[span style='color:red']К Эрику временами возвращалось мальчишеское настроение - как тогда, на крыше.
Он, отвечая на вопросительные взгляды [span style='color:red'][span style='color:orange']Кристины[span style='color:red'], качал головой.
- Я же всю жизнь гримиовался и прятался.
Странно , как мирно и тихо звучала эта фраза теперь.
Однажды, отвечая на вопрос маркизы - откровенный и совсем не светский вопрос - почему его назвали Призраком Оперы, Эрик подошел к небольшому пианино.
Аккомпанируя себе левой рукой, он запел - звуки тонули в его голосе. Запел почти без слов - еще тихим голосом, импровизируя ради собственного удовольствия. Он намеренно не вкладывал в песню страсть , непреходящую боль и запредельную радость - все, чем горела его душа. Перед глазами вставала эта комната, неторопливые, тихие , теплые дни - пусть даже затишье перед бурей.
Эрик сейчас вряд ли сам выдержал бы бешеные порывы.
Но даже эта полушутливая импровизация до такой степени потрясала, вытесняла на время собственную личость слушателей.........
Эрик слегка улыбался - вложенная в звуки, его улыбка заставляла быстрей биться сердце. Голос , оставаясь тихим - словно увеличился в объеме и заполнил гостиную.
Непонятно было, чего хотелочь больше - слушать эту песню бесконечно - или больше никогда не слышать.
Каждая нота и каждая модуляция этого голоса могли причинять физическую боль - могли, казалось, рушить стены - даже сейчас, когда они звучали для собственного удовольствия певца.
Даже слушавшая под дверью служанка была под гипнозом. Никогда еще в этом доме не было ничего подобного.
[/span][/span][/span][/span]