**
У Эрика было несколько часов на раздумья и отдых. Но отдохнуть не получилось. Все мысли, как назло сконцентрировались вокруг вещи, сохранность которой его очень интересовала.
Наверное, это и хорошо, что некоторое время назад у него не было ни сил, ни времени думать. Ни о себе, ни о прошлом. Он бы не вынес.
Зато, сейчас оно появилось.
Господи, почему надо жить, когда воздуха, чтобы вздохнуть, в легких больше нет? Нужно дышать, когда грудь стянута невидимым душащим обручем, час от часу убивающим тебя? Но ты знаешь, что это никогда не убьет тебя до конца. Жить вот так отмеренное свыше время, калекой, с израненным сердцем, с пустой душой?
Эрик порывисто вздохнул, и отвернулся к стене. Койка под ним мерзко заскрипела. Но он этого не услышал. Он начал чувствовать, как щеки становятся влажными от слез.
Хотелось кричать. Стенать. Хотелось забыться. Раз и навсегда. Он слышал скрежет собственных зубов. От напряжения скулы свело.
Если он сейчас взвоет раненным, бьющимся в предсмертной агонии зверем, вероятно, перепугает хозяев дома… Теперь ему остается лишь всякий раз, просыпаясь утром, смиренно принимать рассвет, и не думать о Кристине, понимая, что все кончено, что прошлое не вернется. С этой мыслью он словно провалился в безвременье, где не было ни чувств, ни боли, ни тоски, ни страха, ничего. Сколько прошло времени – он не мог сказать, потому что понятия не имел.
Наконец, дверь скрипнула. Эрик дернулся на постели, но в ту же секунду моментально откинулся на подушку. В глазах от резкого рывка затанцевали кровавые всполохи.
- Матерь божья, - закачал головой доктор, - я думал, что вы умираете, или у вас началась лихорадка. Такая спешка. – Воскликнул врач, снимая фетровую шляпу.
- Верните мне кольцо, мсье доктор. – Доктор не успел переступить порог, как уже получил от раздосадованного пациента просьбу, больше по тону смахивающую на приказ. - Или ваши услуги стоят так дорого?
Доктор пожал плечами, присаживаясь на стул.
- Как ваше самочувствие?
- Оно совершенно не имеет значения. Зато, кольцо, которым оплатили ваши услуги без моего ведома и согласия, куда более для меня значимо.
Доктор понимающе качнул головой.
- Как я понял, это было единственное, чем можно было расплатиться.
- Я бы предпочел умереть, нежели расплатиться этой вещью. – Пациент из последних сил сдерживал себя и свое недовольство.
- Но-но, о чем вы таком. Я, конечно, все понимаю. – Спокойно ответил доктор. – Знаете ли, я сам не очень люблю платы за услуги личными вещами пациентов. – Эрик сощурил глаза, до конца не понимая фразу мсье доктора. – Сами понимаете, если бы пациенты платили единственными вещами, которых им не жалко, то мне пришлось бы брать от пациентов в плату их ночные чепцы. – Засмеялся врач.
Вся соль-то была в том, что кольцо же и было жалко!
- Кольцо у вас? Вы не… не заложили его? Не отдали? Не продали?
- Нет. – Отрицательно покачал головой врач. – Хотя, думаю, оно стоит не мало. Но я не стану этого делать.
Эрик позволил себе облегченно вздохнуть.
- Мсье доктор, я заплачу вам. Вдвое больше. Но прошу, мне нужна моя вещь, это кольцо, оно мне необходимо. Назад.
- Не беспокойтесь. Я верну вам вашу вещь. Мы все равно, думаю, встретимся в ближайшее время. Нужно будет проследить, как заживает ваша рана.
Эрик непроизвольно вскинул руку, и коснулся повязки. Ах да, рана…
- Ну так, как ваше самочувствие?
- Скверно. – Донесся откуда-то обиженный голос Жиля Надье.
Призрак нашел глазами его фигуру. Если бы Эрик мог пускать пар ноздрями, как разъяренный бык, он бы это сделал.
- Слушайте, он, случаем, от этой раны не того? – Надье постучал кулаком по своей голове. - Он меня чуть жизни не лишил.
Доктор, обескуражено, приподняв одну бровь, обернулся на хозяина.
- Когда я смогу встать, чтобы покинуть это место? Мне нужно в Париж. – Поинтересовался пациент, стараясь не обращать внимание на надоедающего бурчащего в углу «спасителя», жалующегося на то, что у его «постояльца» не все дома.
Доктор заерзал на стуле.
- Несколько дней придется все равно восстановить силы, не вставать, и тем более, никуда не выезжать. Голова – это вам не рука, например. Рискуете потерять сознание где-нибудь в дороге. К тому же, рана может снова открыться.
-
Чтобы ни было, деньги ему нужны. И не только чтобы расплатиться с врачом. Но и чтобы существовать. Кроме того, ему еще нужна и одежда. То, чем поделился с ним Жиль Надье, хозяин дома, в котором он теперь был вынужден несколько дней находиться, было ужасно. Нет, ужасно – слово мало описывающее то подобие одежды, это просто чудовищно.
Ему нужно было переодеться из эстетических соображений. Одежда, которая была на нем, нуждалась как минимум в стирке, а как максимум еще и в починке.
Щедрый хозяин, теперь через слово называющий его «приятель» (что несказанно раздражало Эрика), притащил ему, похоже, что-то из своей одежды.
Эрик развернул сверток.
Странно было осознавать, что какой-то чужой человек делится с ним одеждой, кровом, и вообще, разговаривает как с обычным человеком.
По-началу это очень настораживало его и отталкивало, он присматривался к этому Надье, но потом ему надоело гадать над загадкой, ответа на которую он все равно не найдет – почему столько лет своей жизни он был гоним, почему другие его не принимали, почему его отвергла единственная любимая им женщина, и почему находятся еще люди, которые вовсе не рассматривают его, несмотря на все, как угрозу, как чудовище, как существо, которое способно только отвращать от себя.
- Это ужасно!
- Да… уж. - Жиль смерил взглядом снизу вверх своего «постояльца», прищуривая один глаз, словно оценивая.
То, что предложенная Эрику одежда была ему не по размеру, это было очевидно.
- У нас разные размеры. Ты на голову ниже меня.
Надье по-ребячески шмыгнул носом.
- Что есть, то есть. Прости, друг, не дорос. Не знал, что придется делиться своим тряпьем с тобою вот. А ты какой-то тощий, приятель. На тебе все весит, как вон на вешалке.
- Это потому что мне твоя одежда велика. – Недовольно ответил ему «гость».
- Ну вот видишь, - кивнул ему Жиль Надье, - это не по тому, что я не дорос, а потому что ты недоел.
В таком виде выходить куда-либо не решился бы даже самый последний бродяга, притом выпив разом несколько бутылок вина.
Брюки ему были коротки, а в талии велики на несколько обхватов, и потому мешком свисали, приходилось придерживать их рукой, ибо они того и гляди, грозили свалиться вовсе. В таком вот виде появись на люди, это вызывало бы дикий смех у окружающих и повергло бы в невероятный позор того, на ком эти брюки были одеты.
А уж о сюртуке, который был тоже великоват в плечах, но вот опять же коротковат в рукавах, и говорить было нечего.
Вот уж что-что, а в шута он еще никогда не наряжался.
Жиль Надье, хозяин дома просто откровенно до неприличия хохотал, схватившись за живот и закинув голову назад.
- Так, - начал резво Жиль, - снимай-ка ты это все. Да уж, брюки лучше оставь свои, в этих тебе не ходить. – И крякнул от смеха, потому что смотреть спокойно он на это не мог. – Ну а вот рубашку взять можешь. Твоя уж совсем дух испустила. А на первое время пойдет. Рукава, в крайнем случае, закатаешь. Не голым же тебе ходить. А там придумаем что-нибудь.
Это был кошмар. Он еще никогда не чувствовал себя настолько глупо, и одновременно – потерянным.
- Слушай, - вдруг произнес Жиль Надье, колеблясь, и медля уходить, - все хотел поинтересоваться. Не подумай, так, интересно просто – колечко у тебя, которым ты так дорожишь – женино, поди?
Хозяин дома и не заметил, как «гость» его мертвецки побледнел и покачнулся.
Вот чего уж Эрик категорически не собирался делать, так это рассказывать почти совершенно незнакомому человеку всю подноготную своей жизни. Тогда может, ему еще и про легенду о «Призраке оперы» и «Ангеле музыки» поведать? Нет уж. И про Кристину, конечно же, он тоже ничего никому не скажет. Да и какой смысл – этой девушки нет, и больше никогда не будет в его жизни.
- В каком смысле? – Сделал он вид, что не понял.
- Ну, в обычном. Ты все хмурый какой-то, не может же быть, что бы ты был один, как перст на этом свете. Поди, кто-то да есть. Жена, может где-то. Или жены у тебя нет?
Эрик отрицательно мотнул головой, делая отвлеченное выражения лица, и всем своим видом показывая, что ему сейчас совсем не интересен этот разговор. Он, нахмурившись, и втянув голову в плечи, принялся одергивать короткие рукава сюртука.
- Нет у меня жены. – На этой фразе ему хотелось горько рассмеяться. Над собою. Надо же было, что б ему кто-то задал этот вопрос. Будто от одного взгляда на него это было не понятно. – Никого у меня нет.
- Что, один? И детей тоже нет.
- Нет. – Почти выкрикнул тот, теряя терпение.
Ну если нет жены, то детям-то откуда взяться? У Эрика все забурлило внутри.
Жиль Надье скривился, словно его заставили выпить что-то кислого.
- Странно. – Многозначительно обронил он. – Впервые такое вижу. Чье ж у тебя колечко, за которое ты меня чуток не придавил, паря? Может любовницы? Ты еще скажи, что и никакой пташки на примете у тебя тоже нет?
- Я не развожу домашнюю птицу. – Буркнули Жилю в ответ.
- Ты и, правда, не в себе. Доктор зашил тебе голову, а вот мозги забыл вложить обратно. Я вот все смотрю, ты, правда, такой пустоголовый или придуриваешься? – Вздохнул Надье.
Эрик поднял на него разъяренный взгляд.
- Сам-то… - Рассеянно хмыкнул Эрик.
- А что сам? – Воодушевленно ответил хозяин, цокнув языком. – Сам-то я с усами, а у тебя пока не выросли.
Эрик представил перед собою веревку. Представил, как петля со змеиной проворностью обвивает шею, врезается в нее, и затягивается, затягивается. Только веревки не было.
Ну, тогда хотя бы на худой случай чего-нибудь тяжелое.
- Ну, чего ты так на меня смотришь? При чем тут птицы? Я про женщин. Понимаешь? Они такие… такие… - начал он чертить в воздухе руками, - знаю я тут некоторых. Эх, - блаженно прикрыл он веки, и вздохнул. – Не то, что моя Гортензия. Ну, не говори мне еще, что ты баб никогда не видел. – Махнул на него рукой Жиль.
Пошутил. Сразу заметно.
А ведь попал в яблочко. Почти. То есть, отчасти он был прав.
- Ладно, переодевайся во что есть. – Сказал Надье, решая завершить этот разговор.