2.54 I Will Return
Она забивается в первый же попавшийся угол в первой же подвернувшейся комнате. Там тоже темно, и кажется, что она там ни разу не была – но это сейчас неважно. Совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно неважно…
Ей очень больно и очень страшно, и еще больнее от того, что страшно, и еще страшнее от того, что больно.. и все это спутывается, смешивается, сворачивается в тугой клубок – и она ничего, ничего, ничего не понимает, совершенно, совершенно, совершенно ничего….кто это был, почему это произошло, за что это произошло именно с ней… совершенно, совершенно, совершенно ничего не понимает…
…и поэтому даже не вздрагивает, когда ее обхватывают чьи-то руки.
Она даже сначала прижимается к этому человеку, ища у него защиты от страха и боли – но тут же понимает, что именно он может быть виновником всего этого – и пытается отшатнуться. Но он держит хоть и мягко, но крепко – поэтому она лишь всхлипывает от резко ноющей боли под ключицей.
- Тссс.. это я.. я..я… - тихо шепчет он.
Она не знает, радоваться этому или нет – она не знает, кто был тот человек в темноте, ведь это мог быть и он. Но делать нечего – и она покорно остается в его руках.
- Где, покажи, где?
Она молчит.
Он быстро и осторожно проводит ладонью, видимо, ища то место, где ткань одежды должна была намокнуть от крови – и находит его. Хоть он касается лишь чуть – все равно она снова всхлипывает.
- Ну конечно… - говорит он. – Ну конечно.. он метил мне в сердце… тебе повезло, что не вышла ростом…
И это слово «он» - «он метил мне» - словно дает ей разрешение уткнуться в него и молча просить помощи и защиты.
- Больше нигде? – быстро спрашивает он. – Больше нигде?
Она, все еще уткнувшись в него, мотает головой.
- Не молчи, - просит он. – Не молчи. Плачь, если больно… это не страшно.. только не молчи…
Но она молчит. Просто молчит. И потому, что нечего сказать – и потому, что просто нет сил плакать.
Он осторожно вытаскивает ее из угла и поднимает на руки.
- Не молчи, - еще раз просит он.
Она лишь утыкается ему в шею.
Она не открывает глаза, но понимает, что они спускаются по лестнице. Он прижимает ее к себе – так же, как и обнял тогда, мягко и бережно – но крепко. И есть в этом что-то.. что-то такое… такое… от чего как раз и хочется расплакаться – если бы она могла это сделать. Она хочет обнять его за шею – но даже не может поднять руку, и поэтому лишь сильнее прижимается к нему. А он крепче обнимает ее в ответ.
И слезы все-таки начинают течь. Она чувствует, как они пропитывают его рубашку – а он-то должен чувствовать это тем более – но ей совершенно не стыдно. Совершенно. Потому что слишком больно.
Он осторожно кладет ее на диван – она понимает, что это диван внизу, в гостиной – и просит:
- Открой глаза…
Она повинуется. Он сидит близко, совсем близко – и дело вовсе не в расстоянии.
- Как… как ты себя чувствуешь? – его лицо спокойно, но глаза испуганы.
Она чуть разводит руками, как бы говоря «ну а вы-то как думаете?» - и он понимает.
- Хорошо.. то есть нет, нет, конечно не хорошо, я не в том смысле.. Так… Боль.. какая она? Острая, тупая, ноющая, режущая, тянущая, дергающая… - он останавливается. - …ладно.. это бестолку… ты же не разбираешься… сейчас мне перечислишь сразу все…и толку-то...
Он запинается и начинает тереть себе виски. Руки у него дрожат.
- Так.. так.. так.. с чего бы начать.. черт.. чтобы лучше понять следствие, нужно внимательно рассмотреть причину.. да… причину..
Он резко встает.
- Нет, - она пытается ухватить его за руку, хоть это и слишком больно.
- Десять шагов, - говорит он. – Десять шагов туда и обратно. До лестницы и обратно. Туда и обратно. Минута. Минута. Я тут. Я вернусь, слышишь, я вернусь.
Он возвращается, вертя в руках что-то – и когда она понимает, что именно, она молча вжимается в диван.
Он даже не замечает этого, внимательно рассматривая нож – и лицо у него становится все мрачнее и мрачнее.
- Какого… - медленно говорит он. – Что за…
Потом быстро поворачивается к ней. В его глазах страх.
- Ну-ка… - он протягивает руку к тому месту, в котором сейчас живет озлобленный раскаленный ядовитый жук, который ворочается, скребется, кусает и разрывает все, что попадается под его жвалы и лапки.
- Нет, - просит она.
- Ну а кто, если не я? – говорит он. – Ну кто, если не я?
Она следит за его лицом. Кажется, он понял это, потому что сделал его непроницаемым – но забыл о том, что на лице есть еще и глаза. И в глазах она видит все.
- Господи, ну где ж он такое гавно-то взял… - печально говорит он.
- Кто.. он? – спрашивает она, чтобы отвлечься от ощущений.
- Неважно, - отвечает он, чтобы не отвлечься от дела.
Он убирает руки.
- Все будет хорошо? – спрашивает она.
- Конечно, - отвечает он.
Но не смотрит на нее. И она не может ничего прочитать в его глазах.
Она нащупывает его руку и пытается сжать ее – получается очень слабо, но он замечает это, и осторожно сжимает ее руку в ответ. И кажется, что уже и не так болит. Пусть даже на минуту – но кажется. Пусть даже и кажется. Когда нам что-то кажется, это в тот момент и является для нас наивысшей реальностью.
Но через минуту он там же осторожно освобождает свою руку – и кажется, что боль возвращается в удвоенном размере и с удвоенной злобой.
Он встает и собирается куда-то идти.
- Куда вы? – даже не спрашивает, а просит она.
- Я сейчас.. я просто принесу. Я туда и обратно. Я лишь туда – и обратно. Я вернусь.
Когда он возвращается, его взгляд убит и растерян. Он смотрит на нее с ужасом – и от этого жук под ключицей начинает яриться еще сильнее, хотя казалось – куда уж.
- Все будет хорошо? – тихо спрашивает она.
Он молчит очень долго.
Потом вдруг обнимает ее. Очень осторожно – и очень тепло и мягко.
- Конечно, - говорит на ухо.
В его руке три шприца. Три колбы иссиня-черного океана, точь-в-точь такого, какого он ей тогда показывал.
- Все будет хорошо, - говорит он ей.
Она даже не чувствует, как игла прокусывает кожу.
Потом он сидит, бережно массирует то место, в которое только что сделал инъекцию – и не смотрит на нее. Смотрит на оставшиеся два шприца.
- Мне надо уйти, - говорит он.
- Нет, - просит она.
- Мне надо, надо, надо…
- Пожалуйста…
- Я за лекарством, я только за ним и обратно. Туда и обратно.. Туда – и обратно… как хоббит.
- Но ведь у вас есть…
- У меня ничего нет, - печально говорит он. – У меня ничего больше нет.
Он поднимает на нее глаза.
В них ужас.
- У меня ничего больше нет, - повторяет он.
Она не понимает, о чем он, не понимает, что происходит – но она понимает, нет, нет, нет, даже знает, абсолютно точно знает – она не хочет, совершенно не хочет, чтобы он уходил. Только не сейчас, пожалуйста, только не сейчас…
- Возьмите меня с собой.. – просит она.
- Я не могу, - говорит он. – Это нельзя.. правда, нельзя.. нельзя тебе… Не вставай. Понимаешь? Ни в коем случае не вставай. Пожалуйста. Я не запрещаю.. я же знаю… - он пытается улыбнуться. - .. я же знаю, что ты никогда не делаешь, что тебе говорят.. я просто прошу. Просто прошу.. пожалуйста… Ничего не делай… просто подожди меня.
Он гладит ее по щеке – и руки у него дрожат, как от сильного холода.
- Вы правда вернетесь? – спрашивает она.
- Я обязательно вернусь.
- Вы обещаете?
- Я обещаю. Я обязательно вернусь, где бы я ни был.