Побег

Можно сбежать от солнца,
Можно сбежать от ветра,
Можно – от брызг соленых
Или от белого снега.

Можно сбежать от счастья,
Можно – от горького горя,
Можно сбежать от радостей
И от рутины моря.

И от супруга неверного
Можно сбежать, не любя.
Можно сбежать от всего на свете!
…Но не сбежишь от себя.

01 июля 1890 года, 06:30
Париж, квартира Перса на улице Риволи

Перс, сидя на балконе, потягивал кальян и любовался просыпающимся городом, когда в дверь внизу позвонили. Спустя несколько минут в комнате за его спиной послышались знакомые шаги Дариуса и тяжеловатая поступь, принадлежащая, как сразу отметил бывший шеф тайной полиции Мазендарана, женщине. Перс неохотно оторвался от кальяна и вернулся в комнату. Прямо перед ним стояла полная блондинка с голубыми глазами, способными чистотой соперничать с северными озерами. Дама была одета по последней моде; на ее шее красовался кулон с сапфирами, подчеркивающими цвет ее глаз, а в ушах блестели сапфировые же серьги. Но даже искусно наложенная косметика не смогла скрыть припухших век и темных кругов под глазами, а в уголках плотно сжатых губ залегли горькие складки.

Дариус молча поклонился и вышел из комнаты, закрыв дверь.

– Графиня де Шаньи! Какая честь! Мой дом – ваш дом, мадам!– Обратился к посетительнице Перс.– Вы очень похорошели. Чем обязан столь раннему визиту?

– Ах, дарога, оставьте светские любезности. Я пришла к вам… Я пришла искать защиты для моих детей и для себя,  – ответила графиня Кристина де Шаньи, урожденная Даае.

– Чем же может бедный изгнанник помочь жене главы одного из самых богатых и знатных родов Франции? – Перс по-птичьи наклонил голову вбок.

– Месье Перс, если бы титул и деньги делали людей счастливыми… Впрочем, дело как раз в деньгах и титуле. Родственники Рауля… Они были очень недовольны его браком с безродной певицей, к тому же еще и бедной. А за пять лет… за пять лет муж ко мне охладел, и начал прислушиваться к их словам. Сейчас он стал мне чужим человеком, и практически открыто живет с любовницей – баронессой Атенаис де Сен-Жак. И речь идет даже не о разводе – он намерен признать наш брак недействительным – раз он заключен в Швеции – и выбросить меня на улицу без средств. Но хуже всего то, что эти изверги хотят забрать моих детей! И я их больше никогда, слышите, никогда не увижу!

– Почему же вы обратились ко мне? Я ведь не судья и не адвокат, – усмехнулся Перс.

– Мне больше не к кому идти. Матушка Валериус умерла, и я теперь совершенно одна. А вы, вы были так добры ко мне! И еще вы когда-то служили в полиции – и могли бы мне помочь! Если вы откажете в помощи, – она помолчала, словно собираясь с силами, – мне останется только наложить на себя руки.

– Боюсь, вы зря надеялись на меня, мадам. Я ведь теперь даже не шеф полиции Мазендарана. Не в моих силах тягаться с семейством де Шаньи. Положитесь на милость вашего христианского бога.

– Что ж, дарога, простите за отнятое у вас время, – ответила Кристина, развернулась, и, безуспешно пытаясь сдержать слезы, пошла к дверям.

– Мадам! – Окликнул ее Перс. Женщина остановилась на пороге, но не обернулась. – Я знаю лишь одного человека, который действительно мог бы вам помочь. Но…

– Но что? – Порывисто обернувшись, спросила Кристина.

– В свое время вы отвергли его любовь. И на его месте я бы десять раз подумал, прежде чем протянуть вам руку помощи.

– Так Эрик… Эрик жив? – Недоверчиво воскликнула мадам де Шаньи. – Но объявление в «Эпок», ваш рассказ, могила, которую вы мне показали… Я не понимаю... Все это было ложью?!

– Эрик решил, что ему лучше исчезнуть и не мешать вашему счастью. И я помог ему это сделать. Я не предаю старых друзей, мадам. И поверьте, если бы я не был уверен, что… Дариус! Дариус! Скорее, нюхательную соль! И помоги мне перенести мадам де Шаньи на диван – ей плохо!

01 июля 1890 года, 10:35
Париж, улица Лепик, 25, мансарда

В мансарде дома 25 на улице Лепик на Монмартре, этом приюте нищих поэтов, музыкантов и художников, было солнечно и сухо. За столом, находящимся у окна, выходящего на крышу, сидело двое мужчин. Один из них – уже известный нам Перс. Лицо второго скрывала черная маска. Этот второй вообще был примечательным субъектом: он выделялся среди обитателей не только упомянутого дома, но, пожалуй, и всего Парижа высоким ростом и сильнейшей худобой. Это даже если не упоминать его желтые глаза и скрытое под маской лицо – лицо, которое сделало бы честь любой египетской мумии.

Проще говоря, вторым был печально известный Любитель Люков, палач, разведчик и убийца, певец, композитор, архитектор и музыкант – Призрак Оперы собственной персоной. После своей «смерти» Эрик «отошел от дел», и, сочиняя симфонию «Реквием по любви», жил тихой жизнью отшельника, спрятавшись от любопытных глаз в одном из самых людных районов столицы Франции.

– Итак, дарога, ты говоришь, что спустя пять лет Кристине вдруг понадобилась помощь Эрика? Эрик же отпустил ее – добровольно отпустил, и она ушла со своим мальчишкой, будучи абсолютно счастливой! Они клялись друг другу в вечной любви! Эрик не мешал им – и даже не следил за ними! В чем же дело?

– Эрик, теперь положение Кристины де Шаньи безвыходно. Ее муж...

– Что?! Мальчишка посмел поднять на нее руку?! – Рука Призрака привычно потянулась в правый карман, – Да я ему голову оторву!

– Нет, все гораздо сложнее и … хуже. Граф де Шаньи не желает больше связывать свою судьбу с безродной бывшей актрисой. Он завел любовницу с титулом и деньгами, и, кажется, хочет жениться на ней.

– Как это обычно для представителей рода человеческого – сначала получить желаемое, а затем, наигравшись, выбросить надоевшую игрушку! Но Эрик выше ваших страстей. Дарога, Эрик не будет вмешиваться в дела семьи де Шаньи. Хватит и прошлого раза! Еще раз убегать и прятаться, как побитый пес, Эрик не желает!

– Эрик, Аллах свидетель, Кристине больше некуда идти и не к кому обратиться. И если ты не поможешь ей, она погибнет. Она не лжет – поверь мне, старому ишаку, за двадцать лет службы в полиции повидавшему разных, очень разных, гм, представителей рода человеческого, и вдоволь насмотревшегося на все виды лжи.

Призрак отвернулся к окну и молча сидел минут пять. И, когда Перс уже собрался уходить, промолвил:

– Хорошо. Сегодня вечером в Гран Опера дают «Кармен». Пусть Кристина абонирует ложу № 5 – полагаю, это графине де Шаньи по средствам. Конечно, лучшее место для разговора такого рода – людный базар, но и театр во время столь шумной постановки, пожалуй, сойдет. И еще, дарога: убеди Кристину ни в коем случае не спускаться в дом над озером – там, кроме пыли, старой мебели и ловушек, ничего не осталось. А адрес Эрика можешь дать ей только в самом крайнем случае – если опасность будет угрожать ее жизни.

Отредактировано opa79 (2012-09-12 12:33:56)

Martian, как говорилось когда-то в нашей дворовой компании, "Все смеются после слова "Лопата"." То есть до этого слова - не смеяться! Раз надписи "Конец" нету - видимо, еще не конец. 

Mary-Bellatrix, почитаете проду - увидите. Впрочем, молить Крис о помощи не будет - это скорее просто договор, хотя и на достаточно странных и жестких условиях.

В смысле, Крис располнела? Блондинка, после двух родов, нервы и хорошее питание, включая сладкое - которым она пыталась скомпенсировать нервную нагрузку. Это естественно. Да и вряд ли мадам де Шаньи бегала по утрам...

Итак, прода.
------------------------------------------

01 июля 1890 года, 19:35
Париж, Гран Опера, ложа № 5

Как только под сводами зала Гран Опера погасла люстра и началась увертюра, голос из светильника вкрадчиво прошептал в ухо Кристине:

– Добрый вечер, мадам де Шаньи.

– Эрик? Вы все же живы, - с явным облегчением ответила графиня.

– Да, Эрик жив и невредим. Хотя и не может сказать, что вашими молитвами, мадам, – ответило ей кресло справа. – А что, смерть Эрика вас сильно огорчила? Эрику казалось, вы счастливы со своим мальчишкой…

– Была… Была до недавних пор.

– Итак, теперь вы глубоко несчастны. Более того, вы сумели уверить Перса, что положение ваше безнадежно, и притом были убедительны настолько, что он даже решился раскрыть маленькую тайну Эрика. Что же заставило вас, мадам, искать встречи с Эриком, живым мертвецом, которого вы в ответ на любовь лишь жалели, как бездомную собаку?

– Эрик, давайте поговорим спокойно, как взрослые люди, без ваших фокусов с чревовещанием. Я сама, похоже, скоро превращусь в такую же бездомную собаку, как и вы, - устало промолвила Кристина де Шаньи. – Так что разница между нами не столь уж и велика.

– Что ж, давайте, поговорим, - ответил Призрак Оперы, и бесшумно выступил из темноты позади кресла графини. – Мадам, Эрик вас внимательно слушает.

– Эрик, я … – запнулась Кристина.

– Смелее, Кристина, смелее! – подбодрил ее Эрик.

И Кристина рассказала все. О том, как они с Раулем уехали в Швецию и там поженились – против воли всего семейства де Шаньи. О рождении их первенца – Густава. О том, как она, вернувшись спустя год после рождения Густава в Париж, нашла Перса, прочла показанное им объявление в «Эпок» – и, впервые солгав мужу, приехала в Гран Опера и плакала на его могиле. О том, как еще через год родилась дочь – и она назвала ее Жанна-Эрика, что страшно рассердило всех де Шаньи, а особенно Рауля. О том, как она после вторых родов сильно поправилась (врачи говорят – от нервов) и об измене мужа. О том, что Атенаис де Сен-Жак моложе ее на пять лет, красива собой и богата – куда ей теперь тягаться с этой изящной дворянкой! О том, что в последнее время Рауль согласился с доводами родни – и желает избавиться от нее, женщины, родившей ему двоих детей. А дети… детей у нее отберут – отпрыски рода де Шаньи должны получить подобающее воспитание! Даже если их будут считать практически бастардами.

– Итак, чего же вы хотите от Эрика? Эрик не бог, и не может вернуть вам любовь мужа.

– Эрик, помогите мне спасти детей! Я не могу, слышите, не могу оставить их на милость мужа и его любовницы!

– Мадам, допустим, Эрик поможет вам, и дети останутся с вами. Чем вы собираетесь зарабатывать на жизнь?

– Я могла бы… я снова могла бы петь. Пусть не первые роли, но тогда я не зависела бы ни от чьих капризов!

– Что ж, тогда остается еще один вопрос.

– Какой?

– Вопрос оплаты. Что получит Эрик взамен на помощь?

– Все. Все, что пожелаете.

– Хорошо. Кристина, Эрик подумает, чем может вам помочь. Завтра Эрик сообщит вам свое решение. Прощайте.

И Призрак исчез из ложи так же неслышно, как и появился.

02 июля 1890 года, 07:20
Париж, предместье Сен-Жермен, особняк де Шаньи

Этим утром солнце, как всегда, наполняло веселыми лучами спальню графини де Шаньи. Но не оно заставило женщину оторвать голову от подушки, мокрой от слез. Что-то влетело в комнату через открытое окно и с легким стуком упало около ее кровати. Этим «чем-то» оказался камушек, завернутый в бумагу. Подняв его с пола и развернув бумагу, Кристина прочла:

Сегодня после обеда поезжайте на прогулку с детьми в сад Тюильри. Во время прогулки будьте с трех до четырех часов у фонтана напротив оранжерей. Служанку с детьми отошлите под любым предлогом. Э. попытается вам помочь, но для этого нужно, чтобы вы знали, на что идете. Записку сожгите.
Э.

Выбросив камушек в окно, и быстро спрятав записку в бювар, Кристина позвонила. Вошла ее горничная.

– Мадам?

– Николь, скажите господину графу, что к завтраку я сегодня не выйду. У меня мигрень. Полагаю, к обеду это пройдет.

– Да, мадам.

– Дети уже встали?

– Нет мадам, няня пока их не будила.

– Тогда начнем утренний туалет, – вздохнула Кристина, - Корсет, пожалуйста, затягивайте вполсилы. Я неважно себя чувствую.

– Слушаюсь, мадам.

После того, как процедура облачения мадам де Шаньи в домашнее платье была, наконец, завершена, она сказала:

– Николь, пусть няня приведет детей ко мне: боюсь, я не в том состоянии, чтобы пойти к ним, но я должна их хотя бы поцеловать. И еще, прошу Вас, скажите, чтобы завтрак подали мне в комнату.

Когда Николь вышла из комнаты, записка с подписью «Э.» перекочевала за корсаж. А спустя пару минут няня привела Густава и принесла маленькую Жанну.

Мальчик с веселым визгом, совсем не подобающим наследнику титула де Шаньи, бросился на шею матери, а Жанна, когда графиня взяла ее на руки, что-то весело залопотала. Обнимая детей так, будто это было в последний раз в ее жизни, Кристина подумала: «Ради вас я пойду на все. В вас – вся моя жизнь, маленькие мои!».

– Иветт, пожалуйста, проследите, чтобы дети позавтракали.  Густав, Жанна, слушайте няню. Надеюсь, к обеду у меня перестанет болеть голова, и мы поедем на прогулку в сад Тюильри.

Записка была сожжена позже, когда Кристина, отпустив всех слуг, прилегла отдохнуть.

Отредактировано opa79 (2012-09-11 13:28:59)

Прода.
--------------------------

02 июля 1890 года, 15:35
Париж, сад Тюильри, у фонтана напротив оранжерей

Кристина стояла у фонтана и смотрела, как в его струях играют веселые солнечные зайчики. Иветт повела детей покататься на пони, а она, сославшись на легкое недомогание, осталась здесь. «Куда же он запропастился? На часах уже полчетвертого…» – взволновано думала графиня де Шаньи. И тут она услышала знакомый мелодичный голос:

– Дочь моя, вы в большой печали. Я могу Вам чем-то помочь?

– Эрик? – Кристина обернулась и увидела статного кюре средних лет с самым заурядным, ничего не выражающим лицом.

– Нет, дочь моя, вы ошиблись. Я отец Рено, Ксавье Рено. Я вижу, вы много страдали и нуждаетесь в духовном утешении, – золотые глаза «кюре» внимательно смотрели на нее.

– Д-да, отец мой, – пролепетала Кристина.

– В таком случае, если не возражаете, присядем вон там. Я надеюсь, мы никому не будем мешать.

Когда они присели на лавочке в стороне от шумной толпы, Эрик сказал:

– Мадам, я нашел способ помочь вам. Но, прежде чем действовать, я должен знать, согласны ли вы с моим планом.

– Что ж, я вас слушаю.

– Для того чтобы дети остались с вами, графиня де Шаньи с детьми должна исчезнуть. Лучше всего – умереть. Допустим, сгореть вместе с особняком. Он застрахован на значительную сумму – так что семейству де Шаньи вряд ли будет нанесен существенный урон. А вместо мадам Кристины де Шаньи появится, скажем, мадам Августина Дасье, вдова с двумя детьми – Густавом и Эрикой. Жить во Франции после этого вам как минимум пять лет нельзя – за это время, думаю, шумиха поутихнет, да и полиция сдаст дела в архив. Лучше всего переждать в Швейцарии – у меня там остались старые связи, и я сумею обеспечить вам швейцарское гражданство. Кроме того, – продолжил Призрак, – я прекрасно знаю местную полицию. Да и швейцарская недалеко от нее ушла. Вам придется изменить внешность. Для того чтобы вас не узнали, думаю, будет вполне достаточно перекраситься в брюнетку. Хна и басма – ваши верные союзники.

– Но мой голос… меня смогут опознать по голосу!

– Не думаю. Я полагаю, тех нескольких выступлений, которые были в Гран Опера, недостаточно, чтобы публика запомнила ваш голос. Время все надежно стерло из памяти людей. По голосу вас могут опознать муж, его родня, слуги и, возможно, завсегдатаи салонов – если вы часто пели в салонах...

– Нет. После того, как я пять часов проплакала на вашей могиле, я больше не могла петь…

– Думаю, если вы действительно собираетесь снова петь, у вас будет время восстановить голос. Итак, остался еще один вопрос: дети.

– Но ведь это мои дети! И они останутся со мной!

– Кристина, это не только ваши дети. Это – дети и мальчишки тоже. А потому они имеют право на часть наследства де Шаньи.

– Я ничего не желаю брать от де Шаньи!

Желтые глаза «кюре» зло сверкнули.

– Кристина, я говорю о будущем ваших детей, а не о том, хотите вы что-то брать от де Шаньи или нет! Потому, если вы решитесь на побег, вы обязательно возьмете документы, подтверждающие их личность, сделаете их нотариально заверенные копии, и положите эти копии в банковский сейф! Более того, вы снимете отпечатки пальцев детей, и оттиски тоже положите в банковский сейф – чтобы Густав и Жанна-Эрика смогли предъявить свои права на наследство, если в том возникнет надобность. Иначе я отказываюсь Вам помогать.

Кристина, потупив глаза, молчала.

– Итак, внимательно обдумайте и хорошо взвесьте все, что я сказал. Вы согласны?

После нескольких минут молчания графиня де Шаньи ответила:

– Да, я согласна. Но Эрик, молю вас: дайте мне слово, что никто не будет убит.

– Это усложняет задачу… Но раз уж вы требуете, даю вам такое слово. Что ж, мадам, если вы согласны, я начинаю действовать. Но учтите, Кристина: риск велик. А потому вам придется призвать на помощь все ваше актерское мастерство. Надеюсь, вы не забыли мои уроки.

И «кюре», благословив «заблудшую овечку стада Христового», величественно удалился, оставив графиню на скамейке в одиночестве. Через несколько минут появились Иветт, с Жанной на руках, и Густав, вприпрыжку носящийся вокруг нее. Девочка увлеченно сосала леденец, а мальчик тащил в руках маленькую игрушечную лошадку.

– Мама, мама, посмотри, какую мне подарили лошадку! – закричал Густав, показывая матери свое приобретение. – Дядя в черном вытащил ее прямо из моего уха! Вот здорово, правда? А еще он подарил Жанне леденец!

– Это высокий худой кюре, которого мы видели у фонтана, когда поехали кататься, продолжила Иветт, – он благословил нас, а еще он раздавал маленьким детям игрушки и леденцы. Он очень добрый человек, правда, мадам?

– Несомненно, Иветт, несомненно, – рассеянно ответила Кристина.

Они еще долго гуляли саду, и уехали, лишь когда на часах было шесть.

Кристина забрала у няни мирно посапывающую малышку Жанну, и взяла девчушку на руки, а Густав, сначала шаставший по карете туда-сюда, наконец притомился и уснул, прислонившись головкой к боку обнявшей его свободной рукой матери. И Кристина, обнимая своих детей, впервые поверила, что все у нее получится – просто не может не получиться. Ведь все, на что она согласилась, все, что будет ею сделано – все это ради двух крошек, которые сейчас спят…

Отредактировано opa79 (2012-09-12 16:58:23)

Да. Эрик "играет роль" провинциального кюре - потому и говорит, и ведет себя соответственно.

Увидите.