Исповедь графини де Шаньи
Пролог
Has no one told you she`s not breathing?
Evanescence
Париж, 1917 год
В душной гостиной было тихо. Мертвая, ужасающая тишина отражалась от стен, покрытых богатыми гобеленами работы лучших мастеров Европы, и с непомерной тяжестью давила на уши старика и стоящих рядом с ним мужчины и женщины средних лет. Ожидание – это, пожалуй, самое ужасное, что может быть на свете. Вот сейчас дверь откроется, выйдет доктор, и они узнают приговор… Руки старика дрожали, и он даже не пытался это скрыть, хотя гордость умоляла его поступить иначе. Впрочем, по возрасту Рауль де Шаньи вовсе не был таким старым: ему было шестьдесят восемь лет. Но время ничего не может оправдать, если человек глубоко несчастен, а граф был именно таким человеком.
Первым тишину прервал мужчина:
-Скоро ли? Боже, сколько же еще ждать!
И заходил по комнате спешными и нервными шагами. Женщина не выдержала и, сев на кушетку и закрыв лицо руками, расплакалась. Никто не стал ее утешать: каждый был занят своими мыслями, и только резкий звук шагов напоминал присутствующим о том, что они живы.
За окном было бы темно как в аду, если бы где-то вдалеке, в паре кварталов от особняка де Шаньи, не разгорелся пожар. Пламя уже охватило весь дом, и его огромные языки добрались до крыши, чтобы и там установить свою безапелляционную власть.
«Как в ту самую ночь», - внезапно подумал Рауль и ужаснулся собственным мыслям. Почему он вспомнил об этом сейчас, когда для этого нет никаких причин? Но на самом деле причины были, и граф хорошо понимал это.
«Возможно, она уже умерла в ту самую ночь, а не умирает сейчас. И… что если это моя вина?»
Чувство собственной вины в медленном угасании Кристины не давало ему покоя всю жизнь, и даже над короткими мгновениями семейного счастья витала тьма, чью музыку они оба так хорошо чувствовали.
За дверью послышался шорох, и все трое, замерев в ожидательной позе, прислушались. Дверь медленно открылась, и из-за нее вышел врач. Ему не надо было ничего говорить для того, чтобы люди, сидевшие в гостиной, поняли все. Луи де Шаньи отвернулся и подошел к окну, чтобы скрыть свои слезы, уже начинавшие течь из глаз, а Элиза, сиделка, обняла графа и, попытавшись успокоить себя, спросила:
-Мсье, сколько ей осталось?
Врач растерянно и виновато потер бледный лоб и ответил дрожащим голосом:
-Осмелюсь предположить, сударыня, что несколько часов. Она не доживет до утра. Я ничего не могу сделать…
Рауль промолчал, и ни один мускул его лица не дрогнул, но сердце захлебнулось в рыданиях, которых, казалось бы, мне мог выдержать ни один человек.
-Тогда мы все должны попрощаться с ней… - сказал он, стараясь ровно дышать. – А потом послать за священником.
-Нет, - неожиданно ответил доктор. –Ее последней просьбой было, чтобы сначала к ней прислали священника, она хочет исповедоваться, а потом уже повидать родных. Я понимаю, что не могу вас принудить, что последнее слово за вами, но…
-Хорошо. Пусть будет так. Велите позвать священника! Пусть исповедует… умирающую.
С этими словами граф де Шаньи опустил свою поседевшую голову на плечо Элизы и, не в силах больше терпеть, заплакал как ребенок.
Отредактировано Edelweiss (2005-10-17 18:46:26)
Шутка. Нет конечно.
Кстати, забыла предупредить: еще ни один из моих рассказов не заканчивался хэппи-эндом. Так что оптимистам придется купить валерианку. 
-0