я понимаю твой страх. Но он пройдет. Я надеюсь.
Она изо всех сил хотела в это верить.
- Я должен делать все, чтобы она могла чувствовать себя в  безопасности и счастливой…
В его глазах читался вопрос. Но он не решался спрашивать ее. Мадам Жири видела его вопрошающий взгляд, и решила не дожидаться его вопросов, продолжая:
- За все время наших разговоров я только и слышу, что говорит твой рассудок. Бедняжка. Она влюблена в тебя.
- Вам не смешно самой говорить это мне? – Усмехнулся он.
- Что в этом такого? Я знаю, ты не можешь в это поверить. Ты всегда считал иначе, ты считал, что нет на свете человека, который может проявить к тебе тепло, заботу, полюбить…
- Не может.
- Ей ты тоже не веришь? Она здесь, с тобой. Не может?
- Я… не знаю. – Тряхнул он головой. 
- Но она действительно влюблена. И кажется, для нее это впервые. В данной ситуации ты не только старше ее, но и опытнее в жизни. Неужели ты не замечаешь, что она не желает быть перед тобой в своем лице ребенком? Она женщина. А ты обращаешься с ней, как с малышкой. – Мадам Жири замолчала, заметив на себе его недовольный взгляд. - Не дуйся на меня! – Строго добавила она. – Ты сам хотел от меня помощи.
Он вздохнул, отвернулся от нее, чтобы не встречаться взглядом с ее глазами.
- О чем вы толкуете, Антуанетта? – Нехотя огрызнулся он.
- В тебе настолько укоренилось убеждение, что любовь – это проклятие, что ты до сих пор не можешь признаться себе в том, что, может быть, все могло бы быть иначе.
Она была права?
- Не говорите так. Если вы считаете, что у меня не хватает сил…
- Я не об этом. Ты слишком сильно страдал из-за любви. Любви, которая в последствии превратилась в страшную одержимость, которую никто не в силах был остановить.
Да, это было именно так. А сейчас тебе нужно самому строить новый путь к чувствам.  Пора становиться взрослым. – Строго проговорила она.
Он не понял ее намека, но ее резкий тон и слова обидели его.
Больше всего он ненавидел, когда она начинала отчитывать его. А она частенько пыталась это сделать. Раньше хоть и посредствам осуждающих многозначительных взглядов, и иногда, хоть и коротких, но емких фраз. Она никогда не противоречила ему, но и никогда не скрывала своего отношения к его действиям. Она знала, что все равно он сделает так, как считает нужным. Однако он всегда выслушивал ее. Что не говори, но к ней он относился с особым уважением. Был ли такой человек на свете, который мог бы сказать, что наделен уважением самого Призрака оперы?
Мадам Жири не скрывала, что откровенно побаивалась его. Эта одержимость, которая владела его разумом, заставляла бояться его действий. Но она знала, что он, скорее всего, никогда не поднимет на нее руку.
При всех своих безумия и жестокости к окружающему миру он был человеком, который по-настоящему может быть благодарным, умеет искренне и чисто любить, а в душе все-таки еще безобидный ребенок.
Этого ребенка в нем она до сих пор защищала, оберегала и любила. Ей куда сложнее было понять обезумевшего мужчину, в его лице, который начинает творить ужасы. Эта его сторона души не внимала ей никогда. Она всегда оставалась темной для нее.
Именно потому, она предпочитала видеть в нем до сих пор мальчика, и знала, что он ее выслушает, и может быть даже даст ей ответ. Она почти всегда обращалась к этой его стороне души.
Кажется сейчас, после недавних событий она начинала видеть в нем, наконец, повзрослевшего мужчину. И это радовало ее. Все было бы ничего, если бы обделенный любовью и нежностью  ребенок, который до сих пор жил внутри его израненной души так явно не управлял его мыслями и действиями.
Замечая его озадаченность, и откровенную разочарованность их разговором, мадам Жири поспешила сменить тему.
- Эрик, - начала она мягко, подходя к нему, - ты еще не рассказал ей?
Он резко повернулся к ней. Его взгляд был тяжелый и заметно темнее, чем минуту назад.  Чем тогда, когда она отчитывала его, а он открыто показывал ей свое недовольство этим ее занятием. Она напомнила ему о неприятном, о том, о чем он сейчас меньше всего хотел вспоминать и думать. Ему сейчас требовалось столько времени, чтобы обдумать все, осознать, может быть отыскать в себе ответы на собственные вопросы.
Да, она напомнила ему о том, о чем он упорно отказывался думать, словно желая оттянуть этот вопрос и как можно дольше не искать решение.
- Нет. Еще нет. – Сухо уронил он. – Антуанетта, пока она будет рядом со мной – она будет в опасности. Вы понимаете о чем я?
- Да. Что ты собираешься делать в таком случае?
- Мне необходимо будет снова покинуть Оперу…
- Но…
- На время. – Уточнил он.
- Куда ты снова отправишься?
- Это уже мое дело.
- А Жюли? – Обеспокоено поинтересовалась мадам Жири.
- Боюсь, она останется. Я не смогу забрать ее. Я не знаю, что теперь может произойти завтра, или послезавтра...
- Не говори так! – Нахмурилась мадам Жири. 
- Вы… позаботитесь о ней? – Спросил он, взяв ее за руки. – Пока я не вернусь. Обещайте о ней позаботиться. Я прошу вас! Не отпускайте ее от  себя. Я должен знать, что с ней ничего не случится!
- С ней ничего не случится, Эрик! – Успокоила его мадам Жири. – Я обещаю. Я позабочусь о ней.
- Сделайте что-нибудь, но пока она должна быть при вас. Здесь. Скажите, что она ваша родственница, что угодно. Жюли прекрасно рисует… Ей можно найти здесь какую-нибудь работу. Но никто не должен знать, кем она приходится мне. Я надеюсь на вас.
- Да. – Соглашалась мадам Жири, чувствуя, как с каждой фразой он крепче сжимает ее руки. – Но как воспримет это сама Жюли?
- Я поговорю с ней. – Отпустил он ее руки, вздохнув.   
Сейчас ему вовсе не хотелось затрагивать эту тему. Но он понимал, что необходимо сообщить об этом Жюли как можно скорее, тем более, что долго ему нежелательно сейчас оставаться в опере. Никто не знает, к чему это может привести.
Выйдя из комнаты, он нашел девушку у окна. Жюли поспешно обернулась, услышав шаги за спиной.
Он был хмур. Жюли уже за все это время, что провела рядом с ним, прекрасно знала его взгляд, и научилась различать настроение. К чему мог привести их разговор с мадам Жири, что он так резко изменился? Похоже, было что-то, что доставляло ему и этой женщине немалое беспокойство. Жюли попыталась улыбнуться ему, но улыбка вышла ломанной и совершенно неестественной.
- Эрик, что-то… - Не своим голосом начала она.
Но он не дал ей договорить.
- Пойдем. Я должен тебе кое о чем сообщить. – Беря ее за руку, и отводя от окна, сказал он.
Почему-то от его прикосновения у Жюли вдоль позвоночника прошел мороз. Она вздрогнула.
- Прямо сейчас? Что произошло? – Она попыталась остановиться, противясь его действию. Но от этого ее запястье сжали еще крепче, дернув за руку, увлекая за собой.
И ей ничего не оставалось, как пойти за ним. Иначе она бы просто была уведена силой.
Жюли видела, что ему сейчас отнюдь не хочется встречать сопротивление и лишние вопросы. Они прошли в комнату, из которой он только что вышел с мадам Жири.
- Что ты хотел сказать мне? – Торопливо спросила Жюли, как только он отпустил ее руку.
Он заметил ее тревогу, которую поспешил хоть как-то снизить. Он протянул руку и погладил ее по щеке.
Увидит ли он ее еще когда-нибудь? Сейчас, когда он понимал, что может потерять ее навсегда.
- Не молчи, пожалуйста. – Вздохнула девушка. Ее рука дотронулась до его руки, и тем самым она только крепче прижала его ладонь к своей щеке. 
Он медлил отвечать ей, всматриваясь в ее лицо. Ее черты были так совершенны и выразительны, что на них было больно смотреть, когда он осознавал, что может еще очень долго ее не увидеть, а может быть, и никогда.
Замечая его взгляд, она трогательно улыбнулась. Но улыбка получилась грустной.
- Обещай, что поймешь меня. – Попросил он ее, прежде чем рассказать ей все то, о чем собирался.
- Я обещаю. – Секунду спустя, помедлив, ответила Жюли. – Скажи, случилось что-то ужасное?
- Да. Наверное – да.
- Тогда скажи мне, пожалуйста!
Когда он рассказал ей все то, о чем сообщила ему мадам Жири, он заметил, как девушка вздрогнула. Ее охватил страх, который она была не в силах скрыть от него.
- Я не могу оставаться здесь сейчас. Я не знаю, что может случиться через час, через день. Мне необходимо будет на какое-то время снова покинуть театр.  Это похоже на какую-то игру, в которую, если честно, мне сейчас не очень-то и хочется играть. Но это, как и все пройдет. Надо всего лишь переждать какое-то время. Верь мне. А потом я вернусь. Не найдя меня здесь они, по крайней мере, оставят в покое Оперу. А там я что-нибудь придумаю! Для нас. – Добавил он, секунду спустя.
Жюли мужественно его выслушивала, хотя он видел, что из ее глаз,  того и гляди, покатятся слезы, и она не сможет их сдерживать. Да, ей не легко это слышать. Девушка ожидала вовсе не такой жизни. Она, наконец-то, думала, что ее жизнь приняла четкие рамки, в пределах которых она может свободно дышать. Но никто не обещал, что будет легко. Более того, он с самого начала знал, что легко не будет никогда. 
- Ты хочешь покинуть свой дом? – Испугано спросила она. - Не оставляй меня!  - Глаза девушки намокли. Кажется, она пока еще не до конца понимала, что происходит.
- Я не могу. Пожалуйста, пойми, что я не могу взять тебя с собою. Ты должна остаться. Я не могу подвергать тебя опасности! Это слишком серьезно. Ты останешься здесь, пока все не утрясется. А потом я вернусь, и заберу тебя! Когда я буду уверен, что мы в безопасности. – Добавил он, притянув ее к себе.
- Но как я буду без тебя?
- Мадам Жири. С тобою будет мадам Жири.
Девушка плакала, утыкаясь ему в грудь лицом. Ее плечи изредка вздрагивали.
- Я не хочу!  Ты забрал меня из одного мира, чтобы покинуть в другом?
-  Я никогда не покину тебя, Жюли. Я буду приходить к тебе! Обязательно! - Он заглянул в ее  глаза. – При первой же представившейся возможности я буду навещать тебя! Обещаю тебе, Жюли! Я найду способ…
- Я не переживу, если с тобою что-то случится! – Сквозь слезы открыто призналась она. – Что они сделают с тобой!?
- Они ничего не сделают. – Хмуро ответил он. – Обещаю тебе, что все будет хорошо. Но ты должна быть сильной! Нам всего лишь необходимо переждать время. Я смогу защитить себя… А вот ты – нет
Он порывисто обнял ее. Жюли плакала. Он чувствовал, что щеки девушки мокры от слез, он только крепче обнял ее, не зная, что делать. Слова давались ему с большим трудом, словно ему было невероятно трудно извлечь их из самых глубин своей  души. Они терялись где-то  по пути. Было очень и очень больно, страшно, неприятно, хотелось забыть обо всем, и сказать ей, что на самом деле все это не так, что слезам и беспокойству нет причин. Но он не мог сделать этого, потому что знал правду. 
Он еще раз обнял ее и крепко прижал к себе. В горле стоял острый душащий ком, который не давал ни говорить, ни дышать, ни плакать.
Какая бы суровая участь не ждала  его, он достойно встретит ее, а главное, у него будет смысл и силы бороться за жизнь и выжить.
- Ты ведь вернешься? Вернешься? – Пробормотала Жюли, не отнимая лицо от его груди. – За что? Почему все так? Разве ты не заслуживаешь жизни, как и все люди? Что им нужно?
- Я. – Усмехнулся Призрак. – Ты забываешь кто перед тобою.  Раньше я обязательно ответил бы на их угрозы. Мне бросили вызов. И не один. У меня есть свои правила ведения войны. Но сейчас… сейчас я предпочту просто уйти. Я понимаю. Что так будет лучше. Хоть это, поверь, и претит многим моим взглядам на все это. Я не привык уходить просто так.
- Ты вернешься? – Еще раз испуганно спросила девушка.
- Я вернусь. Обязательно вернусь.
Девушка подняла на него глаза.
Мгновение Жюли глядела на него пристально и серьезно, затем снова  разрыдалась, по ее бледным щекам потекли слезы.
- Не надо. – Он нежно укачивал ее в своих объятиях. – Сейчас мы оба ничего не можем с этим поделать. Но я обещаю тебе, что все закончится.
- Я знаю, знаю.

Отредактировано smallangel (2005-11-15 21:25:46)

Позавидовать в чем именно? Утренние пробежки?! 

Так, народ, вы где все, собственно говоря??!!  <_<  Я вас всех жду, жду...

Может быть вечером, ближе к ночи продолжение этой главы вам выложу. Эх, если получится.

Century Child, я всегда жду критику, тапки, или просто мнения. Мне все интересно и дорого! Особенно люблю мнения!
Так что, если есть что сказать, ты говори, хорошо?! 
Спасибо за тапок. Действительно, нескладно. Я как-то не обращала внимание, когда писала это. Спасибо!  :ph34r: Я учту.

Так, вот думаю. Здесь-то что за рейтинг у меня. В первой части мы премило все это обошли, огибая острые углы. Я как-то даже самую главную сцену умудрилась благополучно замять.
А здесь? А-то у меня как-то получается, что и этих тоже только на одно это дело пробрало! Черт, тьфу, тьфу!
Но можно я больше не буду обходить острых углов?! Уж если правдоподобность, то пущай во всем... Пусть и резковато.
Хотя, если честно, я пока даже и не знаю, как они себя вести-то должны.
Ну подумаешь. Не сериалы же по телевизору смотреть   Они молодые, влюбленные, подумаешь, нежность, ласки в них проснуться...

Короче говоря, я вас напугала.  (ничего такого ужасного не будет. хочу верить сама)
Вот выложу вам проду этой главы, там будет видно...
Пока ничего такого, чтобы указывало на сюжет нет. Но скоро будет. Букватьно во второй-третьей главах.
Там еще Крися потом, Рауль, все, короче появятся. И вообще... на кой меня так несет галопом??!!"    

Отредактировано Night (2005-04-30 20:46:04)

Народ, а вы где все, собстренно?!
Вам проду писать, или как? А-то что-то никто не отзывается. Мож не надо.
Вы скажите, если что.

А-то у меня тут еще плюс ко всему еще с компом великие проблемы. Я удивляюсь, как я еще с вами на этой развалюхе контакт поддерживать умудряь. Может скоро статься, что я ваще пропаду. Надолго. 
Меня это не радует.

Вы уж отзывайтесь, пожалуйста. Пока я имею возможность вашим отзывам внимать...

2.

Как жила Кристина все это время? Как в бреду. Ее здоровье шло на поправку. Она набиралась сил и чувствовала себя гораздо лучше. Но душа металась в стенаниях…
Здоровью Кристины действительно ничего не угрожало. Природа была против, и ее желание смерти она не принимала. Ей суждено было остаться жить. Сейчас Кристина, правда, уже не понимала – зачем. Ей показалось, что умереть так просто. Оказалось – все намного сложнее. Еще какое-то время назад, когда она была девочкой, жила в опере, и ее посещал Ангел музыки, спроси ее, зачем она жила и хочет ли она жить, она бы с легкостью ответила, что знает в чем смысл ее жизни, и что большего счастья, чем жить в этом мире не может быть дано человеку. А сейчас ее сердце кровоточило, отвергая этот ненавистный мирок, в котором она была заключена.
Да, она поправлялась. Сама не желая этого. Ее тело набиралось силой и здоровьем. Только зачем ей это? Но, здоровье физическое отнюдь не значит здоровье душевное. Ее душа по-прежнему болела. И болела страшно. Эта боль ощущалась во всем ее теле. И излечить ее было не в силах ни одно лекарство. Боль растекалась по телу день ото дня все сильнее. Охватывала ее пылающим жаром.
Когда Кристина выходила замуж, она мечтала о мирной жизни, о семье, о детях, о доме, наполненном светом и счастьем. В общем, о том, о чем мечтает каждая женщина, когда вступает в новую жизнь, в жизнь, где ее связывают брачные узы с мужчиной, с человеком, которого она любит, уважает и ценит, с которым желает провести всю свою жизнь, родить от него детей, познать счастье и радость.
Она мечтала об этом. Но теперь ей казалось, что все это обошло ее стороной. Все мечты были разрушены в одно мгновение. Разрушены тем, кем однажды были созданы другие мечты, сказка, сотканная из света и чудес внутри ее души. Этот человек с такой легкостью умел создавать и творить прекрасное, и столь же легко уничтожать то, что его окружало. Потрясающий дар, который дан не каждому. Сочетание творца и разрушителя, силы, и вместе с тем беспомощности.
Она знала об этом, и это пугало ее. Это не могло не вселять в нее страх. Именно те качества, которые сочетал в себе он, и отпугивали ее от столь могущественного духом человека. Он был слишком открыт одновременно и не познан для нее. Было многое, что она не могла представить, понять, осмыслить, одобрить, с чем не могла смириться. И все бы было иначе, если бы ее душа не была пленена им.
С недавнего времени Рауль сильно изменился. Иногда Кристине  казалось, что теперь она совершенно его не знала. Ее дорогой любимый мальчик, с которым она была знакома с детства,  был совсем не похож на того человека, с которым она жила сейчас. Жила. Если это можно было так назвать. Их совместная жизнь, по крайней мере, для Кристины, превратилась в ад.
О, ее друг, друг ее детства, этот добрый и открытый юноша, к которому когда-то тянулось ее сердце, сейчас он был чужим для нее. А она – чужой для него.
Случившееся тем вечером нанесло огромный отпечаток на их нынешнюю жизнь. Кристина помнила весь ужас происходящего. Помнила  до тех пор, пока она не потеряла сознание, последовав за своим мужем. Больше она ничего не помнила. И ничего не знала. Ей было страшно вообразить о том, что могло произойти. Неведенье было страшной карой.
Кристина открыла глаза уже в своей постели. По ее телу неспешно растекалась слабость и боль. Голова раскалывалась и была тяжелой. Первое слово, которое она буквально простонала, как только ее веки открылись, было имя… Эрик.
Она помнила – ее муж в тот момент мгновенно поднялся с края кровати, на котором сидел, ожидая ее пробуждения, и тяжелой поступью прошелся по комнате. Но не проронил ни слова. Она не знала, что тогда происходило внутри его души, что он чувствовал, и какие мысли возникли в его голове. Она не видела его лица. Она вообще была не в состоянии что-либо видеть. Ее мутило, и плыла голова. Возле Кристины засуетились служанки и доктор.
- Позаботьтесь о ее здоровье. – Кинул доктору Рауль, и покинул ее спальню, хлопнув дверью.
Кристина понимала, это начало конца. Конца их отношений, которые столько времени связывали их. Отвержение знаменовало его неприязнь и сильнейшую обиду. Если это можно назвать обидой. То, что пережил ее муж, нелегко было принять. Не каждый сможет это сделать. Это было слишком жестоко. Да, в первую очередь это было слишком жестоко с ее стороны по отношению к его чувствам. Она это осознавала. Сейчас лучше, чем когда-либо.
Но что она могла поделать? Все было уже сделано. Все было уже решено. И ничего не повернуть назад. Возможно, самым разумным для нее было бы не совершать того, что она когда-то совершила, не избирать тот путь, который был ею избран. Но на тот момент этот ее поступок для нее являлся единственно верным и правым.
А сейчас неизбежность конца, финала всего, что имела она в этой жизни тяжестью давила на грудь, не позволяя свободно вздохнуть. Больно. Она окончательно потерялась.
Порою, веером раскидывались в ее голове воспоминания былого. Она задыхалась, вспоминая так отчетливо возникающую в ее памяти статную  фигуру, мягкий чарующий голос, острый пристальный взгляд,  человека, чье имя обжигало ее горло, от чего ее тело начинало плавиться от жара, а кровь принималась закипать в жилах, и приливала к голове, вызывая биение в висках.
Почему? Она не знала. Она не хотела этого. Пыталась как можно реже думать об этом, не вспоминать. Вообще не вспоминать. Забыть. Но чем усерднее ты что-то прячешь в самые глубины своей души, тем вероятнее, что это рано или поздно вырвется, и результат может быть еще страшнее, и  даст тебе знать, не разрешая спрятаться от воспоминаний былого. То, что не позволено быть забытым, никогда не забудется. И все попытки будут не более чем тщетными. Кем-то свыше предопределяется расплата за свои действия, которые непременно ложатся отпечатком на последующую жизнь.
Это было невыносимо. Она прокляла свою жизнь, все, что было с нею связано, и то, что было когда-то дано ей судьбой. Когда-то она считала это даром, чудом, но теперь это превратилось для нее в адский пламень. В этом пламене горела ее душа.
За все время, пока Кристина оправлялась, муж редко навещал ее. Почти никогда не заходя к ней в спальню, когда она бодрствовала.
- А что мой муж, почему он не приходит? – Справлялась она у служанок, которые приносили ей обеды, ухаживали за ней.
- Он зайдет к вам позже, мадам. – Давался ей ответ.
Кристина ждала визита мужа. Но почти никогда не дожидалась. Она хотела хотя бы отчасти узнать о происходящем в ту ночь, что случилось, что стало с тем человеком. Но спрашивать у Рауля о Призраке она все равно бы не решилась. Хотя… что у же теперь. Но похоже,  как казалось Кристине, ее муж запретил говорить в своем доме что-либо об этом человеке. Не было и ее служанки, Жюли. Что стало с нею? Кристина находилась в полном незнании. Все, что ей удалось узнать от прислуги, это то, что ее горничная больше здесь не работает, о том человеке, от которого, кстати, ее муж получил не малый ущерб за сгоревшую конюшню, ничего не известно. Но, похоже, он жив. Пока. Это на время успокоило Кристину.
Когда Кристина окончательно окрепла, и стала выходить из своей комнаты, спускаться к завтраку, ужину, выходить на улицу – ее муж был молчалив, и постоянно прятал от нее взгляд, не желая видеть ее глаз. Она отчетливо ощущала на себе его негодование и неприязнь. Это была страшная расплата. Боль истошным криком подкатывалась к ее горлу. Она хотела кричать. Но не могла. Они оба не решались первыми заговорить. Рауль молчал, так как чувствовал, что просто физически не может сейчас поддерживать разговор с женой. Всякий раз, когда он видел ее, у него перед глазами вставала картина, открывавшаяся ему в тот вечер, когда он открыл дверь в ее спальню, и того, что, возможно, было до этого. Это приносило ему боль, с которой в одиночку он не мог справиться. И преодолеть, и смириться так скоро он тоже был не в состоянии. Ему требовалось время. А Кристина просто-напросто не могла заговорить с ним первая, так как чувство стыда и неловкости отнимали у нее все слова и фразу сразу же. Она не испытывала ничего, кроме оцепенения. Ей и самой было не по себе так просто смотреть в глаза мужу.
Так шло время. Около недели они жили как чужие, не разговаривая, и почти не смотря друг на друга. Но так было невозможно существовать.
Днем Кристина часто не заставала Рауля дома, он, ничего не говоря ей,  покидал поместье. Иногда, почему-то, приходил слишком поздно ночью, когда она уже спала. В его душе, явно, творилось что-то необъяснимое и странное.
А вечером, когда он был дома, в ее сердце бились порывы самой придти к нему и поговорить, возможно, попросить  прощение, хотя она понимала, что прощения ей не будет, она заставала мужа за бутылкой спиртного, и ей тогда было уже совершенно бесполезно начинать с ним разговор.
Она осталась совершенно одна в огромном пустом, холодном и лишенном взаимопонимания и любви, доме.

--

Жизнь Кристины превратилась в клубок однообразных и пустых дней. Все вечера она проводила за шитьем, это было единственное, что могло хоть как-то утешить ее и отвлечь от той боли, которая одолевала ее на протяжении вот уже неопределенного времени.
Ее сердце с болью ворочалось в груди от накрывшего ее одиночества, но несмотря ни на что, она все равно оставалась замужней дамой, мадам де Шаньи.
Нельзя было сказать, что она никогда не знала счастья. Когда-то в ее жизни был свет и тепло. А может быть ей это, всего на всего, лишь казалось? Может быть и так. Но она все равно могла сказать, что было время, когда ее сердце сладостно замирало, глаза ее сияли. Когда-то она даже думала, что ничего не может быть сильнее и прекраснее любви, которая таилась в ее сердце. Любви к ее нынешнему мужу конечно. А он любил ее. И она всегда старалась ценить это. Ценить то, что судьбою ей было позволено познать любовь, ибо ее сердце сжималось от боли при той мысли, что на этом свете есть человек, которому по  воле случая,  жестокой судьбой было предписано прожить свою жизнь в одиночестве, так и не познав любви, не обзаведясь семьей и домом. Что могло быть страшнее? И на все это обрекла этого человека она.
Ей же это все было дано. Судьба оказалось к ней благосклонна. Но как ни ужасно было осознавать, правда была в том, что все эхом отозвалось в ее жизни сейчас - теперь и она сама потеряла свое счастье и спокойствие.
С мужем она по-прежнему вела себя молчаливо. Он не делал никаких попыток заговорить с нею. Она понимала, что молчание может продлиться еще очень долго. Это безмолвие было губительно и для нее самой, и для ее мужа. Всякий раз ей было мучительно тяжело решиться на разговор с Раулем. Много раз она уже собиралась поговорить с ним, подходила к своей двери, чтобы покинуть комнату, и долго стояла, не осмеливаясь покинуть ее.
Так происходило несколько раз. В эти сложные и тяжелые моменты сердце в ее груди начинало биться с бешеной скоростью, дыханье перехватывало. В эти секунды она ненавидела себя.
В один из вечеров она все-таки, пересилив все свои страхи и нежелания, заставила себя спуститься к мужу, и поговорить с ним. Она, осторожно ступая, чтобы не упасть на подкашивающихся ногах, вошла в его кабинет. Сегодня ее муж был трезв, что было уже невероятной удачей. 
Он поднял на нее ничего не выражающие пустые глаза, и сразу же опустил взгляд. У Кристины похолодело в груди. Она никогда не могла предполагать, что его безразличие может приносить ей такие отзвуки боли по всему телу.
- Рауль… - Позвала она, остановившись на пороге.
Он ничего не ответил ей.
- Я пришла поговорить. Скажи пожалуйста, - начала тихо Кристина, проходя в комнату, и садясь напротив него, - как долго мы будем так жить?
Она не знала и не могла предполагать, что может выйти из этого предстоящего разговора. Но поговорить ей было необходимо. Ее муж по-прежнему молчал.
- Я не могу так больше! – Ее голос повысился. Она готова была закричать.
- Ты не можешь? – Спросил ее муж. – Мне казалось, ты должна быть счастлива. Кажется, ты же добилось того, чего хотела!
- Прекрати! – Улавливая в его голосе усмешку, попросила Кристина. Кажется, разговор обещал принять совсем другой оборот, нежели на который она рассчитывала. – Это не так, Рауль! Я… я хотела давно сказать тебе… я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мне больно не меньше, чем тебе. Прости.
- Это все, что ты можешь сказать? Прости. И на что ты рассчитываешь, прося прощение? – Отвлеченно спросил ее он.
- Ты изменился. – Вздохнула Кристина, собираясь с духом, желая довести этот разговор с ним до конца, выяснив все. - Я не хочу этого. Я чувствую, как тебе плохо…
- Нет Кристина, ты ничего не чувствуешь. Ты не знаешь, что могу чувствовать я. Что я вообще пережил за недавнее время!
- Я не хочу, чтобы ты делал глупости.
- О чем ты думала раньше, когда сама делала глупости? – С неприязнью сказал он. – А я… я уже сделал глупость. – Нерешительно проронил он, поднимая на нее уставшие глаза.
Кристина замерла в ожидании, чтобы услышать продолжение его фразы, она даже затаила дыхание. - Да, моя дорогая жена, я сделал глупость, когда женился на Кристине Дааэ, - его голос обрел твердость, видимо, он все-таки решился сказать ей об этом, - якобы маленькой и наивной девочке, и как потом было ею сказано, ученице таинственного человека, которого все называли Призраком… а может быть вовсе не на ученице, - он остановился, окинув ее взглядом, - всего лишь на всего любовнице? Что на самом деле связывало вас? – Его голос задрожал.
Кристина вздрогнула.
- Как ты смеешь? Умоляю, прекрати! Это не так! И я не раз говорила тебе об этом, еще до свадьбы. Говорила тебе, что с ним меня связывала только музыка, только его голос, наши уроки… - Она захрипела, задыхаясь яростью, внезапно сдавившей горло.
- Уроки чего Кристина? – Усмехнулся ее муж, и Кристина почувствовала страшную обиду за то недоверие, которое он испытывал к ней.
Кстати говоря, всегда испытывал. Нельзя было отрицать, что еще до свадьбы Рауля часто мучила мысль о том – а что именно могло связывать его невесту и этого человека? Нет, после свадьбы он убедился, что Кристина была честна с ним, говоря, что ничто физическое не связывало ее с Ангелом музыки. Впрочем, с каким Ангелом? Это были ее очередные грезы. Ангел музыки был самым обычным мужчиной, ослепленным страстью и любовью. Рауль это прекрасно видел, знал это с того момента, как только увидел их вместе. Ее Ангел был мужчиной в первую очередь. Это-то и пугало виконта. Это видел Рауль, так было на самом деле, это могли бы подтвердить еще кто угодно, это отказывалась видеть лишь Кристина. Безумие этого мужчины было чересчур велико. И этот человек всегда казался ему опасным, а после их последней встречи в подвалах Оперы он убедился в его опасности не только потому, что он мог причинить физический вред, но и потому, что он, имея влияние на его невесту, с легкостью  мог отнять у него не только ее тело, но и душу. А точнее, если он, в силу каких-то обстоятельств не дотронулся до нее, как до женщины, то душа ее уж точно была забрана им, и не возвращена. По сей день.
Осознание того, что он по-прежнему продолжает делить свою жену с этим человеком, пусть даже духовно, угнетала его все время их брака.
А после недавних событий вообще превратилась в кошмарный сон. Страх того, что как только Кристина станет принадлежать ему вся, и телом, и душой воплотился в реальность. И грань потери той, которую он любил, ценил и обожал, стала к нему ближе, как никогда.
- Замолчи, пожалуйста! – Возразила ему Кристина. – Ты прекрасно знаешь  все о моей жизни в Опере. Уроки были лишь уроками.
- Зато ты решила не останавливаться. И наверстать все, что упустила в театре – здесь! В моем доме, правильно я понимаю?
Нет, не правильно! – Хотелось закричать Кристине. Причем, закричать так сильно, как она только могла. Кто давал право ее мужу столь изощренно унижать ее и причинять ей боль, напоминать о том, о чем ей не хотелось вспоминать? Она пришла не за этим. Она пришла всего лишь поговорить. 
- Я не хочу говорить на эту тему! – Нахмурилась Кристина. – Я пришла не за этим.
- А зачем тогда? Нет, Кристина, давай уже завершим разговор именно на эту тему! Ты не хочешь говорить? Тебе не приятно, да? – Он вздохнул. - Да, когда-то я не верил людям, которые говорили мне о твоей сущности. Если бы ты знала, сколько упреков и косых взглядов мне пришлось преодолеть, когда я женился на тебе. Знаешь, я допустил ошибку, не послушав людей, которые говорили мне о том, что артистка, коей ты являлась и являешься, прекрасная роль только лишь для любовницы, но не для великосветской дамы, супруги, матери семейства! Женщина, примеряющая на себя столько личин, как это бывает с артистками, не может быть благовоспитанной. В театре слишком легкие нравы, которые губят девичьи сердца. Я много раз слышал, что изнанка театра подобна борделю… И взять в жены артистку подобно тому, что жениться на шлюхе. Ее призвание рано или поздно заявит о себе. – Рауль тряхнул головой, словно желая избавиться от нахлынувших неприятных воспоминаний. - Я отрицал это, но знаешь, они были правы! О, как они были правы!
- Прекрати! – Не выдержала Кристина. – Я умоляю. Как ты можешь?!
- А ты будешь отрицать? Я не прав, Кристина?  Девочку, которую я знал, была чиста, как ангел. Театр сломал твою душу, растлил ее, а твой… учитель, как ты называла его долгое время, сломил твой дух, заставив подчиниться ему. Ты сама стала больше походить на исчадие ада, нежели кто-то еще. Ты будешь отрицать, что этот адский пламень зажег в тебе этот человек, которого ты… ты… - Он замолчал, словно опасаясь продолжать. -  Я сам знал, женщина, живущая в тех кругах, которые окружали тебя, не может оставаться чиста в помыслах и деяниях… Но я верил тебе. Верил лишь потому, что считал, что ты не такая. Потому что я верил той девочке, которую знал с детства. О, как я ошибался, моя дорогая жена! Сколь долго у тебя хватило бы сил согревать его постель, пока я пребывал бы в неведении?
- Не смей такое говорить мне! – Глаза Кристины загорелись, и вмиг потухли, остуженные слезами, навернувшимися на них.
- Вижу, Кристина, для тебя это эталон женщины!? Замужней женщины. – Добавил он. - Это дурной тон Кристина. Но даже это не важно. Ты продолжала бы свою распутную жизнь и далее? Сколько по времени ты изменяла мне, Кристина?!
-  Что ты говоришь!? – Кристина запнулась. - Весь наш брак… я была верна тебе. Я была верна своему мужу… 
- Телом, Кристина, может быть. – С долей сомнения произнес он. - И то, до единого момента, пока он снова не поманил тебя, а ты не смогла удержаться. Только на этот раз все намного серьезнее. Ты могла быть верной мне какое-то время нашего брака телом, Кристина… но душой, - он тяжело вздохнул. -  Я не уверен. Мне всегда казалось, что даже в те моменты. Когда ты была моей, твоя душа была далека от меня, она принадлежала другому мужчине. Ты говорила, что любишь меня, и в это можно было поверить, но мне всегда хотелось, чтобы это сказало не только твое тело, но и твое сердце… А твое сердце молчало, боясь осознать, кого на самом деле оно любит!
- Нет, нет, нет же! – Не желая слушать его упреки, вскрикнула Кристина.
Он говорил правду. Отчасти. Да, может быть, она и была виновата в том, что в своих признаниях не была до конца честна. Но не с ним. С собою. Ему она всегда говорила правду. То, в чем она была уверена рассудком. А сердцу она и вправду запрещала говорить что-либо, боясь, что оно сможет сказать что-то лишнее. Но она запретила думать себе на тему чувств, которые она могла испытывать к своему Ангелу. Что угодно. Но не любовь. Да, он дал ей многое. Он вселил в ее душу музыку, он разделил ее одиночество, и наполнил ее сердце чудом. Но как она могла любить его? Он был тайной для нее, она считала его Ангелом, уважала, где-то боялась, но в большей степени ее притягивала неизвестность. Потом, когда она все узнала, ее душа начала разрываться в сомнениях. В ее сердце был Рауль, к которому она правда испытывала чувства. Рядом с ним она словно переносилась в то детство, в котором не было тревог и страха. С другой стороны был этот человек, от которого ей не было спасенья, и никогда не будет. Он действительно, по ее ли доброй воле, или невольно владел ее чувствами, имея над ней власть. Как только она видела и слышала его, кем бы он ни был, чтобы ни было, она впадала в оцепенение. Он был сильнее ее. За что столь жестокое наказание постигло ее? Она не желала этого. Она могла поклясться в этом перед самим господом богом. Она стремилась забыть это, как страшный сон. Но что-то мешало ей. То ли ее девичье сердце, в котором до сих пор жива была воспоминаниями та боль, которую она чувствовала от своего Ангела музыки, когда он уже стал в ее глазах обычным человеком. То ли она не могла забыть это потому, что понимала, что своим уходом в ту ночь, когда она все-таки сделала выбор, она сама обрекла этого человека на вечные страдания и боль, избавление от которых он искал в ней, в простой чистой девушке, душа которой была словно продолжением его души. Все это не давало ей спокойно забыть о случившемся в ее жизни.
И любовь Рауля не могла заглушить ее эти терзания. Она понимала, что если это будет длиться долгое время, они оба не вынесут этого.
И вот это произошло. Да, Рауль был прав. Ему было в чем упрекать ее. Но самое ужасное было в том, что она осознавала свою вину, но не могла понять, что побудило ее на этот поступок.
У нее было убеждение в том, что тем самым она может быть хоть как-то сможет загладить перед ним свою вину. Да, это было эгоистично. Она желала избавиться от навязчивых преследующих ее чувств виновности. Она тоже хотела жить. Быть счастливой. А не покидающий ее образ Ангела, Призрака, человека не давал возможности жить. Что она могла?
Кристина задумчиво смотрела куда-то вдаль, сквозь Рауля. Сможет ли он понять и простить ее? А она – сможет ли она жить снова, как жила? И что будет дальше?
- Я мог простить бы многое. – С укором произнес Рауль. -  Но не любовника в своей постели… того, чье имя ты так искусно скрывала все это время в глубине своего сердца, говоря, что любишь меня… За что ты предала мои чувства к тебе, Кристина? Я делал все, чтобы ты была счастлива. Я пытался оградить тебя от опасности, от косых взглядов недовольных тем, что ты стала моей женой, я не хотел, чтобы тебя осуждали, чтобы причиняли вред… В конце концов, я верил, что ты будешь достойной женой, иначе не могло бы быть. Я же так мало просил от тебя. А ты… Кристина.
- Тебе не понять! – Вытерла слезы Кристина, пытаясь не разрыдаться.
Ей меньше всего хотелось, чтобы муж видел ее слезы, не смотря на то, что у нее было много поводов расплакаться сейчас. И он сам подал ей их.
- Конечно. Мне не понять!  А ты… ты даже… Мне сложно. Понимаешь ли ты меня? – Он поднялся, отошел куда-то в другой угол комнаты. – Я не хочу больше продолжать разговор, Кристина. Прошу, оставь меня сейчас. – Его голос снова стал спокойным и безразличным. - Если ты хотела узнать, что теперь у нас будет за брак, я отвечу тебе… Сейчас мне тяжело быть с тобою рядом, говорить, тем более – прикасаться. Пойми, ты разбила все, что жило во мне все это время, что я хранил и оберегал. Я, конечно же, не оставлю тебя. Можешь не беспокоиться. Ты останешься моей женой. Но не думай, что все будет по-прежнему. Когда-нибудь, возможно, что-то может быть. Но не сейчас. Это слишком больно. Я не могу, физически не могу. И еще… если ты считаешь наш брак не состоявшимся, и желаешь изменить свою жизнь…
У Кристины перехватило дыхание, и она задохнулась в сильной судороге, сдавившей ее грудь.
- Но я скажу тебе честно, я не хочу этого, так как понимаю, что ты не сможешь больше возвратиться в Оперу. А больше тебе идти некуда. Я бы не желал рушить твою жизнь. Все-таки, я склонен считать, что несу ответственность за тебя перед твоим отцом. Я верю, что ты поймешь меня. А теперь позволь мне остаться одному.
Кристина поднялась, и направилась к двери.
- Я хочу верить  Рауль, что ты когда-нибудь простишь меня…

--

Дни в Опере проходили незамысловато, впрочем, как обычно. Суета была там в порядке вещей, каждый был занят чем-то своим. Да и вообще, это был особый мир, мир, который сочетал в себе множество красок и цветов. Здесь протекала совсем иная жизнь, нежели за ее пределами.
Мадам Жири сдержала обещание, данное Эрику, и Жюли осталась в Опере. Как Антуанетте это удалось устроить, никто не знал, да и Жюли не стала ее расспрашивать.
Девушка осталась почти одна, если не считать присмотра за ней мадам Жири, которая попыталась всем, что было в ее силах, помочь девушке.
Мэг покинула Париж, так как всего лишь несколько недель назад она в составе еще нескольких девушек была приглашена в труппу Лондонского «Колизея». Она согласилась. Это было очень хорошим шансом продолжить свою карьеру, причем заграницей. Такая удача выпадает в жизни единожды.  Все случилось так быстро и неожиданно, что у нее не было времени даже попрощаться с Кристиной. Да, даже если бы она это и сделала, у Кристины в тот момент в жизни происходила такая неразбериха, что вряд ли они смогли бы все толком обсудить.
Мадам Жири осталась совсем одна, ее дочь, ее ребенок был далеко от дома. Нельзя было отрицать, что она скучала, и ее сердце стало еще более одиноким, хоть она и посвящала все свое время работе и своим девочками - танцовщицами.
Потому, появление этой девушки, Жюли, можно было считать даром господним. Она могла отдать все свое тепло и заботу этой девочке, которая очень в ней нуждалась, особенно в первые дни пребывания в Опере. Она могла снова почувствовать, что ее помощь еще кому-то необходима. Кроме того, она знала, что, помогая Жюли, она помогает своему другу. Тем более, эта девушка была ей теперь так же не безразлична, как и сам Эрик. И она искренне желала ей счастья. Потому, и взялась ей помочь, не оставив ее одну.
Жюли оказалась в сложном положении. В новом чужом месте, среди посторонних людей, совсем одна, в новой для себя роли. За недавнее время она столько пережила.
И этот мужчина, которого она теперь могла назвать своим мужем, был единственным, кто  оставался в ее жизни, на кого она могла рассчитывать и положиться. У нее не было больше никого. И теперь в силу обстоятельств неизвестно сколько по времени его не могло быть рядом с нею.
Ей было очень тяжело после нескольких дней  их брака расстаться ним. Ей не хотелось верить, что он оставил ее навсегда.
Хотя, нужно признаться, несколько раз, в кошмарах ей приходила эта мысль.
По ее представлениям, супружеская жизнь должна была выглядеть совсем иначе. Но… она с самого начала знала, что ее будущий супруг отличается от всех остальных. И приняла это. 
И тем не менее, не смотря ни на что, за все это время, которое ей было нелегко она ни разу не пожалела о том, что ее судьба теперь была связана с этим человеком.  Единственное за что она боялась теперь, это за его жизнь.
Дни шли очень медленно и беспокойно. Жюли жила в ожидании чего-то нехорошего.
Первые несколько дней, проведенные  в неведенье были невыносимыми. И если бы не мадам Жири, девушка бы, наверное, не справилась.
Жюли изначально приняли как-то настороженно. Не смотря на то, что мадам Жири ясно указала, что девочка ее родственница, которой нужна работа.
- Это место не так-то уж и безобидно, моя девочка, - сказала она с самого начала Жюли, - как кажется. Так что, все-таки, имей это в виду. Оно лишь чисто и красочно снаружи, но такое, что иногда творится здесь внутри, что скрыто от глаз посторонних, ты должна быть готова к этому… Я вижу, что ты мало, что знаешь об этой жизни. 
Жюли внимала ей, и лишь изредка краснела от замечаний мадам Жири в сторону ее неопытности.
О Призраке оперы не было слышно уже давно, но, тем не менее, это не значило, что Оперу с ее таинственным призраком оставили в покое. Казалось, все уже было закончено еще много времени назад, когда история о Призраке оперы была завершена. По крайней мере, в умах людей, властей, да и в самой опере. Хоть это было и нелегко, так как ужас и страх умирают не так быстро, оставаясь осадком в памяти людей.
Но о Призраке, как таковом ничего не было известно. Как знать, что с ним могло случиться. Несчастия разного рода больше не происходили, и потому, история во главе с Призраком стала забываться. Хотя, совершенно точно, до конца она ни кем не была забыта.
Все было спокойно до того момента, пока история не была начата снова. Уж каким образом она началась – известно не было, но то, что опера стала заново объектом пристального внимания и начала представлять интерес для властей – это была правда.
Излишняя суета, частые визиты полиции, и пристальные взгляды с пристрастными расспросами каждого, кто имел то или иное отношение к Опере, все это вызывало тревожные воспоминания, и не могло не давить. Кажется, театр снова начинал стоять на ушах. Если где-то всуе упомянули имя Призрака, значит скоро, возможно, жди чего-нибудь непредсказуемого, и хорошо, если это будет уроненный задник или еще что-нибудь подобное, а ни новая череда убийств. 
Нервы мадам Жири были на пределе. Все, что удалось выяснить в тот вечер, когда это началось  так это то, что легендарный Призрак до сих пор, возможно, обитает в опере, и как ни странно, представляет излишнюю опасность. Это заявление вызвало у мадам Жири негодование. Разного характера расспросы ее утомляли.
Но, тем вечером они ничего и никого не нашли. Беспокойству мадам Жири не было предела. В опере снова начался шум и перешептывание по поводу Призрака оперы, по театру поплыла тревога.
В разговорах с полицией она не находила ничего приятного.
- Прекратите пугать весь театр и моих девочек из кордебалета в частности своими историями! – Строго сказала она, предполагая, что ее просьба все равно их не вразумит. – Неужели вам не понятно, о Призраке давно ничего не известно и неслышно. Это закончилось раз и навсегда. Это – в прошлом. Все в прошлом. С чего вы вообще это взяли? Никаких несчастий в театре уже давно не происходит.  Опера спокойна. А все, что я могла вам поведать о Призраке оперы, я рассказала еще давно, когда произошло это несчастье в опере. Больше я ничего не знаю, и не могу вам рассказать. Последнее упоминание о Призраке было около года назад. Как раз после того события. Вот и все. После этого опера существовала мирно. Вы уверены, что ваши поиски принесут удачу? Вы не задумывались, что ищете человека, которого, возможно нет в живых? – Лукаво прищурив глаза, говорила она, пытаясь намекнуть, что их поиски тщетны и никакого Призрака уже давно и в помине нет.
- Но, насколько нам известно, вы всегда были человеком, который достаточно знал о Призраке. Вас, кажется, могли связывать какие-то отношения.
Мадам Жири повела бровью. По ее лицу прошла темная тень негодования.
- Меня никогда ничего с ним не связывало. Я знала не больше, чем любой в театре.
- А письма?
- Письма были непременным атрибутом Призрака Оперы. Их видели все, и я в том числе. Но, что это может значить? Я не понимаю.
Опера действительно была спокойна. До этого момента. Пока в ней не появились люди, желавшие все-таки найти Призрака оперы. Но они не нашли. Опера могла скрывать что угодно, и кого угодно. Но только не своего Призрака на этот раз. Или… она просто очень искусно его скрывала.
При всей тревоге и опасениях мадам Жири верила и понимала то, что на самом деле властей не так-то уж и интересует Призрак оперы. Эта история уже когда-то имела место быть. И не принесла никаких плодов. Но, если тогда Призрак действительно казался людям опасным, то сейчас он был больше похож действительно на бестелесную тень из историй о нем, чем на живого человека. Опера молчала. Призрак не давал о себе знать. И если так продлится еще некоторое время, то эта история забудется, и Оперу оставят в покое. В поиске Призрака оперы был заинтересован кто-то другой, а вовсе не местные власти. Это беспокоило мадам Жири куда больше. Ведь порою, местная стычка может быть куда страшнее крупной войны.
Мадам Жири замечала беспокойство девушки, ее пустые безрадостные глаза и уныние в них. Она тосковала. И мадам Жири могла прекрасно понять ее.
За это время она стала еще более трепетно относиться к девушке, она прониклась к ней, видя в ней, почти что, родную дочь. А девушка была открыто настроена к ней.
- Не волнуйся, моя девочка. С ним все будет в порядке. – Попыталась как-то вечером успокоить ее мадам Жири.
Жюли сдавлено всхлипнула.
- Я знаю, как тебе тяжело. Но он вернется…
- Я очень надеюсь на это, мадам Жири. Не проходит и дня, чтобы я не боялась за то, что может произойти.
- Я верю в то, что ничего ужасного не произойдет.
- Но прошло больше недели, а он… о нем ничего.
- Значит, скоро он даст о себе знать. Как угодно, но даст.
Жюли, скрывая непереносимую тоску, согласилась с мадам Жири.
- Мадам, спасибо вам. Если бы не вы, мне бы было очень сложно одной пережить все это.
Мадам Жири взяла девушку за руку, улыбнулась ей.
- Я искренне хочу видеть вас счастливыми. Но… дитя мое, скажи, ты действительно любишь его? И ты действительно готова ко всему, что может вас ждать?
Жюли на секунду опустила глаза, словно подбирала должный ответ. Нужно признать, мадам Жири это даже на какое-то мгновение смутило. Но девушка подняла глаза, и решительно, твердым тоном, ответила:
- Знаете, мадам, я сама долго думала над этим, но сейчас я могу с полной уверенностью сказать, что, наверное,  готова ко всему.

--

«…Каждый из нас живет какой-то свой жизнью. Он своей, не раскрытой мне, а я своей. Впрочем, какой жизнью живу я? Никакой. Она пуста. Я нахожу интерес в каких-то безделушках и глупостях, что бы окончательно не умереть с тоски.
Вот уже долгое время мы не ссоримся, не обвиняем друг друга. Просто от того, что живем чужими. Да, мы стали чужими. О, это, наверное, никто не представляет – каково жить с человеком и быть с ним чужим, незнакомым. А ведь вас когда-то связывали с ним чувства. Как легко разрушить чувства. Даже если они казались когда-то крепкими и сильными.
Со мною так произошло. Я знаю каково это!
Уж и не знаю, благороден ли мой муж. Рауль не оставил меня. Хотя, за мой проступок он вполне был бы в праве, и ему не было бы осуждения. Я по-прежнему его жена, виконтесса. Может быть,  это его изысканная пытка?! Потому, я до сих пор его жена, пожинающая плоды своих ошибок?
Наши чувства, которые еще чуть больше года назад, перед свадьбой казались мне самыми сильными и трогательными не выдержали всех испытаний, посланных нам.
Мы молчим друг перед другом. Хотя, иногда, пребывая вне себя, он обвиняет меня, что я плохая жена…
А я, я не могу возразить ему. Выходит, я действительно плохая жена.
Рауль пьет. Я никогда не могла бы подумать, что мой муж может так глушить тоску в вине… Мне иногда становится страшно. Он иногда пропадает где-то до самого утра… Где, я не знаю. А меня мучает бессонница. Я брожу по пустому дому, в котором спит вся прислуга. Что я хочу найти? Теней из прошлого? Боюсь, тени растворились, подобно утреннему туману. В этом доме теперь лишь одна тень – это я.
Похоже, необходимо искать решение этих сложностей в нашей семье. Но как?
Милостивый господь, как я сожалею, что потеряла ребенка. Ребенка своего мужа. Возможно, если бы мне было дано небесами подарить ему наследника, а мне – стать матерью, дарить этому крошечному беззащитному существу свою любовь, я была бы не так одинока в этом мире, и у меня был бы смысл жить, я была бы счастлива, и хотела жить… А сейчас я не хочу.
Да, я эгоистична. Я ищу своего спасения за счет кого-то другого. Но… я не отрицаю своей слабости. Одна я не могу справиться. Я больше не могу так… Меня пожирает одиночество и пустота моей жизни. Для чего, для кого мне жить? Я беспомощна и не нужна. Какое ощущение величественности ты ощущаешь, когда знаешь, что каждую минуту своей жизни ты нужна кому-то на этом свете, что этот человек пребывает с тобою, ведет твое сердце… И как ничтожна  ты и жалка, когда знаешь, что ты больше не нужна этому свету. Что он отвергает тебя… что тебя отвергают те, кто дорог тебе. Да, теперь я сама  познала это.
Это ужасно.
Моя карьера закончена. Я стараюсь о ней не вспоминать. Это приносит слишком много иных воспоминаний, которые разрывают мою душу. Я больше никогда не смогу вернуться в театр. Я больше не пою. Я боюсь петь. Мне кажется, что мой прежний голос исчез… из моей жизни вместе с ним.
Мне не для кого больше жить. Я не могу стать матерью, потому что мой муж отказывается принимать меня, как свою жену. А в редкие моменты нашего союза, когда он требует исполнения супружеского долга, то он мертвецки пьян. Вряд ли он отдает в те минуты себе отчет. Когда-то он сказал, что артистка, коей я была, подобна шлюхе… Теперь же он сам заставляет чувствовать меня таковой! Я через силу терплю это, лишь потому, что не могу возразить ему в эти мгновения. Иногда его действия пугают меня еще больше, нежели действия того человека, которого я боялась раньше…
Возможно, ребенок мог бы дать нам шанс… обоим. Но я хочу, чтобы мой ребенок был плодом безграничной и искренней любви… А на меньшее я не согласна. Сомневаюсь, что Рауль любит меня, как и прежде. Иногда мне кажется, что я никогда не познаю счастье материнства. Что может быть страшнее для женщины? Иногда я думаю, а какой бы я могла быть матерью… его  детям? Возможно, если бы я осталась с ним, он желал бы нечто большего, чем нашей музыки. Я знаю, он видел во мне женщину. Разве можно осуждать его? Нет, сейчас я его не обвиняю. Он бы, наверное, хотел бы детей. И, возможно, я бы смогла подарить ему их. О господи, почему я так часто вспоминаю о нем?  …Как о мужчине. Ты наказываешь меня? За что? Я ни в чем не виновата. Я прошу у тебя милости к себе. Да я знаю, наверное, я совершила грех, и теперь моя участь – нести это наказание…
Но я не могу. Мои силы на исходе. Я живу как в тумане. Утрами я не хочу просыпаться, мне дурно, мне хочется лишь одного – закрыть глаза и больше не чувствовать этой боли, этих мигреней, этих головокружений. Мне совсем не хочется жить.
Почему я не могу любить своего мужа, давать ему свою любовь? О, если ты поможешь мне, я буду делать все возможное, чтобы быть хорошей женой… Почему его  тень встала между нами? Я желаю забыть его. Забыть навсегда. Позволь мне… Я прошу такую малость. Прошу тебя, сжалься над моими страданиями, пускай Рауль простит меня… хотя бы отчасти. Сжалься над Раулем. Не только я теряю его, но и он теряет сам себя…
Я знаю, до конца он никогда не простит мне того, как я поступила с ним.
А ты… ты господь, никогда не простишь мне того, как я поступила с ним… 
Если бы я знала, что теперь стало с ним, как он живет сейчас, и что он чувствует.
Нет. Зачем мне это? Не понимаю, почему мой разум и мое сердце всегда обращается и обращается к прошлому, к нему?!
О господи, за что? За что ты послал мне Ангела музыки, спустив его с небес на землю, а потом превратил на моих глазах его  в дьявола?
Ты послал мне Ангела и дьявола в одном обличье, чей божественный голос мог свети с ума кого угодно?! Если ни один человек не может сказать, что ему довелось побывать живому в раю, я могу заверить, что была там… Но вместе с тем я познала и ад. Его ад.
Он был мне другом, Ангелом, защитником, учителем…
Его голос обволакивает, уносит далеко, высоко, его  голос забрал мою душу, мою жизнь, мое сердце, меня…
Он превратил пустой мир крошки Лотти в красочную сказку. И это было подвластно только ему! Он всегда хорошо знал душу его Кристины. Потому что эта душа принадлежала всегда лишь ему одному.
Но он не смог удержать меня.
Все сказки рано или поздно рассеиваются, чудеса исчезают, а дети вырастают, и их Ангелы покидают их…
Я верила в своего Ангела музыки. Разве он не был послан мне моим отцом? Я доверяла ему, верила в него, внимала ему. Но Ангел превратился в человека. И с той секунды моя жизнь стала кошмаром. Ангелов не бывает… Но разве я была виновата в том, что хотела быть счастливой? Разве в этом моя вина? Я хотела быть счастливой с моим нынешнем мужем. Разве я знала… что моя жизнь будет таковой. Что мне теперь делать? Я не знаю. Я боюсь и не хочу больше никогда встречаться с ним. Никогда.
Ты сломал мою душу… мой Ангел. И теперь я сама не знаю в чьих она руках.
О Эрик, но прости меня за то, что я сломала… твою жизнь!

25 октября, 1872.».

Кристина  закрыла тетрадь, и отложила ее в сторону, смахнув с ресниц крупные слезы.
За последнее время она часто стала рассказывать свои мысли бумаге, и только ей. Просто лишь потому, как больше ей было не с кем поделиться ими. Она взглянула на часы, на тех была четверть первого. Дом тонул в тишине и пустоте.

Отредактировано smallangel (2005-11-15 21:29:28)