Глава 3
С продолжением второй.
Миша сидел на стуле в просторном кабинете Георгия Павловича, с увешанными портретами императоров стенами, сложив на коленях руки.
Хозяин, заметно нервничая, ходил из угла в угол, и надо сказать, созерцание этой картины вызывало у Миши изрядное негодование. Голова начала болеть, и слегка стало подташнивать. Кирсановский же, кажется, усматривал какое-то особое наслаждение в том, что избрал себе в собеседники именно Мишу.
- Какой скверный праздник, - бубнил Кирсановский. – Моя бедная дочь, что ей пришлось пережить! Да и вы, Михаил Аркадьевич, испытали не совсем приятные мгновения. Мне так жаль! Подумать только, какое вопиющее безобразие. А сколько будет разговоров… вот ведь беда!
- Разве разговоры здесь имеют такое уж большое значение? – Искренне удивился юноша. – Пусть говорят, что угодно. Это неизбежно. На всякий роток, как говорится...
- А-а, - протянул разочарованно Кирсановский, возвысив голос, - ну раз вам не интересна общественность....
- Мне интересна общественность, но не пересуды. Произошло убийство. Погиб человек. А вы – общественность! Куда важнее узнать, что послужило причиной этому убийству.
Михаилу Аркадьевичу же сильно хотелось побыть в тишине и покое. От того, он томился в ожидании – быстрее бы вся эта новогодняя, но безрадостная ночь закончилась.
И всякий раз, когда он прикрывал веки, то непроизвольно вздрагивал, и даже не потому, что его мучили кошмарные картины с выстрелами, трупом, фиолетовой дыркой между глаз у того, а потому что его неотступно преследовала прекрасная в воздушном белом платье, вся усыпанная бриллиантами Анна Карловна. Ах, как ему в эти мгновения было хорошо!
- …Ну, ничего, пускай отдадут мерзавца под суд. – Продолжал размышлять Георгий Павлович (первую часть его филиппики Миша прослушал из-за грез). - А там уже не наша с вами забота. Устроили здесь поножовщину, как в трактире! Как же я недосмотрел, как же я не угадал?
- А мне отчего-то кажется, что это вовсе не следствие куража.
Георгий Павлович остановился, захлопал глазами на сидящего Мишу.
- Вы о чем, Михаил Аркадьевич?
- Ну, должна же была быть меж ними какая-то причина. Просто так посреди людного места никто пальбу устраивать не будет. И если один убил второго, да так гнусно, значит, причина велика.
- Ох, голубчик вы мой, - махнул рукой Кирсановский. – Вы все со своими романтическими предположениями. Какой там. Самая большая причина – это не поделили танец с одной и той же особой женского полу. А самая простая и верная причина – оба перебрали, утеряли над собою контроль. И вот вам результат – кошмарное злодеяние. Один сдурил, верно, и не предполагая, что он творит. Пальнул из пистолетика, пах, а он выстрелил. - Миша скептически насупил брови, будто слова Георгия Павловича вызвали у него сомнение. - И прямиком мальчишке в голову! А мальчишка оказался двоюродным племянником супруги одного либерального депутата.
Миша слушал, поджав губы.
- А кто второй?
- Поручик Карпов. Дед его еще при Николае Первом служил. В гренадерском полку. И такой фортель!
- Вы же сами говорите, Карпов – человек военный. Мало вероятно, что он спустит курок вслепую или не сможет отличить заряженный револьвер от пустого. Ведь сначала их разговор был приватным, наедине, меня они не заметили. Если меж ними возникло недопонимание, что мешало Карпову тут же вызвать обидчика на дуэль. Или выстрелить прямо на террасе, где нет посторонних глаз? Опять же, можно было бы легко перемахнуть через балкон и уйти садом.
Георгий Павлович снисходительно усмехнулся в усы. Что было взять с зеленого пока еще глупенького мальчишки.
- Вам бы, голубчик, только свои ребусы, да уравнения решать! Во всем какое-то неизвестное ищите.
- А куда же от него деться, если это неизвестное там имеется? - Миша взъерошил волосы. -
Сущее уравнение.
- Карпов – человек, преданный армии. А среди таких людей бегство не заведено.
- Это вполне нормальная реакция любого человека на то, что он только что совершил убийство. - Пожал плечами Миша, вздохнул, и принялся в очередной раз разглядывать портреты на стенах.
Кирсановский присел на край стола, закачал ногой.
- Экий вы сказочник, дорогой мой Михаил Аркадьевич. Хотя, в ваши-то годы в этом нет ничего дурного. И что вам ваша физика-математика, уравнения эти и прочие страсти… я вас хорошо знаю. Из вас может выйти большой толк. Аркадий Аполлонович мне сказывал, вы много чем интересуетесь. Любопытны. Тянетесь к знаниям.
Миша открыл рот, дабы опротестовать сию клевету. Он не любопытен. Он любознателен. Между прочем, большая разница! А вообще, чего греха таить, разница разницей, а вот следствие одно – всяческие неприятности от этой любознательности.
Но Георгий Павлович продолжал, невзирая на силящегося высказаться Мишу.
- Идите к нам. В департамент, например. – Сузил он маленькие в красных прожилках глаза. - Хотите, в департамент общих дел? Можно даже полиции, если изъявите желание. Не любопытно вам разве, нет? И не думайте, что в силу родственных связей я буду вам в этом подсоблять, боже упаси! Зная вашу принципиальность, у меня и в мыслях нет такой чудовищной низости. Но рекомендации вам могу дать самые наилучшие. А это самое важное. С вашим умом и способностями вы быстро поднимитесь, дослужитесь до высокого чина. Вот вам и уровненице, решайте-с. Вы преотличная партия Кэтти. А у меня сердце не будет болеть, ни за вас, ни за нее. А уж как она будет горда своим супругом, ежели он верно распорядится своим умом. Аркадий Аполлонович мой давний приятель, мы с детства знались. Если вы переняли характер своего отца, это просто прекрасно. За кого еще, как не за вас мне отдать свое сокровище?
- Благодарю, Георгий Павлович. Но право, я об этом совсем не думал. – Страшно смущаясь и нервничая, подбирал слова Завражский. - У меня были иные мысли – пойти на кафедру преподавать.
- Но позвольте, милый Михаил Аркадьевич, это же смешно. Такая растрата! Много ли вы на своей кафедре толку себе получите? И выйдет, что… - и не договорил, обратил свой взор куда-то поверх Мишиной головы, задвигал бровями, откликнувшись на стук в дверь. - Господин Яковлевский. Вот и замечательно, что это вы! Я вас дожидался. – Соскочил со стола Кирсановский. – Экий у нас новый год вышел. Видали?
Пока Георгий Павлович сетовал вошедшему человеку на то, что такая бесчинная выходка испортила такой замечательный праздник, тот с полным бесстрастия лицом, слушал, ни говоря ни слова.
Миша же, поднявшись со стула и стоя позади, с любопытством рассматривал гостя. Вполне обычного сложения и роста человек, абсолютно славянской внешности – русые волосы, светлые глаза, аккуратные баки. Разве что взгляд дюже холодный, и не единых намеков на разнообразие мимики, ни улыбки, ни чего-то еще. Уж очень постное лицо. Хотя, откуда Мише знать, может быть, так в их профессии требуется.
Кирсановский обернулся на Мишу, наконец, вспомнив о его здесь нахождении.
- Михаил Аркадьевич, знакомьтесь, - представил Георгий Павлович, - коллежский советник Яковлевский. Удивительный экземпляр среди своих сослуживцев. Слыхали, может быть. – Миша конфузливо покраснел. - Ах, ну да ничего, откуда же вам. Видно, не слыхали просто. Что он отыщет любого преступника, сомнений нет. Только ведь нам и искать некого, вон он, голубчик, прям у нас под боком. Увели уже или еще нет?
Яковлевский, не меняя выражения лица, едва различимо кивнул. Но Миша так и не понял, то ли это означало «да», то ли «нет», то ли еще что-то.
- Вот, - теперь товарищ министра внутренних дел снова обратился к Яковлевскому, - Михаил Аркадьевич Завражский. Замечательного ума молодой человек, сын моего старого знакомца. Мой будущий родственник. – Миша протестующе кашлянул, но Кирсановского это ничуть не смутило. – Правда, Михаил Аркадьевич?
У Миши только брови в удивлении сложились. Он не чаял, чтобы эта сцена жуткого знакомства поскорее закончилась, и можно было перейти к делу. Удивительному экземпляру Яковлевскому, похоже, это действо тоже не доставляло особой приятности. Но он, судя по всему, знакомый с повадками Кирсановского, терпеливо все сносил.
- Михаилу Аркадьевичу выпало быть свидетелем этой страшной трагедии. От того и держу бедного молодого человека здесь, будто затворника. – Засмеялся Георгий Павлович. - Такое потрясение, мыслимо ли? Давеча мне Михаил Аркадьевич интереснейшие теории тут приводил. Будто у поручика, застрелившего мальчишку, имелась какая-то наивысшей важности цель, - жестоко надругался Кирсановский над недавно высказанными Мишиными мыслями.
На это Завражский заморгал черными ресницами и совсем скис. Спас беднягу коллежский советник, по всей вероятности заметив растерянность молодого человека.
- Что ж, - прервав за все время не унимающегося Кирсановского, из чьих уст без устали лились слова, - я бы предпочел послушать господина Завражского. Уж если я здесь, думаю, его рассказ может быть полезен делу.
Когда господин Яковслевский попросил припомнить подробности случившегося, оказалось, что Миша от волнения не так подробно-то все и запомнил. Мысли прыгали, будто саранча. То ли от волнения, то ли от пережитой неприятности. Но он приложил все силы, чтобы вспомнить все детали, вплоть до самых незначительных. Ему отчего-то казалось, что это может быть весьма полезным. Сомневаясь, нужно ли это делать, все-таки ввернул в рассказ и несколько своих предположений (которые Кирсановский давеча окрестил теориями), за которые получил упрек в детскости и наивности суждений.
Конечно, что его размышления, а тем более, перед опытным человеком. Ужасно боялся, что тот его и слушать не пожелает, тоже засмеет. Но Яковлевский, бывалый человек, в отличии от елозившего в кресле Кирсановского, слушал внимательно, не перебивал. И взгляд его, кажется, даже выдавал заинтересованность. А может быть, Миша принял желаемое за действительное.
- Что ж, Михаил Аркадьевич, если вы еще что-то вспомните или захотите поделиться своими соображениями, можете сообщать прямо мне лично. Квартируюсь в Малом Знаменском в доме Мазинга. С удовольствием с вами потолкую, если будет о чем.
* * *
И все-таки пришлось идти на скетинг-ринг. Это по-модному. А обычными словами, на каток.
Кэтти так просила, так умоляла. Звонила несколько раз. Позволить, чтобы все старания мадмуазель Кирсановской пошли прахом, Миша решительно не мог. Скрепя сердце, дал Кэтти согласие. Та даже несолидно взвизгнула в телефонную трубку.
- Михаил Аркадьевич, вы даже не представляете, какой вы чудесный! - Хихикнула она, позабыв обо всех правилах и приличиях. – А-то, с Жоржеттой Крестьяновной так скучно, так скучно. Значит, завтра в полдень.
Нужно заметить, что в согласии Михаила Аркадьевича участвовала и некоторая личная причина тоже.
Спасти Кэтти от беспрестанных поворотов телефонной ручки (дабы дозвониться ему) и всяческих усилий склонить его к положительному ответу – это во-первых, ну а во-вторых, Мише очень хотелось узнать, как обстоят дела в доме Кирсановских после того ужасного новогоднего случая, не слышно ли чего про убитого молодого человека и поручика Карпова.
Кэтти обладала природным даром – просовывать свой маленький носик в самые мало-мальски интересные щелочки. Наверняка, и это происшествие интересовало ее ничуть не меньше, чем новость – так составит ли Михаил Аркадьевич ей пару на скетинг-ринге или нет.
Завидев его, Кэтти, до этого под звуки духового оркестра, шагающая под руку со своей нянькой по льду, сразу же замахала ему ручкой
- Как хорошо, что вы пришли, - запыхавшись, сказала гувернантка. – А-то Катрин меня уже «заездила». – И засеменила к заборчику.
- Полюбуйтесь! – Похвасталась Кэтти, выставив вперед ножку в новом и модном конечке «Галифакс». – Как вам, нравится? Это мне папенька на праздник подарил.
Миша, конечно, подарком восхитился, и учтиво сделал Кэтти комплимент, что она чрезвычайно хороша. Но остался в легком недоумении – для какой такой надобности они ей.
Потому что, нужно заметить, что каталась Кэтти не очень. Точнее даже, не то что бы «не очень», а просто ужасно. На месте Кэттиного фатера он бы не стал преподносить ей такие подарки, дабы оградить дитя от опасных травм.
Катерина Георгиевна сразу же вцепилась в Мишину руку тоненькими пальчиками, и возжелала ехать именно таким манером. Что означало – тащить Мише за собою мадмуазель Кирсановскую, причем, самым аккуратнейшим образом, дабы не уронить. Но Кэтти же, жестокое дитя, этого, кажется, не желала понимать.
- А давайте разгонимся? – Щебетала она. – А?!
- Умоляю, Катерина Георгиевна, не надо, это опасно!
Когда Кэтти, наконец, поняла, что лучше ехать медленно, а не разгоняться будто конькобежец, Миша спросил:
- Кэтти, как ваш батюшка?
- Благодарю. Папенька в здравии. Разве что, только волнуется о происшедшем. Ну, в новогоднюю ночь. Вы ведь помните, правда?
- Помню. А что об этом случае ничего не слышно? Выяснили, может, из-за чего сей инцидент произошел? – Осторожно поинтересовался Михаил.
Но Кэтти оказалась более жестокой, чем он себе представлял. Она только пожала плечиками:
- Ах, Михаил Аркадьевич, я в неведенье. Да вы спросите у папеньки, если интересуетесь. Приходите, и все сами выясните. Вот нынче и приходите! – И жеманно засмеялась.
Вдруг в них врезался какой-то мальчуган, и Катерина Георгиевна от неожиданности вскрикнула, больно сжала Мишину руку.
Хотел он еще что-то спросить, да уже не стал. Кроме того, здесь с ним произошло и вовсе неожиданное – он утратил всякий дар речи и обмер. Потому что по другую сторону пруда, под руку с каким-то пышноусым блондином ехала мадам Толстинская. И, кажется, даже, его заметила, и более того, узнала, потому что улыбнулась, как старому знакомому.
Кэтти же продолжала что-то щебетать про приглашение в их дом, про отца, про то, что Миша был в ту ночь таким храбрым, таким смелым, у нее до сих пор подкашиваются ноги и прерывается дыхание от одной мысли о выстрелах.
- Вы замерзнете! – Взывала к своей подопечной Жоржета Крестьяновна. Да она и сама сейчас походила на сосульку, топчась у елки. – Катрин, Кэтти, давайте же зайдем в павильон. Там чай и лимонад. Нельзя так долго быть на морозе. У вас красный нос!
Катерина Георгиевна замахала руками на няньку, мол, отстань, но та не унималась. Пришлось подчиниться.
- Михаил Аркадьевич, пойдемте пить лимонад. Или чай с булочками!
- Благодарю. Вы идите, а я лучше подожду вас здесь.
Куколка наморщила носик, закусила розовую губку, и стала похожей на малое дитя, которому не дали конфету.
- Право, - попытался успокоить ее Миша, почувствовав за собою вину, - я совсем не замерз. А вам лучше послушать мадмуазель Жанне.
- Ну ладно. – Тряхнула головкой Кэтти, и из-под шапочки выбились золотистые локоны. – Обещаете дождаться?
Он кивнул, и помог ей добраться до заборчика, у которого топталась посиневшая гувернантка, шагнуть на нескользкую дорожку.
Анна Карловна будто угадала, и спустя несколько минут, сама подъехала к заборчику, у которого так и остался стоять Миша, не решаясь сделать шаг навстречу прекрасной Царевне-Лебедю. На ней сейчас хоть и не было того прекрасного платья, той сверкающей диадемы, но она по-прежнему была самой настоящей Царевной.
- А-а, Миша! Какая приятная встреча. – Обмерила его приветливым и слегка вызывающим взглядом Толстинская. – Вот уж не ожидала вас встретить снова.
Собеседник ее при этих словах весь вдруг вспыхнул и закраснелся.
- Приятно проводите время, Анна Карловна? - Рассеянно спросил Миша, отчасти удивленный встречей.
- Нет, скорее, скучаю. – Молвила Толстинская, улыбаясь, и будто пряча за свою улыбку что-то особенное.
- А где же ваш супруг?
- У него дела. Он ведь довольно важная персона. У мужчин никогда нет времени на их женщин. Ну а мне надоело проводить время в одиночестве. Решила затеять прогулку. Вот, опять же, знакомых встретила, и очень этому рада. А вот вы здесь не один.
- Катерина Георгиевна, дочь господина Кирсановского, что устраивал новогодний бал, попросила ее сопровождать.
- Милая особа.
- Вы, кажется, тоже не одна. – Мстительно припомнил Миша пышноусого господина, и опустил глаза.
- Инструктор. – Беззаботно взмахнула муфточкой Толстинская. И вдруг приблизилась к Мише, горячо шепнула ему на ухо: - Отвратительно катаюсь. Дабы не упасть, решила прибегнуть к посторонней помощи.
Хотя, сразу было видно, что это сущая неправда. Толстинская столь уверенно держалась на льду, что на неопытную посетительницу скетинг-ринга ничуть не походила. Но уличать ее во лжи у Миши и в мыслях не было.
- Пока ваша спутница удалилась на отдых, не составите мне компанию на этой чудесной прогулке? – По-кошачьи щуря глаза, спросила Анна. – А-то инструктор оказался ужасным занудой.
Надо признаться, от всего этого Миша совсем утерял способность мыслить – поступил совсем не по-джентельменски, позабыл о Кэтти в первые же секунды. Верно, для нее было бы ужасным ударом, увидеть своего возлюбленного под руку с другой дамой. Но на счастье Михаила Аркадьевича, Кэтти сейчас наслаждалась лимонадом и лакомилась булочками.
Анна была в чудесном расположении духа.
- Когда я была девочкой, мы с сестрой и братом часто ходили на пруд, который был поблизости с домом…
- У вас есть сестра и брат?
- Были. – Коротко ответила Анна Карловна. – Сестра, к сожалению, погибла. Не хорошая история. А брат... нет, он жив. Но… - Голос ее дрогнул. - Впрочем, не будем о грустном, Миша! Зачем портить такой чудесный день. – И заливисто рассмеялась, когда Миша споткнулся и едва не загремел во весь рост, растянувшись на льду.
Кто поймет этих женщин, то плачут, то сразу же начинают смеяться, - уязвлено думал Завражский.
Круглый идиот, - разозлился на себя Завражский. Она начала рассказывать о себе, что непременно указывает на выстраивающееся доверие промеж ними, а он все испортил своими неуместными расспросами!
- У меня не было в мыслях вас расстраивать Анна Карловна, поверьте!
- Верю. Вы очень милый мальчик. Однако вам не место рядом со мною. Возвращайтесь к своей даме сердца. - Проговорила Анна Карловна, как бы поддразнивая его, на что Миша ужасно смешался. - Должно быть, она вас заждалась. А мне пора. Увы, чрезвычайно важные дела.
- Я бы мог проводить вас. – Жестоко страдая от содеянной ошибки, попытался хоть как-то загладить свою вину Миша.
- Ну… если вы желаете.
Вышли на Садовое кольцо, Анна огляделась в поисках извозчика, достала кошелечек.
- Не утруждайте себя, Анна Карловна! Я бы мог посадить вас в карету.
- Не стоит, Миша. – На этот раз холодно, без всякой улыбки проговорила она, помахивая сафьяновым кошелечком. – Я и так отняла у вас много времени. Ваша юная мадмуазель, наверняка вся извелась и сильно страдает. – А это она уже произнесла с иронией. - А вы…
И не договорила, потому что мимо них молнией пронесся какой-то мальчишка, и рука Анны Карловны, в которой она держала свой замечательно красивый кошелек, опустела.
- Стой! – Немедленно крикнул Миша. – Не тревожьтесь, Анна Карловна. Дождитесь меня! – Срываясь с места, попросил он.
- Миша, оставьте эту затею! – Кинула ему вслед она. – Мне не жаль этого кошелька. Безумный мальчишка, вернитесь!
Но Завражский ее, кажется, уже не слышал, резво сорвавшись с места, и кинувшись за парнишкой в сторону Садово-Кудринской, он быстро оставил позади растерянную Анну.
Был соблазн оглянуться, поглядеть, как она провожает взглядом своего «спасителя», но побоялся, что потеряет взглядом маленького воренка. Как и где потом его отыскать? А допускать такое безобразие по отношению к Толстинкой просто невозможно!
Вернулся Миша, прямо скажем, победителем. Такой лихой моцион, конечно, заставил его раскраснеться, да и сбившееся дыхание еще не восстановилось, но самое главное, трофей был зажат у него в руке. Теперь торжественно вернуть Анне Карловне украденную и снова обретенную вещь!
Но Анны не было. Он завертел головой в разные стороны. По дороге уныло полз конный трамвайчик, в шагах десяти от него о чем-то спорили два извозчика. Миша прищурился и, приложив ни одно усилие, разглядел вдали знакомый тонкий силуэт – и пальто с меховым воротом, и муфточку, и соболью шапочку. Это была она, Анна! Хотел ее окликнуть, но не смог. Она уже ступила на подножку черной закрытой кареты, а дверцу ей открыла чья-то рука (карета была не пуста). Кроме белой манжеты и лайковой серой перчатки больше ничего было не видно. Дверь захлопнулась, и карета тронулась с места. Анна даже не обернулась, не поглядела назад.
Кто это мог быть? Муж? Вряд ли. Любовник? Ну конечно, у красивой мадам Толстинской непременно должен быть любовник. Артищев отзывался о ней, как о роковой женщине с не лучшей репутацией.
Подумал, и самому стало противно от таких мыслей.
Как можно!
Какое у него право упрекать Анну Карловну? Да еще делать столь безобразные грязные предположения о ее приватной жизни?
И не сдержался, позволил сердцу возобладать над рассудком, сию же секунду подумав: у ее поклонников наверняка и статус, и опыт, и деньги, и красота. А что он? Полная противоположность. Простой неприметный мальчишка, который, когда ее видит, начинает путаться в словах и мыслях, чувствуя, как в горле застревает ком, а внутри все бурлит.
Мучаясь от какой-то странной тупой боли в груди, Миша поморщился, вдруг вспомнил про Кэтти. Бедняжка должно быть и правда, уже ищет его. Нельзя было заставлять мадмуазель Кирсановскую волноваться.
Но теперь у него в руках была вещь, принадлежавшая Анне Карловне. И ее, непременно, нужно было вернуть!
Отредактировано smallangel (2009-03-16 20:33:36)
И мы это будем с удовольствием смаковать) :nyam:
как я его понимаю! 
Violet,вы мозг.Ну естессно,Меговский ребенок умер,а хитрющая мадам Жири,видя,что Крися по ходу не собирается за своим ребенком возвращаться,взяла,и подменила умершего малыша Мег на Крисиного-живого.Ой все,я в шоке... :shok: Night,стопроцентно нужны Кристина и Эрик в этом фике,а то кто же то тайну раскроет??? 8( 
appl 
