Да, да, да, подтверждаю. Это был фейк.
Однако это был фейк, который имел все шансы (и даже сейчас) стать каноном.
Очень удивила внезапно проснувшаяся жестокость читателей - "а пусть ее помучают". Нет, ясень пень, если нравится первоисточник, то шансов, что будет нравиться что-то медленное и тягучее как ДГ - мало. Но что б так, своими руками - и предлагать помучать персонажа... я удивилась.

Ну слово читателя (которых и так десяток не наскребается) - закон.
Помучали.
Причем еще гуртом и всех остальных героев - так сказать, бонус.

Второй этап удивления - это реакция на это.
"Упс.. да, неожиданно.. жаль... Спасибо этому дому, теперь мы пойдем к другому".

Автор был в шоке не менее.
А то и более.

(но вообще, это была честная, хорошая работа. Все были в характере, все действия были персонажно логичны. И мне это нравится, да. Они все могли так сделать)

Ну и кроме того, этот фейк показывает еще кое-что
1. все может закончиться плохо и внезапно
2. это плохо и внезапно может прийти из-за одной-единственной фразы или действия

2.6 Victor’s Wrath Theme/Trying To Improve

Когда они вошли в комнату, он сидел в кресле и мрачно барабанил пальцами по подлокотнику.
- Значит так.. - сказал он. - Я тут подумал и понял, что тебе тут оставаться нельзя. Не в этом доме.
- Это ты намекаешь на то, чтобы я забрал ее к себе? – уточнил Могильщик.
- Я? Намекаю?
- А, то есть говоришь прямым текстом?
- Да мне кажется, что это уже не просто прямой текст, а уже даже в лоб!
- Кому именно? Мне или ей?
- Тебе в лоб, ей - по шее.
- Прекрати пугать ребенка.
- Ребенка? Какого ребенка? Я не вижу здесь ребенка!
- А кого же?
- Великовозрастную дуру! Которая ничего не знает, не понимает, не соображает! И не хочет знать, понимать и тем более соображать!
- Я хочу.. - тихо сказала она.
Ей показалось, что он клацнул зубами.

Этот жест – да даже какой это жест..так..кусочек мимики – вдруг.. озадачил ее? напугал? заставил насторожиться?... сложно сказать, очень сложно понять свои эмоции и чувства, когда они так смешаны и запутаны – но вдруг она почувствовала, даже нет – почуяла, что она только что сделала что-то неправильное – и практически непоправимое. Этот жест – или мимика – были настолько… непривычны? необычны? … практически зверины, что она почему-то, черт знает почему, ведь для этого было совсем, совсем, совсем неподходящие место, время и люди – вспомнила сказку про Красную Шапочку. Эту треклятую сказку про Красную Шапочку, которую ей припоминают постоянно и которой заставляют следовать. И это волчье клацанье зубами вдруг заставило ее подумать – а ведь все началось с того, что та заговорила. Заговорила. Заговорила – когда не надо было. И когда нельзя было говорить.
И вот.. сейчас.. сейчас что-то случилось – и случилось потому, что она влезла в разговор. Черт.. что же случилось.. может она успеет это исправить?
- Извините, - быстро сказала она.

Он сделал движение, словно собрался уходить, но передумал.
- Джулиан, - твердо сказал он. – Это совершенно невозможно, чтобы она тут оставалась.
- Франк, - тон в тон ответил Могильщик. – Это совершенно невозможно, чтобы она отсюда ушла.
- Она не может оставаться тут.
- Она не может оставаться нигде, кроме того, как тут.
- Отчего же? Вот Бог – вот порог! Город большой, места много – кто, как не ты знает это лучше всего?
- Ну вот потому что я это знаю – я и говорю, что вариантов нет.
- Ну как нет, как это нет? Как минимум один вариант есть!
- Да. Оставить ее здесь.
- Нет! Выгнать к чертовой матери!
- Не думаю, - спокойно сказал Могильщик.
- Ты вообще редко думаешь. Тем более – головой!
- А ты сейчас думаешь не головой! Потому что если бы ты хоть чуть-чуть думал головой, хоть чуть-чуть – то ты бы понял, что если ты ее выгонишь, то она уже через пару часов сдохнет в ближайшей подворотне!
- И скатертью дорога! И флаг в жо…в желчный пузырь!
-  А смысл тогда всего, что ты затеял? Смысл всех уговоров и отговорок? Знаете, я тут подумал и передумал – выкинул материал из дома! Или же скажешь, что материал сбежал? Такие картины расписал – и материал сгнил где-то на помойке? Прошу пардону – оно сдохло? Ты тоже думаешь не головой!
- Да! Я думаю печенью! Потому что она у меня в печенках сидит! Сидит в печенках и оттуда выедает мне мозг! Как я могу им думать?
- Слабааааак, - протянул Могильщик. – Ты слабааааак, Франк.
- А ты заткнулся бы!  - огрызнулся он. - Ты сколько с ней в общем счете побыл? Час, два, три?
- Ну.... - Могильщик задумался. - Ну да, три... ну или четыре...
- И наотрез отказываешься от того, чтобы продолжить дальнейшее тесное общение!
- Само собой.
- А что ж  это ты так? Это же ребенок! А к детям надо с уважением относиться! Дети, они такие - с ними надо помягче! Видишь - я не умею с детьми, может помойный Макаренко знает подход?
- Это грязная инсинуация!
- Где?
- Я не помойный.
- Ооооо!!! Ты еще вспомни, что у тебя дом есть.
- Есть, - согласился Могильщик.
- И большой.
- И большой.
- Ну так и тащи ее туда! Переезд со всеми вещами я вам обеспечу!
- Ну это ж так просто не делается... ну прописка там... еще генеральная уборка... да я даже и ключи не знаю, где....
- Ключи у тебя всегда с собой, - спокойно сказал Виктор.
- Да? А я и не знал.
- Да. На цепочке на шее. У тебя свой крест.

Могильщик перестал улыбаться.
- Скотина, - тихо и зло сказал он.
- Да? А может еще вспомнить, что ты, как сын...
- Франк! – предупредительно воскликнул тот.
- ....имеешь кое-какие связи, которые....
- Франк!
- О... гребаный дауншифтер? Норка листьями прикрыта и никому туда хода нет?
- Франк, мы кажется договорились, что эта тема подниматься никогда не будет, - процедил Могильщик.
- А я ее и не поднимаю. Я так... палочкой в нее тыкаю. Чтоб посмотреть, не сдохла ли, а то вонять будет.
- Франк. – твердо сказал Могильщик. - Никуда я ее приводить к себе не буду. Никакие связи я использовать не буду. Все. Точка.
- Значит сдохла. То-то чую, потянуло откуда-то.

Он был вальяжен – пусть даже и едко-зло вальяжен и говорил о каких-то непонятных, точнее понятных только им с Могильщиком, вещах – но не орал. Пусть в этой вальяжности и были какие-то отчаянное напряжение и злость, обида и боль  – но он не орал. Не орал, не орал, не орал. Может.. может все идет к лучшему? Может все сейчас идет к лучшему? Наконец-то идет к лучшему? Она же видит, видит, видит, что все сейчас… все спокойно… они просто беседуют.. они ведь старые друзья… Они покусывают друг друга, да… но ведь они забудут об этом уже завтра.. ведь они же друзья…
Как хочется, как хочется, чтобы то, что произошло с ней, они бы тоже забыли уже завтра. Просто забыли. Как и не было. Как ничего не произошло. Да, да, да…или же произошло, но это…это просто стало забавным воспоминанием о дурацкой глупости.. просто о глупости.. у которой не было никаких последствий.. .ну пожалуйста…пусть у нее не будет никаких последствий.

Надо бы, надо бы, надо бы тоже сейчас включиться в этот разговор.. да, да… надо включиться именно сейчас.. пока у них обоих хорошее настроение.. пока есть шанс..есть шанс.. пока оно не испортилось… надо сказать что-то… что-то… что-то… что-то, что такое… легкое, не совсем важное, приятное…к черту эту Шапочку… все хорошо, хорошо, хорошо.. и сейчас она сделает еще лучше…
- У вас есть дом? – спросила она у Могильщика.

Тот медленно встал с дивана, обошел его, подошел к ней сзади и осторожно положил ладони к ней на плечи.
- Горло чуть выше, - сказал внимательно наблюдавший за этими манипуляциями Виктор.
Руки отдернулись.

- Я. Ее. Никуда. Не. Возьму. – четко, артикулируя каждое слово, сказал Могильщик.
Честно говоря… не очень-то и хотелось, да.
- Что, вкурил? – коротко и невесело хохотнул Виктор.
- Я даже и затягиваться не собираюсь… - Могильщик вышел из-за ее спины и сел рядом с ним.
Теперь было двое против одного, да.
- Молодец, - кивнул головой Виктор. – Тогда зачем мне эту затяжку предложил?
- Нуууу…
- Ну?
- Нууууу…
- Ну?
Надо было спасать Могильщика… в конце концов это она же виновата во всем.. надо было…
- Он просто пожалел меня, - робко сказала онa.
Виктор вскочил.
- Какие все жалостливые! – заорал он. – Котенка приблудного пожалел! Карму себе поправил! За мой счет!
- Запиши тогда на мой счет!
- У тебя уже превышен кредит!
- У меня платиновая карточка!
- Такая же фальшивка, как и ты сам!
- Да кто бы говорил! У тебя даже имени своего нет!
- Так! – он взбесился окончательно. – Вон! Вон! Вон отсюда!
- Ну и славно, - спокойно сказал Могильщик и направился к двери.
- Куда! На место!
- Во-первых определись сначала, вон или на место, а во-вторых не путай меня с нею. Это ее ты можешь гонять как собаку, а меня…
Это было… было несправедливо.. .он же так не делал… надо было защитить его от таких слов.
- Он не гонял меня как собаку, - тихо, но уверенно сказала она. – Он меня лечил.

Могильщик расхохотался. Виктор схватился за голову.
- Это непостижимо, - прошипел он.
- Ыыы… Доктор Айболит, - икая от смеха выдавил Могильщик. – Ты подался во врачи? Хаааааааа…. Надо же, как у нас недоучки-экономисты карьеру делают! Или ты на ней мой давешний зи испытывал?
- Он не принимает зидрат, - сказала она.
Это же надо было сказать, верно? Ведь его же обвиняют в таком… а он этого не делает… Это же надо было сказать…
Он смотрел на нее не зло. Просто смотрел. Как будто в первый раз видел. Может…может она наконец-то что-то сделала правильно? Может…может…она наконец-то что-то сделала верно?
- Да? – удивился Могильщик. – Ты не принимаешь зи? Да вы что! А я и не знал! Как же это ты так, товарищ? Ай-яй-яй, отрываешься от коллектива…А может вы, больной, еще и не пьете?
- Чуть-чуть, - тихо сказала она.

Он продолжал на нее смотреть. Просто смотреть. Это ее ободрило. Он не злится. Не ругается. Ничего не говорит. Это здорово, здорово, здорово… Кажется, она на верном пути.. кажется… она наконец-то, наконец-то на верном пути… Она говорит все верно, все правильно, именно тогда и то, что надо – наконец-то, наконец-то, наконец-то…
- А что он еще делает? – тихо и вкрадчиво произнес над ее ухом Могильщик.

Она даже и не заметила, копаясь в своих мыслях, как тот встал, обошел диван и снова оказался за ее спиной.
Теперь они вдвоем против одного.
Теперь они одолеют его.
Вдвоем – его одного.
Теперь все будет совсем хорошо.

- Так что еще он делает? – повторил Могильщик.
Она посмотрела на Виктора. На его лице ничего не выразилось.
- Он… он меня учит..
- Вот оно как.. – протянул Могильщик. – И чему же? Химии, биологии, мастерству швеи-раскройщицы?
- Литературе..
- Ааааа… даааа… Литература – это хорошо… это славно… а еще?
- Музыке…
- У него же нет слуха, как он может учить музыке?
Виктор смотрел очень спокойно, словно не слышал, о чем они говорили.
- Он просто…просто ставит пластинку и рассказывает.
- Вот как.. а еще…
- А еще он однажды показал, как танцевать…
- Какая хорошая девочка… - Могильщик погладил ее по голове.

На лице Виктора не дрогнул ни один мускул. Если б она могла предположить, что человек может спать с открытыми глазами – то была бы совершенно уверена, что он спит.
- Какой хороший человек наш друг, правда же? – шепнул Могильщик. – Такой добрый, чуткий и внимательный… да же?
- Да, да, да, - кивнула она. Как здорово, что тот помогает ей. Спасибо, спасибо, спасибо… сама бы она не осмелилась продолжать…
- А что еще делал хорошего наш друг?

- Он возил меня на кладбище…
- О… надо же… культурное мероприятие… А к кому?
- К мистеру Ларго, - быстро и резко ответил Виктор.
- Да, - кивнула она. – А так же еще до этого…
- Совершил обзорную экскурсию по ряду других интересных могил, - снова перебил он ее.

- К семейному склепику возил? - вкрадчиво уточнил Могильщик.
- Да, - снова быстро ответил Виктор.
- К Мэг, - сказала она.

Молчание повисло в воздухе.
- Ага, - наконец сказал Могильщик.
- Ее было не с кем оставить, - спокойно ответил Виктор.
- Ага, - повторил Могильщик.
- Это было в первый день ее здесь.
- Ага.
- Я не мог оставить ее одну здесь.
- Ага.

Как все хорошо идет…как все идет хорошо.. Они друзья, друзья, друзья.. и то, что она говорит – это правильно, это здорово… Могильщик просто не знает, какой тот хороший… а она имеет шанс сейчас рассказать, рассказать все… Ведь тот бы сам никогда не признался в этом… А она сейчас расскажет все..

- Он еще там произнес речь…
Виктор закрыл глаза.

- Да… он умеет говорить речи… И так что же он там сказал?
- Я.. я не помню…
Виктор открыл глаза.

- Но это.. было…было так красиво.. и трогательно…
- Да, он умеет говорит красиво и трогательно.
- А потом он по…
Она хотела сказать «а потом он поцеловал ее» - но вдруг запнулась.
Сложно сказать, почему именно – но что-то остановило ее. Нет, это была не посторонняя мысль, мыслей последние несколько минут не было вообще – но что-то, что-то, что-то остановило, отдернуло ее, запретило продолжать говорить – и в секунду той паузы она вдруг осознала, что делает что-то не то, не так, совсем не то и не так – непонятно, что именно не то, и как именно не так – но не то и не так. Это не она делает. Это ее заставляют так делать. Непонятно кто и что – наверное, какие-то обстоятельства… но это неправильно.
О том, что она сейчас хочет сказать…наверное, ей не нужно об этом говорить.. Это привилегия другого сказать об этом. И наверное… наверное не здесь и не так. Да, да, да.. точнее нет, нет, нет…
Нет.
- А что потом? – вкрадчиво переспросил Могильщик.
- А потом он поехал домой, - ответила она.

2.7 Trying To Improve Reprise /Begin to Think and Understand

Странное, жуткое чувство – словно какая-то черная тень скользнула мимо. На мгновение ей даже показалось, что сейчас должно повеять холодом – непонятно почему и как, но должно – однако нет, все было так же, как и раньше.
Может… может только взгляд напротив чуть смягчился.

- А… - разочарованно протянул Могильщик. Он быстро потерял интерес к происходящему – как будто банку с водой перевернули, секунда – и она уже пуста.
- А, - повторил он. – Я-то думал.. поведаешь какую-то животрепещущую историю, как он окропил покойницу скупой слезой…
- Джулиан, - резко сказал Виктор.
- Что?
- Ты уходишь от темы, - безразлично сказал он.
- А у нас есть какая-то тема? - равнодушно переспросил тот.
- Конечно.
- Напомни.
- Куда деть ее.
- Туда же, куда и девал раньше.
- И куда же?
- Насколько я помню, жилые комнаты у тебя на втором этаже.
- Ты даже это помнишь.
- Я все помню. Я никогда ничего не забываю.
- Ну так вот забудь о том, чтобы оставить ее здесь.
- Это глупо.
- Конечно это глупо. Наконец-то ты понял, как глупо – нет, полнейший идиотизм – настаивать на том, чтобы она осталась здесь.
- Глупо отмахиваться от того, что она останется здесь.
- Ты ставишь меня перед фактом?
- Я? Упаси Бог – я ставлю факт перед тобой.
- Если ты называешь это фактом, - он указал пальцем на нее. – то этот факт весьма легко убирается не только от меня подальше, но и из поля моего зрения вообще.
- Отнюдь, - пожал плечами Могильщик.
- Почему?
- Просто «отнюдь».
- Это глупо.
- Я знаю.
- Это бессмысленно.
- Я знаю.
- Я это ни к чему не приведет.
- Я знаю.
- Я про то, что у тебя не получится уговорить меня оставить ее тут.
- А я уговариваю? Франк, я уговариваю?
- Нет. Ты никогда не уговариваешь. Ты просто делаешь так, что человек сам хочет это сделать.
- Вот именно. Ты хочешь это сделать?
- Нет.
- Значит я еще и не начал уговаривать.
- И, видимо, и не начнешь?
- Разумеется нет.
- Но почему? Почему нет – если ты так заботишься о ней?
- Я?
- Почему нет?
- Потому что мне это неинтересно, - пожал тот плечами.
Виктор издал звук – средний между вздохом и хмыканьем – и покачал головой.
Она молчала. Она уже поняла, что нужно молчать. Просто молчать и слушать. А можно даже и не слушать. Не слушать, если они говорят слишком обидные или болезненные для тебя вещи – не слушать, не слушать, не слушать. Чтобы случайно ничего не сказать.
Молчать. Просто молчать.
Пока не спросят.
И даже когда спросят – подумать, стоит ли отвечать.

- Франк…- задумчиво сказал Могильщик.
Она вздрогнула. Она не могла понять причину употребления этого имени. Нет, имя как имя – обычное, нормальное, ничем не хуже, да впрочем и не лучше остальных, ну просто имя – но почему тот называет его им? Ведь он же представил его ей совершенно по-другому, да и она привыкла называть его… хотя нет, нет… она ведь практически никогда в мыслях не называла его по имени, только «он», да иногда «тот» - когда обижалась на него… но все равно она помнила и предполагала, что у него именно то имя… и вот теперь, всю ночь она слышит другое, совершенно другое, и тот на него откликается.. Как это понимать? Что это значит? И как себя вести дальше? Но… получится ли себя вести дальше? Ведь этот разговор.. этот разговор.. он ведь о том, что этого «дальше» у нее не будет. Здесь – не будет. И…да…да.. если не здесь.. то может и больше не будет вообще этого «дальше». Это «дальше» может продлиться не больше пары часов. Или дней. В любом случае конец будет один. Он просто будет.
Могильщик заметил ее реакцию и вдруг, ухмыльнушись, поправился:
- …. Виктор… - но тут же запутался и махнул рукой, - ээээ…черт…как с тобой тут сложно… у тебя есть выпить?
- Перебьешься, - равнодушно ответил тот. Он снова смотрел на нее. И снова как-то.. спокойно и равнодушно. Слишком спокойно и равнодушно, чтобы это было на самом деле спокойно и равнодушно.
- Это грубо, - укоризненно сказал Могильщик.
- Это верно, - пожал плечами он.
- Ну дай пожрать, - потребовал тот.
- Ты что, ко мне за этим пришел?
- Жмот, - сообщил тот.
- Проглот.
- Тебе что, жалко?
- Мне лениво.
- Ну дай.
- Бог подаст.
- Бога нет.
- Нет бога – нет бренди, мистер Холмс.
- Ну и тогда черт с тобой.
- О, а черт значит есть?
- Да уж куда без него! Пойду, сам найду.
Могильщик скинул куртку на колени Виктору, и отправился куда-то вглубь дома, закатывая на ходу рукава. По всему было видно, что он неплохо здесь ориентируется.
Виктор аккуратно взял двумя пальцами куртку, скептически ее осмотрел – и осторожно переложил ее подальше от себя.
- Из шкафов не жрать! – крикнул он назад, не оглядываясь.
- На месте разберусь! – донесся ответ.

Она осторожно улыбнулась было – настолько это выглядело все забавно – но тут же одернула себя. Она уже раз рассмеялась, да, совсем недавно – и теперь нужно не только молчать словами, но и быть немой лицом. Ничего, ровным счетом ничего не должно проявляться на нем. Не сейчас. Не сейчас. И наверное, никогда.

- Так, - медленно сказал он. Все это время он смотрел на нее. Интересно, заметил ли он, что она улыбнулась? Хотя не, это не интересно. Это не интересно. Это важно. Это очень важно. Это, наверное, жизненно важно. И даже не наверное, а точно.
- Ты никогда не слышала такую фразу: «Язык мой – враг мой»? – спокойно, нехорошо спокойно, неестественно спокойно спросил он.
- Н-нет… -  тихо сказала она. Никаких эмоций, никаких.
- Чую, этому нужно было обучить тебя в первый же день. Нет, даже в первый же час! Язык без костей! Молотит, что по памяти наскребла! Тебе никогда не говорили, что нужно выбирать место, время и людей? И уж тем более понимать, на какие темы можно говорить – а на какие нужно умолчать? И молчать, молчать, молчать – и не только пока тебя не спросят, а молчать тем более, когда тебя на них спрашивают!
- Но он же ваш друг! – стоп, никаких эмоций.
- А есть вещи, о которых друзьям знать тем более не положено!
- Но… - но что же сказать, когда нельзя показывать эмоции?
- Чтобы никогда, ясно – ни-ког-да – ты ничего не говорила о том, что происходило здесь? Ясно?
- Но…
- Никогда!
- Но…
- Ясно?
- Да… - никаких эмоций, никаких.
- Потому что если ты хоть раз проговоришься – я сверну тебе шею, - спокойно пообещал он.
- Я никому ничего не скажу, - правда это не эмоция.
- Вот и славно,  - кивнул он.

Наступило молчание. Такое.. не очень хорошее молчание. Нет, конечно, конечно, оно могло быть и хуже, гораздо, гораздо хуже – но оно могло бы быть и лучше, гораздо лучше. Это было молчание недоговоренности, кладбище мертвых слов и невысказанных отношений. И если.. если сегодняшний вечер окажется ее последним вечером в этом доме… и последним вообще.. нет, об этом совершенно точно думать не надо, пусть просто пока последним в этом доме… если это будет так.. то нужно сказать.. просто сказать. Пусть даже и очень тихо и практически неслышно.
- Спасибо…
- За что именно? – переспросил он. Даже не удивившись. Что плохо. Даже не разозлившись. Что хорошо.
- За все…
- За все – значит ни за что. За что именно?
- За то, что сегодня… сегодня спасли меня, - говорить трудно, да. Правду говорить всегда трудно. Особенно в лицо. Особенно о себе.
- А кто сказал, что я тебя спас? – равнодушно переспросил он.
- То есть? – это выбило из колеи, да.
- Ну а ты плохо слушала, что я тебе сказал в машине?
- Вы очень много говорили… - это выбило невероятно. Потому что она помнила, что он говорил.
- Ты плохо слушала?
- Вы….вы можете сделать это? – когда тебе говорят такое – очень сложно, невероятно сложно держать себя в руках и быть..или хотя бы казаться сильной.
- А ты думаешь, что знаешь меня достаточно, чтобы предполагать, что я не сделаю этого?
Она промолчала.
Да. Логично. Все верно. Все невероятно верно и правильно.
Она не знает его. Да, да, да, конечно – и он не знает ее, он так и не узнал ее, но какая, впрочем, разница… Они не знают друг друга – и могут думать друг о друге все, что угодно – и это вполне может не быть правдой. А может и быть.
Сможет ли он сделать то, о чем говорил? Еще пару дней назад, она бы абсолютно уверенно сказала бы, что нет… но ведь и пару дней назад.. пару дней назад она бы так же абсолютно уверенно сказала бы, что он никогда бы и не сказал таких слов… и так же уверенно сказала бы, что он не имеет отношений с Ларго.. таких отношений… Пара дней… всего лишь пара дней – и она уже ни в чем, ни в чем не уверена. И ни в ком. И в первую очередь – в себе.

- Он тебя узнал, - вдруг сказал он. -  Ты поняла, что он тебя узнал?
- Д-да… - пролепетала она, мгновенно поняв, о чем и о ком речь. – Н-но ведь вы же тогда договорились..
- Тогда! Мы договорились тогда – но не сейчас! Понимаешь? Тогда – но не сейчас! Тогда было тогда! Другая ситуация и другие люди! Тогда! А сейчас? Сейчас все иное. И ситуация другая. И договор не действителен. Ты понимаешь или нет? Ты хоть это понимаешь? Или даже это ты не в состоянии осознать? Может ты тоже продукт эксперимента? На предмет того, может ли человек жить без мозга? Замечательно живет без мозга! Замечательно! Только недолго!
- Франк, я же просил тебя не пугать ребенка, - Могильщик вошел вальяжно и сыто. Кажется, он действительно очень хорошо знает дом – и то, что в нем находится.
- А я просил тебя не жрать ничего у меня в доме без проверки! – обернулся Виктор.
- Ну вот сейчас и проверю….что, жалко что ли? – обиженно ответил тот.
- Давай, проверяй! А потом сам себе делай искусственное дыхание! И коли противоядие! В жопу! Сам!
- Не уходи от темы. Не пугай ребенка.
- Ее напугаешь! Да, ее напугаешь! Ее говоришь, что ее узнали, а она отвечает – «так вы же договорились»!
- Ну так вы же договорились.
- И ты туда же!
- Ну а что? Вы же договорились?
- Да, но какой ценой!
- Какой?
- Огромной! – огрызнулся он.
- Ну так тем более – огромная цена гарантия того, что договор в силе.
- Этот договор касался только того случая! Только того! И тогда это касалось только какой-то девочки, с симпатичной мордашкой, которую я выторговал у него! Неважно по какой причине – но это была просто девочка!  А теперь он не только понял, что это за девочка  - но и совершенно точно призадумался, почему же это в последнее время меня так много около нее. И почему это я оттаскиваю – причем дважды! – ее подальше от него. Что-то это значит, не так ли? А если это что-то значит, то почему бы это не расследовать? Да покопать? Да поглубже!
- Заключите еще одну сделку, - пожал плечами Могильщик, ковыряя в зубах. – Делов-то – с крысиный хвостик.
- На что? Что я могу предложить ему взамен? Что может быть больше, чем ГенКо? А она – как бы угроза ГенКо, если ты не забыл.
- Но так у тебя же тоже есть рычаги для ГенКо.
- Были, - сухо ответил Виктор.
- В смысле? – переспросил Могильщик.
- Были, - мрачно повторил он.
- А… так это и была цена за первый раз?
- Да.
- Ну ты погорячился…
- Но кто же знал! Кто знал!
- Ну думать надо было.
- Думать? Это ты мне говоришь про думать? Ну да, конечно! Ты-то подумал, конечно подумал! Ты спихнул мне ее и умыл руки! Ты больше ни разу не видел ее, а я возился тут все это время!
- Видел!
- Тогда, в тот раз?
- Нет, в этот!
- В смысле?
- Я видел ее за час до встречи. И…
- Да какого черта… - он резко и угрожающе встал. – Ты…
- Франк, - Могильщик силой заставил его сесть обратно. – Ты настолько напугал ее, что она готова была обратиться за помощью ко мне, нежели…
- Так какого черта вы все тогда топчетесь здесь? Вот она, вот ты – давай, предлагай помощь. Почему я должен был вытаскивать ее оттуда? Почему ты сам молчал?
- А что я мог сказать?
- Да что угодно! Что угодно! Хотя бы то же, что сказал я!
- Я не мог этого сделать!
- Отчего же это?
- Потому что так сказать мог только ты!
- А ты знаешь, чего мне это стоило?
- Нет! И не хочу знать!
- Ах вот как? И это отчего же?
- Потому что не хочу брать на себя ответственность!
- Это за что же?
- А за тебя.
- Ах вот как. Значит ты это все заварил, но ответственность брать не хочешь.
- Именно так.
- Вот скотина.
- А ты этого так и не понял?

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2010-07-26 01:51:50)