10.
Это была очень старая крыса. Очень. Настолько, что даже само слово «старость» уже была как-то к ней и не применима. Она пережила, по предварительным подсчетам (на удивление, эта крыса умела худо-бедно считать, правда, сама этого не осознавала) около пяти поколений своих соплеменников – и то, если считать тех, что умерли своей смертью, от старости. Сама же крыса, опять-таки на удивление, чувствовала себя все эти годы весьма хорошо, и помирать в ближайшем обозримом будущем никак не собиралась.
На это необычное жизненное везение крысы никак не влияло даже то, что жизнь эту она вела далеко не спокойную. Начиная с самого своего детства, которое она помнила довольно смутно – тут уже дело было не сколько в памяти крысы, уж на нее-то та не жаловалась, сколько в том, что там всё было как-то именно что смутно, а еще светло и бело – крыса все время попадала в какие-то переделки, большая часть из которых была создана ею же самой. При всем этом, к слову, сама она нисколько об этом не жалела – да, жалеть эта крыса тоже отчего-то умела. Большая часть этих переделок достаточно круто меняла ее жизнь – и подчас и жизнь и окружающих ее, взять хотя бы ту собаку…да. Она несколько раз встречала того пса, и кажется, он даже узнавал ее – но говорить им было не о чем. Да и не умели они разговаривать, впрочем. Достаточно большое упущение при всех остальных преимуществах перед сородичами, да. Но в общем-то, по глазам того, ей казалось, что пес тоже не жалеет о том, что они тогда покинули то смутное, светлое и белое место – нельзя, чтобы он выглядел особо довольным жизнью, но и тоски и разочарования, так свойственным потерянным домашним псам, она тоже у него не замечала. В последнее время они не пересекались, и было бы логичным предположить, что тот издох – ведь и он по собачьим меркам уже прихватил несколько поколений – но ей почему-то казалось, что он все так же жив, здоров и любопытен – так же, как и она.
Именно любопытство – наиболее, пожалуй, неуместное отличие ее от сородичей – гнало ее сейчас вверх по щербатой стене. Зачем, почему и для чего – это были несколько не те вопросы, которыми крыса руководствовалась при своих действиях. Она почему-то считала нужным делать то или другое – и делала это. И это ей удавалось. Или не удавалось. Как повезет, в общем. Хотя, надо сказать, момент везения не существовал в векторном пространстве крысы – увы, иногда даже самый мощный интеллект вынужден затухать в узких рамках более примитивного социума. Хотя…крыса об этом не задумывалась – ибо просто не предполагала возможность мыслить подобными критериями. Ну и к лучшему, надо сказать. Во всяком случае, ее жизнь была относительно счастливой.
Ловко цепляясь лапками, помогая себе зубами – а, когда приходилось, и хвостом – она взбиралась наверх относительно легко и непринужденно. Что тому способствовало – общая ветхость покрытия стены, особенности архитектурного решения оной, или же индивидуальные умения крысы – сказать трудно, однако так или иначе, но результат был впечатляющим. Наконец, то ли устав, то ли решив, что на этом свой путь можно окончить – а может просто временно прервать – крыса остановилась на одном из подоконников и, поведя мордой, обнаружила слегка приоткрытое окно. На данном этапе к вариантам причины, почему она остановилась именно здесь, добавилась и интуиция – но таких слов крыса и знать не знала, и думать на эту вообще не собиралась.
Могла ли здесь быть еда? – вот тот вопрос, которым она задавалась в тот момент. Нельзя сказать, что она была совсем голодная – но один из факторов выживания в городе как раз и заключался в том, чтобы жрать всегда, когда тому есть возможность. Никто не знает, когда в следующий раз что – или кто, зависело от рациона, – перепадет.
Крыса в нерешительность потопталась по подоконнику, вглядываясь в полумрак комнаты. Опыт говорил ей, что не стоит сломя голову кидаться в незнакомое место – и кроме опыта на это же намекали и сотни сородичей, которые не последовали ему.
А еще об этом прямо-таки кричало то, что в комнате явно кто-то был.
Крыса не могла объяснить, почему она это знала – там не было ни звука, ни движения, ничего, чем живое существо обычно обнаруживает свое присутствие – однако она была абсолютно уверена в том, что комната не пуста. Было ли это интуицией? Возможно. А может и чем-то большим. Во всяком случае, крыса не разбиралась в подобной области. Более того, она даже не подозревала о ее существовании.
Что-то – а точнее, кто-то – шевельнулось в глубине комнаты. Крыса нерешительно отбежала к краю подоконника, а потом, помедлив чуток, вернулась обратно. Она все равно была быстрее любого из людей – а кто там еще мог быть? Обдумав этот момент, она вдруг решительно переступила через край рамы, медленно прошла к другому краю подоконника и стала с любопытством вглядываться, пока ее глаза привыкали к темноте.
Да, там явно был человек. Она не могла четко разглядеть его – да, собственно, и не собиралась делать это. Все, что ее в тот момент интересовало, было его позой, возможностью что-то в нее кинуть, да и вообще тем, заметил ли он ее. Из отрицания третьего следовала невозможность второго, а изучение первого было элементом прогнозирования (еще одной вещи, о существовании которой крыса не имела ни малейшего понятия, но тем не менее постоянно использовала).
Человек сидел в кресле и явно не интересовался крысой. Более того, судя по его позе – он вообще мало чем интересовался вокруг себя. Она бы предположила что он дремал – однако у дремлющих людей, как и животных, нет такого прерывистого дыхания, как после долгого бега. Крыса подумала было, что он притворяется – такое тоже может быть, если таишься в темноте и ожидаешь добычу. Однако явно она сама таковой добычей не являлась – да и все та же интуиция говорило о том, что никакой охоты не ведется. Что все в порядке. Или же – крыса задумчиво повела усами – как раз совершенно не в порядке.
И тут человек закашлялся.
Крыса почуяла запах крови.
Человек было встал, направляясь к окну (что заставило крысу отступить на пару шагов назад) – а потом вдруг криво усмехнулся чему-то и медленно сел обратно.
Через несколько минут его вырвало.