Кто-то там Призрака в излишней чёрствости упрекал? Получите...
ЗЫ: читавшие оригинал, нужна ваша помощь! :sos: Не знаю, что делать с называниями глав. Помогите с их переводом, или мне без названий выкидывать? Все ответы - в личку.

Ох, только счас поняла, что я чуть не выкинула эту проду в Ангелах  

olyalya, а можно ссылку на обсуждение этого фика на gb.net?

Отредактировано Эра (2005-05-07 10:56:38)

Ой ли?
Аманда там ещё тоже той ещё мадам окажется.
С температурой да, что-нибудь попробую изменить.
*взвизгивает от радости а-ля поросёнок* А там продолжение оригинала выложили!!!!!!! V/

Отредактировано Эра (2005-05-08 16:43:38)

Глава 7
– Я видел твоё лицо в своих мечтах, – прошептал он. – Я слышал твой голос в своих кошмарах. – Она не могла слышать, и только поэтому он говорил. Ещё раз смочив мягкое полотенце в воде, он провёл им по её пылающему лицу. Тихий стон сорвался с её губ, когда она почувствовала холодную воду на своём теле. Её глаза были закрыты, её бледная кожа казалась золотой в свете единственной свечи в комнате. – Когда мне снился рай, я чувствовал твои губы. Я чувствовал твоё тело рядом с собой. Я чувствовал твои волосы своими пальцами, твой голос звал меня по имени. – Эрик не думал, что своими словами он только ещё сильнее разожжёт в себе желание. Его голос превратился в шёпот, он провёл полотенцем по её шее и ключице. – Когда мне снился ад, – он старался не замечать, как её грудь вздымается под тонкой, промокшей насквозь сорочкой, – я слышал, что ты кричишь от ужаса, когда видишь меня, видел, что ты в страхе бежишь от меня прочь.
Он закрыл глаза. Бесчисленными ночами он просыпался в холодном поту, его будил страшный сон, что Кристина возвращалась к нему, только затем, чтобы вновь убежать от него, как только видит его лицо. Потом она услышал, что её опять затрясло, и провёл пальцами по её длинным рукам, желая, чтобы она успокоилась, шепча ей, что всё будет хорошо.
– Я ненавижу тебя с каждым вздохом. Ненавижу тебя несмотря ни на что. Ненавижу тебя так сильно, как только могу… Ненавижу тебя за то, что умираю от любви к тебе.
Он провёл пальцами по своим спутанным волосам, сам испуганный тем, что только что сказал. Неужели он действительно любит её, несмотря на то, что произошло… что могло произойти?
Он ещё раз провёл полотенцем по её телу. Большинство его кошмаров были просто предательскими мечтами. Жестокие сны, полные его желания обладать ею, его бесконечной страстью к ней. Она всегда была в его объятьях, сплетя своё тело с его, называла его по имени, когда он занимался с ней любовью. Её голос всегда дрожал от страсти, её стоны наполняли его сердце счастьем…
Эти сны были страшнее кошмаров. Они были самыми жесткими. Он просыпался с воспоминаниями о её губах на своих, но пальцы хватали пустую реальность в виде холодных простыней.
– Кристина…
Впервые он позволил себе назвать её по имени. Наслаждение от чувства этих трёх слогов на своих губах прокатилось по всему телу и он внезапно почувствовал, каким холодным и жестоким он был по отношению к ней…
Нет! Жестокость была необходима.
Она никогда не будет для него вновь Кристиной Даэ. Она никогда не будет даже Кристиной… Легче было думать о ней как о мадам де Шаньи. Жене того мальчика.
Тот мальчик был мёртв.
Об этом Эрик даже не думал. Последнее, что ему хотелось, так это занять место Рауля. Он скорее умрёт, чем позволит Кристине использовать просто для комфорта… как тело, к которому можно приделать лицо её дорогого почившего мужа.
Негодование захватило его мысли, демоны подхватили его, словно водоворот.
Она оставила его ради виконта.
Она оставила его умирать в одиночестве… только с жестоким воспоминанием о её поцелуе.
– Нет! – крик Кристины прокатился по комнате и Эрик распахнул глаза. Он был более чем удивлён, когда увидел, что она спит, хотя и мечется во сне по кровати, пытаясь сбежать от кошмара. Ему было жаль её. Сны, рождённые лихорадкой, не похожи на обычные сны. Они более жестокие, и трудно понять, сон ли это или реальность. В них полно страхов, и когда просыпаешься, страх и отчаяние всё ещё не покидает тебя.
– Нет. Господи, я не могу!
Эрик смотрел на неё, зная, что он ничего не может поделать. Она не проснётся, пока кошмар не закончится – так глубоко утонуло её тело в беспамятстве.
– Я не могу дышать! Дышать не могу! – Кристина начала хватать ртом воздух, мозг Эрика заработал на полных оборотах. Да что ей снится? А потом вспомнил и не смог сдержать крик отчаяния.
Коммуна.
Она была изранена, когда приехала. С чувством вины он вспомнил, что сказал ей, что его не интересует, что с ней произошло. Сначала он думал, что так будет просто спокойней, но теперь он понимал, что тогда просто лгал себе. Если бы она всё ему рассказала, он бы не выпускал её из своих объятий, целовал бы до тех пор, пока все её синяки и порезы не исчезнут. Она бы разрушила ледяную стену вокруг его сердца в один момент. Мысль о том, что Кристине кто-то мог причинить боль, ударила его в самое сердце.
– Я не могу дышать! Ты слишком тяжёлый!
Эрик вздрогнул.
– Я не могу, ты не можешь!
Она в панике заметалась по кровати, её крики становились всё более безумными и полными отчаяния. Эрик упал с кресла на колени рядом с ней и схватил её за руки, понимая, что он никак не остановит этот ужас, который она опять переживала.
– Нет, нет, пожалуйста! – забормотала она. – Господи, нет, мне больно!
Этот крик заставил его кровь остановиться в жилах, и Эрик сел рядом с ней на кровать, пряча её тело в своих объятиях, целуя её лоб, укачивая её, как ребёнка. Слёзы гнева жгли глаза. Ей снился кошмар об изнасиловании.
Её изнасиловали.
Его ангела…
Он прижал её к себе ещё крепче, моля Бога о том, чтобы он облегчил её боль. Теперь он знал, знал о том, о чём никогда не посмел бы спросить. Восставшие её изнасиловали. Они убили Рауля и изнасиловали его прекрасную Кристину… только Господь знает, что произошло ещё.
– Кристина, – прошептал он. – Моя милая, милая Кристина.
Она опять закричала, её тело билось в конвульсиях, несмотря на сильные руки Эрика вокруг неё.
– Господи, помоги мне! Пожалуйста, Господи, помоги! – её голос слабел, крик превращался в лепет, но она продолжала видеть этот кошмар.
– Мне больно! Не надо! Пожалуйста, я тебя умоляю…
Эрик прижал её к себе ещё крепче. Она убьёт человека, который сделал это…
– Не надо, Рауль! – закричала она. – Не надо, Рауль, мне больно! Пожалуйста, не надо! Пожалуйста! Рауль, нет!
Эрик закрыл глаза, в нём поднялось отвращение ко всему миру.
…Она вспоминала не Коммуну…

Глава 9
Он рассмеялся.
Резкий, злой звук.
Эрик запрокинул голову и расхохотался так, что у Магды похолодела кровь.
– Люблю её! Ты думаешь, что я люблю её!
Магда зажмурилась.
– Какого чёрта я сделаю что-нибудь такое глупое?
Эрик поднялся с шезлонга, его вид только внушал ещё большее чувство опасности. Он подошёл к цыганке, обошёл вокруг неё, не отводя от неё своих глаз, позволяя ей почувствовать, что он здесь…
Она дрожала.
– Мадам де Шаньи действительно тебе очень дорога, раз ты рискуешь направить на неё мой гнев.
Слеза скатилась по её щеке. Что она сделала? Её невинный вопрос загнал его обратно в угол, из которого ему стоило таких трудов выбраться.
– Ты боишься меня, Магда? – его голос был низким шёпотом, пока она завершал свой круг вокруг её дрожащего тела.
Она не открывала глаза и не отвечала. Его гнев вместе с его идеальной белой маской ужасали её больше, чем она могла подумать.
Эрик остановился и уставился на неё, поражаясь бледности её обычно тёмной кожи. Ей не надо было отвечать. Он и так видел, что она боится его.
Он был для неё чудовищем.
Он с криком обрушил кулак на большую хрустальную вазу. Крупные осколки порезали его кожу, мелкие водопадом посыпались на пол.
– Почему! – закричал он. Китайский светильник разделил участь вазы и тоже пал на пол жертвой его гнева. – Я причинил тебе боль, Магда? Я причинил боль твоему мужу… любому в этом доме? Разве я сделал что-то, кроме как позволил вам жить? – он сорвал гравюру со стены над камином и бросил её в огонь.
Магда поняла, что он был прав.
– Вы боитесь меня из-за этого! – он дотронулся до своей маски.
И опять он был прав. Магда вздрогнула, когда он вновь рассмеялся своим ужасающим смехом.
– А теперь ты хочешь знать, люблю ли я Кристину? Почему, Магда? Это пугает тебя! Что за моим лицом скрывается сердце, которое желает того, что любой человек на этой чёртовой планете заслуживает? Ты боишься меня из-за моей маски, а ты должна быть благодарна, что я ношу её!
Она медленно открыла глаза.
– Я не чудовище, – крикнул он. – Нет. – Цинизм лился из его слов. – Знаешь, Магда, когда-то меня называли Ангелом.
Она не реагировала, и это почему-то разъярило Эрика ещё больше. Его идеальная жизнь вырывалась из-под контроля, и он не мог смотреть, что Магда ничего не делала.
– Кто вы? – почти неслышно прошептала Магда, но Эрик не упускал ничего. Вместо того, чтобы ответить на её вопрос, он схватил её за запястье и выволок из комнаты. Она бежала за ним по тёмным пустым коридорам, узким лестницам. Наконец он пинком распахнул дверь в пыльную музыкальную комнату, и с такой силой втолкнул туда цыганку, что она упала. Он сел за рояль и начал играть музыку, которая говорила всё, чем он был. Его кровавые руки воскрешали «Торжествующего Дон Жуана».
Магда перестала дышать, когда первые звуки музыки раздавили её своей силой. Гнев, боль, ненависть, страсть переплетались с покоем, темнота казалась частью света. Она почувствовала, как её ногти впились в ладони, спина заболела от ударов звуков и чувств, которые он обрушивал на неё. Неужели это то, что чувствовал этот человек? Неужели в жизни ледяного барона когда-то была такая страсть? Такая боль?
Неожиданно прекрасная в своём ужасе музыка смолкла, Эрик развернулся. Рукав его рубашки пропитался кровью, его волосы были ещё в большем беспорядке, чем раньше, на любу и шее выступил пот. Осознание того, что человек вроде него может создавать такую прекрасную, но такую пугающую силу делало его только ещё более устрашающим. Вот кем он был. Воплощением своей музыки. Он ответил на её вопрос своей игрой.
Она боялась его больше, чем когда бы то ни было.
И он это знал. Эрик заглянул в её глаза, его лицо изменилось. Он знал.
– Все, кого я знал, боялись меня, Магда. Все! – гнев в его голосе внезапно сменился болью. – Но у них были причины! Люди из моего прошлого имели причины бояться меня… но не ты! Ни один из вас! Не здесь! Не теперь, когда я изменился!
Магда не шевелилась.
Её хозяин уронил руки.
– Хотя на самом деле я не изменился. – Боли теперь не было. Человек, который был в нём – испуганный, раненный, тот, который оставался ночью с Кристиной – исчез.
– Хочешь знать причину, почему ты боишься меня, Магда… настоящую причину!
И он сорвал маску со своего лица.

Роман зажал маленький коричневый пакетик с лекарствами в руке, стоя в холле большого дома. Доктор Старр явно не бедствовал, и Роман надеялся, что у доктора хватит ума не вмешиваться в дела Коммуны. Маленькая мадмуазель Жири прощалась с доктором.
– Очень приятно было увидеть вас вновь, доктор, – говорила она, улыбаясь доктору. Тот только улыбался в ответ и трепал её по плечу.
– И мне тоже, моя дорогая, твоё личико подобно лучику света в эти тёмные времена. Я только молюсь, чтобы всё это быстрее закончилось. – Она замолкли на секунду, и Роман внезапно почувствовал себя чужим. – Как твоя мать?
Мег покачала головой.
– Знаете, мама всё ещё горюет по Кристине. Она винит во всём себя, почти не выходит из дома. Считает, что это она во всём виновата, меня совсем не слушает. Постоянно говорит, что ей не надо было тогда вмешиваться.
Доктор Старр вздохнул.
– Отношения Кристины с тем сумасшедшим не являются ничьей виной. Это просто несчастье.
Роман прислушался. Сумасшедшим?
В глазах у Мег заблестели слёзы. Она поспешно взяла себя в руки – она и так плакала сегодня весь день.
– Ошибаетесь, доктор Старр. Мама показала виконту тогда путь вниз и теперь винит себя за это. Без неё Рауль никогда бы не спустился… может быть, она была бы жива, если бы осталась под его защитой.
Доктор пожал плечами.
– Кристина теперь с ангелами, Мег. Неужели ты бы предпочла, чтобы она была рабыней в аду того чудовища?
Мег опустила взгляд, но ничего не сказала. Теперь всё это было неважно, Призрак Оперы был мёртв. Никто из них не выжил. Рауль «освободил» Кристину и это обернулось смертью всех троих.
Мозг Романа работал на полных оборотах. Совесть вступила в противоборство с рассудком. В глубине души он уже знал, что Кристина, о которой говорила Мег Жири, и его Кристина была одним и тем же человеком. Всего несколькими словами он может уничтожить боль этой девушки… он может легко выдать Кристину.
Он прикусил язык, надеясь больше узнать из разговора Мег с доктором. Но они уже кончили обсуждать Кристину и повернулись к нему.
– Мсье Майект, – голос доктора был глубоким, но добрым. – Передайте пожелания всего наилучшего этой служанке. Судя по тому, что вы мне рассказали, это сильная девушка, и она сможет победить инфекцию, тем более при помощи лекарств. Но я хотел бы узнать, кто рекомендовал меня барону. Я вынужден признать, что имя фон Алсинг мне незнакомо.
Роман вежливо улыбнулся.
– Сожалею, мсье, но я не знаю, кто посоветовал вас моему хозяину, хотя я обычно первым узнаю подобные вещи. Но я должен сказать, что барон велел мне сразу обратиться к вам, так что он знает о вашей практике.
Старр довольно кивнул и ещё раз объяснил Роману, что делать с препаратами, которые он ему дал. Кроме лекарств против инфекции Роман получил ещё мазь, которой можно было залечить рану девушки. Вежливо попрощавшись с доктором, Роман и молодая мадмуазель Жири вышли на солнечный свет.
– Спасибо за вашу помощь, мадмуазель Жири. – Она улыбнулась и Роман увидел, что, несмотря на бледную кожу, она была очень красивой девушкой. – Могу ли я проводить вас до дома, чтобы вернуть долг?
Но его вело не столько понятие о чести, сколько простоя любопытство. То, о чём Мег разговаривала с доктором, звучало очень интересно…
Мег кивнула.
– Я шла к модистке, когда столкнулась с вами. Мне надо забрать шаль моей матери. Её сейчас часто пробирает озноб. Ателье отсюда всего в нескольких кварталах.
– Мне грустно это слышать, мадмуазель Жири, – ответил Роман, когда они направились вниз по улице. – Смерть вашей подруги очень сильно затронула вашу мать?
– Не только. Кристина была для неё как вторая дочь. Она винит себя во всём, что тогда случилось.
Роман понял, что это его шанс узнать побольше.
– Да, мадмуазель Жири, я слышал, что вы что-то говорили такое доктору, но, боюсь, я не понимаю, о чём речь, почему ваша мать так винит себя.
Мег остановилась.
– Неужели вы не слышали скандала вокруг имени Кристины Даэ? – Роман покачал головой. – Вы когда-нибудь слышали о Призраке? – когда он ответил также, Мег посмотрела на него так, будто видела его впервые. – Никогда! Вы не читали «Эпок»!
Роман едва не улыбнулся. Её угрюмость превратилась в обычное для молодой девушки желание посплетничать. Хорошо, подумал он. Даже цыганские девочки о чём-то всегда шептались.
Мег взяла его за руку и продолжила идти дальше.
– Мы с Кристиной были балеринами в Опере. Моя мама была там балетмейстером. Это было примерно год назад… Только у Кристины был ангельский голос… но этого никто не замечал… кроме него.
Роман смотрел на неё, но вопросов не задавал.
– Ну, мы знали его как Призрака Оперы… Кристина называла его Ангелом Музыки. Он был простым человеком… но у него была власть, мсье. Он жил под Оперой.
Роман чуть не рассмеялся.
– Под Оперой? Как крот? – но замолк, когда увидел выражение лица мадмуазель Жири.
– Не смейтесь, мсье. Может, он и был безумцем, но он был гением. Он научил Кристину петь так, как мы не могли даже мечтать. Он даже смог добиться, чтобы она выступала. Он мог ходить, куда он хотел. Его не могла остановить ни одна дверь в Опере, его лабиринт был больше любого парижского дома. Он писал музыку, сценарии… ну, всё. Он уничтожал всех, кто ему мешал, уничтожал других певцов… уничтожал жизни. Он убил рабочего сцены, когда тот хотел помешать ему. Театр принадлежал Призраку…
Страшное чувство захватила Романа, когда он слушал девочку, но он не прерывал её.
– Он любил Кристину и это его погубило. Она обручилась с виконтом де Шаньи, и когда Призрак узнал об этом, – Мег вздрогнула, – он сошёл с ума.
Роман слушал, как она рассказывала ему о маскараде и о «Торжествующем Дон Жуане». Когда он спросил, почему этот человек поступал так, она ответила, что он был изуродован, и общество отвергло его. Она рассказала о постановке оперы Призрака и о похищении Кристины. Кристина сама рассказывала Мег, что тогда произошло. Что Призрак привязал Рауля к решётке и грозился убить молодого виконта, если она не останется с ним…
– Тогда она поцеловала его. Она поцеловала его и… и он отпустил её. Он слишком сильно любил её… и хотя она никогда не говорила… Я думаю, мой дорогой друг… ну, – она посмотрела на Романа, её глаза опять были влажными. – Впрочем, теперь это не имеет значения.
Они подошли к ателье и остановились. Глаза Романа перебегали с одного предмета на другой, когда он вдумывался в эту невероятную историю, которую только что услышал. Неужели Кристина когда-то жила такой жизнью?
– Только я одного не понимаю, мадмуазель Жири. Почему он похитил её во время спектакля? Почему не забрал её потом, когда в театре всё было бы спокойно.
Мег раскрыла рот, словно поняла, что сделала глупость.
– Господи, мсье, я не сказала вам? Она сорвала с него маску!
Роман прищёлкнул языком.
– Этот Призрак, это чудовище… он…он носил маску?
– Да, – кивнула она. – Обычно он носил белую маску, которая скрывала правую часть его лица.

Кристина вновь видела сны. Те же ужасные сны, которые подчиняли себе её рассудок уже много ночей подряд.
Она вновь была в пещере Эрика, вновь одета в подвенечное платье, вновь видела ту ужасную ночь.
– Ты испытываешь моё терпение! – проговорил он. – Выбирай!
Кристина смотрела на него, на его открытое лицо, его дикие глаза. Нет, подумала она. Нет, Эрик, пожалуйста, не заставляй меня поступать так.
Потом она видела день своей свадьбы. О, как счастлив был Рауль, стоя перед ней в своём элегантном костюме. Он улыбался ей, пока священник благословлял их союз, но внутри её душа умирала.
Нет, Господи, я не могу, думала она, но не находила себе в сил сказать. Рауль рисковал ради неё жизнью, Эрик отпустил её. Она любила Рауля. Теперь это была её жизнь и она не имела права отвергнуть её.
Неожиданно её красивое подвенечное платье исчезло и она оказалась обнажённой на кровати – её супружеской кровати. Она чувствовала в себе Рауля, тяжесть его тела на себе.
– Я не могу дышать, дышать не могу! – но Рауль не слышал её. Е думая ни о чём другом, Кристина отказалась от радости супружеской жизни, хотя её тело и получало от этого удовольствия. Она посмотрела в его глаза, но вместо его тёплых синих глаз увидела серо-зелёные, которые обжигали своим холодом.
– Эрик, – простонала она.
Рауль замер, оттолкнул её от себя и встал.
– Я не могу! – крикнул он. – Ты не можешь так поступать! Ты любишь его, Кристина!
– Нет, нет, пожалуйста! – залепетала она. Господи, как же больно, подумала она. Рауль был рядом с ней, говорил, как сильно он её любит, умолял её позволить ему. Кристина всхлипывала, говорила, что тоже любит его, что любила его с детства. Сердце замерло, комната закружилась вокруг неё, она закричала…
…и оказалась в светлой спальне, точно не своей. Хорошо одетый человек сидел рядом с ней.
– Как вы сегодня себя чувствуете, виконтесса?
Она не обратила на него внимания, упав на подушки и отворачиваясь к стене.
– Господи, помоги мне. Пожалуйста, Господи, помоги…
Человек продолжал говорить, хотя она не смотрела на него. Он дотронулся до её руки.
– Виконтесса, вы знаете, что при вашем состоянии я должен наблюдать за вашим сердцем. Ваш муж будет недоволен, если мы не будем за вами смотреть.
Она повернулась к нему, чувствуя слабость в своём молодом теле.
– Когда я вернусь домой? – тихо спросила она.
Его пальцы задержались на её запястье, потом на шее, он проверил пульс.
– Скоро, миледи, – пообещал он.
А потом она возвращалась к тому, с чего сон начинался, вновь оказывалась в подземелье Эрика, и Рауль увозил её в той гондоле. Она обернулась и почувствовала, что её сердце разрывается на части, когда увидела, что Эрик стоит на берегу, разбитый и одинокий.
– Не надо, мне больно! – кричала она. – Не надо! Пожалуйста, я тебя умоляю… Не надо, Рауль! – он нежно обнимал её, но она чувствовала только боль. – Рауль, не надо, мне больно! Пожалуйста, не надо! Пожалуйста! Рауль, нет!
Но никто не слышал её. Она кричала только в уме… слишком напуганная, чтобы озвучить, как сильно она желает умереть прямо здесь и сейчас. Слишком напуганная, чтобы признать, что она любит…
Кристина с криком проснулась от боли, которая пожирала её тело.

Сансет, зато я сама к очепяткам придираюь Замечаю их, только когда уже третий раз перечитываю.

А мрачненько там будет. Ох как мрачненько... А вот хеппи в конце - ещё не знаю.

Нужна помощь. Требуется информация о мюзикле Man of la Mancha - в фике будет использоваться лирика из него. Кто-нибудь знает, есть ли перевод на русский язык? Потому что стихи я перевести нормально не смогу.

Всё, не надо, я нашла.

Отредактировано Эра (2005-05-11 13:56:57)

Возьмите лодку,
поклянитесь хранить тайну,
тайну об ангеле в аду…
Глава 10
Он чувствовал, что ноги его не держат.
Он боялся.
Он больше ни за что не отвечал.
Роман закрыл глаза и глубоко вздохнул. Карета тряслась по дороге из Парижа, что только мешало успокоиться. В руках Роман держал книжечку, которую не смел открыть… опять.
Дурак.
Он шёпотом выругался. Заходящее солнце слепило глаза. Он не спал больше суток, сейчас бы самое время подремать, но он думал о том, чтобы как можно быстрее доставить Кристине лекарства…
…даже если его действия этим днём убьют её.
Вспомнилось лицо Мег Жири. Она не заметила в его глазах страх и отчаяние, когда он понял, что прекрасно знает этого «Призрака». Чувство было такое…и в то же время ничего. Пустота. Того несчастного мужчину, который любил Кристину Даэ, безумца, убийцу, теперь звали Эрик фон Алсинг… больше Роман ни о чём думать не мог.
В шоке и ужасе, опасаясь за жизни Кристины и Магды, Роман сообщил Мег Жири, что её подруга жива.
Конечно, она сначала не поверила, потом обрадовалась, а потом… почему-то погрустнела.
Она объяснила, что Кристина столько всего пережила, что заслуживала покоя, который могла дать смерить.
Эти слова ударили Романа. Что же за жизнь была у Кристины, что смерть была бы избавлением?
Понятно, Мег захотела увидеть подругу. Она задавала много вопросов. Жив ли виконт? Как она выбралась?
Роман только сообщил ей, что виконт мёртв – больше он ни на один вопрос не ответил. Сказал, что Коммуна всё ещё разыскивает Кристину… что Мег должна рассказать ему всё, что только знает… Он подозревал, что Кристину надо защищать не только от Коммуны…
Он рассказал ей об Эрике и его маске.
Странно, но Мег отреагировала не так, как он ждал. Он думал, что она закричит, забьётся в истерике, потребует, чтобы ей всё рассказали… ничего этого не было. Почему-то новость о том, у кого сейчас прячется Кристина, не испугала её. Она даже не побледнела. Она даже… почувствовала облегчение!
Смахнув слёзы, она кивнула и сообщила Роману, что рада всему, что оберегает её подругу. Роман был рад, что она не стала больше ничего спрашивать – бедная девушка и так сегодня уже переволновалась.
Она попросила, чтобы он проводил её до дома. У неё есть что-то, что его заинтересует.
Дом Жири был маленьким, но миловидным. Мег протащила его через гостиную так быстро, что он даже не был уверен, что чёрный силуэт, сидящий в кресле, их заметил.
Маленький ящичек, который она ему показала, по её словам был из поместья де Шаньи. Мятежники брали только ценности, всё остальное они пытались уничтожить. Потом Мег на свой страх и риск пробралась в дом, в надежде отыскать хоть какие-то следы её друзей. Всё, что она нашла, хранилось теперь в этом ящике – несколько лент, пара детских перчаток, красный шар, кусок белой материи и чёрная книжка.
На первый взгляд всё это казалось малостоящим…
…на первый взгляд.
Чёрная книжка оказалась дневником, который Кристина вела во время замужества. Мег упросила Романа взять его, вместе с шарфом и белой тканью, которая при ближайшем рассмотрении оказалась кружевом, очень тонким и дорогим, с жемчужной вышивкой. Этот кусок оторвали от шикарного платья… возможно даже от подвенечного наряда…
А потом Мег опять расплакалась и бросилась ему на шею, рыдая, жалея свою несчастную подругу, которая из безопасных рук ангелов оказалась вновь брошена в жестокость холодного мира. Она не понимала, как такое произошло, почему судьба позволила этому произойти…
Роман тем более не понимал.
Её самообладание сломалось, она опять начала умолять Романа отвезти её к Кристине или хотя бы всё рассказать.
Он елё сдержался.
К счастью, рассудок вернулся, а вместе с ним и мысль о том, в какой опасности находятся Кристина и его жена. Мег Жири согласилась подождать. Роман уехал, обещая прислать за ней через несколько недель, если всё будет в порядке. В её глазах вспыхнул маленький огонёк надежды.
А теперь Роман сидел в экипаже, чувствуя только вину. Он ещё раз пролистнул дневник Кристины, хотя раньше говорил себе, что не будет его читать, словно слова могли что-то изменить. Но это казалось невозможным…

9 апреля 1870 года.
Через неделю меня назовут «виконтессой». Интересно, Господь обратится ко мне также, когда я предстану перед ним в конце своего пути? Как он назовёт меня? Или он бросит мне титул в лицо, и я услышу только слово «предательница»? Своим замужеством я предам не только Эрика… Господи, как больно писать его имя!
Я предам не только Эрика. Я предам Господа, я предам себя… я предам Рауля. Рауль! Как я люблю тебя! Как сильно! Я бы отдала всё, чтобы эти сомнения исчезли! Ты так много для меня значишь, но моя душа оплакивает то, кем я никогда теперь не стану… то, чего у меня теперь никогда не будет.
Пожалуйста, не умирай, Эрик. Пожалуйста, не умирай. Я знаю, я эгоистична, но я молю Бога, что я уже буду в могиле, прежде чем с твоих нежных губ слетит последний вздох. Я буду жить для тебя, даже если я не могу любить тебя.

Несколько простых строчек полностью уничтожили страх Романа перед бароном. О бессердечном убийце не говорят, что у него «нежные губы». Роман закрыл глаза, тело вдруг пронзила волна боли. Он только что предал человека, который дал ему и его жене новый дом и новую жизнь. Эта чёртова Мег Жири наверняка не сдержит своё обещание. Скоро весь Париж будет знать о виконтессе и Призраке Оперы.
Он перевернул страницу, вчитываясь в слова, которые разбивали сердце.

17 апреля 1870 года.
Моя первая брачная ночь была кошмаром. Но всё так мило началось! Свадебная церемония была красивой, настолько красивой, то даже мысли о моём бедном Эрике не смогли разрушить моё счастье. Белые розы (я отказалась от любых других оттенков) сделали церковь похожей на рай, и приём в поместье тоже получился таким приятным! Да простит меня Господь, но я рада, что родители Рауля мертвы. Если бы его семья отнеслась ко мне так, как ко мне отнеслись его друзья, я бы только разрыдалась. Они не были жестокими, они были… холодными. Это ужасно. Я была рада покинуть это сборище одинаковых лиц и бесконечных тостов, предвкушая радость супружеского ложа. Господи, как я могла так ошибаться! Почему Ты наказываешь Рауля за мои грехи? Конечно, сначала было больно, наверное, это у всех невест так. Мне было страшно чувствовать Рауля на себе. Но, несмотря на мой страх, я получала от этого какое-то удовольствие. Жаркая волна захватила моё тело, перед глазами всё поплыло.
И неожиданно я оказалась не со своим мужем в нашей светлой спальне, а в гораздо более страшном объятии. Чернота ночи скрывала меня, я чувствовала, как она прикасается ко мне. Я открыла глаза и увидела Эрика рядом со мной. Он смотрел на меня и вместе мы поднимались к вершинам наслаждения, о которых я раньше даже не подозревала. Я вцепилась в его руки и произнесла его имя, и тут моё видение было разбито жестокой реальностью и я увидела своего шокированного мужа. Я буду гореть в аду, я никогда раньше не слышала, чтобы он говорил с такой ненавистью. Он обвинил меня в любви к Эрику – которую я отвергла – и почти упал передо мной на колени, умоляя, чтобы я любила его, Рауля. Я обещала ему, что я всегда любил его, всегда буду любить и что я счастлива быть его женой.
Я чувствовала себя так, будто моя душа оставляет меня.

Роман вздрогнул, представив трагедию, которая заставила её написать это. Он не мог удержаться от чувства вины, что читает самые сокровенные, потаённые мысли Кристины.

29 апреля 1870 года.
Коммуна заняла Оперу. В подземелье нашли тело. Господи, нет… нет… это случилось. И теперь моё сердце никогда не будет биться. Это моя вина, это только моя вина. Господи, я чувствую, что мой разум мутнеет. Я вижу это. Боже, будь милосерден.

Запись была краткой, чернила в некоторых местах были размыты слёзами.

3 мая 1870 года.
Я весь день просидела перед зеркалом. Я превращаюсь в две! Светлая часть меня кричит, что я просто смешна, тёмная говорит, что, если я буду ждать, он придёт. Я чувствую темноту… она окружает меня.

Роман вздрогнул. Он читал мысли рассудка, который медленно погружался в безумие.

7 мая 1870 года.
Рауль настоял, чтобы врачи смотрели меня каждый день. В самом деле, я стала совсем белой и жутко похудела. Они полагают, что у меня проблемы с сердцем, и отсоветовали нам с Раулем иметь детей… Не думаю, что я смогу иметь детей… тьма слишком сильна для такого света.

– Вина, – прошептал Роман. Он всё сильнее ощущал её вину. Вину за то, что оставила Эрика ради Рауля, вину за то, что принесла любовь к Эрику в своё замужество.

10 мая 1870 года.
Я не сказала врачам про этот дневник. Они несколько раз спрашивали меня, веду ли я журнал. Я сказала «нет». Это же не ложь. Я просто пишу сюда то. О чём я думаю.
Нет! Нет, нет, нет! Я не сумасшедшая! Не сумасшедшая! Врачи так думают… я знаю. По приказу Рауля они навещают меня каждый день. Если бы они нашли эту книжку, они бы только убедились в своих мыслях. Я признаю, что живу не совсем обычной жизнью. Пожалуй, она действительно похожа на безумие.
Но я не сумасшедшая!
Я прячу этот дневник, так то доктора не могут его найти… где ни один человек в нормальном костюме, ни один так называемый друг не сможет найти его и потом шептать за моей спиной «бедная, несчастная Кристина». Когда-то не меня называли несчастным. Когда-то… я была сильной. Я сама смеюсь над этим.
Я не душевнобольная. Я не душевнобольная.
Они дураки, все они. Мы же все ведём дневники в своих мыслях. Да! Да, я думаю, мы все ведём мысленные журналы. До моего просто можно дотронуться… Я мало с кем разговариваю, только с Раулем и врачами, и стараюсь отвечать на их вопросы коротко.
Я должна быть благодарна Раулю. Он очень добр ко мне. Хотя все добры сначала. Они даже не представляют, что мне довелось пережить, они называют это «суровым испытанием». Проклятие моей брачной ночи всё ещё живо в моей голове! Первые несколько дней после той ужасной ночи я видела только пол своей комнаты, смотрела в никуда. Я не говорила, не ела, не двигалась… Просто сидела там. Странные чувства, а внутри пустота. У меня не было воли, не было мыслей, не было желаний…
У меня нет души. Вообще.
Когда эти несколько дней превратились в неделю, а неделя – в две, Рауль не на шутку заволновался. Я почти не сплю, ничего не ем, я похожа на невесту дьявола. Когда придёт срок, я надену наряд, который он мне даст, и приду к нему и его друзьям. Я похожа на приведение.
Тогда ночью даже бедный Рауль потерял голову. Граф де Леон спросил, кто учил меня петь в Опере. Просто вопрос, теперь я понимаю…но я не понимала, что я делаю. Не знаю, зачем, но я ответила, что мой учитель жил в моём зеркале. Я спросила его, живут ли у него ангелы в его зеркалах.
Я не сумасшедшая.
Рауль схватил меня за руку и выволок из комнаты. Он орал на меня несколько минут, сказал, что я «спросила» как дура, удивлялся, почему я не забуду «весь этот бред».
А потом он расплакался. Мне стало его даже жаль. Он хороший человек! Я знаю, я сама довела его до такого. Но другая моя часть кричала в гневе. Как он смеет требовать от меня, чтобы я всё это забыла? Он не уничтожал человека простым ответом. Он не знает, что такое поцелуй любви, у которой нет надежды. Он не плачет от осознания своей вины. Отвращение к самому себе не отравляет его кровь. Я уничтожила Эрика, когда ушла с Раулем, а теперь я уничтожаю и Рауля тоже. Я чувствую, что эта смесь отчаяния, боли и гнева сведёт меня в могилу.

Роман перевернул ещё одну страницу, потом ещё, всё медленнее читая строчки, отчаиваясь безумству, которое захватила молодую виконтессу де Шаньи.

5 сентября 1870 года.
Моя спальня здесь очень милая. Врачи поместили меня в санаторий и Неаполе… сказали, что парижский воздух вреден для моего слабого сердца. Наверное, я умру… нет, это было бы слишком милосердно. В комнате нет зеркал. Это расстраивает меня больше всего.

И ещё.

14 сентября 1870 года.
Я вижу его лицо, когда закрываю глаза. Я слышу его голос. Я чувствую своего ангела, своего прекрасного, прекрасного ангела.
Знаешь, они называют меня сумасшедшей.
Каждая фраза об ангелах, голосах и боли, каждая мысль о безумстве, вообще каждая мысль только сводит девушку с ума ещё больше. Она превращается в заключённого,  к ней приходят только виноватый муж и бесстрастные врачи…прекрасная птица. Которой подрезали крылья.

– Кристина, – прошептала он. Вскоре даты стали менее определёнными.

Октябрь, 1870 год.
Я кричу и кричу и кричу, а они ничего не делают! Ничего! Они только подвергают меня ещё более ужасным процедурам, заставляют глотать лекарства, говорят моему мужу, что волнуются за моё «слабое здоровье». По ночам я молюсь во сне. Я молюсь Господу, я молюсь судьбе, я молюсь, чтобы Эрик ещё раз взглянул на меня своими прекрасными глазами. Я молюсь Раулю, что он меня так любит.

Запись следующего дня оказалась настолько удивительной, что Роман несколько минут не мигая смотрел на строчки.

Ноябрь, 1870 год.
Рауль несколько раз приходил ко мне, и теперь врачи сказали мне, что я беременна. Глупо – у ребёнка будет ребёнок. Наверное, он будет ангелом. Да! Ангелом! Красивый, прекрасный ангел.

А потом…

Декабрь, 1870 год.
Мой ребёнок мёртв.
Мне надо поговорить с Раулем о моём предстоящем возвращении в Париж. Сомневаюсь, что горничные следили за моим гардеробом, так что мне понадобятся новые платья. Зима будет холодной, мне не хватит тонких плащей. Нелегко, конечно, когда Коммуна дышит тебе в спину, но деньги могут всё. Ещё надо поговорить с поваром, чтобы он научился готовить эту пасту, которой меня здесь кормили. Какое счастье, что эти жуткие месяцы закончились!

Роман моргнул. Больше помешательство Кристины не проявлялось на страницах этого чёрного дневника. Только простое описание рутиной жизни. Ни страсти, ни одного упоминания об Эрике. Словно она ничего не чувствовала… и словно она чувствовала себя прекрасно.
Смерть её ребёнка. Кошмар вверг Кристину в безумие, кошмар же её и выдернул из него. Потеря ребёнка, которого она носила меньше месяца, превратила Кристину в раковину, а в раковинах нет сердца и души.

Отредактировано Эра (2005-05-13 12:26:58)