Наш Призрачный форум

Объявление

Уважаемые пользователи Нашего Призрачного Форума! Форум переехал на новую платформу. Убедительная просьба проверить свои аватары, если они слишком большие и растягивают страницу форума, удалить и заменить на новые. Спасибо!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Красота Чудовища

Сообщений 1 страница 30 из 42

1

Название: "Красота Чудовища".
Автор:  Офелия
Бета: Nemon (кланяюсь в ноги этому замечательному человеку!)
Рейтинг: G
Пейринг: Эрик/ Кристина, нжп
Основа: Книга Гастона Леру, «Фантом» Сьюзен Кей
Жанр: Romance
Саммари: как могла бы сложиться судьба Кристины, сделай она выбор в пользу Эрика.

http://i022.radikal.ru/0805/70/f04c46ee8af4t.jpg
                                           
  Моя музыка может лишь взять взаймы твоей красоты.

However cold the wind and rain
I'll be there to ease up your pain
However cruel the mirrors of sin
Remember, beauty is found within                                                                                               

Nightwish.” Beauty and the Beast”

Часть 1.
Свадьба Ангела

Теперь ее жизнь должна измениться навсегда. Она была отныне женой человека, вызывавшего в ней столь противоречивые чувства: ужас и бесконечную жалость. Его слезы действовали на Кристину, заставляя её бедное благородное сердце сжиматься в муке оттого, что она причинит этому несчастному человеку невыносимую боль - боль обманутой любви, которая разбивает сердце, убивая душу и оставляя лишь пустоту.
Они ехали в закрытом экипаже от церкви, где только что состоялось венчание. Все было так трогательно красиво. Мягкий вечер спустился на церковь Святой Мадлен, когда Кристина вошла в распахнутые двери, направляясь прямо к алтарю, где ждал ЕЁ жених, её новый жених. Всё утопало в мягком свете свечей, и запах цветов безжалостно волновал воображение молодой впечатлительной девушки.
Воспитанная на сказках и преданиях, она стала жертвой своего слишком разыгравшегося воображения, сулившего ей встречу с Ангелом Музыки. Она попала в руки безумца, изуродованного с рождения, гения, живущего в подвалах Оперы Гарнье. Он положил к её ногам свою огромную трагическую любовь, которая чуть не стоила жизни виконту де Шаньи – другу Кристины, которого она любила. Но теперь всё это было в прошлом, Рауль находился в безопасности, а она –она должна была стать женой Эрика.
Венчание прошло очень быстро. Кристина старалась не смотреть на жениха, сосредоточившись на словах священника, произносившего обет верности. Затем последовала процедура обмена кольцами. Кристина не смогла скрыть дрожь, когда костлявая холодная рука Эрика коснулась ее пальцев. Он заметил это и отдернул свою руку. Когда же слегка удивленный священник, сконфуженный тем, что жених был в маске, предложил Эрику поцеловать свою жену, то не без удивления заметил на лице девушки плохо скрываемый ужас. Эрик молча смотрел на перекошенное лицо Кристины и чувствовал, что его сердце режут миллионы кинжалов.
И вдруг случилось чудо. Кристина повернула к нему свое лицо, в котором уже не было страха.
Как же он забыл, ведь она поклялась своим вечным спасением, что будет его настоящей живой женой! Бедная благородная девушка! Впервые в жизни Эрик испытал то, что остальные представители рода человеческого называли жалостью. Он поклялся себе, что научит Кристину любить себя, что она будет прикасаться к нему без содрогания. Он должен во что бы то ни стало быть достойным её любви, иначе … иначе он просто умрёт, не в силах больше видеть плохо скрываемый ужас, отвращение в этих нежных голубых глазах.
Нагнувшись, он лишь слегка коснулся губами лба Кристины. Священник, совсем сбитый с толку, пожелал молодоженам счастья и удалился. Эрик повёл свою жену к экипажу, который уже ждал их у церкви. Кристина молча позволила посадить себя в карету, он сел рядом с ней и дал кучеру знак трогаться. Экипаж, слегка покачиваясь, тронулся к выезду из Парижа. Кристина сначала была удивлена, думая, что они вернутся в дом Эрика - в подвал Оперы. Увидев беспокойство своей молодой жены, тот произнёс:
- Не волнуйся, Кристина, мы едем в наш новый дом. Не могу же я позволить тебе жить в том склепе, в котором живу сам. Это недалеко…- он замолчал, увидев, что она внимательно смотрит на него.
Её лицо было прекрасно под прозрачной фатой. Она молча опустила глаза, услышав, что он замолчал. Какой теперь будет её новая жизнь? Девушку пугала неизвестность, все то, что пока еще было скрыто в будущем. Сможет ли она петь, как раньше, выступать в Опере?  Или ревнивая натура мужа навсегда сделает её пленницей их нового дома?.. Хотя Кристина знала, что своим чудесным голосом обязана Ангелу Музыки, она не могла избавиться от мысли, что он больше не принадлежит ей.
Чтобы скрыть свои мысли, она смотрела в окно, где в сумерках наступающей ночи мелькали сказочные деревья, скрывавшие столько интересного для маленькой Кристины, которой так нравились страшные сказки севера и, особенно, об Ангеле Музыки, которые когда-то ей рассказывал отец. «Ангел Музыки, - говорил Густав Дае, играя на скрипке своей маленькой дочке, - посещал хотя бы раз в жизни всех великих композиторов и музыкантов. Его никто никогда не видел, но многие слышали, причем слышали только те, кому это было предопределено. Чаще всего Ангел спускался к людям, когда те меньше всего этого ждали и пребывали в унынии или печали. Но вдруг они слышали небесные звуки и божественный голос, который запоминался им на всю жизнь…»
Когда умер отец, Кристина, казалось, потеряла не только свой чудесный голос, но и свою душу. Однажды у себя в комнате она услышала пение и голос такой божественной красоты, что у неё не осталось сомнений: с ней говорил Ангел Музыки. Её душа была спасена, и Кристина снова смогла петь. Каждый вечер Ангел давал ей уроки, и вскоре она достигла совершенства, недосягаемого для большинства оперных певиц. Это было начало триумфа и конец ее спокойной жизни, так как Ангел оказался очень ревнив. Узнав о  чувствах своей ученицы к Раулю де Шаньи, он сказал, что навсегда покинет её, если она отдаст свое сердце земному мужчине. Кристина испугалась, что потеряет своего наставника, которого она любила, как своего отца.
Так началась вся эта история.
Кристина вспоминала всё это, сидя рядом с мужем и устремив невидящий взгляд в окошко экипажа.
Эрик не мог не любоваться ею. Ему хотелось прикоснуться к её лицу, заглянуть в манящую синеву её глаз, но он боялся увидеть в них ужас. Его чувства… он должен был прятать их, что доставляло ему невыносимую боль и еще более горькое осознание своего уродства, которым так щедро наградила его природа.
Экипаж медленно ехал по скалистой неровной дороге, увозя Кристину в новую жизнь замужней женщины.
Наконец, карета остановилась перед массивными воротами, и Эрик сказал, что они почти приехали. Кучер открыл ворота, и экипаж, проехав ещё немного, остановился. Возница помог Кристине выйти из экипажа, и она не смогла сдержать возгласа восхищения перед гением Эрика: их новый дом был похож на сказку.
Это было небольшое поместье, очевидно, ранее принадлежавшее какому-нибудь разорившемуся дворянину, но было ясно, что в нем многое изменили. Стены сплошь затянул зеленый плющ, из-за чего казалось, будто они сотканы из растений. Перед широким подъездом шумел фонтан: на каменной глыбе сидела прекрасная нимфа, державшая в руках кувшин, из которого лилась вода.
Кристина замерла, на мгновение очарованная открывшимся видом. Эрик слегка коснулся её плеча, предлагая пройти в дом. Она, очарованная, последовала за ним. Вместе они вошли в просторную гостиную; лестница из красного дерева спиралью уходила на второй этаж. Множество позолоченных канделябров, выполненных в виде полуобнаженных богинь, блестели в мягком свете огромной хрустальной люстры, подобной той, что Кристина видела в Опере.
Навстречу вышла пожилая женщина и, ласково улыбнувшись Кристине, произнесла:
- Добрый вечер, моя дорогая. Вы, наверное, устали с дороги? Пойдемте, я покажу  вашу комнату.
Женщина, так ласково говорившая с ней, была экономкой, звали её Мадлен Боннет. Поднимаясь вслед за ней вверх по лестнице, Кристина вспомнила об Эрике, но, обернувшись, увидела, что гостиная пуста.
…Кристина была очарована своей спальней не меньше, чем всем домом. Огромная комната в красных тонах, кровать из лакированного красного дерева с украшенным золотой вышивкой балдахином. Прозрачные шторы с изысканной вышивкой манили Кристину отдернуть их и открыть двери на балкон. И, зачарованная, она поддалась их тихому зову.
Сначала новобрачная увидела мраморные перила, залитые лунным светом, и сердце её учащенно забилось; разум смолк, уступив место воображению. Наконец, девушка облокотилась на перила и взглянула вниз. Она была потрясена красотой, открывшейся её взору.
Кристина увидела сад, залитый лунным светом, и смогла различить силуэт беседки под массивными кронами деревьев и услышать шум воды. Приглядевшись, Кристина различила вдалеке искусственный водопад. Она была покорена и восхищена всем, что увидела, и мрачные мысли отступили.
Мадлен улыбалась, глядя на реакцию девушки.
- Хозяин хотел удивить вас,- произнесла она, когда Кристина вернулась в комнату. - И мне кажется, ему это удалось.
- Вы давно знаете его? - спросила девушка и увидела, как женщина покачала головой.
- Нет, всего месяц, но за этот самый месяц он и построил все здесь, - экономка замолчала на мгновение, словно обдумывая, можно ли это сказать Кристине, затем все же произнесла: - Хозяин странный человек, хотя и щедрый. Все время ходит в этой маске. Он нас всех предупредил заранее, что скоро привезет сюда свою молодую жену, и наказал, чтобы все было готово. Ежедневно приезжал и сам все проверял, словно не знал, когда точно вы приедете. Мы ожидали вас в любую минуту.
Кристина задумчиво сняла свою фату. Она немного устала, и её мучил вопрос, куда делся Эрик. Мадам Боннет предложила ей спуститься поужинать, и Кристина почувствовала, что очень проголодалась. Она с удовольствием приняла предложение Мадлен. Они спустились в шикарную столовую в стиле Людовика XIV, но в ней тоже никого не было. На столе Кристину ждал восхитительный ужин: куриные крылышки под лимонным соком и нежное токайское вино. Мадлен по-прежнему была единственным человеком, кто составлял ей компанию. После ужина экономка повела Кристину в библиотеку с большим камином в виде оскаленной головы льва. Почти всю дальнюю стену внушительного помещения занимал орган. В комнате горел только камин, и Кристина не заметила, как Мадлен оставила её одну. Дверь хлопнула, девушка вздрогнула и повернулась. Она была совершенно одна, как вдруг услышала пение, которое в одно мгновение заполнило собой пространство вокруг.
Это был Эрик. Он сидел за органом и исполнял для нее песню из своего «Торжествующего Дона Жуана». Никакие слова не могут описать страсть, с которой он пел:
- Судьба навечно приковала вас ко мне!
Кристина подошла к нему ближе, и он, словно чувствуя её приближение, спрятал лицо. Она не могла видеть его черты, скрытые маской, но интуитивно ощутила  недоверие Эрика.
Девушка дотронулась до маски, но мужчина удержал её руку.
- Я не хочу… лучше мне носить ее вечность, чем видеть ужас в твоих глазах, Кристина.
Она не знала, что ответить, и чувствовала, что её смелость растаяла с последними аккордами невероятной музыки.
Эрик предложил ей спеть с ним вместе, и она согласилась. То, что она испытывала при этом, не могло сравниться ни с чем в мире. Она пела,  а он аккомпанировал ей.
Музыка обвенчала их.
Когда они запели дуэтом, Кристина почувствовала, что душа её умерла и поднимается все выше и выше в небо вслед за её сопрано и феноменальным тенором Эрика. И там, в бездонной глубине лазури, их голоса и души сливались воедино, как- будто так и должно быть. И нет ничего волшебней, чем слышать этот странный дуэт, союз красоты и уродства, соединенный, слитый в одно неразрушимое целое музыкой. Их песня заставляет затихать пение птиц; само солнце замирает, а тучи тают, оставляя незапятнанную чистоту небесного света. Душа дрожит, разум теряется, не в силах понять того, что делает эта музыка с сердцами тех, кто слышал её хоть раз.
Кристине показалось, что она умирает от чувств, переполняющих все её существо. Она хотела остановиться, но не могла. Музыка Эрика парализовала её волю, заставляя жить только душой. И девушка пела так, как никогда прежде. Она была рядом с самым великим композитором, подарившим своей музе последнее бессмертное творение.
Почудилось, что даже  время остановилось. Кристина видела только своего маэстро, игравшего ей, море света на террасе и огромное звёздное небо.
И Эрик пел. Его голос был таким сильным, что проникал в самое сердце, заставляя его трепетать. Кристина готова была задохнуться от рыданий и упасть к ногам учителя… Она хотела, чтобы эта мука поскорее кончилась, и в то же время боялась этого. Сладкая смертельная пытка…
…Она уже не видела ничего, кроме белой маски Эрика, который звал её, поднимая всё выше и выше. Кристина летела, летела … Могла ли она знать, что её муж и есть Ангел Музыки, ЕЁ Ангел Музыки?.. Она чувствовала, как душа ее поднимается все выше, купаясь в солнечных лучах, и все её мечты вдруг ожили, волнуя воображение. Ни один человек на земле не смог бы заставить её чувствовать так, как это делал Эрик, когда пел с ней и играл для неё. И в это самое мгновение ей показалось, что она любит этого человека.
…Эрик знал, что Кристина не думает о его уродстве только тогда, когда он играет и поёт для неё. Он мог видеть в её глазах столько нежности и любви… Музыка, лишь его музыка поможет ему завоевать сердце девушки. Он так боялся напугать её снова. Ему никогда не забыть страха и отвращения, с которым смотрела на него Кристина, когда, сорвав с него маску, впервые увидела его лицо мертвеца.
Вдруг музыка прекратилась, и Кристина умолкла, удивленно глядя на Эрика широко раскрытыми глазами. Он встал и подошел к ней.
- Уже поздно, тебе нужно отдохнуть, - произнес он как-то странно.
Кристина, которая хотя и жила в своей сказочной стране, прекрасно понимала, что за венчанием неминуемо последует первая брачная ночь, и то, что скоро ожидало девушку, приводило ее в ужас. Но она обещала Эрику и поклялась своим вечным спасением, что станет ему настоящей женой, и  не намеренна нарушать своей клятвы.
Они молча стояли в полутемной библиотеке, и Кристина чувствовала, что дрожит. Она не могла видеть выражения лица мужа, да и не хотела. А он любовался ею, не в силах оторваться от её красивого и нежного, как у нимфы, лица. Кристина поняла, что, возможно, она должна сделать первый шаг. Она подошла совсем близко к Эрику. Он не двинулся с места, завороженный манящей глубиной её глаз, которые сейчас сияли. Или ему это только показалось?..
Кристина дотронулась до его маски, и легко ее сняла. Он не успел произнести ни слова, как она поцеловала его, как настоящая живая жена, - в губы. Этот поцелуй ошеломил его. Дрожащими руками он обнял стройный девичий стан. Ни одна женщина на свете еще не целовала Эрика. Даже его бедная мать убегала, срывая с него маску, когда он просто хотел обнять её.
Кристина целовала мужа и чувствовала его нерешительность. Не совсем понимая, отстранилась и вопросительно посмотрела на него. И тут она увидела слезы, стекающие по его щекам. Эрик ушел в тень, закрыв свое ужасное лицо руками. Она услышала его рыдания. Её доброе сердце сжалось от сострадания к этому несчастному человеку, и она позвала его, но он не ответил. Девушка последовала за ним в тень, но, к её удивлению, его там уже не было.
Кристина выбежала из библиотеки, надеясь застать Эрика в гостиной, но там тоже было пусто и тихо. Было такое впечатление, что весь дом спал. Слабо горевшие свечи освещали ей путь на второй этаж. Кристина растерянно поднялась в свою комнату. Она взглянула на часы: первый час ночи. Потом устало села на край кровати. Мысли путались. Внезапно девушка услышала странный шум на балконе, который заставил её вздрогнуть.
Сначала она подумала, что это Эрик, но зачем ему проникать в её комнату таким  способом? И тут она услышала, что голос, столь дорогой для нее, зовет её по имени. Этот голос принадлежал Раулю.
Кристина сначала обрадовалась, и счастливая улыбка впервые за весь вечер осветила её  лицо. Но потом она испугалась, что Эрик может найти её милого Рауля. Она знала, на что способна его ревнивая душа. Рауль уже перелез через перила балкона и спешил обнять свою Кристину. Но она отошла от него, делая ему знак говорить тише.
- Нам нечего бояться, Кристина, монстр уехал. Я сам видел, как он вскочил в седло и ускакал так стремительно…
- Он может вернуться в любой момент, Рауль, и я очень боюсь за тебя.
- Кристина, бежим со мной сейчас, я увезу тебя далеко, туда, где он никогда не сможет найти нас… Идем со мной!
- Нет, Рауль, что ты говоришь! Я обвенчана с ним, теперь я его жена.
- Любимая моя, этого никто никогда не узнает, мы будем счастливы, только ты и я.
- Нет, это будет предательством и причинит Эрику невыносимую боль… Я не могу, Рауль, уходи! Уходи и забудь меня, никогда больше не ищи встречи со мной, если любишь.
Молодой человек подошел и обнял ее, и она не могла этому сопротивляться.
- Прощай, Рауль, - прошептала Кристина, провожая его до дверей балкона.
Он молча смотрел на неё, не двигаясь с места. И вдруг схватил её за руки, приподнял, словно пушинку, и понес к лестнице, приставленной к балкону. Кристина пыталась оттолкнуть его, испуганная, обескураженная его поступком.
- Рауль, Рауль, что ты делаешь… ты сошел с ума, оставь меня! - задыхалась Кристина, пытаясь вырваться из его рук, но он крепко держал её.
Он решительно спустился вместе с ней в сад. Кристина дрожала от страха, думая о том, что сделает Эрик, увидев её с Раулем. Она прошептала, все еще сопротивляясь:
- Рауль, я закричу, отпусти меня… Эрик придет на мой зов, он убьет тебя.
- Если он придет, я сам его убью и освобожу тебя от этого чудовища раз и навсегда.
Она заплакала, потому что еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной.
- Рауль, прошу тебя, оставь меня, - прошептала девушка, заливаясь слезами. Молодой человек, удивленный ее словами, поставил Кристину на землю.
- Я думал, ты любишь меня… - мрачно произнес он.
- Рауль, ты не понимаешь! Отныне ты можешь мне быть лишь другом, не больше… и я хочу, чтобы ты сейчас уехал и никогда больше не возвращался.
- Ты так этого хочешь?..
- Да, - твердо ответила девушка, с беспокойством прислушиваясь к ночной тишине; ей казалось, что Эрик возвращается.
- Кристина, я только хочу, чтобы ты была счастлива…
- Я знаю, Рауль, - Кристина вытерла заплаканное лицо и улыбнулась, - я буду счастливой… Эрик не плохой, в нем есть и хорошее.
Виконт печально смотрел на неё. Она сжала его лицо в своих ладонях  и прошептала:
- Желаю тебе счастья.
Он поцеловал её руку и побежал к забору - туда, где была спрятана его лошадь. Кристина без промедления направилась в свою спальню. Её душила тоска, и хотелось плакать. Она любила Рауля, но боялась оставить Эрика, который теперь тоже был ей дорог. К своему ужасу она не смогла найти лестницы, по которой Рауль забрался к ней. Ей вдруг стало страшно. Весь дом спал, и никто не услышит ее, даже если она попытается крикнуть, чтобы ей открыли дверь. Кристина бросилась бежать по саду в надежде, что кто-нибудь увидит её. Было холодно и тоскливо в мрачном темном саду. В отчаянии она села на траву и прошептала: «Эрик, где же вы теперь, когда так нужны мне!»
Кристина очень устала и вскоре, сама того не заметив, уснула, прислонившись к дереву.
…Эрик гнал лошадь по пустынной дороге, задыхаясь от чувства, которое заполняло все его сердце. Знал ли он, что способен так любить? Он, кого ненавидели и призирали?
Задыхаясь, мужчина снял маску, и холодный ветер бил его по лицу.
Кристина сказала ему однажды, что она отдала ему свою душу, и что теперь она мертва. Но ведь она была живой сейчас, когда целовала его. А ведь он не просил ее об этом. Он не мог и мечтать о поцелуе, думая, что ему разрешено лишь молча боготворить её, не рассчитывая ни на что, кроме позволения быть с ней рядом.
Эрик резко натянул поводья, и лошадь остановилась. Зачем он бежит, куда он бежит? Он развернулся и поехал обратно.
Кристина… Могла ли ты знать, как способен любить человек, никогда не знавший любви?..
Он спрыгнул с лошади и бесшумно, словно призрак, проник в дом. «Она, наверное, уже спит», - мелькнуло у него в голове, но Эрик не мог сопротивляться своему безотчетному порыву. Никогда в жизни он не позволит себе прикоснуться к любимой, он дал себе слово и мечтал только любоваться её чистой, нетронутой красотой.
В считанные секунды он оказался у дверей  спальни Кристины. Все было тихо. Он надел маску и бесшумно вошел в комнату. К своему удивлению Эрик обнаружил, что  кровать нетронута, словно Кристина и не приходила сюда. Жестокая ревность охватила его любящее сердце, и в бессильной ярости он выбежал на балкон, двери которого были распахнуты. Ужасная боль обманутой любви пронзила его обезображенную душу.
«Кристина…» - в бессилии шептал он, не в силах поверить в её предательство, в вероломность этого ангела, заставлявшего его так остро чувствовать свое уродство. Ответом ему были пустая ночь и насмешливая луна. Он упал на колени, судорожно сжимая перила балкона, ему хотелось уничтожить образ Кристины в своей памяти, но он не мог  ненавидеть её. Эрик задыхался от бессильного гнева и проклинал все, что заставило его однажды появиться на свет.
Он страдал.
Вдруг его блуждающий взор упал на белое пятно в саду, словно кто-то или что-то лежало на траве. Эрик без труда узнал белое подвенечное платье Кристины. Мимолетная радость осветила его обезображенное лицо. Полный тревоги, он спрыгнул со второго этажа прямо в сад, не думая о том, что может сломать ноги. Он подбежал к спящей Кристине и упал перед ней на колени, не веря своим глазам. Она не оставила его. Она лежит здесь, перед ним, живая и прекрасная. Дрожащими руками он осмелился дотронуться до её лица и восхитительных волос, словно все еще не веря, что это не призрак, не его воображение. Кристина вздохнула во сне и прошептала имя. Он замер, не веря своим ушам: она звала его, Эрика.
Он нагнулся и взял её на руки. Она положила голову ему на плечо, доверяя себя и всю свою жизнь ему одному. Эрик принес жену в спальню и положил ее  на кровать. Затем вышел, позвал одну из горничных, которая без лишних вопросов поспешила выйти к нему. Он сказал, что его жена устала и заснула, и приказал, чтобы горничная раздела её и уложила в постель. Затем, больше не проронив ни слова, стремительно вышел, оставив молоденькую прислужницу стоять в недоумении.
Кристина проснулась со странным чувством, незнакомым ей прежде. Ей ужасно хотелось, чтобы все, что произошло с ней за последние полгода, оказалось только сном. Но комната, в которой она проснулась, говорила о реальности этого кошмара. Она села и огляделась. Было тихо, и ее одиночество никто не нарушал.
Девушка посмотрела на приоткрытые двери балкона, и утренний ветер донес до нее запах дождя и свежесть летнего утра после грозы. Она встала и вышла на балкон. Было так тихо, что казалось, будто все умерло вокруг. Деревья в саду замерли, неподвижные и печальные, а их листва, покрытая дождевыми каплями, словно слезами, блестела в лучах восходящего солнца, которые тускло мерцали в утреннем тумане. Кристина вдохнула свежий воздух, и ее душу окутала тихая грусть.
Пришла одна из служанок, принесла горячую воду, чтобы она могла принять ванну и умыться. Кристина совершала свой утренний туалет машинально, едва прислушиваясь к словам молодой горничной. Та весело болтала, словно не замечая меланхолии хозяйки.
Одевшись, Кристина спустилась к завтраку, постоянно прислушиваясь к царившей во всем доме тишине. Она не думала об Эрике, потому что боялась вспоминать все, что было связано с ним. Но за завтраком Кристина все же спросила у экономки, где он. Мадлен удивленно посмотрела на девушку.
- Но, мадмуазель, - сказала она почтительно, - не мне стоит говорить вам, куда делся ваш муж в первую брачную ночь.
Кристина опустила глаза. Она не разозлилась на столь резкий ответ, ведь Мадлен понятия не имела, каким чудовищем был Эрик. Он снова загадочно исчез, оставив ее одну в этой шикарной тюрьме, построенной специально для нее.
Девушка вышла в сад, стараясь уйти туда, где никто не помешает ей вдоволь наплакаться, жалея себя и Эрика. Среди розовых кустов она нашла себе укрытие и, опустившись на скамеечку, искусно имитированную под поваленный ствол дерева, обвиваемый змеей, закрыла лицо руками.
…Эрик старался ступать как можно тише, чтобы Кристина не обнаружила его присутствия. Уже издалека он заметил ее тонкий силуэт и остановился, желая уловить  мысли любимой. Она была очень красива. На ней были белая блузка и дымчато-синяя юбка; волосы девушки были стянуты сзади черной шёлковой лентой. Она сидела в пол-оборота к нему, и он видел лишь ее стройную шею и тонкий профиль, но от него не скрылось, что она задумчива и печальна. Он не хотел, чтобы она его заметила, но она вдруг вздрогнула всем телом, встала и посмотрела на него. Эрик увидел ее мокрые глаза и снова почувствовал, как ему трудно дышать от боли и слез, душивших теперь его самого, когда он видел ее. Ее большие синие глаза в немом испуге смотрели на него. Он не смел подойти к ней, боясь, что она убежит. Кристина  растерянно произнесла, тут же пожалев о своих словах:
- Вы напугали меня, Эрик…
Он покачнулся и упал к ее ногам, судорожно сжимая кулаки.
- Прости, прости меня... Прости за то, что каждый раз заставляю тебя содрогаться от ужаса, прости мне мою безумную любовь….
Доброе сердце Кристины затрепетало от жалости, и она подошла к Эрику, сев рядом с ним на траву.
- Эрик, вы появились так неожиданно… и поэтому напугали меня, а я… поверьте, я  совсем не хотела сделать вам больно… - она отважно взяла его за руку и посмотрела ему в лицо, хотя его выражения не было видно за маской. Эрик робко поднял голову и заглянул в сверкающие глаза, в которых было столько сочувствия.
Добрая благородная девочка! Могла ли знать она, что ее жалость такой болью отзывается в его любящем сердце? Он чувствовал, как ее маленькая нежная рука сжимает его ледяную ладонь. Он был благодарен ей и хотел бы осыпать поцелуями ее руки, но знал, что она испытывает отвращение от его прикосновений.
Кристина молчала, сидя возле него. Эрик был здесь, рядом с ней, но где он провел всю ночь и все утро? Ей хотелось спросить, но она не решалась. Она робко начала:
- Вчера я вышла подышать свежим воздухом, а потом, видимо, заснула в саду.… Проснулась я у себя в комнате.… Где вы были, Эрик?
Он молча смотрел на нее. В ее чарующих глазах был вопрос, и он не знал, как это толковать - как простое любопытство или желание понять, почему его не было так долго.
- Кристина, - тихо ответил он, - этот дом принадлежит только вам, мне здесь нет места. Если вы когда-нибудь, возможно… полюбите меня… когда я перестану внушать вам отвращение… тогда… - Он замолчал не в силах даже представить такое счастье.
Кристина опустила глаза и встала, отвернувшись. Эрик так и остался сидеть у ее ног. Она не знала, как ему ответить, чтобы не обидеть его чувства. Она была в смятении. Наконец, Кристина сбивчиво заговорила:
- Эрик, я отныне ваша жена… Я стала ею, потому что дала слово, но я никогда не любила вас, как жениха… но … я любила вас, Бог свидетель, я по-настоящему боялась вас потерять… тогда, во время пожара… когда упала люстра… и потом… я боялась, что никогда больше не услышу вас, но любила как друга, как моего наставника … как отца…
Эрик тоже встал, подошел к ней и сказал бесконечно печально:
- Вы любите не меня, а Ангела Музыки, который давал вам уроки. Я не ангел, не призрак и не дух. Я - Эрик.
Кристина промолчала, зная, что он прав.
- Тем не менее, наши души, наши жизни теперь едины, мы обвенчаны по законам Божьей церкви, не этого ли вы хотели, Эрик? – осмелилась спросить она.
- Я…  всего лишь искал любви, хотел хотя бы немного испытать счастье. Узнать, что это такое - быть обычным человеком, быть любимым, не слышать насмешек, не видеть страх и презрение в глазах людей...
Кристина смотрела на него с печалью.
- Я хотела бы подарить вам то, что вы просите… Но  вы просите моей любви, и я должна привыкнуть... привыкнуть к тому, что вы мой муж... Эрик, - она подошла к нему и взяла его за руки,- мне нужно привыкнуть к вам...
Затем она осторожно сняла с него маску.
Эрик хотел воспротивиться ее прикосновению, ведь ему было совершенно очевидно, что в ней говорит только жалость. Он сжал теплые ладошки девушки в своих ледяных руках и сделал шаг назад, отвернувшись от Кристины. Она замерла с его маской в руках.
- Не надо мне больше жалости... - его голос звучал глухо, словно каждое слово давалось ему с трудом, - не надо… позволь лишь надеяться, что однажды, быть может, ты... ты сможешь увидеть... увидеть красоту чудовища....
Кристина даже не совсем поняла, что произошло, его последние слова повисли и зазвенели в воздухе, а сам он исчез. И только маска в ее руках свидетельствовала о том, что Эрик только что был здесь.
Кристина вновь почувствовала себя брошенной. Она хотела быть нежной с ним, но он оттолкнул ее, и ей стало неуютно и очень обидно. Его способность в буквальном смысле растворяться в воздухе уже не забавляла ее, а оскорбляла. Выходило, что Эрик мог исчезать и появляться, когда пожелает, а она... она должна была чувствовать себя покинутой и никому не нужной.
Оглядевшись в надежде обнаружить хоть какие-то следы своего мужа, она окончательно убедилась, что одна в саду. Кристина быстро пошла к дому, захваченная желанием увидеть Эрика и объясниться с ним.
Мадлен, все так же добродушно улыбаясь, спросила, не желает ли хозяйка чего-нибудь. Кристина проигнорировала ее вопрос.
- Где Эрик?
- Он не приходил сегодня, - женщина почти осуждающе смотрела на Кристину, словно говоря, что некрасиво так вести себя с мужем, как это делает молодая хозяйка.
Было ясно – Эрик избегает ее или думает, что его общество ей не приятно? Но сейчас, право, ей было так одиноко! Девушка прошла в библиотеку и села в кресло у камина. Несмотря на то, что было утро, в комнате из-за опущенных портьер царил полумрак. Но так даже лучше. Свет мешает сосредоточиться, а сейчас Кристине нужно подумать, как жить дальше.
Белая маска Эрика лежала у нее на коленях.
Маска? Она совсем забыла про нее.
Девушка провела кончиком пальца по ее четкому контуру, дотронулась до прохладной поверхности навеки застывшего искусственного лица, такого гладкого и такого бесстрастного. Но ведь лицо Эрика вовсе не лишено чувств! Если бы она только могла без страха взглянуть на него, вот так как сейчас на эту маску. Сколько бы любви, нежности можно было прочесть на его лице!
…Она не понимала, глупышка, что даже эти сильные, яркие эмоции делали его еще уродливее.
Увидеть красоту чудовища....
Это значить закрыть глаза и прочесть ответ в собственном сердце, вверяя всю себя силе любви. Но что же делать, если душа Эрика изуродована еще больше, чем его лицо? Если ее покрывают страшные шрамы, заставляющие ее зажмуриться и оттолкнуть его? Что же делать, если его душа черна и бездонна, и в ней уже нет жизни, потому что она давно мертва?
Сотканный из смерти, с мертвой душой, мечтающий о любви красавицы. Жалость - это все, на что он, несчастный, может рассчитывать! Но ему не надо больше жалости, не надо!..
Эрик затаился в темноте, боясь пошевелиться и выдать себя - он пришел в библиотеку, гонимый болью и своим одиночеством. Услышав шаги, ЕЕ шаги, он скрылся во мраке, чтобы молча любоваться Кристиной и страдать.
Он видел, как она задумчиво гладит его маску, и дрожь пробежала по его напряженной спине. Он на долю секунды позволил себе представить, что она гладит его лицо, и едва подавил вздох, чуть не обнаружив себя.
Неожиданно он услышал ее голос:
- Возможно... - задумчиво прошептала Кристина, которая, как завороженная, гладила белую маску, - если бы я хоть немного знала о тебе... тогда, возможно, я смогла бы многое понять… Для меня ты – это твой голос и твоя музыка... но ведь есть еще что-то... твоя жизнь! Я хочу знать, какой она была...
…День тянулся бесконечно долго, Кристина не знала, чем себя занять. Она устала, просто устала ничего не делать. Она пыталась петь, но звук собственного голоса неприятно резал уши в почти звенящей тишине огромного дома. Так недолго и с ума сойти!
Она порывалась помочь Мадлен, но напрасно. Женщина отослала ее отдохнуть, пока в доме еще оставалась целая посуда: чайный сервис на десять персон Кристина не заметила и опрокинула поднос, на котором он стоял.
Разве можно было не грустить, когда мрачные мысли, рожденные одиночеством, преследовали ее повсюду? Она вспомнила Оперу, где ей некогда было скучать, ведь там всегда было столько звука и света! Ее мучила навязчивая мысль, что, возможно, Эрик решил ее наказать. Он мог узнать о Рауле или, может быть, она снова сделала что-то не так.
Кристина не отдавала себе отчета в том, что она желала увидеть мужа, поговорить с ним. Она так этого хотела, что к вечеру при одном воспоминании о нем у нее на глазах появлялись слезы. Девушка пообещала себе, что если Эрик сегодня придет, она попросит у него прощения и сделает все, что он захочет, лишь бы он простил ее и больше не оставлял ее одну в этом подобии Тадж-Махала.
Но вечером он не пришел, и она расплакалась, запершись в своей комнате. Как все глупо и как по-детски! Ночью ее снова охватило чувство страха перед домом, похожим на огромную усыпальницу, на склеп для маленькой певицы, обидевшей великого архитектора. От этой мысли девушка задрожала. Сейчас она по-настоящему испугалась и стала лихорадочно вспоминать, что могло вызвать такое поведение Эрика.
В конце концов, она решила спуститься в библиотеку и посмотреть: вдруг Эрик дома и просто избегает ее?
Накинув роскошный кружевной пеньюар, Кристина открыла дверь и вышла в коридор, прислушиваясь к тишине. Ничто не изменилось, разве что дом, погруженный во мрак и оттого безмолвный и чужой, окончательно стал напоминать ее личную гробницу. Она прошла чуть дальше и пожалела, что не взяла с собой свечку, так как лампы, освещающие лестницу, не горели, как накануне вечером.
Кристина уже хотела спуститься вниз,  рискуя оступиться и сломать себе что-нибудь, как ее внимание привлекла тонкая полоска света под дверью другом конце длинного коридора. Завороженная этим едва ли не единственным лучом, пробившимся в сумрак ее жизни, она, прислушиваясь, пошла дальше, предвкушая что-то таинственное, сказочное, необычное, как бывало в детстве. Ее воображение уже рисовало множество крохотных фей, кружащих возле зажженной лампы; она как будто уже слышала их мелодичный смех, тоненькое жужжание их прозрачных крылышек. А может быть, это вовсе не феи, а какой-нибудь злой дракон?..
Кристина подошла к двери и прислушалась. За ней царила абсолютная тишина, и тут девушке вспомнились слова Эрика: « Я не люблю любопытных женщин... вспомните сказку о Синей Бороде».
Она невольно попятилась от двери, но все-таки это был ее дом, Эрик сам ей сказал об этом. Значит, она могла заходить в любую комнату. Любопытство взяло верх, и она открыла дверь. В первое мгновение Кристина ничего не поняла, столько света было внутри; он сверкал, переливался и ослеплял. Она не могла понять, что было его источником. Но потом она увидела то, что заставило ее вскрикнуть и в ужасе попятиться назад. Но было уже поздно.
Волшебная комната сделала девушку своей пленницей. Яркий свет отражали тысячи зеркал огромного зала, такого большого, что, казалось, это какое то небытие, пространство без границ, без времени, которое существовало обособленно от всего мира. Огромная камера пыток - ведь именно такую комнату Кристина видела у Эрика в подземелье. Вот оно, ее любопытство. Оно опять привело к трагедии.
Но что-то было не так в этой комнате, механизм не сработал, и оставалось по- прежнему тихо, не было и страшного железного дерева.
Кристина застыла на месте, боясь даже дышать. Ее тело болело от напряжения. Прошла минута, а ей почудилось, что прошла вечность, прежде чем случилась странная вещь. Девушка сделала шаг, как  вдруг комнату наполнила песня, вернее, мелодия из какой то детской песенки. Зеркала завертелись и понесли ее по кругу в своем зловещем танце. Тысячи испуганных Кристин отразились в их глубине. Охваченная ужасом, она зажмурила глаза. Комната уже в полной мере жила своей жизнью, вертясь по кругу, наполненная музыкой и ослепительным светом. Песня начала смолкать, -  или ей так показалось? -  все поплыло перед глазами, все удалялось, а потом были сильные руки, такие сильные, что Кристина почувствовала, что летит.
А потом было темно, она слышала песню, которая заставила содрогаться ночь, окружающую ее. Такой странной казалась эта песня Кристине. Неясные образы покрывали ее. Прозрачный  шепот: «Je n`attendais que vous»*.... такими отчаянными казались Кристине эти слова. Ей очень, очень захотелось проснуться, чтобы не слышать их.
Эрик стоял на коленях перед кушеткой, на которой лежала без сознания Кристина. Испугалась, наверное, бедная девочка! Снова он испугал, ОН ее напугал ... Проклятая комната!!! Зачем он не запер ее!
Но вот Кристина, кажется, приходит в себя... Открыла глаза… Всматривается в темноту... Испугана...
Старый ишак, я же не зажег свет!
- Эрик, Эрик, Эрик… - повис в темноте ее испуганный шепот.
Он зажег свечу и подошел к ней.
- О, Эрик...- как она сжимает его руку, как смотрит сейчас на него! О таком взгляде, нежном и… счастливом, он мог лишь мечтать, безнадежно мечтать! – Я так рада вас видеть... - ЕЕ голос, произносящий эти слова. Он определенно не понимает уже, что происходит. Она вдруг вся затрепетала и так серьезно смотрит ему в глаза. - Эрик... вы... я вас обидела, простите…
Она опустила глаза, словно боялась, что он прочтет в них тоску, гнетущую и черную тоску ее одиночества. Эрик не шевелился, не произносил ни слова. Словно его и нет рядом с ней, и только его дрожащая рука в ее руке могла успокоить Кристину.
Он с ней и как смотрит на нее! Этот взгляд, полный робкой, рвущейся наружу нежности. Свеча, которую он так предусмотрительно зажег, медленно оплывала в звенящей тишине летней ночи. Кристина боялась снова заговорить, чтобы не разрушить этого волшебного момента.
Эрик склонился над ее рукой, вдыхая аромат ее кожи, молясь только о том, чтобы девушка не оттолкнула его. А она  была еще более робкая, нежели он, и легко коснулась его волос. Он дернулся от этого прикосновения, точно она сделала ему больно, и замер, не решаясь пошевелиться. Ее пальцы скользнули по его волосам...
…Кристина проснулась, улыбаясь в подушку. Она пробудилась от переполнявшего ее счастья, от прекрасного сновидения, которое было явью, она знала... она верила в это. Не торопясь открывать глаза, она прислушалась. И снова ночь всплыла в памяти, такая темная и нежная.
…Эрик нес ее на руках в ее спальню, она улыбалась в его шейный платок... Непривычное ощущение, такое сладкое,  ласковое и такое надежное – ощущение сильных, трогательно нежных рук, обнимающих любимую. Он медленно поднимался по лестнице и думал, что Кристина напугана и утомлена.
Как легко обмануть мужчину!.. Она улыбалась его легковерности. Теперь-то он точно никуда не исчезнет! А как он целовал ее руку, какой трогательной и отчаянной виделась ей его ранимость, его страх перед лаской, словно он боялся, что над ним смеются, ставят эксперимент,  чтобы посмотреть, как он перенесет все это?
Ей нравилось то, как он жадно принял ее ласку, как доверял ей, нравилось ощущать шелковистость его волос. Такой простой жест, и все... только медленно перебирать пряди, аккуратно огибая область маски… Холодные губы, бешено коснувшиеся ее кожи, и… темнота – свеча умерла, проиграв слепой ночи.
Кристина уже не видела ничего, кроме глаз Эрика цвета расплавленного золота, медленно тлевших в почти осязаемой темноте. Но ей было совсем не страшно, а он, глупый, подумал, что она испугалась, и спросил разрешения отнести ее наверх… попросил разрешения! Так вот каким он может быть, ее Эрик, ЕЕ муж. Она-то, оказывается, может испытывать нежность, любить его прикосновения и не бояться их.
Он так осторожно положил ее на кровать, будто она фарфоровая. И так трогательно укрыл ее и замер. Кристина смотрела на его высокую худую фигуру, так странно застывшую в полусогнутом положении. В темноте она хорошо различала только его маску и глаза. И эти глаза смотрели на нее, ожидая чего-то, настороженные, нерешительные... Он хотел что-то спросить у нее. Кристина так надеялась ему помочь, что почти рывком села, когда он вдруг выпрямился, собираясь уйти.
- Эрик, нет, постойте! – выкрикнула она, и ее муж остановился. Кристина пыталась понять, почувствовать, прочитать его тлеющий взгляд. И вдруг она все поняла, и ей стало еще радостней оттого, как просто все оказалось. Нет, он не хотел большего. – Эрик... вы не поцелуете меня на ночь?
Повисла тишина. Сердце Кристины радостно забилось, когда она увидела, как на Эрика  подействовали ее слова. Она все угадала.
Он едва заметно вздрогнул, как будто хотел броситься к ней и обнять, стиснуть в объятиях и не отпускать, а потом умереть от счастья у ее ног. Нет-нет, умирать не надо!
Кристина пододвинулась к нему, он наклонился к ней, совсем легко дотронулся до ее лица, и она закрыла глаза и потянулась ему навстречу.
А потом она почувствовала прикосновение его губ к своему лбу, и это был первый раз, когда он так целовал ее. Сам, потому что ей это было приятно. Он прошептал, что ей нужно отдохнуть, и что он и так, наверное, надоел ей своим присутствием. Тут Кристина дотронулось ладонью до его губ, чтобы он замолчал. Что за ерунда, разве может он надоесть ей? Но она не возразила ему, а тихо прошептала:

- Спокойной ночи, - и улыбнулась.

Кристина засмеялась от этого воспоминания, скинув подушку на пол. Радостным, взволнованным смехом - так легко у нее было на душе. Хотелось петь, да-да, ей хотелось петь, слышать совершенную красоту своего голоса, потому что ее голос - это душа Эрика, которую он подарил ей, и его сердце, открывшееся ей, потому что он верил и любил. И девушка запела нежную скандинавскую балладу:

- Охвачен я почему-то
Мучительной странной тоской:
Одна старинная сказка
Опять отнимает покой.

Спокойны воды, вечереет,
Прохладное небо во мгле.
В нём высятся горы, их пики
Блестят в закатной волне.

Сидит златовласая дева
На самой высокой горе.
Закат изумлённо внимает
Её неземной красоте.

В руках её гребень из злата,
Златые одежды слепят,
Поёт: песни чудные звуки
Душу и разум пленят.

Рыбак уже раб этих звуков
И скалы ему нипочём,
Лишь в высь он пристально смотрит
Златым он полонен лучом

Я думаю, волны схоронят
И лодочку, и рыбака.
Ведь Лорелей беспощадна,
И правит морем она

Кристина улыбнулась. Еще одно воспоминание, детское и далекое, пришло ей на ум. Когда они с отцом смотрели на закатное солнце, повисшее холодным шаром над спящим морем, он пел ей эту песню. И как она хотела увидеть русалку, услышать ее голос, чтобы узнать - так ли он был красив, как у Ангела, про которого рассказывал отец. Ей тогда казалось, что в звуках скрипки отца она различает удивительный колдовской голос, сливающийся с шумом волн. Она начинала подпевать, а отец улыбался, он тоже слышал...

Эрик повернулся в сторону двери, раздумывая, открыть или подождать еще, пока, наконец, Мадлен сама постучит. И что она там стоит, ей-то чего его бояться? Он попытался припомнить, не было ли у него инцидентов с экономкой, когда долгожданный стук в дверь раздался, какой-то неуверенный и глухой. Эрик пригласил ее войти.
- Простите, хозяин, я, наверное, разбудила вас, - она замялась, созерцая беспорядок, царивший в комнате.
Весь пол был завален нотными листами, исписанными и перечеркнутыми, смятыми и вновь расправленными; черная шляпа Эрика, его плащ и сюртук так же валялись на полу. Сам хозяин сидел в кресле в своем халате из персидского шелка, с кистями и  персидской же вышивкой, а на коленях у него лежала целая куча все тех же нотных листов, которые так и норовили упасть на пол. Мадлен несколько испугано покосилась на Эрика. Он попытался как можно мягче поинтересоваться, что ее привело в столь ранний час к нему в кабинет.
- Я хотела поговорить с вами о вашей жене… я понимаю, что вы человек очень занятой и, возможно, это не мое дело, но… – тут она увидела, что он кивнул ей в знак того, что она может сказать все, что хотела, без страха навлечь на себя его гнев, – мадемуазель Кристина очень хорошая девушка… умница и такая хорошенькая. Вам очень повезло с супругой. А поет она… ну просто ангел, но я не это хотела сказать… бедная девочка, она очень страдает от одиночества. Весь день, например, про вас спрашивала: не пришли ли, и если нет, нет ли новостей, когда придете... потом взялась мне на кухне помогать, чуть всю посуду не разбила… Я ее отослала отдохнуть, и она ушла, такая грустная, как бы не заболела… Сейчас проходила мимо ее комнаты, так услышала, что она поет, да так красиво, радостно! А когда она засмеялась, я так обрадовалась, думаю, что это с ней случилось? Но потом поняла, что она ваше имя назвала. Вы бы почаще с ней время проводили, ведь она такая молоденькая, ей очень нужно ваше внимание.
Хорошо, что Эрик сидел в кресле, иначе он бы, наверное, на ногах не удержался. Нотные листы полетели на пол, потому что он неожиданно вскочил и опять сел, растерянно глядя на все более изумлявшуюся Мадлен. Она хотела, было, собрать упавшие ноты, но он остановил ее жестом.
- Она говорила… обо мне? Спрашивала обо мне? –  его собственный голос показался ему осевшим.
- Да, да! Весь вечер, все спрашивала, когда же вы вернетесь, и такая грустная была… Вы уж простите меня, не знаю, что там у вас с ней было, может, обидела она вас чем, может, поссорились вы с ней. Но вы простите ей, она ведь такая юная... Давеча она жалела очень…
Эрик молчал, не в силах поверить в слова Мадлен. Кристина думала о нем, и не просто о нем, а хотела видеть его, грустила без НЕГО? А ему все еще казалось, что вчерашний вечер был сном, его сладким бредом, порождением его больного, слишком разыгравшегося воображения. Он сам с трудом припоминал, как поцеловал ее на ночь – боже, какой пустяк, поцелуй в лоб! – и заставил себя уйти. Заставил себя не сжать ее в объятиях, не закричать о своей любви, о своем безумном желании быть к ней как можно ближе… как можно сильнее обнять и не отпускать никогда.
Какой она была! Такой нежной и доверчивой, она  не испугалась, все поняла, поняла сама, позволив поцеловать себя. А затем он всю ночь просидел в этом кресле, все еще ощущая на свои губах вкус ее кожи,  помня запах ее волос, который точно впитали его пальцы, коснувшиеся их… И все думал, думал о Кристине, о той тайне, которая была заключена в ней. О таинственной силе, которая сделала ее для него самой дорогой. И ему захотелось постичь эту тайну, запомнить мельчайшие подробности вчерашнего вечера. Он как сумасшедший бросился записывать музыку, рожденную этим новым ощущением. Но ему казалось, что он не может все выразить так, как хотел, ведь пережитое чувство было сильнее, нежнее, и тогда он перечеркивал и начинал все сначала. Так прошла вся ночь.
Мадлен стояла посередине комнаты, не зная, как незаметно уйти, и видя, что ее хозяин о чем-то глубоко задумался. Вдруг он вскочил и выбежал из кабинета, оставив ее одну в комнате, заваленной нотами и забытыми вещами. Мадлен вздохнула и улыбнулась - что еще можно ждать от влюбленного мужчины, как не странных поступков? Она заботливо подняла его фрак и плащ со шляпой, подумав, что, наверное, не очень прилично разгуливать по Парижу в халате, пусть даже в таком красивом, как у ее хозяина.

Эрик и, правда, забыл о том, как он выглядит, и очень спешил….. «Нужно радовать ее как можно чаще, тогда, возможно…..» Глупые надежды и иллюзии - вот все, что ему осталось. Он цеплялся за них, как маленькая шлюпка, попавшая в шторм, за последний шанс выжить, надеясь только, что победит злую стихию и наградой будет любовь его ангела. «Какие цветы она любит? Конечно, розы. Только на этот раз не красные, слишком много плохих воспоминаний… много крови… Пусть будут белые, как в ее свадебном букете, когда  она впервые стала другой, моей Кристиной».

Кристина радостно отметила, что белый цвет ей необычайно идет, и как она раньше этого не замечала? Покружилась еще раз перед зеркалом. Мадлен улыбалась, глядя на нее.
- Вы очень красивая сегодня, платье очень вам к лицу…
- Вы говорили, он опять уехал, - девушка, словно не слыша слов Мадлен, отвернулась от зеркала и погрустнела. – Как вы думаете, надолго? Я так старалась сегодня порадовать его… и зачем теперь это платье! – в ее глазах снова появились слезы.
- Вы зря расстраиваетесь, Кристина… Лучше пойдемте завтракать, а там, глядишь, и хозяин приедет. Знаете, он так торопился сегодня, что ушел прямо в халате… - экономка усмехнулась, заметив на лице хозяйки смесь надежды и робкого счастья.
«Право, они странная пара. Друг друга любят…он-то совершенно точно, а она… Такая милая, видно, что очень им дорожит, и что то его с ней связывает, но именно это «что-то» стоит между ними. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это его маска… Маска, скрывающая боль, ужас. Это много больше, чем просто лицо», - Мадлен иногда любила пофилософствовать, но всегда знала, что свои мысли, тем более о хозяевах, не следует выражать вслух. Плохой тон, не так поймут. Дела любовные - темные дела, особенно, когда о них судит человек со стороны.

…Они вместе спускались по лестнице, когда это случилось. Буря эмоций, чистое безумие… Двери подъезда распахнулись, и на пороге возникла высокая фигура мужчины в халате с персидским узором и букетом белых роз в руках… Растрепанные черные пряди волос на белой маске, бесстрастное выражение которой никак не соответствовало его порывистым движениям. Он замер у лестницы, увидев ее… Кристина была в белоснежном платье и, казалось, ангелы подарили ей сияние своих крыльев или она сама стала ангелом… Кристина, подчиняясь какому-то глубокому инстинкту, совершенно необдуманно, замешкавшись всего на мгновение, бросилась к Эрику. Облако белой ткани летело за ней по лестнице. Эрик не двигался, все так же сжимая букет. Мир покачнулся и раскололся   на тысячи блестящих осколков, дрожавших перед его глазами. Он не видел ничего, потому что слезы текли по его щекам… Ее руки обвили его шею, запах ее вьющихся волос одурманивал его несчастное обоняние, сводя Эрика с ума. Розы едва не падали из его дрожащих рук; он не мог говорить, лишь прижимал к себе светлое видение  и эти цветы. Кристина льнула к нему, как ребенок, так долго искавший своего отца и переживший  много бессонных ночей, прежде чем обрести дорогого человека, который, казалось, был потерян навеки. Пусть так, пусть она тянется к нему, как к отцу, зато теперь она больше не боится его. Он привыкнет, он научится любить ее по-другому, ведь теперь он уже не один.

Отредактировано smallangel (2009-11-24 16:59:39)

2

Часть 2.

Красота Чудовища

Дни пролетали, превращаясь в недели, а недели складывались в месяцы. И вот уже миновало полгода, как Кристина жила жизнью, похожей на сон. Эрик изменился, стал ласковым и спокойным. Исчезли приступы ярости, сменявшиеся истерикой, слезами и мольбами.
Супруги теперь проводили много времени вместе. После завтрака гуляли по саду, иногда он катал ее на качелях, которые, как и дом с садом, были настоящим произведением искусства. Они составляли словно единое целое с большим деревом, стоявшим на берегу искусственного озера. Причудливое сплетение ветвей и листвы. 
Кристину приводило в восторг ощущение полета. Легкий толчок - и она летит над ровной гладью воды, невесомая, словно пушинка. Секунду спустя  она возвращается в объятия Эрика, чтобы снова улететь, смеясь.
Холодные дождливые дни они проводили у камина. Эрик играл на скрипке старинные скандинавские мелодии из ее детства, а она сидела у огня, заворожено любуясь пламенем, которое как будто подчинялось музыке Эрика и рождало самые счастливые детские воспоминания. Кристина тихо подпевала, боясь заглушить его музыку и то волшебство, что создавал Эрик, прикасаясь к стройному стану скрипки. Ей казалось, что не было ни  пустоты, образовавшейся после смерти отца и от которой ей не удавалось убежать, ни того кошмара в Опере. Она жила в сказке, придуманной ее отцом и ставшей для нее явью. Она убеждалась в этом, когда Эрик пел. Тогда она замолкала, боясь даже дышать. Его голос - то сильный и неистовый, повергающий ее в морскую пучину, то  тихий и ласковый, убаюкивающий, как волны, как легкий ветер в летнюю ночь - погружал ее в бархатную тьму. Она следовала за ним. За Ангелом, ведущим ее, за наставником, которому она подчинялась, за потерянным и вновь обретенным отцом. Иногда она с удивлением вспоминала, что он ее муж…
Поцелуй в лоб перед сном - вот все, что он себе позволял. Она тоже целовала его, и это стало неким ритуалом. Когда Кристине было холодно или грустно, она садилась к Эрику на колени, опускала свою голову ему на плечо и замирала в умиротворении, которое было в нем. Его длинные пальцы гладили ее волосы, чтобы успокоить ее, как ребенка, которому приснился страшный сон и который, проснувшись, тянется к матери.  Кристина искала защиты в его объятиях. Она и была его ребенком, его созданием, его светлым ангелом и его… женой. Он научился забывать об этом, научился не терять над собой контроль, целуя ее, не мечтать о большем, обнимая. Он позволил себе совсем немного: отдаться ласке ее голоса, бестелесной, но жадно принимаемой им. Он научил ее песням о персидских легендах из «Тысячи и одной ночи». Кристина подчинялась, когда он просил ее спеть ему эти песни, такие странные, ласкающие, будоражащие и смущающие. Она с удивлением наблюдала за Эриком. Он откидывался в кресле и замолкал, не двигаясь. Эрик закрывал глаза, и восточные мотивы уносили его в далекую Персию, рождая воспоминания о жизни при дворе султана. Самая прекрасная из одалисок шаха, поющая для Его Императорского Величества под аккомпанемент Эрика, не обладала голосом его скандинавской Музы, голосом, который пел о сладострастных сказках Шахерезады, сводя его с ума. Часто он рассказывал ей легенды множества стран, в которых побывал. Но тема Мазендарана и Персии была запрещенной для обсуждения. Незачем прекрасному невинному ребенку знать о жизни шаха и его погрязшей в пороке жестокой сестры.
Этот рождественский вечер был особенным. После ужина, они, как всегда, устроились в библиотеке у камина: Эрик расположился в кресле, а Кристина села у его ног, опершись о подлокотник. Оба какое-то время молчали. За онами порхали легкие снежинки, убаюкиваемые зимней ночью. Кристина знала, что сегодня необычный вечер, и что ей приготовили подарок, и она с нетерпением ждала его, ведь все подарки Эрика были особенными, как и все, что он делал. Он, наконец, произнес:
- Сегодня Рождество, моя девочка, и у меня для тебя есть сюрприз. Сегодня я покажу тебе то, что ты так хочешь знать, ты сможешь все увидеть сама…я отведу тебя в одну из историй сказочницы Шахерезады.
Удивленные синие глаза и улыбка были ему наградой. Кристина не понимала, что муж имел в виду, но знала, что он не обманет ее.
Эрик повел ее в то крыло дома, в котором она была лишь однажды и куда больше не решалась  заходить.
Та зеркальная комната.
Кристина остановилась. Но Эрик протянул ей руку.
- Не стоит бояться, моя девочка, со мной не нужно бояться ничего!
Она взяла его за руку и последовала за ним, как делала всегда.
Темный коридор, освещаемый лишь свечой в его руке; холодные пальцы, сжимающие ее руку.
Вскоре она увидела знакомую полоску света под закрытой дверью. Эрик отворил дверь, и Кристину, как и в прошлый раз, ослепило море света. Она на мгновение зажмурилась. Эрик уверенно вел ее в глубину комнаты, в которой, казалось, ничего не изменилось. Кристину несколько пугали зеркала, в которых она видела так много своих отражений, таких же испуганных и взволнованных, но только сейчас с каждой из зеркальных Кристин был рядом мужчина в белой маске. Девушке стало не по себе. Эрик молча стоял за ее спиной, созерцая отражения.
- Кристина, ты никогда не должна доверять зеркалам… Они всегда лгут и могут напугать, они на многое способны… Но не нужно бояться, девочка, они подчиняются мне и сегодня будут развлекать тебя! – его голос заполнил собой комнату.
Что ж, он мог гордиться собой. Когда-то он больше всего на свете боялся зеркал, точнее, того чудовища, что жило в их прозрачной глубине, у которого не было носа, а глаза горели адским пламенем. То был облик смерти. В детстве он молился, чтобы это кошмарное лицо не утащило его в свое зазеркалье… И только когда пришло осознание того, что отражаемое чудовище - он сам, Эрик перестал бояться зеркал.
Он их возненавидел.
Их лживая натура была противна ему, и он забрал их силу, украл их секрет. Иллюзия – это так  просто. Но даже иллюзия может убить. И зеркала служили ему. Убивали. Но сегодня они не будут убивать, сегодня они заставят Кристину удивляться, заставят ее радоваться! Этого хочет он, и они исполнят его волю, он мастер иллюзий!
Эрик склонился к уху Кристины и прошептал:
- Спой мне, спой ту песню, которой я тебя недавно научил.
- Про восточную ночь?
- Да, про ночь Шахерезады и султана…
Кристина, ослепленная светом и испуганная зеркалами, почувствовала, что дрожит. Но голос, каким Эрик произнес последние слова, заставил ее тело застонать в истоме. Голос не просил ее петь странную песню, нет -  он приказывал. И Кристина запела. Как и в прошлый раз при звуке ее высокого чистого сопрано комната зажила свой жизнью. Свет начал медленно угасать; померещилось, что скоро станет совсем темно, но девушка поняла, что свет теперь - это миллионы свечей, умножаемые зеркалами, горящие, расплывающиеся образы звезд. Граница между иллюзией и реальностью стерлась, когда ее собственный голос вдруг слился со звуком скрипки и другим голосом - прекрасной женщины.

Ангелы умирают первыми. Валентина.

Эрик уже больше двадцати лет старался не вспоминать о своей прошлой жизни. Об ужасном кошмаре, отзвуки которого и сейчас продолжали мучить его. Свою жизнь на Нижегородской ярмарке, а позже – в Мазендаране. Тогда он стоял на распутье между добром и злом,  и у него были причины возненавидеть весь человеческий род. Он смог бы еще смириться со своим физическим пороком, этим проклятием, ведь он зарабатывал на этом, показывая за деньги собственное уродство. Но он не захотел понять и принять того, как жестоко люди подчас обходятся с теми, кто никогда и никому не причинял вреда; с теми, кто родился, чтобы приносить утешение и свет тем, кто тонул в холодном мраке ненависти.
Невинной жертвой людского бессердечия была и Валентина. Но, пожалуй, все по порядку.
Однажды во время одного из представлений, которые тогда Эрик давал в своем шатре на Нижегородской ярмарке, среди множества разномастного народа он вдруг заметил иностранца в каракулевой шапочке, смуглого, с черными пышными усами. Это был Надир. Дарога – начальник тайной полиции в Персии. Он пришел к Эрику после представления: дрожащий, испуганный, восхищенный. Сказал, что сестра их Величества, ханум, желает заполучить Эрика в качестве собственного придворного шута. Конечно, он выразился не так, но, в общем, смысл был понятен. Эрик тогда рассмеялся, а бедняга чуть не лишился чувств.
- По-вашему, я подчиняюсь капризам царей, как другие люди?
Надир был потрясен всем, что видел и слышал. Ему было приказано привезти этого фокусника, как какое-нибудь животное, но сейчас он понимал, что сделать это невозможно. Ему стало страшно. На карту были поставлены его положение, богатство и, возможно, сама жизнь. Но самым ужасным было не это.
Сын Надира был болен, а им пришлось разлучиться так надолго… Что будет с ребенком, если его отца лишат всего, чем он обладает сейчас? Лишат только из-за того, что этот  необыкновенный человек в маске вышвырнет его вон из своего шатра….
Надир решил быть искренним и рассказал, что если Эрик удовлетворит все прихоти ханум, его ждут богатство и власть…
Власть… Дарога сразу понял, что фокусника это заинтересовало, пусть и ненадолго.  Эрик снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе не было угрозы, от которой останавливалось сердце. Что ж, он пожалел Надира. Впервые пожалел представителя рода человеческого.
Эрик не хотел думать об этом, успокаивая себя тем, что его ждет власть над жалкими и мелочными людьми, которых он сможет наказать, которым сможет отомстить. Итак, он отправился вместе с Надиром, его слугой Дариусом и еще парой охранников в Персию. Путешествие проходило по берегам Волги, поросшим непроходимыми дремучими лесами, которые, конечно же, кишели разбойниками. Эрика этот факт совсем не волновал. Иногда он уходил в глухой лес без предупреждения и отсутствовал по нескольку ночей. Таким манером они путешествовали несколько недель, а потом погода резко испортилась. День за днем над Волгой катились тяжелые тучи, дождь хлестал с серого, отливавшего железом, неба сплошным потоком, земля под копытами лошадей раскисла и превратилась в непролазную грязь. В одну из таких отвратительных и холодных ночей появилась Валентина…
Была ли она ниспослана ему небом, Эрик не знал, но если и так, то он возненавидел бы небо за то, что случилось с ней. Идя по лесу, увязая в грязи, он едва не споткнулся обо что-то большое. Сначала он принял это за поваленный ствол дерева, но потом… Он увидел бледное окровавленное лицо, разорванную грязную одежду в бурых пятнах. Что ж, бедняга, видимо, стал жертвой местных разбойников. Эрик перешагнул через это уже остывающее тело еще одного представителя рода человеческого безразлично, словно через кучу ненужного тряпья, как вдруг его плащ за что-то зацепился. Раздраженный, он обернулся и замер. Лежащий на земле человек не умер, и он беспомощно вцепился тонкими белыми пальцами в плащ Эрика, силясь что-то прошептать. Эрик нагнулся и тут же отпрянул… Перед ним была… девушка. Огромные темные глаза смотрели на него, две бездны, полные боли и страдания. Да, это была девушка, почти девочка. Он внимательно осмотрел ее, пока она все так же отчаянно сжимала край его плаща, словно боясь, что он ее бросит. То, что Эрик увидел, привело его в ужас. Девушка вся была в синяках и кровоподтеках. Он осторожно перевернул ее, но она застонала от боли, и он понял, почему. Почти вся ее спина, левое плечо и затылок  уродовал след ожога от кого-то химического препарата. Кожа покрылась пузырями и сочилась гноем. Осторожно придерживая ее затылок, Эрик укутал девушку в свой плащ. Непонятное, новое чувство поразило его. Это существо, так страшно изуродованное, отчаянно  цеплялось за жизнь, хотя он предпочел бы, чтобы это была агония. Он сомневался в том, что девушка выживет, но все же не мог бросить ее умирать. Ее глаза неустанно следили за ним.
Эрик принес свою находку в лагерь, прошел мимо изумленного Надира в свою палатку и приказал нагреть побольше воды, прокипятить простыни и принести ему все одеяла, какие есть. Он боролся за жизнь жалкого существа всю ночь. Девочка потеряла сознание сразу, как только он взял ее на руки, и не приходила в себя. У нее была лихорадка. Неизвестно, сколько времени она провела на холоде под дождем. Она бредила, плакала и звала на помощь, умоляя кого-то пощадить ее. Прошло три дня, а она все еще была в забытьи. Надир беспокоился, этот случай сильно задержит их. Ему было жаль девочку, но его сын был так далеко и тоже очень болен. Его поражало бесстрастное спокойствие Эрика. Тот проводил с несчастной все время.
Осторожно смазав ожог бальзамом, который сам же и приготовил, Эрик облачил больную  в тонкую льняную сорочку, чтобы хоть как-то уменьшить ее боль. Девушка металась в бреду, сжимая край одеяла, и плакала.  Так ужасно плакала, что заставляла неизвестно почему сжиматься сердце Эрика.
Длинные огненно-рыжие волосы, бледная нежная кожа, красиво очерченный рот, тонкий профиль. Когда-то она была, несомненно, красива, но то, что с ней сделали, навсегда убило в ней красоту. Надир наблюдал, как Эрик ходит взад-вперед в раздражении. Дарога боялся заикнуться о том, чтобы оставить девушку в ближайшем поселке и продолжить путь. Прошла уже неделя, а они все так же оставались в лесу.
Эрик  был в ярости, а когда он не в духе, не стоило стоять у него на пути. Надир лишь спросил, выживет ли девушка. Убийственный взгляд спрятанных в прорезях маски глаз заставил Надира пожалеть о своем вопросе. Весь вечер он не решался подойти к Эрику, пока вдруг услышал музыку. Музыка была божественна, это был ласкающий водопад… сладостные, невысказанные обещания. И тут Эрик запел. Это был второй раз, когда Надир слышал его, но для него все было словно внове. Слезы невольно наворачивались на глаза, и предательски хотелось плакать.
В ту ночь девушка пришла в себя и зарыдала, прижимая бледные руки к лицу. Эрик был подле нее. Не двигался, не говорил. Он понимал все без слов - невысказанное страдание было знакомо ему. Как и стыд, ужас перед собственным уродством.
А потом девушка сказала, глядя на него своими поразительными глазами:
- Спасибо.
Спасибо. Она благодарила его. За что?.. За то, что он подарил ей жизнь, обрекая на вечное страдание? Он сам предпочел бы не родиться и проклинал женщину и мужчину, давших ему жизнь. Он ненавидел свою мать за то, что она не любила его. Она не жалела, не сочувствовала, она просто стыдилась сына и избегала его.
А это создание, этот рыжеволосый ангел благодарит его. Не боится, не удивляется его маске на лице, а благодарит. Так просто… Она говорит спасибо, словно ребенок, которому подарили мешочек сладостей на Рождество. Кто бы мог подумать, и он сам в том числе, что способно пробудить одно слово, самое доброе и чудесное, которое он слышал по отношению к себе. Девочка с глазами цвета черного золота и копной рыжих, совсем как осенние листья, волос подарила ему это слово. Оно теперь принадлежит ему, Эрику. Но что же ему теперь делать с ней?
Она молчит, все так же смотрит на него, будто маленький щенок на чужой мир, пугающий и большой, и ищет защиты и опоры в нем в Эрике. В том, кто подарил ей немного тепла и заботы. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Нда… лучше сказать - за тех, кого спасли, кому не дали умереть.
Он привык всегда отвечать только за себя, заботиться лишь о себе, потому что никто о нем не заботился и не ждал его. Но она нуждалась в нем. Впервые в жизни в нем кто-то нуждался, и он не смог ее оттолкнуть, не оставил в ближайшей деревне, как советовал ему Надир, а взял с собой.
Правильно ли он поступил тогда? «Да», - уверенно отвечал Эрик двадцатилетней давности.  «Нет», - говорил Эрик нынешний.
Валентина была необычайным ребенком. Вернее, это он считал ее ребенком. Но разве можно так назвать шестнадцатилетнюю девушку?
Она всегда старалась быть рядом с ним, не отходить от него ни на минуту.  Так и только так она чувствовала себя в безопасности. Что заставляло эту крошку бояться? Эрик узнал об этом позже: из ее рассказов, сбивчивых, полных страха и слез. Оказалось, что вся  жизнь Валентины до встречи с Эриком была одним бесконечным кошмаром, наполненным одиночеством. Ее отец, владелец какого-то захолустного трактира, был типичным пьяницей. Он пропил все:  имущество, дом, уважение окружающих, любовь и, в конечном итоге, собственную дочь. Мать Валентины умерла от горя и нищеты. А девочка осталась на попечении отца, который ненавидел ее за потрясающее сходство с матерью, которую, быть может, он когда-то любил в глубине своей погрязшей в пороке души.
Чтобы избавится от этого чистого и светлого напоминания, он отдал Валентину за бутылку водки какому-то солдату. Как он сам выразился, «для развлечения». И посмеивался: «Конечно, с возвратом». Валентина умоляла его, говорила, что она будет танцевать на Нижегородской ярмарке и заработает много денег, но отец лишь избил ее до полусмерти и бросил в объятия грязного мужика. Омерзение, ужас, страх придали ей силы,  и она кинула в солдата какой-то бутылкой, подвернувшейся под руку, но промахнулась. Тот, гадко посмеиваясь, поднял ее жалкое оружие. Это была бутылка с кислотой, которой очищали посуду. Поставив ее на место, он навалился на девушку, лежащую на полу. Валентина изо всех сил, зажмурившись, ударила мучителя.
И вдруг вес его тела перестал давить на нее. Она открыла глаза и увидела, что солдат валяется на полу, зажимая глаз, а по его лицу течет кровь. Валентина испугалась и вскочила, надеясь убежать. Но озверевший от боли мужик схватил ее за ногу, матерясь, на чем свет стоит. Она отбивалась из последних сил. А потом боль пронзила все ее тело, и последнее, что помнила Валентина, были слова «паршивая шлюха». Потом все утонуло в океане боли, которая жгла ее кожу и, казалась, растворяла все внутренности.
Подумав, что он убил девчонку, солдат отнес ее в лес и бросил в кусты. Но Валентина, обожженная кислотой и избитая, случайно попалась Эрику, который спас ее от неминуемой смерти.
Больше всего на свете она мечтала остаться с ним. Никто и никогда не заботился о ней так, как этот загадочный человек в маске. Она хотела слепо подчиниться ему, чувствуя в нем странную, почти сверхчеловеческую силу. И он позволил ей это. То был самый счастливый день в ее жизни. Валентина узнала, что ее спаситель направляется в Персию с Нижегородской ярмарки, на которой она частенько бывала, зарабатывая тем, что танцевала и пела цыганские романсы. Все, что ей удалось узнать об Эрике (а он был не очень-то разговорчив), еще больше расположило к нему доверчивое сердце ребенка, никогда не видевшего чудес. А Эрик мог творить чудеса.
Иногда она смотрела на него, как на Бога. На единственный луч света в ее беспроглядной жизни. Эрик согласился давать ей уроки музыки, что вызывало в девушке безудержный восторг и счастье, сравнимое разве что с тем, если бы Сам Господь позволил бы ей петь со своим Ангелом. Она всерьез подозревала, что Эрик - Ангел, поэтому и скрывает лицо.
Но нельзя людям видеть лицо Ангела. Она слышала, что их облик настолько прекрасен, что, увидев их, можно лишиться рассудка. Она никогда не спрашивала Эрика о его маске и не пыталась ее снять. Она знала, что это очень разозлит его. А быть снова брошенной в бездну одиночества и вечного страха Валентина боялась больше всего на свете.
Эрик и сам не понимал, что делает, но теплое ощущение того, что он уже не один,  грело его замерзшую душу, и он не мог сопротивляться этому. Впервые в жизни он  подчинился простой человеческой потребности быть кому-то нужным. Он смотрел на девочку и думал о том, сколько в ней неизведанного и загадочного для него. Она была очень жизнерадостной и, несмотря ни на что, умела смеяться так звонко, что сердце Эрика невольно дрожало под натиском ее счастья, такого молодого и столь наивного, бесхитростного. Он улыбался в ответ. Хоть Валентина и не видела его улыбки, она  всегда ее чувствовала. Тогда девушка подбегала к Эрику и брала его за руки, радостно щебеча, словно птичка: «Ты смеешься! Ты смеешься!!! Смотрите, господин перс, он улыбается! Мой Эрик улыбается! Как я счастлива!» Она каким-то чудесным образом могла понять его. Без слов, без всей этой шелухи, называемой откровениями.
Он обнаружил в ней неплохие способности к музыке и сразу же взялся развивать их. Эрик заставлял ее трудиться, бывая порой суровым и требовательным, но он никогда не слышал от нее жалоб. Она безропотно выполняла все его указания. И у Эрика появилась напарница. Он играл ей на скрипке, а она пела, и с каждым уроком ее голос становился все сильнее и увереннее. Случилось чудо, думал Эрик. Две одинокие души нашли друг друга.
Когда он спас Валентину и взял с собой, то нежданно почувствовал, как дрогнула его душа. Все, что было в ней страстного и нежного, вдруг пробудилось и устремилось навстречу этому ребенку.
А потом был Мазендаран. Его придворная жизнь. Похоть, кровь и бесконечные оргии, устраиваемые ханум, сестрой шаха. Каждый раз, приезжая в дом Надира, в котором он оставил свою Валентину, где она, как он думал, была в полной безопасности, Эрик отдыхал и мог отвлечься. Девушка в эти редкие приезды не отходила от него ни на шаг. И смертельно больной сын Надира тоже был возле нее. Они оба, как солнечные лучи, озаряли его существование, и тогда ему хотелось жить, очень хотелось… Эрик еще верил в возможность счастья.
Ощущение гадкого зловония, которое точно исходило от самой сущности ханум и преследовало его повсюду, вдруг отступало. Эрик ненавидел ее животную жестокость и ту темноту, которую она будила в нем, заставляя придумывать все более извращенные развлечения.
Смерть. Холод. Огонь неутолимой жестокости.
Тяжелые ночи, залитые опиумным бредом, наложницы, присланные ему в подарок, отвергнутые им и казненные. Сам воздух был пропитан черным сладострастием и неутолимой животной похотью. Только он, Эрик, был вне игры. Он был наблюдателем, создателем правил, который будоражил воображение развращенной  женщины. Ханум подарила ему маску из чистого золота. Но он понимал, что рано или поздно ему придется покинуть Персию. Слишком много врагов он нажил себе в этой стране. Его боялись при дворе, против него плели интриги и заговоры, мечтая уничтожить фаворита ханум.

Солнце заливало рыжие волосы Валентины. Склоненная головка слегка вздрагивала. Девушка смеялась. Звонко, счастливо. Реза, сидевший  в кресле-коляске, играл с черной кошкой (подарком Эрика), заставляя ее быстрее бегать за механической мышью, сделанной специально по случаю появления этой самой кошки в доме. Надир возмутился, узнав в ней любимицу шаха, пропавшую не так давно. Но, увидев радость сына, согласился оставить животное.
Изящное создание грациозно выгибалось, готовясь к прыжку, собирало все свое кошачье достоинство, но вдруг непослушная мышь обманывала все ожидания и прыгала на кошку. Та в полном изумлении смешно пятилась назад, не понимая такого дикого поведения механической мыши, управляемой мальчиком с помощью специальной коробки. Валентина хлопала в ладоши, сын Надира был счастлив, а Эрик, умиротворенно устроившись в плетеном кресле, наблюдал за детьми, улыбаясь своим мыслям.
Солнце пекло, его лучи скользили сквозь листву и рассыпались огненными зайчиками по его маске, по рыжим волосам Валентины и бледному лицу Резы. В саду было невыносимо жарко, но и невыразимо хорошо, и сладкая теплота окутывала все тело; хотелось забыться сном и отдаться ласкам солнца. Эрик и не заметил, как задремал.
Невозможно было понять, сколько времени прошло. Эрику снилось солнце. Впервые. Раньше ему снилась только кровь.
…Он проснулся от прикосновения к своей руке, нежного, едва уловимого, но непривычного для него. Валентина склонилась к нему и улыбалась, думая, что он спит. В саду стояли сумерки. Он не открывал глаз, чтобы не выдать себя. Девушка  чем-то накрыла его и села рядом на невысокую скамеечку. Замерла. Он слышал ее едва уловимое дыхание, почти заглушаемое звуками приближающейся ночи.
Умиротворение. Покой.
Внезапно Валентина зашевелилась. Вскочила и убежала прочь в полоску света, отбрасываемую на землю распахнутыми настежь окнами дома. Эрик привстал, следуя взглядом за девушкой. Прислушался и различил ее быстрый шепот на плохом арабском. Другой, очень грубый голос говорил ей что-то про сегодняшнюю ночь.
- Я не могу….
- Господин не будет ждать вечность.
- Прошу… я могу завтра…- умолял шепот.
- Сегодня - ваша ночь,  завтра - ночь другой….
- Я не его наложница, - шепот дрогнул в негодовании, - он любит меня!
- Я не намерен пов… - голос говорившего мужчины сорвался.
Эрик бесшумной тенью вырос за спиной Валентины, разговаривавшей с одним из прислужников шаха. Страх на лице слуги заставил Валентину обернуться. Эрик молча  смотрел на нее. Придворный,  опомнившись, быстро капитулировал и скрылся за дверьми  дома.
Что случилось? Эрик искренне не понимал, как могла Валентина попасть в ловушки, расставленные умелым хитрецом, захотевшим заполучить «сокровище» нового фаворита ханум. Что ж, вполне закономерно. Сестре – черную душу Ангела Рока (как называла Эрика ханум), а брату – светлую душу маленькой жар-птицы (так называл Валентину шах). Чтобы она сгорела….
Эрик только сейчас заметил, что Валентина сжалась и дрожит. Вопросы один за другим пронеслись в его голове. Первый ли это раз, как много их было раньше… как долго… КАК?! Они повисли в воздухе, вдруг ставшем ледяным,  разбились о стену непонимания и острыми осколками обрушались на нее.. Девушка не выдержала немого укора и, наконец, подняла на него свои черные глаза-бездны. В них было столько всего… В них плескался страх, но были еще  вина и надежда на понимание, которые словно кричали ему: «Я не предавала!» Больше нельзя было молчать.
- Валентина, – сказал он сухо и тут же безжалостно произнес: - Мы уезжаем.
Она очнулась от своего мраморного онемения. Вздрогнула. Мотнула головой. Посмотрела убийственно-отчаянно. Убежала.
Эрик сначала пошел за ней, но потом передумал и повернул назад. Нужно было собраться как можно быстрее. Предупредив Надира, он наказал ему запереть все двери и не выпускать Валентину. На это Надир не согласился, считая такое наказание слишком жестоким. Эрик же напомнил, что именно из этого дома девушка уходила на свидания к шаху.
Надир промолчал. Кто знает, что в голове у этих иностранных девиц? Он,  в конце концов, подчиненный Его Императорского Величества, а не Эрика. Почему он должен следить еще и за ней?

Блестящие похотью мужские глаза с наслаждением наблюдали за полуобнаженной девушкой… Сегодня она была особенно прекрасна. Даже шрамы на спине и шее не уродовали ее, как ему сначала казалось. Рыжие волосы упругими волнами падали на ее плечи. У Валентины была такая нежная кожа, не такая, как у местных женщин, - прохладная, как глоток родниковой воды в жаркий день. Упоительная чистота.
Шах и поверить не мог, что девушка досталась ему совершенно невинной. Оказывается, это фокусник не притрагивался к ней. Хороший подарок, Эрик! Поймать  маленькую жар-птицу, диковинную и недоступную. Обладать ею.
Хороший подарок, Эрик!
Мужчина усмехнулся, вспоминая выражения лица его сестрицы. Она проиграла! Не смогла заполучить в свою постель этого гордеца в маске. Гордость-то свою он сохранил, а вот маленькую жар-птицу потерял. Она прилетела сегодня к нему, хотя он уже и не ждал этого, особенно, после того, как вернулся слуга и сообщил, что Эрик у Надира, и что он слышал их разговор.
Упорхнула птица. Вырвалась на волю из золотой клетки, как ей казалось. А попала в клетку железную. Шах притянул Валентину к себе, покрывая жадными поцелуями маленькое дрожащее тело девушки. Она расстроена. Объясняет ему, что Эрик хочет увезти ее, и что они больше никогда не увидятся. Почти плачет. Он морщится. Ненавидит, когда женщина откладывает предназначенное ему удовольствие. Но что поделать? Она все-таки не обучена. Она участия ждет. А ему все равно.
Чтобы как-то сгладить неловкое молчание, он протягивает ей яблоко с блюда, которое только что принесли для него. Валентина крутит яблоко в руках, задумчиво чему-то улыбается. Он смотрит на нее, удивленный ее реакцией. Длинные ресницы дрожат, отбрасывая в тусклом свете свечей неровные тени на ее лицо.
- Что-то не так? – спрашивает он безразлично.
Улыбка.
- В России есть сказка… про девушку и отравленное яблоко. - Он натянуто улыбается ее словам. Теперь сказки! Что дальше?! - Она умирает, съев яблоко, но потом ее целует принц и разрушает чары, она оживает.
Шах встает и отходит к окну. Невыносимо. Она, спохватившись, следует за ним, обнимает сзади за плечи и прижимается к нему виновато.
- Прости, господин, я утомила тебя своими глупостями.
Он поворачивается и сморит на нее. Что ж, кажется, она осознала свою ошибку. Умница. Шах притягивает ее к себе и целует. Бесчувственно. Требовательно.
Привычно потекла ночь. Но не было теплоты, как не было и любви в его объятиях. А Валентина придумывала себе, что он – ее принц. И он непременно спасет ее, когда ей подадут отравленное яблоко. И, благодарная, она отдавала ему всю свою теплоту и любовь. Он брал. Собственник. А темное красное яблоко, лежащее на блюде, тускло отливало багровым.

Тишина раздражала Эрика. Была уже глубокая ночь, но что-то гнало его прочь из дома. Предчувствие. Интуиция. Он доверял им. Всегда.
Покинув свои комнаты, он направился во дворец, чтобы забрать кое-что из своих покоев. Несколько безделушек, так странно потерянных шахом.
Когда Эрик подъехал к дворцу, уже занимался рассвет. Страшный, кровавый. Он замер на мгновение от странного чувства, все внутри сжалось и прокричало об опасности. Эрик оглянулся, но он был совсем один во дворе. Спрыгнув с лошади, направился под своды белокаменного изваяния. На пути ему попался лишь  слуга, который так торопился, что не заметил Эрика и налетел на него. Он удержал торопыгу, не позволив бедняге упасть.
- Простите, господин, простите… - испуганно затараторил он, - меня послали за врачом… срочно нужен врач в покои Его Императорского Величества…. Простите…
- Что случилось? – праздно поинтересовался Эрик.
- Девушка… ей плохо…
- Девушка?
Слуга помедлил, но потом все решил сказать:
- Ваша…. жар-птица….
Эрика словно ударили. Он дернулся, оттолкнул перепуганного слугу прочь и бросился в покои шаха. Как,  как  могло случится, что Валентина оказалась здесь?
Ворвавшись в шикарные комнаты шаха, словно в свои собственные, он не обратил никакого внимания на возмущенного правителя. Валентина…Валентина…. Неподвижно лежит на полу в своем белом платье. Ее даже не положили на кровать. Беззащитная. Маленькая.

- Эрик, ты забыл, где находишься? Тебе не позволено входить в мои покои, - холодно оповестил его шах. – Это, по меньшей мере, неприлично.
- Не тебе, ничтожное людское отродье, говорить мне о приличии! – бешенство в глазах Эрика не на шутку испугало шаха, и он решил отойти подальше. Ничего, он с ним  еще поквитается. А пока пускай заберет девчонку.
Эрик склонился над Валентиной, нащупывая пульс. Тот был, но очень слабый. Девушка умирала.
Он тряхнул ее. Ну же, девочка, очнись! Валентина приоткрыла глаза, одними губами силилась виновато улыбнуться…
- Что… где болит? - шептал он, ощупывая ее хрупкое тело. Она лишь улыбалась. Что-то прошептала так тихо, что не разобрать. Эрик нагнулся к самым ее губам и едва различил: «А принца нет. Я умру. Никакого принца нет…»
- Что здесь произошло? – обратился он к шаху. Тот медленно поднял на него глаза и надменно ответил:
- Она съела яблоко, по-видимому, отравленное. Не волнуйся - все виновные уже наказаны, - уточнил он, безразлично созерцая разыгрывавшуюся перед ним сцену. – Зная моих оппонентов, могу с точностью сказать, что ей, увы, не выкарабкаться.
- Сколько прошло времени? – взяв девушку на руки, спросил Эрик.
- Час. Может, полтора…
- ЧАС?! ЧТО ты делал, пока она умирала???
- Я спал! Я не обязан следить за ней.
Эрик отчаянно прижал к себе невесомое тело Валентины.  Как ему хотелось оказаться принцем! Черные бездны замерли, глядя куда-то вверх.
Унося девушку из дворца, он никогда прежде не ощущал такой пустоты внутри. Еще никогда ему не было так холодно и так одиноко. Он нес ее по коридорам. И чем дальше он шел, тем тяжелее казалась ему его ноша. Слишком тяжела для одного человека. Даже для него, для Эрика.
Он не помнил, как добрался до дома Надира. Его сознание умирало вместе с Валентиной. Иллюзии разбились о жестокую реальность. Как он мог надеяться на счастье?! Как мог считать его возможным для себя? О, так наивны могут быть только люди… А он хотел верить, что ему почти удалось стать похожим на них, похожим…
Эрик  едва не рассмеялся. Надир в ужасе отпрянул, увидев его. Смеющийся, с безжизненным телом Валентины на руках. Такой несуразный в ясном утреннем свете, слишком мрачный, слишком черный. И она – светлое пятно в его руках.
Пепельное платье. Сгорела жар-птица, сожженная собственным пламенем. Как жаль, что жар-птицы так мало живут! Как жаль, что они не фениксы, способные возрождаться из пепла...
И Эрик больше не жил. Он прежний умер вместе со своим Ангелом.

Как же он ненавидел! Это единственное чувство, которое еще давало ему силы существовать. Он ненавидел людей - этих жалких тварей, которые живут лишь своими  амбициями и неутолимыми страстями. Он бросил им вызов. Пусть жалкие существа пресмыкаются перед ним. Он заставит их страдать. Каждого представителя этого мертвого гниющего племени. Гангрена сожрала их сердца, и они убивают все прекрасное, опошляют чистое, ломают все самое совершенное.
Он ненавидел Бога, отвернувшегося от него еще при рождении и отобравшего так много. Сейчас Эрик готов был перечеркнуть все, что связывало его когда-то с представителями рода человеческого. Он хотел найти себе укромное место и затаиться там, чтобы никогда больше не видеть этих ничтожных червей, именуемых людьми.
Пустота.
Но пустота сменилась невозмутимым удовлетворением и наполнилась новым смыслом.

…В саду Надира, в его самом дальнем углу, стоит каменный Ангел со сложенными в молитве  руками, с укором глядящий в небо. Это - последний подарок для Валентины. Ее могила. На надгробье эпитафия, написанная по-русски: «Ангелы умирают первыми».

***

Свечи оплывали и рассеивали темноту. Кристина чувствовала, что ее голова начинает кружиться от этой бестелесной ночи, от песни Эрика и близости невидимой,  манящей магии.
В воздухе витало волшебство. Эрик растворился в темноте, и Кристина не видела его. Зато она видела девушку в белом полупрозрачном платье, которая глядела на нее и улыбалась… по-настоящему. Ее глаза, поразительные, темные-темные, в которых играл свет свечей, сияли счастливо. Девушка поклонилась ей.
Кристина замерла, не понимая уже, где она находится. Она оглянулась, ища глазами Эрика, но его не было. Ей стало не по себе, и она отступила назад.
Лицо стоящей перед ней призрачной девушки вдруг стало грустным, она тряхнула рыжими кудряшками и провалилась в темноту.
Одна за одной умирали свечи, но комната стала наполняться иным светом.

Кристина увидела зеркала, и волшебство растаяло. Остались лишь эти стекляшки. Кристина оглянулась и чуть не вскрикнула:  рядом с ней стоял Эрик. И показалось, что зеркала не отражают его. Он склонился к ней.
- Тебе понравилась восточная ночь?
У нее не было сил ответить. Голова  по-прежнему шла кругом. Она кивнула и обеспокоено посмотрела на него. Что-то в его голосе ей не понравилось, он был пустой, отчужденный.
- Кто эта девушка… в белом платье?
- Я ждал этого вопроса.
- ???
- Это мое прошлое, моя другая жизнь, когда я еще верил в возможность счастья… Кристина, я не думаю, что тебе понравится эта история. Может,  я расскажу тебе что-нибудь более подходящее для Рождества?..
Кристина молчала. Эрик только что назвал ее по имени. Он никогда прежде не называл ее так холодно и безразлично. И не было дурацкого притяжательного местоимения «моя».
Они молча шли по темным коридорам обратно в библиотеку. И вдруг Эрик остановился.
- Может, тебе лучше отдохнуть сегодня? Ты устала, должно быть, - прозвучало совсем отчаянно.
Это он устал. Это он не хочет ее общества сегодня и отправляет спать. Как провинившегося ребенка. Кристина решила узнать историю целиком. Во что бы то ни стало.
- Я совсем не устала… Но, если хочешь, я могу оставить тебя сегодня вечером одного.
Он затравленно посмотрел на нее. Неужели в ее словах прозвучала обида? Как  держится Кристина. Гордая. Уловила его настроение и, как всегда, все поняла без слов.
- Эрик….
Он очнулся от своих мыслей и сосредоточился на том, что она говорила ему.
- Эрик, если ты расскажешь, то я уверена, что  тебе не будет больше так… так грустно и одиноко. И потом, я все же твоя жена, - последняя фраза прозвучала как напоминание.
Ребенок. Какой она еще ребенок. И обижается, когда от нее что-либо скрывают.

***

Кристина сидела возле камина, у кресла Эрика, обхватив колени руками и спрятав заплаканное лицо в складках юбки. Только теперь, в эту ночь, все ее сомнения и страхи растаяли, погибли бесславной смертью.
Эрик был здесь. Он с ней. Имеет ли она на него право? Так много всего хотелось сказать ей. Он исповедовался ей. Теперь – ее очередь.
Кристине было страшно… А что, если  Эрик не поймет, не поверит ей? Немые слова кричали в тишину. Это было невыносимо громкое молчание.
Если бы только Эрик приказал, если бы только он приказал ей, было бы гораздо легче, но он молчал. Ничего не просил. А ей нужно было услышать его голос. Необходимо.
Она только сейчас (как жаль!) поняла, кем все время был для нее этот поразительный мужчина. Все в нем влекло ее: гордость и уязвимость, сила и бессилие, безумие и дерзкий изобретательный ум, его поразительная больная душа, его умирающее от холода сердце. Она так хотела сказать ему об этом, но ее губы дрожали, не сумев произнести ни звука.
А говорить нужно. Сейчас тишина убивает.
Кристина подняла на Эрика глаза. Он замер в кресле, не шевелясь. Как неподвижный мрамор,  холодный и немой. Казалось, все в комнате подчинилось его власти: огонь медленно угасал в камине, свечи оплыли и не давали больше света. В темноте тлели только его глаза. Безжизненные. Усталые. В них плескалась, затопляя все иные эмоции, тоска. Воспоминания о Валентине забрали из них слишком  много тепла.
Нужно было что-то делать. Нельзя, невозможно оставлять его с этой черной тоской наедине!
- Ты... - прозвучало тихо. Неуверенно. Дисгармонично. - Ты самый прекрасный человек, которого я когда-либо знала…
Слова повисли. Сорвались. И покатились к его ногам. Эрик дернулся. Секунду спустя Кристина поняла, что ляпнула. И чуть не разрыдалась от отчаянья. Не то она хотела сказать… Подалась ему навстречу. Тонкие пальцы легли на ее талию. Какие холодные объятия!
Кристина  искала его взгляд. А глаза у него вовсе не золотые... Они…ммм… цвета коньяка, в котором плещутся языки пламени из камина. Они завораживают. Мысли путаются, когда Эрик так невыносимо долго и пристально смотрит на нее.
Реальность вернулась вместе с его холодными пальцами, касающимися ее щек. Ладонями обхватив его руки, Кристина спрятала в них свое пылающее лицо. И произнесенные ею слова заполнили комнату мелодичным эхом: «Люблю тебя. Люблю…»
Эрик, задыхаясь, смотрел на девушку, стоящую перед ним на коленях и  отчаянно сдерживающую слезы, которые вот уже повисли на ресницах. Она целует кончики его пальцев. Дрожит от холода, а он не может ее согреть. И вдруг ее слова разбудили его, вывели из странного оцепенения.
«Люблю…люблю…люблю…»
Неужели ему только показалось?

- Моя девочка… - позвал он Кристину,  желая ее успокоить. Не стоило ей рассказывать обо всем этом… Она слишком впечатлительна.

Эрик нежно дотронулся до ее волос, слегка поглаживая шелковистые белокурые локоны.
Распахнутые глаза. Непонимание в них. Судорожные ее объятия. Его имя, произнесенное так отчаянно.
И поцелуи.
Она целовала его подбородок, боясь прикоснуться к губам. Боясь что он не поверит, а жалости не примет… Но она же любит его! Боже, пожалуйста, поверь!
И вдруг все дрогнуло, туман перед глазами сгустился, и она почти погибла, уносимая неведомыми доселе ощущениями, когда ледяные, точно замерзшие, губы нашли ее собственные - мягкие и теплые - и впились в них отчаянным и горьким, как рыдание, поцелуем.
Дыхание сбилось. Тишина раскололась, когда Эрик, задыхаясь, заставил себя оторваться от нее. Кристина  прижалась к нему. Нельзя так терять контроль…
Сердце бешено колотилось где-то в висках. Девушка все так же прижималась к нему. Какой наивный детский порыв - утешить его. Поцелуй. Ведь она поцеловала его именно потому, что хотела утешить… Конечно, глупо воображать и придумывать то, чего нет. А эти слова? Должно быть, он действительно стареет.
Но внезапно что-то изменилось. Эрик прислушался к своим ощущениям и замер. Она гладила его волосы… или нет -  искала завязки маски? Он напрягся. Ее пальчики перебирали его волосы и нашли злополучные завязки. Легкое движение, и маска соскользнула с его лица. Упала на пол к ее ногам. Он боялся дышать, надеясь, что в комнате достаточно темно, и что прихоть девушки не слишком напугает ее.
Кристина сосредоточенно вглядывалась в лицо Эрика. А он ничего не мог понять. У него все плыло перед глазами. А она… она стала целовать его проклятое лицо. Так нежно, так осторожно, так…
Он отшатнулся в сторону. Зачем ей все это?
- Не нужно, - прошептал он.
- Тебе не приятно? Прости… - она осторожно следила за ним. У нее было только одно желание. Такое естественное. Вот только он не поверит. - Эрик, я прошу, выслушай меня. Я очень хочу, чтобы ты понял то, что происходит со мной. Это все… Я  ведь раньше многого не понимала, а сейчас мне все стало ясно. Ты пойми, что без тебя я умираю. Ты уходишь, а я жду утра, чтобы снова быть с тобой. Мне приятно твое общество. Я и не знала, что можно так скучать, всего лишь на несколько секунд представив, что ты уходишь на целый день, как раньше… А теперь ты проводишь много времени со мной, -  она улыбнулась. - Я поняла, почему мне грустно без тебя, почему ты нужен мне всегда.  Эрик, я  люблю тебя. И мне нужно слышать твой голос, мне необходимо видеть тебя. Это все гораздо важнее, чем то, что прежняя глупая  Кристина ставила превыше всего. Она ведь была настолько неразумна, что считала, будто у чудовищ из сказок нет красоты, а небесные ангелы всегда прекрасны.  Сейчас все изменилось. И я уже не та, какой была раньше. Только поверь мне, поверь! – заклинала она, судорожно сжимая его пальцы в своих ладонях и глядя прямо в глаза Эрику.
Он вздохнул. Кристина говорит правду. Как дрожат ее ресницы! Значит, вот чего она боится… что он не поверит ей. Валентина могла бы гордиться им, он превзошел самого себя в неверии.
Эрик вдруг ощутил страх. Снова надеяться на счастье - не поздно ли? Ведь ему почти пятьдесят, а этой девочке нет и двадцати. Пусть уж лучше она видит в нем отца….
Он нагнулся за маской. Комедия окончена. Его жизнь - драма. Этот жанр ему ближе.
Кристина, удивленная, наблюдала за ним. Он поднялся, а она по-прежнему стояла на коленях перед его креслом.
- Идем, уже поздно, тебе нужно отдохнуть, моя милая…- сказал, как всегда, нежно, но она почувствовала в его голосе слезы.
Значит, он ее не слышал. Но как же так? Он же сам молил ее о любви -  там, в подземельях Парижской Оперы. А теперь? Неужели ее любовь ему больше не нужна? Она едва не застонала от досады. Лучше бы ей умереть. Конечно, если она для него только… Только кто? Да никто. Игрушка. Маленькая красивая кукла. Но как он может быть таким жестоким?!
- Эрик… Зачем ты причиняешь мне боль? Я всего лишь хотела, чтобы ты понял, что каждого есть свое счастье… Почему ты отказываешь мне?
- Моя девочка, не нужно, мне не нужно твоих слез…
- Моих слез? Тогда зачем ты не веришь мне?
- Я верю, – произнес он устало.
- Если ты сейчас уйдешь, можешь больше никогда не возвращаться! – прошептала она сквозь рыдания.- Я снова буду учиться жить, но только не понимаю… на что нужны были все эти угрозы, похищения? Ты меня просто разлюбил…
Эрик схватил ее в объятия.
- Как ты можешь говорить такое?! Я никогда не смогу тебя разлюбить. Я просто не хочу, чтобы однажды ты все осознала… потом, когда уже будет поздно что-либо менять… Кристина, мои руки никогда не смогут дарить тепло, мое лицо никогда не сможет стать красивым… Все, что у меня есть, – это моя жалкая гордость, и еще голос, которым я очаровал тебя… Я так стар, что иногда мне кажется, что все, что я совершил, было нелепой попыткой вернуть свою жизнь, научиться жить и радоваться. Разве ты не боишься разочароваться, проснувшись однажды в постели с монстром? Ты требуешь моей любви, а я боюсь, что она слишком велика. Она может убить тебя! Когда эти руки будут нежными … - он застонал, как загнанный зверь, - когда я захочу дарить тебе нежность, я всякий раз буду знать, что придет утро, и маски будут сброшены. Красавица никогда не полюбит чудовище…
- Увидев однажды его красоту, ее сердце дрогнуло, Эрик. Если ты только позволишь мне тебя любить… - Кристина улыбалась сквозь слезы и гладила лацканы его сюртука.
Эрик обнял ее. Сжал в объятиях и замер, наслаждаясь новым чувством. И сердце его больше не билось так отчаянно, когда он хотел украсть свою часть любви… Теперь, когда любовь ему дарили…

Fin

Отредактировано Офелия (2007-05-03 21:37:32)

3

Солнышко, ты просто умница, что выложила здесь свой фанфик  *fi*
(Когда дочту до конца, напишу что-нибудь более вдумчивое =) 

Отредактировано Мышь (2007-03-24 23:25:42)

4

Пасиб!
А я рада, что у меня есть знакомый на этом незнакомом мне форуме...

  :D

5

Прелесть! Много разом и со счастливым финалом. Спасибо!

6

Цирилла, Вам спасибо! Что дочитали)))

7

Фик прочитала запоем, не отрываясь!Автор, спасибо за такое трогательное и романтичное произведение! *fi*

8

:wub:  :wub:  :wub:  :wub:  :wub:  :wub:
Спасибо Вам, мне очень приятно!

9

Приятный флафф ^_^

ЗЫ: Не к фику, но вообще... люди, ну скажите, кем была султанша: женой, матерью, сестрой, четвероюродной племянницей, бабушкой, дедушкой :blink: ?!!

10

Честно, в этом вопросе я доверилась Сьюзан Кей. Сестрой :blush:

11

Судя по Леру, женой. Любимой :)

12

Прочла...
Хороший фик, не знаю, первый ли, но надеюсь, что не последний.
Не могу сказать, что согласна со всем, но со многим. Читать было приятно и интересно, хотя шероховатости (в виде той же самой тавтологии и приевшихся сравнений) в фике есть.

P.S. я бы поставила жирную точку после первой части. ИМХО.

Спасибо!  *fi*  *fi*  *fi*

13

Читать было приятно и интересно, хотя шероховатости (в виде той же самой тавтологии и приевшихся сравнений) в фике есть.  *fi*  *fi*  *fi*

  Вот поэтому мне и нужна бета :)

14

Могу бетировать. Если, конечно, мне доверят. :)

15

Лен, а Лен, а тогда "подбеченные" герои не выпьют яду, не порежут вены и не развоплотятся ненароком? Причем безо всякого принуждения-добровольно. :D Даже автор тут как вроде ни при чем.  Тут пока :sp:  ХЭ, а это чуждо твоей природе-где же наш обещанный ХЭ в "Рождественском пасъянсе"?-я говорю-дело сие невозможное.

16

Нююю.... торжественно клянусь руку к героям не прикладывать! :)

А "Пасьянс" будет выкладываться с понедельника ;)

17

Нююю.... торжественно клянусь руку к героям не прикладывать!

А истреблять их посредством стихийных бедствий(пожарами и т.п.). :D
Не, я только за. Только не свирепствуй, сжалься-нам на радость. :)

18

Эээ... я ж это.. речь-то не идет о том, чтоб сюжет дописывать. Какая понимаю, бета просто свежим взглядом окидывает на предмет тавтологий и прочих подобных вещей.

19

Елена, вы как мой добрый Ангел!!!! С удовольствием бы с Вами поработала!!! ;-)

20

Прочитала залпом, хотя до этого хотела спать очень сильно..  *fi*
Спасибо, за такой замечателный фик, с хеппиэндом. &)))
Надеюсь, не последний... *-p

21

Дочитала ваш фик, интересно!

22

Спасибо Вам всем еще раз за проявленный интерес  *fi*

23

Прочитала ваш фик.
Красиво, поэтично написано. Читается легко. Герои хороши, нет ощущения несоответствия их исходным прототипам.
Приятно, что финал счастливый.

Тапки все те же.
Многочисленные стилистические ошибки - но вы и сами об этом знаете. Это дело вполне поправимое и общего впечатления не портит.

Согласна с ранее высказанным мнением, что смело можно было остановиться на первой главе. Она самодостаточна.
Если бы отношения героев вошли в русло "отец-дочь", то с них было бы сложнее впоследствии перейти к более романтическим. В первой главе показан очень хороший накал страстей, на фоне которого они могли стать настоящими супругами.
Что касается истории с Валентиной, то она тянет на отдельный фик, а здесь не вполне уместна, ИМХО.

24

Офелия, спасибо Вам огромное за ткой чудесный фик! Я очень люблю счастливые концы, где Эрик с Кристиной вместе! Прочитала залпом и наплевать, что завтра не проснусь :D  Спасибо, получила кучу всяких положительных эмоций!

П.С.
Только вот у меня вопрос. Разве по Кей султанша была не матерью молодого султана? Уж извините, может я читала не внимательно... :unsure:

25

Только вот у меня вопрос. Разве по Кей султанша была не матерью молодого султана? Уж извините, может я читала не внимательно... :unsure:

Ааааа, если честно, то я тож очень давно читала этот фик, но мне помнится, что сестрой...хотя я не уверенна :blush:

Лана только вот так над своим здоровьем издеваться не надо *-p  Спать по ночам-это святое! Вы нам тут на форуме очень нужны :D

26

Согласна с ранее высказанным мнением, что смело можно было остановиться на первой главе. Она самодостаточна.
Если бы отношения героев вошли в русло "отец-дочь", то с них было бы сложнее впоследствии перейти к более романтическим. В первой главе показан очень хороший накал страстей, на фоне которого они могли стать настоящими супругами.
Что касается истории с Валентиной, то она тянет на отдельный фик, а здесь не вполне уместна, ИМХО.

Интересно, мне уже второй раз говорят, что отдельно эти две части можно вполне рассмотреть....ну, по ПО это мой первый фик, мне казалось, что они вполне гармонично вписываются в одно произведение *-p

Спасибо Вам, Bastet за мнение *fi*

27

Дорогие софорумчане, слёзно прошу о помощи!
Пожалуйста, кто-нибудь возьмитесь отредактировать сие творение!
Елена ФП, которая хотела было этим заняться к сожалению не откликается! Хоть вешайся, чесслово :ud:

Отредактировано smallangel (2011-05-30 01:45:56)

28

Офелия, я могу отредактировать. Без проблем. Если доверяете. :)

29

(*мрачно*)

Не откликалась, потому что не было доступа к написанию/прочтtнию личек. :(

Но сейчас тогда уступаю эту честь Немону. У него получится лучше. :)

30

Ну... семь страниц их двадцати семи уже отбечены, думаю, завтра осилю остальное. :)