Часть третья.
После публикации странного объявления прошло две недели. Эрик так и не появился. Кэтти, тщетно прождав его несколько дней, даже предприняла попытку разыскать своего пропавшего гостя. Она знала, что он живёт и работает в Гранд Опера, поэтому в первый же свой выходной направилась туда. Увы, поиски оказались безрезультатными. Штатным концертмейстером театра оказался некий мсье Бернар, хормейстером - мсье Габриэль, а музыканта, учителя пения и композитора по имени Эрик никто не знал. Когда же Кэтти упомянула о том, что он был учителем Кристины Дааэ, реакция последовала довольно странная: ей каким-то непонятным тоном заявили, что у мадемуазель Дааэ не было учителя, а потом болтливые девчушки из кордебалета отвели её в уголок и сообщили "по большому секрету", что пропавшую певицу обучал то ли Ангел Музыки, то ли даже сам Призрак Оперы собственной персоной - в общем, тёмная история.
Правда, один музыкант по имени Эрик в театре всё же обнаружился. Им оказался скромный немолодой скрипач в оркестре по имени Эрик Клодин. Однако этот тихий интеллигентный мужчина приятной наружности ничем не напоминал того, кого она разыскивала. Пришлось уйти ни с чем.
В последующие дни Кэтти ещё не раз пыталась узнать об Эрике хоть что-нибудь. Она даже осторожно, не став привлекать к этому делу Сесиль, сама расспросила знакомых продавщиц в окрестных магазинчиках, не видал ли кто-нибудь в последнее время Папашу "Обмани-Смерть". Услышав, что на днях он покупал овощи, она уже было обрадовалась, но преждевременно - оказалось, что это было около двух недель назад. Перец и кабачки он покупал тогда для неё. А в последние дни его не видел никто. Не мог же он под землю провалиться?
Всё это время Кэтти не давало покоя увиденное в "Эпоке" странное объявление. Она понимала, что Эрик не мог умереть на самом деле - в то утро, когда вышла газета, он оставался дома живым и почти здоровым - насколько это слово вообще было применимо по отношению к нему. Однако объявление явно что-то значило - но что? Она упорно гнала от себя мысль о том, что Эрик мог дать это объявление специально, намереваясь всё-таки покончить с собой... Эта мысль была слишком кошмарна, чтобы размышлять над ней дольше секунды. Поэтому, разыскивая своего пропавшего гостя, Кэтти убеждала себя, что всего лишь волнуется за него - он ведь совершенно не окреп... А ещё она обижена на него за то, что он так грубо попытался откупиться от неё вместо того, чтобы нормально, по-человечески поблагодарить и попрощаться. И найти его она хочет, чтобы просто поговорить... может быть, узнать, всё ли у него в порядке и что он собирается делать дальше... А ещё он так и не рассказал ей, чем закончилась та история с пропавшим голубым бриллиантом в Константинополе...
Лишь на исходе второй недели Кэтти призналась самой себе - она ужасно по нему скучает. Почему-то теперь холод и пустота её одинокой квартирки, к которым она, казалось, уже давно привыкла, стали невыносимы. Закончив смену, она спешила домой, торопилась, надеясь, что снова увидит его там... Тщетно. При виде пустого дивана и кресла к горлу подкатывал ком размером с Гранд Опера, а на глаза наворачивались слёзы.
Раньше она даже представить себе не могла, что за какие-то три недели можно так сильно привязаться к постороннему мужчине. Тем более - такому странному мужчине, уроду, которого большинство людей и за человека-то не посчитали бы. И это было вдвойне несправедливо. Кэтти много раз пыталась представить себе, каких высот мог бы добиться этот неординарный человек, если бы не его ужасная внешность, - и от этого ей становилось нехорошо. Это была самая настоящая трагедия. Поломанная, разрушенная жизнь... из-за такой, казалось бы, мелочи - уродливого лица.
Она надеялась, что столь мимолетное знакомство быстро изгладится из памяти, и жизнь вернётся в прежнюю колею... Однако этого не происходило. Кэтти не знала, где искать Эрика, но продолжала надеяться, что рано или поздно он всё равно объявится или как-то даст о себе знать. Сесиль и Амели, заметившие состояние подруги, истолковали его по-своему - решили, что она поругалась или рассталась со своим женихом. Они, как могли, утешали её, старательно удерживаясь от прямых расспросов и надеясь, что она сама им всё расскажет. И от этой их тактичной заботы Кэтти становилось ещё хуже.
В один из таких вечеров, уйдя из магазина чуть пораньше - напарницы чуть ли не силой вытолкали её на улицу, чтобы она погуляла на свежем воздухе и развеялась, - Кэтти вдруг услышала музыку. Девушка направлялась к себе, до дома оставалось ещё больше квартала, однако тихий и печальный звук скрипки заставил её сначала замереть от удивления, а потом ускорить шаг. Завернув за угол, она с изумлением поняла, что скрипач стоит возле её дома. Откуда он тут взялся? Дом, в котором она жила, - обычное многоквартирное здание - стоял в тихом переулке, и уличным музыкантам даже в голову не приходило останавливаться для своего промысла здесь. Тем более что до центральных бульваров с их шумными многолюдными топами было рукой подать.
Пока она подходила, скрипка неуловимо сменила тональность, и музыкант плавно перешёл к новой мелодии. "Он что, так и играет всё время без остановки?" - мельком успела удивиться Кэтти, а в следующую минуту все мысли вылетели у неё из головы, ибо музыка, которую он начал играть, не была похожа ни на что из того, что ей доводилось слышать прежде. Скрипка в его руках стонала и рыдала, словно обнажая тоскующую душу живого существа. Это была не музыка, а квинтэссенция боли, любви, страсти и отчаяния.
Завороженная этой мелодией, Кэтти уже не замечала ни собравшихся вокруг музыканта людей, ни высовывавшихся из окон соседей - ничего. Лишь смычок в тонкой руке, терзающий не только струны прекрасного инструмента, но и души слушателей своим плачем по неразделённой любви. Трудно было сказать, сколько всё это продолжалось, околдованная музыкой Кэтти очнулась лишь тогда, когда Эрик опустил смычок и поклонился собравшейся вокруг толпе, объявив, что концерт окончен...
Стоп! Эрик?! Откуда он здесь? И что он тут вообще делает?!
Кэтти, не веря своим глазам, смотрела на то, как он сдержанно благодарит аплодирующую публику и раскланивается. Оглядевшись, она поняла, что многие из стоявших вокруг ей знакомы, среди слушателей оказалось полно соседей, что было, в общем-то, неудивительно. Почти у всех женщин в глазах стояли слёзы, кто-то, не стесняясь, рыдал навзрыд. Да и сама Кэтти не была исключением - вытерев мокрые глаза, она стала смотреть, как собравшаяся толпа начала потихоньку расходиться. Эрик поднял с мостовой футляр, выгреб из него деньги - Кэтти заметила, что среди мелочи там было немало купюр, - небрежно сунул их в карман, после чего, по-прежнему старательно не глядя в её сторону, аккуратно уложил свою скрипку, сунул футляр подмышку - и лишь после этого повернулся к ней.
Они застыли посреди улицы друг напротив друга. Кэтти столь многое хотелось ему сказать, что теперь она даже не знала, с чего начать. Комок, застрявший в горле ещё во время его игры, упорно не желал исчезать, поэтому она лишь молча смотрела на него, боясь пошевелиться. Эрик, видимо, истолковал её молчание по-своему. Тяжело вздохнув, он отвёл взгляд, весь ссутулился и повернулся, собравшись уходить. Лишь когда он сделал несколько шагов, Кэтти наконец пришла в себя.
- Стой! Куда ты? - догнав Эрика, она ухватила его за рукав и потянула за собой. - Идём ко мне, - только тут она вдруг сообразила, что впервые назвала его на "ты", и покраснела, устыдившись собственной фамильярности.
Однако Эрик ничего не заметил. Перехватив скрипку поудобнее, он беспрекословно пошёл за ней, старательно игнорируя любопытствующие взгляды её соседей по дому.
- Я никогда не представляла, что можно так играть на скрипке! - теперь, когда предательский комок в горле растворился, Кэтти не могла удержать рвущиеся наружу впечатления. - Это было непередаваемо! Знаете, я много раз слышала и уличных музыкантов, и профессиональных скрипачей в оркестре Гранд Опера... Но я никогда не думала, что одинокая скрипка может так звучать! Как у вас получается производить такой эффект? Я знала, что вы музыкант, но даже представить не могла, что вы настолько прекрасный музыкант!
Эрик, казалось, пропускал её восторги мимо ушей. Он молча зашёл следом за ней в квартиру, оставил в прихожей скрипку, шляпу и плащ - и так же молча прошествовал к любимому дивану.
- А кто композитор? Чья эта музыка? - не унималась Кэтти.
- Моя, - просто ответил он и с усталым вздохом откинулся на спинку, закрыв глаза.
Только теперь Кэтти обратила внимание на его состояние. Эрик выглядел не просто утомлённым - он казался совершенно обессиленным. Словно и не было тех трёх недель, что он провёл у неё. Перед ней снова сидел едва не умирающий от истощения и усталости человек. Что с ним произошло за эти две недели? И как он ещё ухитрялся играть в таком состоянии?
Решив оставить расспросы на потом, Кэтти ушла на кухню, быстро приготовила лёгкий ужин, заварила чай и вернулась с подносом в гостиную. Эрик сидел на диване в той же позе и, судя по всему, дремал. Кэтти замерла, разглядывая его. Он снова был в маске из папье-маше, но теперь эта маска с искусственными усами и накладным носом почему-то очень сильно её раздражала. Уж лучше его собственное лицо, право...
- Эрик, ужин готов, - она легонько тронула его за плечо. - И чай с пирожками... Вы любите пирожки?
Пирожки Эрик любил. От ужина он, правда, отказался, зато чай выпил. На то, чтобы уговорить его снять маску, у Кэтти ушло минут пять - на этот раз он не стал особенно сопротивляться. Пока он подкреплял свои силы, она тихонько рассматривала его и поражалась произошедшим с ним переменам. Бледный, осунувшийся, измученный...
- Эрик, что с вами случилось? Где вы были эти две недели? - спросила Кэтти, дождавшись, когда он допьёт чай.
Эрик повертел в руках чашку, гипнотизируя её взглядом - словно надеялся в её глубинах увидеть ответы на все вопросы мироздания.
- Она не пришла... - наконец произнёс он так тихо, что Кэтти с трудом его расслышала.
- Что? Кто не пришёл? Куда?
- Кристина... Она не пришла похоронить меня... Как обещала... Она не пришла...
- Похоронить? - Кэтти совсем перестала что-либо понимать. - Почему она должна вас хоронить? Вы ведь живы?
- Потому что вышло объявление, - Эрик произнёс это с таким выражением, словно объяснял очевидное пятилетнему ребёнку. - Ты наверняка его видела. Она должна была спуститься в подвалы Оперы и похоронить меня там после того, как прочитает это объявление... А она не пришла! Я знаю - это он её не пустил! - Эрик неожиданно пришёл в странное возбуждение. - Это мальчишка! Её виконт! Он наверняка не позволил ей спуститься ко мне! Она бы ни за что не нарушила данное мне обещание!
- А откуда вообще взялось это объявление? Это вы его разместили? - спросила Кэтти, пропуская мимо ушей его фамильярное обращение.
- Нет, дарога. Он должен был получить от меня условный знак после моей смерти, я оставил распоряжение...
- Какой ещё "дарога"? - жалобно спросила Кэтти, чувствуя, что их разговор превращается в диалог персонажей из пьесы абсурда.
- Неважно, - отмахнулся Эрик. - Важно то, что объявление вышло, а она не пришла. И если бы я действительно умер, то мой труп сейчас обгладывали бы крысы... Как она могла?! Нет, она ни при чём! Я сначала думал, что она могла не увидеть объявления, что не успела вовремя вернуться в Париж... Я ждал её там две недели, но она так и не пришла... Теперь я понял! Это всё он виноват! Он не пустил её!
Теперь всё встало на свои места. Кэтти наконец поняла, что произошло, и с удивлением покачала головой:
- Эрик, а на что вы рассчитывали, ожидая её там? Если бы она пришла? Чего вы хотели?
- Как это чего? - изумился он так, словно она спросила несусветную глупость. - Увидеть её! Увидеть хотя бы раз... Сказать ей... что-нибудь... - он затих.
- А вы не подумали о том, что почувствовала бы бедная девушка, если бы спустилась в подвалы Оперы... Кстати, как вам вообще в голову пришла идея назначить место своего погребения именно там? Ужас какой-то... Ладно, неважно. Так вот, она бы спустилась похоронить своего несчастного учителя, которого считает мёртвым - а он, оказывается, и не думал умирать! Он сидит там и ждёт её, желая "сказать ей что-нибудь"! Вы считаете, её бы это обрадовало? Вы же обманули её!
Эрик открыл было рот, потом закрыл его и снова открыл. Его лицо медленно наливалось багровым румянцем.
- Это всё ты виновата! - неожиданно разозлился он. - Я должен был умереть! И объявление должно было выйти после моей смерти! Никакого обмана не было! Это всё из-за тебя! Ты не дала мне умереть! Этими своими бульонами... Откуда ты вообще взялась на мою голову?!
- То есть теперь ты обвиняешь в этом меня? - изумилась она. - Вместо благодарности я должна выслушивать такое?
- Какие, к чёрту, благодарности! - завопил он. - Я хотел умереть! Я обещал ей! А из-за тебя я нарушил обещание!
- И радовался бы! Если бы умер - твой... ваш труп сейчас бы обгладывали крысы! Она ведь не пришла вас похоронить! - Кэтти сама не ожидала, что её последняя фраза прозвучит с таким злорадством.
Эрик изумлённо осёкся и задумался. Надолго. А потом обхватил голову руками и застонал так мучительно, что у Кэтти едва сердце не разорвалось от жалости. Сев рядом с ним на диван, она обхватила его рукой за плечи и легонько привлекла к себе, утешая. Эрик тут же напрягся.
- Перестаньте... Не надо так себя изводить. Эрик, вам... тебе надо просто отпустить прошлое. Я знаю, это тяжело, тем более что времени прошло ещё совсем мало... Но жизнь продолжается, не надо возвращаться туда, ничего хорошего из этого не выйдет. Посмотри, до чего ты себя довёл... Сидел две недели в подвалах Оперы - надо же было такое придумать!
- Я хотел увидеть её... - жалобно прошептал он, закрыв руками своё безносое лицо.
- Не надо, - твёрдо сказала Кэтти. - Ты отпустил её с любимым - так отпусти совсем. Она не предназначена для тебя, признайся, что ты просто влюбился не в ту женщину, - не выдержав, она озвучила вывод, к которому пришла уже давно. - Такое бывает в жизни...
- Что?! Не в ту? Да как ты смеешь говорить такое! - снова рассердился он. - Как ты вообще можешь судить об этом?! Она - ангел! Самый настоящий ангел! Ты знаешь, что она меня поцеловала? Ни одна женщина не могла меня поцеловать, даже моя матушка, ни разу! А она - кроткое, небесное создание - смогла! И поцеловала прямо вот сюда! - он указал трясущейся рукой на свой бледный лоб. - Как ты можешь после этого говорить, что она "не та"?!
- Ну и что? - Кэтти пожала плечами. - Подумаешь, в лоб поцеловала... Я тебя хоть сейчас в лоб поцелую, однако ангелом меня это не делает. Что ты фыркаешь? Не веришь?
Судя по выражению его лица, Эрик явно не верил и даже не на шутку разозлился на неё. Не давая ему времени набрать в грудь воздуха и закатить очередную истерику, Кэтти придвинулась к нему вплотную, обхватила руками уродливое лицо и запечатлела на лбу нежный поцелуй. Когда она отстранилась, у Эрика был такой вид, словно его сейчас удар хватит. Пока он судорожно ловил ртом воздух, Кэтти снова привлекла его к себе и поцеловала в сухую прохладную щеку.
- Ну что, убедился? Это всего лишь дружеский поцелуй, Эрик, ничего особенного в этом нет. Это естественно.
- Нет! Это неправильно! - он с силой провёл ладонью по щеке, словно стирая след от её поцелуя, а потом вскочил и забегал по комнате. - Неправильно! Всё это! Ты... твоё поведение... Так не должно быть! - он едва не плакал от злости.
- Почему же не должно, Эрик? - мягко спросила Кэтти таким тоном, словно говорила с обиженным ребёнком. - Именно так всё и должно быть. Так люди и живут, и общаются друг с другом... Это нормальные человеческие отношения.
Эрик снова рухнул на диван как подкошенный и схватился руками за голову. Кэтти стало жаль его - что же за жизнь должна была быть у этого человека, что он так бурно реагирует даже на самую простую ласку?
Неожиданно Эрик выпрямился, тяжело вздохнул и посмотрел на неё долгим изучающим взглядом.
- Так и должно быть, говоришь? - произнёс он уже совсем другим голосом - спокойным, глубоким и печальным. - Если так и должно быть, моя дорогая Кэтти, то получается, что вся моя жизнь - псу под хвост, понимаешь? - он грустно улыбнулся, и от этой улыбки у Кэтти по спине побежали мурашки.
Эрик замолчал и о чём-то задумался, уставившись неподвижным взглядом куда-то в пространство. Через некоторое время вновь раздался его тихий голос:
- Сорок три года... Сорок три года мне внушали, что я - чудовище, не заслуживающее нормального человеческого отношения... Лишь Она - одна единственная! - смогла разглядеть во мне человека, смогла понять меня и пожалеть... А теперь появляешься ты, спокойно смотришь на моё лицо, целуешь меня и говоришь, что всё должно быть именно так...
Кэтти всё меньше и меньше нравилось его состояние. Эрик сидел напряжённый, его тело было натянуто как струна, застывший взгляд прикован к какой-то точке в углу, зато пальцы левой руки сходили с ума, быстро сжимаясь и разжимаясь, сплетаясь в самых причудливых позах. От этого мельтешения паукообразной кисти Кэтти уже начинало подташнивать. Было в этом что-то совершенно ненормальное.
- Эрик, не стоит принимать это так близко к сердцу, - мягко, но настойчиво сказала она, накрыв его ладонь своей и остановив бешеное движение его пальцев. - Всё будет хорошо, вот увидишь. Хочешь ещё чаю?
- Чаю? - он заморгал, словно очнувшись, и недоуменно посмотрел сначала на неё, затем на свою пустую чашку. - Нет. Мне, пожалуй, пора...
- Куда ты? Ты разве не останешься? - осознав, сколь двусмысленно прозвучал её вопрос, Кэтти покраснела, однако Эрик, кажется, ничего не заметил.
- Я не могу сегодня остаться, - покачал он головой, отстраняясь от неё и вставая с дивана.
- Почему?
- Потому что ты на глазах у всех своих соседей пригласила к себе уличного музыканта. Хочешь окончательно погубить свою репутацию? - он насмешливо улыбнулся ей, но, посмотрев на её лицо, вдруг неожиданно смягчился. - Не переживай, я приду завтра. Ты во сколько освобождаешься?
- У меня завтра выходной! - радостно сообщила она.
- Вот и хорошо, - он уже стоял у порога, надевая маску и плащ. - До завтра, Кэтти. Я приду, не сомневайся, - отвесив ей лёгкий полупоклон, он надвинул шляпу пониже на глаза и ушёл.
. И Кристина мне больше нравится не голубоглазой блондинкой, а хрупкой маленькой брюнеткой 
, хотя для шведки это, конечно, нонсенс. 
? Или все-таки не должен?
. 
