Ух ты, а мой ответ форум, оказывается, сожрал...

Lupa , твой Рауль не козёл (разве что местами), а вообще герой, и это... Он что, всё-таки реально погибает? Прям совсем-совсем? Я надеялась, что ты его уползёшь...
И вообще, когда мы проду там увидим?

Lupa, как показывает практика, одно другому не мешает. Вон, "Удачное приобретение" закончила, давай теперь и этот долгострой завершай. Между погружениями в СПН, просто выныривай оттуда периодически. )))

Глава 13

Исповедь с покаянием

Отец Арно прожил долгую и насыщенную жизнь. К духовному сану он пришёл через бурную и беспутную юность; и теперь, в годы заката, любил тихую церковную жизнь с её маленькими секретами и драмами – да, он никогда не разглашал подробности личной жизни, которые ему доверяли на исповеди, однако это не мешало ему получать от них некоторое удовольствие.

Теперь он был уже стар, и вряд ли что-то могло его удивить. Поэтому стоявший перед ним высокий и очень уродливый иностранец ни капельки его не смущал. А вот что его озадачивало – так это пара сверкающих жёлтых глаз, хмуро  глядевших на него исподлобья. Где он уже видел раньше эти глаза?

– Вы отец Арно? – требовательно спросил незнакомец.

– К вашим услугам, сударь.

Высокий иностранец поклонился.

– Я дарога Таллис из Персии. Клерк из городского архива сказал, что вы можете помочь мне разыскать одного француза, который, по-видимому, связан с семейством де Шаньи.

– Я помогу вам, сударь, насколько это в моей власти.

– Скажите, вы крестили всех детей последнего графа Эрика де Шаньи?

Арно заметил странный акцент, который незнакомец сделал на слове «всех», это его насторожило. Он медленно кивнул.

– Да, так и есть.

– У графа были сыновья?

Священник попытался уклониться от ответа:

– Если бы у него был сын, то после его смерти титул перешёл бы к сыну, а не к брату, разве не так?

Иностранец пожал плечами.

– Если сын был незаконнорожденным – то нет. Француза, которого я ищу, тоже зовут Эрик, он родился и провёл своё детство в доме старого графа. Я не знаю его фамилии. И сейчас у меня есть основания полагать, что он, возможно, был незаконнорожденным сыном графа.

Наконец священник мог ответить честно:

– У старого графа не было ни одного незаконнорожденного ребёнка, сударь. За это я могу поручиться. – Теперь он был уверен, что знает, кого ищет этот перс. Проблема состояла в том, что большая часть этой информации была получена им конфиденциально, и он не имел права делиться ею с посторонними – и уж тем более не с иностранцами.

– Тогда что вы скажете об истории этого француза? Он родился в доме старого графа, был наречён тем же христианским именем, что носил граф, а затем его держали в отдалении от остальных членов семьи до тех пор, пока он не сбежал.

– Вы уверены, что это был дом графа Эрика? Здесь есть и другие крупные поместья.

– Я уверен.

– Боюсь, я не смогу помочь вам, сударь. Извините.

Этот иностранец задавал слишком много вопросов, на которые отец Арно не мог ответить. Лучше будет, если он поскорее уйдёт.

Высокий незнакомец нахмурился.

– Вы всё знаете, не так ли? – спросил он.

– Я знаю многие вещи, сударь, но я не вправе обсуждать их с посторонними. Я не могу помочь вам в поиске.

Священник начал отворачиваться, но незнакомец мёртвой хваткой схватил его за плечи.

– Лучше скажи, что ты знаешь, старик, иначе можешь пожалеть об этом! – Его голос ожесточился, пальцы впились в тонкие костлявые плечи старика, яростные жёлтые глаза метали молнии.

Отец Арно перед лицом угрозы держался твёрдо и с достоинством.

– Мне очень жаль, сударь. Я не имею права разглашать подробности личной жизни тех семей, которым я служу. Пожалуйста, уберите от меня руки, сударь, вы повредите мои плечи. – Священник говорил без малейшего намёка на страх, и иностранец отдёрнул руки от его плеч, словно обжегшись.

Эрик изменил тактику. С извиняющимся жестом он отступил назад.

– Простите меня, святой отец. Мои поиски оказались тщетными, а ведь от их результата зависит очень многое. Хотя, я тут подумал... – он замолчал, лихорадочно обдумывая новую идею.

– Да, сударь?

Эрик решился. Во-первых, это доставит удовольствие Кристине, а во-вторых, тайна исповеди запечатает уста священника, и он никому не расскажет о том, что сейчас услышит.

– Я бы хотел исповедоваться вам, святой отец. Согласитесь ли вы меня выслушать?

Отец Арно озадаченно нахмурился.

– Я думал, что вы, будучи персом, являетесь мусульманином.

– Вовсе нет. – Эрик благоразумно не стал уточнять, к чему именно относится его отрицание, поскольку не был ни персом, ни мусульманином.

– Тогда я буду рад выслушать вас, сын мой.

Собравшись с духом, Эрик упёрся руками в разделяющую их перегородку и слегка неловко, переходя обратно с акцента Кавеха на свою собственную речь, начал говорить:

– Простите меня, святой отец, ибо я согрешил. Я никогда раньше не исповедовался.

По поведению Эрика было заметно, что то, о чём он собирается рассказать, выходит за рамки катехизиса и конфирмации и не соответствует общепринятым порядкам. Арно понял это и просто скрестил руки.

– Продолжайте, сын мой.

– Я не перс. Зовут меня не Таллис, и я вовсе не дарога. По правде говоря, за плечами у меня такое прошлое, что я, наоборот, стараюсь избежать любых контактов с полицией. Я позаимствовал имя своего друга Кавеха Таллиса, чтобы провести здесь, в Руане, личное расследование, не будучи при этом арестованным... Видите ли, я и есть тот самый Эрик, который родился в поместье де Шаньи. Учитывая особенности моей внешности, меня держали в отдалении от других людей, чтобы не напугать их. – Эрик остановился, не зная, о чём говорить дальше.

– Продолжайте. – Священник нахмурился. Кое-что из истории этого человека казалось достоверным и соответствовало той правде, о которой знал отец Арно, но кое-что другое здесь не сходилось. Он задал наводящий вопрос: – Какие именно особенности, сын мой? Вы не слишком хороши собой, но я видал и куда более некрасивых мужчин, чем вы.

– Очень в этом сомневаюсь, – сухо ответил Эрик. Он пожал плечами и продолжил исповедь, не желая снимать маску на данном этапе. – Когда я был юн, я случайно стал причиной смерти пожилой женщины, которая за мной ухаживала. Я сбежал. С тех пор я никогда не возвращался в Руан. Я не знал своей фамилии, но теперь этот вопрос имеет первостепенное значение, я должен узнать правду о своём происхождении. – Эрик замешкался, не зная точно, что именно священник ожидает от него услышать.

Арно мягко его подтолкнул:

– Это всё, в чём вы хотели признаться? В смерти служанки?

Эрик цинично хохотнул:

– О, если бы это было всё! Нет, отец, были и другие. Многие другие, бесчисленное множество. Видите ли, уехав из Руана, я попал в цыганский табор...

Священник ничего не говорил, лишь слушал, а Эрик рассказывал ему обо всех зверствах, которые он совершил за свою жизнь, а также о тех, которые совершались против него: избиения, пытки, террор, насмешки и презрение. По крайней мере, он рассказал обо всём, что мог вспомнить: он знал, что были и другие случаи, но, поскольку его ум был расстроен на протяжении нескольких лет, эти воспоминания были очень туманными. Он пояснил, что на публике носил маску из-за реакции людей на его внешность.

Он рассказал о «Розовых часах Мазендерана», когда он находился на пике своего могущества, и о том, как Кавех спас его жизнь, когда шах захотел казнить его. Он честно рассказал о том, как убил проститутку её же собственными чётками: при этом Эрик крепко зажмурился, не желая видеть выражения лица священника – он был уверен, что тот смотрит на него с ужасом и осуждением.

Если бы он открыл глаза, то увидел бы в глазах священника лишь сочувствие и сострадание.

Эрик рассказал о том, что ему довелось пережить в Опере – и да, даже о том, как он поступил с Кристиной. Он описал их воссоединение несколько дней назад и объяснил, что не может жениться на ней, не имея фамилии, которую он сможет дать своей жене. Вот почему он находится здесь – хотя, признался Эрик, отчасти это произошло благодаря совету Кристины. Именно поэтому ему вообще пришла в голову мысль для начала исповедоваться.

Когда Эрик закончил говорить, несколько минут в церкви стояла полнейшая тишина. Наконец, отец Арно глубоко вздохнул и вытер глаза.

– Эрик, сын мой, история, которую вы только что мне рассказали, – одна из самых трагичных и невероятных из всех, которые я когда-либо слышал, и всё же, поскольку она была рассказана мне во время таинства исповеди, я обязан ей поверить. Но только, если не возражаете, могу я задать вам несколько вопросов?

– Разумеется, святой отец, – ответил Эрик. Он чувствовал себя совершенно опустошённым после того, как вспомнил и рассказал о своих прошлых преступлениях.

– Вы исповедались о своих грехах, но раскаиваетесь ли вы в них? – Священник будто чувствовал, что Эрик близок к тому, чтобы произнести слова покаяния.

Эрик вспомнил свою душераздирающую боль и вину в тот момент, когда он рыдал на коленях Кристины, и медленно кивнул.

– Да, святой отец.

Голос Эрика передавал его эмоции так, как никогда не передало бы скрытое за маской лицо, и священник задумчиво кивнул. Эрик, вероятно, был близок к «идеальному раскаянию», как никто другой из тех, кого он видел прежде. Священник спросил:

– А эта молодая женщина, которая так много значит для вас... Вы говорите, что она ответила вам взаимностью и хочет выйти за вас замуж?

Эрик поднял голову и заморгал.

– Да. – Он отвернулся, его вдруг охватило чувство собственной никчёмности, он считал себя недостойным такого подарка судьбы.

– И она видела ваше обнажённое лицо?

– Да, видела. Она видела его, проливала над ним слезы и целовала его. И ещё она сказала, что любит меня. – В наполненной гордостью фразе Эрика слышалась нотка удивления, и священник улыбнулся про себя. Он всё больше убеждался в том, что перед ним стоит тот самый Эрик.

– Тогда мы должны сделать всё необходимое, чтобы убедиться, что ваша душа не запятнана, прежде чем вы женитесь на ней, – сказал священник, по-прежнему улыбаясь. – Мы должны обсудить вопрос о вашем покаянии.

Эрик приподнял бровь и с сарказмом спросил:

– И как же вы посоветуете мне искупить все эти убийства и пытки, святой отец? Мне говорили, что самоубийства церковь не одобряет.

Арно кивнул.

– Эрик, я не буду приуменьшать: вы тяжко согрешили перед Господом. Тем не менее, вы покаялись в своих грехах, и, насколько я вижу, искренне раскаиваетесь в совершённых преступлениях. Кроме того, за эти годы вы ужасно пострадали от рук других людей. Я бы сказал, что любое покаяние, которое я могу для вас назначить для искупления грехов, будет бледной тенью по сравнению с тем, что вы уже пережили, и с тем, что вы себе причинили. Поэтому за совершённые вами убийства и другие акты насилия я... ничего вам не назначу. Вы уже пострадали. Вы раскаялись. Вы изменили свой жизненный путь. Хотя за один грех мне всё-таки придется назначить вам епитимью.

– Это за какой? – спросил Эрик, сбитый с толку.

– Вы солгали священнику о своей личности. Это единственный грех, за который вы, кажется, не раскаиваетесь, поэтому я назначаю вам или пять раз прочитать «Аве Мария», или пожертвовать семь франков, чтобы помочь вам осознать ошибочность своего поведения.

Эрик в шоке смотрел через решётку на улыбающегося священника.

– Святой отец, я даже не знаю, что сказать.

Улыбка отца Арно стала шире.

– Начните с «Ave Maria, grátia plena, Dóminus tecum...»*

– Семь франков, вы сказали? – сухо спросил Эрик. – И тогда вы принимаете покаяние?

Эрик кивнул, оценив наконец юмор ситуации. Семь франков были сущей мелочью, и оба это знали.

– Принимаю.

Эрик выудил из кармана семь франков и по полке подтолкнул их к священнику. Отец Арно, стараясь не улыбаться, протянул к Эрику руку и произнёс слова молитвы о прощении. Когда он закончил фразой «... ego te absolvo a peccatis tuis in nomine Paths et Filii et Spiritns Sancti»*, Эрик ощутил странную свободу. Он начал свою исповедь с единственной целью – связать старика необходимостью держать в секрете его реальную личность и внешность; он совершенно не ожидал и даже не надеялся получить прощение за свои грехи. Хотя теперь, когда это случилось, он чувствовал себя так, будто с него сняли невероятную тяжесть.

Он вздохнул, садясь прямо и расправляя плечи: чувство облегчения было таким огромным, что казалось почти осязаемым.

– Спасибо, святой отец.

– Итак, Эрик. Исповедь официально окончена, но хочу вас заверить, что всё, о чём мы дальше будем говорить, также останется в секрете. Я расскажу вам всё, что смогу, о той семье, о которой вы спрашиваете.

– Значит, вам действительно всё известно, – заключил Эрик.

Священник пожал плечами – вернее, приподнял одно плечо точно так же, как это обычно делал сам Эрик.

– Я знаю лишь немногое. Хотя и об этом сейчас говорить не решаюсь. Как я могу знать, что вы именно тот, за кого себя выдаёте? Вы выглядите... иначе, нежели тот ребёнок, которого я крестил. – Он смущённо замолчал, а затем уточнил: – Лучше.

Эрик приподнял брови.

– Вы клянётесь никому ничего не рассказывать?

– Я клянусь перед лицом Господа никому ничего не говорить без вашего разрешения.

– И не падать в обморок тоже, –  пробормотал Эрик, потянувшись к завязкам своей резиновой маски. Развязав их, он убрал маску от лица, открыв священнику свой истинный облик.

У отца Арно отвисла челюсть.

– Это больше похоже на то лицо, которое вы помните? – спросил Эрик.

Священник кивнул.

– Эрик! – в благоговейном ужасе произнёс он. – Это действительно ты!

___________________________
* «Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою...» – первые слова молитвы.

* «... и я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Отца, и Сына, и Святого Духа».

Отредактировано Мышь_полевая (2015-07-19 18:17:12)

* * *

«Моя дорогая Кристина,

Я добился удивительного успеха в поисках своего имени и семьи. Клерк из городского архива ответил на часть моих вопросов и направил меня к одному пожилому священнику, а тот уже ответил на все остальные. Вы, возможно, его знаете, это отец Арно. Кстати, Вы будете рады узнать, что я в конце концов ему исповедовался; более того, мне придётся пересмотреть своё прежнее мнение насчёт священников, которых я всех поголовно считал алчным вороньём. Один из них, по крайней мере, таковым не является, хоть он и назначил мне епитимью в виде довольно весомого штрафа. Денег у меня после этого осталось только на обратный билет до Парижа.

И всё же Вы будете удивлены, когда услышите мою историю; я и сам с трудом могу в это поверить. Такие совпадения обычно случаются только в книгах, но не в реальной жизни! Однако я расскажу Вам всё, что мне известно, и Вы сами решите, что с этим делать.

Моего отца звали Эрик де Карпентьер, а мать – Мария Тереза. Несмотря на то, что я очень рад узнать свою фамилию, к ней прилагается дополнительное – и слегка обременительное, во всяком случае, для меня – обстоятельство.

Эрик де Карпентьер был первым графом де Шаньи.

И я – его законнорожденный сын-первенец.

Отец Арно показал записи о моём крещении. Судя по всему, за ним послала моя мать, и крещение было совершено без ведома и согласия моего отца. Тот планировал просто убить меня и надеялся со временем получить другого сына, который будет действительно похож на живого человека (вместо имеющегося сына – хоть и живого, но похожего на мертвеца). К его разочарованию, все последующие дети оказались девочками. Он всё равно отказался признать меня, и после его смерти титул перешел к его брату, а от него – к сыну Филиппу. Они предпочитают именоваться по титулу, а не по семейной фамилии.

Судя по всему, любовь моя, Ваш покойный муж и его брат были моими кузенами.»

Кристина зажала рот рукой, читая неуклюжие каракули левши-Эрика. Закончив читать, она издала удивлённый смешок, вернулась назад и перечитала всё с самого начала.
Что и говорить, совпадение казалось слишком нелепым. Эрик – Шаньи? Эрик?!
Эрик – двоюродный брат Рауля, осознала она. Что ещё более важно, он является законным наследником титула графа де Шаньи, и лишился он этого титула только лишь из-за своего уродства. Она продолжила читать.

«Как унизительно: я столько лет ругал это семейство на чём свет стоит – чтобы теперь узнать, что я сам к нему принадлежу! По-моему, я никогда не оправлюсь от стыда.

Я всегда думал, что мой отец был простым человеком, каменщиком. Моя старая нянька однажды сказала, что он «мастер-масон», – но священник объяснил, что отец сделал что-то полезное для Бонапарта и был удостоен звания графа; он не держал в руках зубила с тех пор, как ещё юношей поступил в армию Наполеона!

Отец Арно, судя по всему, считает, что я без особого труда смогу вернуть себе титул, если захочу, поскольку он может предоставить надлежащие церковные записи о моём законном рождении. Поскольку титул теперь принадлежит Вашему сыну, я оставлю это решение Вам. Что Вы предпочтёте – выйти замуж за истинного графа (ибо, если бы мой отец признал меня, титул никогда бы не достался ни Филиппу, ни Вашему мужу), но тогда Ваш сын снова станет виконтом? Или же предпочтёте, чтобы он сохранил титул, а Вы просто выйдете замуж за Эрика де Карпентьера? Для меня этот вопрос не имеет совершенно никакого значения; моё единственное желание в этой жизни – жениться на Вас и провести остаток своей жизни в Вашей восхитительной компании, целиком посвятив себя Вашему счастью. Сомнительная «честь» быть графом де Шаньи меркнет в сравнении с этой мыслью (как и всё остальное под солнцем). Ибо, в конце концов,
O toi, doux objet de ma flamme,
Toi seule y peux calmer le trouble de mon âme!
Tes accents
Tendres et touchants,
Tes regards seduisants,
Ton doux sourire
Sont les seuls biens que je désire *

Я вернусь в Париж послезавтра утром. Завтра я хочу ещё раз поговорить с отцом Арно, после чего сяду на ночной поезд. Я напишу Вам, когда вернусь.

Мое сердце наполнено Вами, любовь моя; я нуждаюсь в Вас больше, чем в следующем вдохе, и невыносимо по Вам скучаю. Я не могу дождаться, чтобы снова увидеть Ваше прекрасное лицо и услышать Ваш чудесный гневный голос – а Вы будете ругаться, и очень сильно, когда я расскажу Вам, как именно всё это узнал. Я знаю, что будете, и Кавех тоже будет. Этот человек вообще рождён лишь для того, чтобы ругаться.

До тех пор остаюсь
навеки ваш, Эрик.»

Кристина улыбнулась, читая строки из «Орфея и Эвридики», которые он включил в письмо, и её глаза наполнились слезами. Иногда ей казалось, что она не заслуживает любви столь сильной и непреодолимой, как та, что предлагал ей Эрик... и всё же она ни за что не сможет его отвергнуть. Она просто станет достаточно сильной, чтобы вынести страсть такого человека, как он, – потому что она снова нашла его и никогда, никогда не сможет его отпустить.
Оставался вопрос с титулом, в котором Эрику было отказано из-за уродства. Решение созрело мгновенно: Эрику больше никогда не откажут в праве первородства из-за его лица. Для её сына титул виконта не будет унизительным, зато Эрик сможет наконец получить причитающиеся ему уважение и власть.
Кристина кивнула и подошла к письменному столу. После чего быстро составила письмо адвокату семейства де Шаньи:

«Уважаемый месье Кот,

благодарю Вас за любезные поздравления по случаю моей помолвки. Однако только что мне стали известны кое-какие потрясающие новости о происхождении моего жениха, и эти новости заставят Вас внести некоторые изменения в Ваши записи.

Судя по всему, мой жених является законным графом де Шаньи, он – законнорожденный сын графа Эрика де Шаньи. В ближайшее время он свяжется с вами и подтвердит это юридической документацией. Что касается меня, то уведомляю Вас, что я полностью поддерживаю его притязания. Я совершенно удовлетворена тем, что мой сын Эрик-Дааэ по достижению совершеннолетия станет виконтом.

Мы оповестим Вас о дате нашей свадьбы сразу же, как только определимся с этим вопросом. По понятным причинам мы желаем, чтобы Эрик был восстановлен в титуле графа де Шаньи до того, как мы поженимся. Спасибо за то, что уделяете внимание всем этим деталям, я с нетерпением жду встречи с Вами в ближайшее время.

С уважением,
Кристина Дааэ де Шаньи.»

Кристина вызвала Аннеке и поручила ей немедленно доставить письмо адвокату. После того как горничная ушла, Кристина уселась за письменный стол, чтобы спокойно обо всём поразмыслить. Она вспомнила, как Рауль рассказывал ей о том, что ещё будучи ребёнком, он иногда приезжал в семейное загородное поместье неподалёку от Руана. Рауль был ей почти ровесником, так что к тому времени, как он стал приезжать в поместье, Эрика там уже давно не было. Хотя Филипп... Филипп был почти одного возраста с Эриком. У Кристины комок застрял в горле, когда она поняла, что Филипп, наверное, приезжал туда в детстве, чтобы играть со своими двоюродными сёстрами, и даже не подозревал, что у него есть ещё и двоюродный брат – прячущий лицо под маской, одинокий, заточённый в дальнем крыле дома.

Нет, она сделала правильный выбор. Эрик вернёт себе законный титул, и Кристина его полностью в этом поддержит. Она устала от того, что ему отказывали во всём хорошем на протяжении всей жизни – только из-за его лица. Хватит.

Эрик станет графом де Шаньи.

________________________
* О ты, сладкий объект моей страсти,
Только ты можешь успокоить смятение в моей душе!
Твоя речь, нежная и трогательная,
Твои соблазнительные взгляды,
Твоя милая улыбка -
Единственное благословение, которого я жажду

Глава 14

Повторная исповедь

Эрик вернулся в парижскую квартиру, которую занимал вместе с Кавехом, и сразу же отправил записку Кристине, приглашая её на ужин. Ему было что рассказать обоим – и ей, и Кавеху, – а повторять всё дважды не хотелось. Вернувшись в Париж, он снова надел белую шелковую маску, решив сделать Кристине приятный сюрприз и впервые надеть новую маску в день их свадьбы.

Делать ему пока было нечего, а пальцы чесались снова прикоснуться к клавишам, поэтому он поехал в Оперу и остаток дня провёл в своём старом доме в подвалах, работая над новой пьесой, «Дон Жуан Спасённый».

Эрик потерял счёт времени, играя и лихорадочно записывая, дело уже близилось к вечеру, когда он вдруг обнаружил, что рядом с ним, улыбаясь, стоит Кристина. Эрик ахнул и выронил перо, оставив неровный красный прочерк поперёк двух нотных станов.

– Ты... ты меня напугала, – пробормотал он.

Кристина довольно рассмеялась.

– Так тебе и надо, после того как ты сам столько раз неслышно подкрадывался и пугал меня, – ответила она, затем подошла к нему сзади и положила руки ему на плечи. – Я так рада, что ты вернулся, Эрик!

– Правда? Тогда поприветствуй меня, – попросил он, соскальзывая со скамьи и обвивая руками её талию, привлекая её к себе для поцелуя. За первым поцелуем последовали и другие – до тех пор, пока Эрик не решил, что его уже достаточно поприветствовали.

Несколько минут им потребовалось на то, чтобы перевести дух. Эрик наклонил голову, прикоснувшись к ней лбом:

– Я рад тебя видеть, моя дорогая, но что ты здесь делаешь?

Она пожала плечами, нежно поглаживая его по шее и затылку.

– Мне было любопытно снова увидеть твой старый дом, ведь прошло столько времени... А когда я спустилась к Тропе Коммунаров, то услышала, как ты играешь, и просто пришла, чтобы увидеться с тобой. Тебя так долго не было!

Эрик усмехнулся.

– Согласен, а ведь это всего лишь несколько дней! Но теперь... – Он наклонился и коротко поцеловал её, после чего снова выпрямился и сел на скамейку перед органом. Сверкнув на неё загадочным жёлтым взглядом, Эрик обратился к ней с вызовом из далёкого прошлого: – Давайте  же споём что-нибудь из оперы, Кристина Дааэ!

Он начал наигрывать дуэт из «Отелло», как тогда, давным-давно, когда она сорвала маску с его лица. Кристина улыбнулась и приняла игру, пропев: «Chi è là? Otello?»

«Si, – ответил Эрик, спросив: – Diceste questa sera le vostre preci?»

Они продолжали петь, но вся ненависть, ревность и страх, которые присутствовали во время их первого дуэта, растворились, оставив вместо себя лишь страсть и напряжение. Оба ожидали момента обвинения... и неизбежного разоблачения, которые должно было за этим последовать.

Кристина с надеждой пела: «Ch’io viva ancor; ch’io viva ancor; ch’io viva ancor...»

Вот оно.

«Giù! – прогремел Эрик. – Cadi, giù, cadi, prostituta...»

«Pieta!» – взмолилась Кристина, протянув руку к маске. Сорвав её с лица, она отступила, когда Эрик поднялся со скамейки.

Эрик закончил линию Отелло: «Muori!»*

Сверкнул жёлтыми глазами, он схватил Кристину за плечи, по-прежнему держа её так, чтобы она видела его обнажённое лицо.

Напряжение мгновенно исчезло, когда Кристина взглянула на него с мягкой улыбкой:

– Нет, Эрик. На этот раз не смерть, а жизнь. – И она наклонила к себе его лицо, чтобы поцеловать.

Её губы скользнули по его лбу, спустились по костлявой щеке к острому подбородку; легонько, словно крылья бабочки, коснулись его искорёженных губ; на мгновение задержались на его маленьком, жалком подобии носа. Она поцеловала веки глубоко посаженных золотых глаз и вернулась к выпуклому лбу, после чего снова скользнула к его губам. Из-под крепко зажмуренных ресниц Эрика скатилась одинокая слеза, и Кристина поймала её языком.

Эрик обнял её и прижал к себе так, что она покраснела. Он наклонился, чтобы снова поцеловать её, и запустил руку в её волосы, удерживая вблизи, чтобы она не могла отодвинуться. Кристина и не пыталась; вместо этого она придвинулась ещё ближе, крепко его обхватила и прильнула к его губам. Осознав, насколько Кристина доверяет ему и принимает его, Эрик едва не задохнулся от счастья. Только когда он почувствовал, что сейчас потеряет контроль от нахлынувшего желания, он, наконец, закончил поцелуй. По-прежнему обнимая Кристину, он мягко прижался щекой к её волосам.

В этот момент до него дошла ирония ситуации, и он выдавил из себя смешок:

– А теперь представь, насколько бы лучше всё сложилось, если бы ты сделала то же самое, когда мы впервые пели этот дуэт!

Плечи Кристины затряслись, и Эрик подумал, что она заплакала.

Ослабив хватку и отступив назад, он с облегчением увидел, что Кристина смеётся вместе с ним. Она покачала головой:

– Эрик, во имя всего святого, что мне с тобой делать?

– То же самое, только побольше? – услужливо подсказал он.

– Я серьёзно! – запротестовала она, но её смех опровергал это утверждение.

– Я тоже, – заявил Эрик. – Пой со мной, Кристина, и целуй меня как можно чаще, и тогда я стану кротким, как ягнёнок.

Кристина с сарказмом приподняла бровь.

– Кротким, как ягнёнок, вот как? Если это был пример вашей кротости, сударь, то ваша страсть должна быть поистине ужасающей!

Эрик не знал, что ответить; он открыл рот и тут же закрыл его, покраснев.

Кристина послала ему озорную улыбку и запечатлела лёгкий поцелуй на костлявой щеке, после чего подала ему белую маску и сменила тему:

– Нам, наверное, пора идти? Ты всё здесь закончил?

Эрик оглядел дом, который был для него клеткой дольше, чем он помнил, и кивнул.

– Пожалуй, да. А что? – поддразнил он Кристину. – Ты боишься, что я снова начну изображать здесь призрака? – Он завязал маску обратно.

– Я не боялась этого, пока случайно не спустилась сюда после занятий и не услышала, что здесь снова, как прежде, гремит музыка! – возразила Кристина. – И потом... «Отелло», Эрик? Почему «Отелло»? – Она покачала головой.

Он только улыбнулся под маской и предложил ей руку.

– Это очень болезненное воспоминание, и я хотел, чтобы ты помогла мне его залечить, – пояснил он. – Ты справилась с этим превосходно. Спасибо.

– Мне самой это доставило удовольствие, – весело ответила она, взяла его под руку, и они покинули подвалы.

– Не только тебе, моя дорогая, – пробормотал Эрик себе под нос, направляя лодку через озеро к проходу, который вёл к выходу на улице Скриба; при этом он не отрывал глаз от блистательной красоты Кристины. – Не только тебе.

___________________
* Приведённый здесь дуэт, как и в оригинальном романе, является одной из финальных сцен оперы «Отелло», когда Отелло приходит и обвиняет любимую жену Дездемону в измене. Недобросовестный советник заставил его поверить, что у Дездемоны любовная связь с Кассио, его капитаном. Сцена заканчивается тем, что Отелло убивает свою невинную жену.

Дездемона: Кто здесь? Отелло?
Отелло: Да. Молилася ли ты перед сном сегодня?
(Затем они поют о смерти Кассио, и Дездемона продолжает защищать капитана, заявляя о своей невиновности. Отелло угрожает жене смертью, но она поёт...)
Дездемона: Хочу я жить, хочу я жить, хочу я жить...
Отелло: Умрёшь ты, умрёшь, ты изменила!
Дездемона: Молю!
Отелло: Смерть!
(прим. автора)

Отредактировано Мышь_полевая (2015-09-19 14:40:53)

На следующее утро Кристина представила семейному адвокату своего жениха – высокого мужчину в маске. Маска слегка озадачила месье Кота, однако он был слишком хорошо воспитан, чтобы делать какие-либо замечания по этому поводу. На этой встрече присутствовал также чиновник из муниципалитета, и оба они принялись скрупулёзно изучать записи о крещении Эрика и письмо отца Арно, после чего чиновник коротко кивнул и вышел из комнаты.

– Что ж, всё это, конечно, весьма необычно, месье де Карпентьер, но все бумаги, насколько я могу судить, в полном порядке. Письмо священника и записи о крещении подтверждают ту информацию, которую мадам де Шаньи – старая графиня – посылала моему отцу более сорока лет назад, когда он ещё был их адвокатом.

Молодой человек – судя по всему, унаследовавший бизнес от своего отца – пролистал стопку бумаг. Он нашел то, что искал, и поднял вверх, показывая им.

– Вот. Поскольку сестры графа Филиппа отказались от своей части наследства в пользу братьев, то они не имеют юридических прав возражать против вносимых изменений, – сказал он. – Мадам де Шаньи уведомила меня, что вы желаете как можно быстрее разобраться с этим делом, так что титул полностью перейдёт к вам до свадьбы. Я немедленно обновлю семейные записи и проинформирую других членов семьи.

– Спасибо, сударь, – ответил Эрик.

– Один вопрос, господин де Карпентьер, и он... довольно личный, – попросил адвокат.

Эрик склонил голову набок.

– Вы хотите знать о маске.

Господин Кот кивнул.

– Прошу прощения, сударь. Мне просто интересно, не стала ли именно маска причиной того, что ваш отец не признал вас своим первоочередным наследником.

Эрик на мгновение замешкался, пытаясь поймать взгляд Кристины. Она выглядела обеспокоенной, брови нахмурились. Он вглядывался в её глаза, словно пытаясь отыскать в них подсказку, затем наконец кивнул и повернулся к адвокату.

– Мое лицо от рождения обезображено. Я ношу маску, потому что окружающих моя внешность несколько смущает. – «Мягко говоря», добавил про себя Эрик. Сидя в кресле, он слегка наклонился вперёд, чтобы полностью завладеть вниманием собеседника. – Месье Кот, я планирую значительно увеличить ваше жалованье, чтобы компенсировать те дополнительные труды, на которые обрекли вас я и моя невеста. Уверен, что это также поможет оплатить неудобство, которое причинит вам необходимость держать в секрете всё, что касается моей маски, сударь, поскольку во всём мире ещё только пять человек знают причину, по которой я её ношу. – Эрик встал, возвышаясь над невысоким кряжистым поверенным, и угрожающе шагнул по направлению к нему. Наклонив голову, он пригвоздил адвоката к месту тяжёлым взглядом. – Каждому из этих пяти человек, сударь, я могу доверить свою жизнь. И если слухи о моём уродстве просочатся за стены этого кабинета, господин Кот, будьте уверены, я узнаю, где вас найти.

Жёсткая угроза в его голосе заставила адвоката побледнеть. Он тут же встал и принялся, запинаясь, уверять Эрика в собственной благонадёжности и многолетней преданности семейству де Шаньи.

Когда они вышли из офиса и пошли по улице, Кристина взяла Эрика под руку.

– Пять человек? – спросил она. – Вы гораздо более доверчивы, чем я думала.

Он пожал плечами и принялся перечислять, загибая тонкие бледные пальцы:

– Вы, из-за вашего ненасытного любопытства шесть лет назад... – Он с вызовом посмотрел на неё, но Кристина не стала ничего говорить – в конце концов, это была правда. – Кавех и Дариус, поскольку именно они вытащили мою бренную оболочку из Оперы, когда я уже умирал, и заботились обо мне, пока я не поправился. Уже три. Отец Арно четвёртый, поскольку он крестил меня в младенчестве, а ваш сын является пятым.

– И вы бы доверили жизнь моему сыну, серьёзно? – Кристина рассмеялась.

– Он ведь ни с кем не разговаривает. Пока человек, задающий ему вопросы обо мне, не споёт ему что-нибудь из Бизе, я в абсолютной безопасности.

Вторую половину дня Эрик провёл в доме Кристины, играя поочередно то с её сыном, то на рояле. Он навестил Эрика-Дааэ в детской и развлекался, заставляя игрушечных животных говорить с мальчиком на разные голоса. Тёмно-синие глаза Эрика-Дааэ широко раскрылись от изумления, когда его игрушки ожили и начали исполнять короткие отрывки из опер, которые он слышал от своей матери.

– Вам двоим здесь весело, господа? – спросила Кристина, наблюдая за тем, как Эрик управляет небольшим деревянным жирафом, заставляя его петь душераздирающе прекрасным фальцетом партию Аиды в финальном дуэте с Радамесом. «Он поёт партии сопрано куда лучше, чем когда-либо пела Карлотта», – подумала она с затаённой улыбкой.

– Да, маман! – ответил Эрик-Дааэ. – Месье Эрик волшебник, он заставил моих животных разговаривать со мной!

– Да, такое волшебство у него хорошо получается, – спокойно заметила Кристина. – Ты, наверное, будешь рад, если месье Эрик станет жить с нами, не так ли?

Эрик-Дааэ несколько раз кивнул:

– Да, маман! И он сможет спать в моей комнате!

Кристина сжала губы и бросила быстрый взгляд на Эрика, который закашлялся, чтобы скрыть смешок.

– Ну, я сомневаюсь, что месье Эрик захочет этого, сынок. Я уверена, что он предпочтёт взрослую комнату... Но мы, наверное, всё-таки должны обсудить это, прежде чем он переедет к нам.

– Определённо, – хрипло сказал Эрик. Затем откашлялся и заговорил громче: – А кроме того, мы должны обсудить и другой вопрос. Я бы предпочёл, чтобы вы и ваша семья переехали ко мне, а не наоборот.

Кристина приподняла брови.

– Ах, – кивнула она, – вы правы, нам нужно всё обсудить. – Она опустилась на колени, чтобы поговорить с сыном. – Дорогой, мы с месье Эриком сейчас спустимся вниз, чтобы обсудить кое-какие вещи. За тобой мы пошлём чуть позже, и, возможно, он снова тебе что-нибудь сыграет.

Мальчик оживился.

– Ещё корриду?

Эрик вздохнул:

– Возможно. А может, лучше что-нибудь о сражениях?

– Да! – прозвучал восторженный ответ мальчика.

– Слава Богу, – вполголоса простонал Эрик, когда они с Кристиной начали спускаться по лестнице в гостиную. – Может быть, нам удастся приучить его хотя бы к Гуно.

Кристина усмехнулась.

Когда они зашли в гостиную, Эрик сел за рояль и начал рассеянно наигрывать какую-то мелодию.

– Эрик? – окликнула его Кристина. – Я думала, мы кое-что обсудим.

– Хм? О, прошу прощения. Старая привычка: если в комнате есть рояль, я обязательно должен сидеть за ним. – Он встал и присоединился к ней на диване. Кристина взяла его за руку, и некоторое время оба молчали. Эрик начал первым:

– Если вы собираетесь через пару месяцев вернуться на сцену, то, по крайней мере, оперные сезоны мы должны проводить здесь, в Париже. Таким образом, осени и зимы мы могли бы проводить в Провансе или, может быть... Я также знаю одно прекрасное поместье возле Руана, которым я теперь, можно сказать, владею...

– На самом деле, этой квартирой вы теперь тоже владеете, – напомнила ему Кристина.

– Так и есть. – Эрик откинулся назад и вытянул свои длинные ноги в притворном самодовольстве. – Ещё, моя дорогая, мы должны обсудить судьбу Кавеха.

– Месье Таллиса? А что с ним?

Взгляд Эрика стал отсутствующим.

– У меня есть определённые обязательства по отношению к нему, и я не могу просто так бросить его, обретя счастье. И не стану этого делать. Если бы вы только знали, сколь многим я ему обязан... – Эрик затих, погрузившись в воспоминания.

– Эрик?

– Ой. Да, – спохватился он. – Я хочу сказать, если бы вы переехали к нам, мне бы не пришлось беспокоиться о поиске нового жилья для Кавеха. Он небогатый человек, и если я не буду оплачивать свою часть расходов на ведение домашнего хозяйства, уровень его жизни станет ниже. Значительно ниже. Ему придётся снять куда меньшую квартирку, где он будет жить только лишь со своим слугой. – Эрик посмотрел на неё, слегка замявшись. – Не говоря уже о том, что... ну, мне будет его не хватать.

– Неужели? – заметила Кристина, забавляясь. Ей было очевидно, что эти двое являются близкими друзьями, несмотря на все их провоцирующие высказывания и постоянные поддразнивания друг друга. – Трудно, наверное, в таком признаваться.

– Ну, – уклонился Эрик, – я привык к этому старому зануде.

– Он, кажется, тоже вас любит... вопреки своему здравому смыслу, я думаю.

Эрик наклонил голову.

– Ну, я уверен, что он считает меня в чём-то полезным. Например, я плачу жалованье слугам. Хотя сомневаюсь, что он по-настоящему ко мне привязан.

– О, думаю, что привязан. Любой друг солжёт, что вы умерли, бросившей вас девушке, – сказала Кристина. – Но только настоящий друг поможет ещё и установить надгробие.

Подозрительный взгляд Эрика заставил её хихикнуть.

– Откуда вы знаете?

– Разве я забыла упомянуть, что у нас с месье Таллисом состоялась более чем информативная встреча, пока вы были в Руане? – невинно спросила она.

Эрик застонал, прислонившись затылком к дивану и закрыв рукой глаза.

– Я обречён.

Она сняла его руку с глаз и поцеловала её.

– Вы не обречены, любовь моя. Как насчёт того, чтобы пригласить месье Таллиса и его слугу поселиться здесь, с нами, после того как мы поженимся? Эта квартира достаточно большая, чтобы сюда свободно вместились ещё несколько человек. А Руанское поместье, как вы говорите, огромно.

Эрик задумался.

– Если мы поступим так, тогда нам придётся продать коттедж в Провансе, поскольку он слишком маленький для всех нас. Жаль, мне нравилось жить в Провансе.

Кристина покачала головой.

– Почему бы просто не добавить к нему пристройку? Мы могли бы зимовать там, если вы пожелаете. И я знаю, что вы можете спроектировать красивую пристройку даже во сне.

– Это можно, – задумчиво заметил Эрик. – Я так давно этого не делал... С удовольствием этим займусь.

– Значит, с этим вопросом уладили, если только месье Таллис согласится. Надеюсь, он любит детей.

– Думаю, переехать к нам будет лучшим решением с его стороны. Если только он согласится, это уж точно. Не исключено, что он захочет избавиться от меня после всех этих лет. – Эрик самокритично пожал плечами. – Пожалуй, мне будет приятно теперь предложить ему своё гостеприимство – после того, как я столько лет прожил у него. Что касается детей, я предполагаю, что он не будет против. У него в Персии когда-то была своя семья. – Золотые глаза Эрика блеснули. – Мы всегда сможем оставить его нянчиться с Эриком-Дааэ.

Кристина рассмеялась.

– Эрик-Дааэ будет цепенеть в его присутствии как минимум месяц. Наверное, для него будет лучше тоже получить свою собственную «взрослую» комнату.

– Кстати о комнатах...

– Да?

Эрик заколебался, не зная, как лучше поднять этот вопрос. Он вспомнил её жалобное письмо о первых днях замужества, когда она обнаружила, что дворяне не делят постель со своими жёнами. К тому моменту, как они поженятся, он тоже будет дворянином. Какой же линии поведения она от него ожидает в связи с этим? Он отчаянно надеялся, что она примет его как мужа во всех смыслах этого слова, но предложить это, учитывая собственную внешность, он не смел.

– Эрик?

Он снова откашлялся.

– Сколько... э-э, сколько комнат вы собираетесь здесь подготовить? – спросил он. Её ответ подскажет ему, собирается ли она разделить с ним свою комнату или приготовить для него отдельную.

– Полагаю, две, – сказала Кристина, подумав, что месье Таллис наверняка захочет привезти с собой своего слугу.

У Эрика упало сердце. Две комнаты: одна для Кавеха и одна для него. Значит, она не хочет, чтобы он жил с ней в одной комнате.

– Ясно, – ответил он бесцветным голосом и отвернулся, не желая, чтобы она увидела боль в его глазах. Затем его голос ожесточился: – Без сомнения, я должен потребовать уединения!

Кристина увидела его реакцию, и её плечи опустились.

– Простите, Эрик, – прошептала она. – Мне следовало предположить... – «что вы захотите разделись со мной мою комнату», хотела она сказать, но промолчала. Она вздохнула. Значит, три комнаты вместо двух: по одной для месье Таллиса и его слуги, и одну для Эрика. Он собирался стать графом де Шаньи, так почему бы ему и не желать все сопутствующие этому титулу атрибуты, включая и свою собственную спальню?

Она беспомощно махнула рукой, не зная, что сказать.

– Иногда я забываю о своём положении. – Её родители жили в одной комнате и спали в одной кровати вполне счастливо, пока мать не умерла; порой ей было трудно всё время помнить, что теперь она является графией и должна вести себя в соответствии с обычаями дворянских семей, включая и тот, что муж и жена должны спать в раздельных комнатах.

– Нет, нет, – рявкнул он, подняв руку в защитном жесте. – Это я позволил себе неслыханную наглость. – Его голос сочился сарказмом, он встал и продолжил: – Разумеется, я бы никогда не пожелал вторгнуться к вам без приглашения.

Оставив её на диване, он направился обратно к роялю и заиграл что-то очень старое и знакомое, чего Кристина давно от него не слышала. Хотя теперь это больше походило не на крики мучительной агонии, а на горькие и яростные раскаты. Наверное, это другая часть его «Дон Жуана Торжествующего», которую она пока ещё не слышала, поняла Кристина, только теперь осознав, что он играет именно эту оперу.

Она так и продолжала сидеть на диване в одиночестве, чувствуя себя брошенной. Почему он так разозлился? Даже если она сделала необоснованное предположение, что он будет жить в одной комнате с ней, злиться так не было никакой причины. А в том, что он зол, не было никаких сомнений, достаточно было взглянуть на него за роялем. Его поза выглядела угрожающей, он был раздражён неимоверно.

Кристина с болью рисовала в своём воображении ещё один такой же брак, какой был у неё с Раулем. Эрик тоже будет посещать её спальню только тогда, когда захочет любовной связи, а сразу после этого будет оставлять её в одиночестве? Она что, будет видеть его только во время совместных обедов и тогда, когда он почувствует любовное влечение? При этой мысли сердце её сжалось. Она была так одинока! Увы, если Эрик так рассердился от одного только предположения о том, чтобы разделить с ней комнату, то вряд ли она может ожидать чего-либо другого.

Одинокая слеза скатилась по её лицу, и она отвернулась от играющего на рояле Эрика. Она не позволит ему увидеть, как она плачет над своими разрушенными иллюзиями, фантазиями глупой девчонки. Да, она была замужем, овдовела, у неё есть сын, но только теперь Кристина вдруг поняла, что она ещё очень молода. Она в два раза младше Эрика. Почему вообще такой одарённый, умный и властный человек, как Эрик, хочет жениться на таком ребёнке, как она?

Слёзы продолжали катиться, но она безжалостно подавила подступающие к горлу рыдания. Эрик заслуживает лучшего, чем постоянно собирать разбитые осколки её надежд. Надо постараться взять себя в руки, пока он отвлекся на музыку.

Она вытерла слёзы ладонью и встала, вызывая Аннеке.

– Чай, пожалуйста, Аннеке, – попросила она, когда горничная появилась. Эрик продолжал играть, даже не глядя в её сторону.

Когда Аннеке вернулась с чаем, Кристина наполнила чашки, затем выпрямилась и глубоко вздохнула, успокаивая дыхание перед тем, как принести чай Эрику к роялю. Она надеялась, что он не заметит её слегка покрасневшие глаза.

Золотые глаза сверкнули на неё так, что она застыла.

– Чай? – прорычал он. – Вы приговариваете меня к фиктивному браку, а затем думаете, что меня можно успокоить чаем? – Он соскользнул со скамьи и встал к ней спиной, высокий и неподвижный. Его руки были сжаты в кулаки; Кристина видела, как они дрожат.

– Простите, я просто подумала...

– Вы подумали, что можно просто так пнуть вашего бедного верного пса Эрика, а затем предложить ему чашку чая, и он приползёт обратно. – Он горько засмеялся. – Вы очень хорошо знаете меня, мадам, поскольку так оно и есть.

Он повернулся вполоборота, ровно настолько, чтобы взять чашку и поднести её к губам.

– Вы знаете, что Эрик смирится с чем угодно ради того, чтобы назвать вас своей женой! Но это было жестоко, мадам, очень жестоко с вашей стороны – подарить Эрику надежду так, как вы это сделали!

– Что? Что я сделала? – Кристина была уже на грани, вряд ли ей удастся долго удерживаться от рыданий. Особенно если он будет вот так снова говорить о себе в третьем лице.

Он вдруг повернулся к ней лицом – так резко, что пролил чай себе на руку. Зашипев от боли, он отставил чашку.

– Когда Эрик осмелился мечтать о том, чтобы иметь жену и дом, как у любого нормального человека, вы согласились... только пока он не зашёл слишком далеко! Стоило только завести разговор о нормальных супружеских отношениях – таких же, какими наслаждаются все супружеские пары – как вы тут же решили выделить Эрику отдельную комнату! Не дай Бог вам придётся терпеть труп в своей постели!

Рыдания всё-таки вырвались прежде, чем она смогла их сдержать. Уткнувшись лицом в ладони, Кристина отвернулась, чтобы он её не видел. Плач был настолько сильным, что её затрясло.

Стоявший за её спиной Эрик сложил руки на груди и нахмурился под маской. Что означает её плач? Поскольку рыдания не утихали, он забеспокоился.

– Кристина?

Она ничего не ответила, и зрелище её худеньких пожимающих плеч поразило его в самое сердце. Его гнев моментально рассеялся, он подошёл к ней сзади – близко, но не касаясь.

– Кристина, я... Ох, простите меня! Я чудовище, я знаю, но простите меня, пожалуйста! Если вы хотите, я буду спать в отдельной комнате и буду вам благодарен только за то, что вы позволяете мне находиться в одном с вами доме!

– О, Эрик! – Кристина с рыданием обернулась и бросилась в его объятия. Уткнувшись лицом в его плечо, она крепко его обняла. Эрик обнял её в ответ и прижался лицом к её волосам.

– Пожалуйста, простите меня, любовь моя, – умолял он хриплым шёпотом. – Вы же знаете, какой у меня ужасный характер.

Кристина издала полусмех-полурыдание и кивнула, не отрываясь от его плеча.

– Мне следовало убить себя, прежде чем срываться на вас, – пробормотал Эрик, преисполнившись ненавистью к самому себе. Воссоединившись с Кристиной, он поклялся себе никогда больше на неё не кричать, и вот она снова рыдает в его объятиях.

Он плотнее прижал её к себе, поглаживая её волосы, пока она не успокоилась. Кристина несколько раз судорожно вздохнула и затихла. Тогда он осторожно приподнял её лицо кончиком пальца, чтобы прочитать его выражение. Горе и замешательство. Эрик вздохнул, вынимая платок.

– Вот, позвольте вам помочь, – пробормотал он, нежно вытирая её лицо. – Простите меня, Кристина, – повторил он.

Она забрала у него платок, вытерла глаза и покачала головой.

– В этом нет необходимости, – тихо сказала она. – Это была моя вина. Эрик, мы, кажется, неправильно поняли друг друга.

– Неправильно? Объясните, – попросил он, его голос звучал очень тихо.

Кристина покачала головой.

– Дело в том, что я... ожидала того, чего не имела права ожидать. Вот и всё.

Грудь Эрика приподнялась от резкого вдоха.

– С этим понятием я знаком очень близко, мадам, поверьте, – сухо ответил он. – Чего же вы ожидали? Скажите мне.

– Я ожидала... нет, я надеялась, что вы не будете настолько восхищены своим новым положением в обществе, что не захотите делить со мной одну спальню.

– Че... – он был так поражен её словами, что невольно отпрянул. – Чего?

– Я надеялась, что у нас будет общая спальня, но потом вы упомянули о необходимости уединения... а потом так разозлились из-за мысли об отдельной комнате, что привели меня в полное замешательство.

Эрик заморгал.

– Вы хотите сказать, что желаете делить со мной спальню?

– Конечно, дорогой мой! Если вы читали мои письма, то должны помнить, как я была расстроена... ну, тем, чего не делал мой муж. Я была так одинока, Эрик, всё время, но особенно по ночам. Я с таким нетерпением ждала избавления от этого одиночества, что ваше требование отдельной спальни стало для меня грубым пробуждением.

Эрик наконец с облегчением улыбнулся.

– Нет, любовь моя. Вы сказали, что нужно подготовить две комнаты для нашего переезда. Одну для меня и одну для Кавеха.

– А как же его слуга? Мы же не собираемся выставить Дариуса за порог, я надеюсь?

Эрик открыл рот и закрыл его.

– Дариус – слуга. Я... я думал, что для него комнату будет готовить прислуга, а не вы.

– Но у меня нет прислуги, мой дорогой. Только няня, горничная и приходящий повар. Я, может быть, и графиня, но я выросла в бедности. Я не настолько горда, чтобы иногда не постелить себе самой постель.

Эрик крепко обнял её, уткнувшись закрытым маской лицом в её волосы.

– Вы имеете в виду... что вы не станете мне говорить... что вы не собираетесь... что вы не позволите мне...

– Не позволю вам что? – Кристина откинула голову назад, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Не позволите мне осуществить супружеские права? – с трудом закончил Эрик. – Я не виню вас, – добавил он поспешно. – Ведь, действительно, какая женщина смогла бы пустить такого, как я, в свою постель?

Кристина протянула руки к его затылку и развязала маску, позволив ей упасть на пол.

– Я пущу, любовь моя. Я никогда не смогу назвать вас красивым, но ваше лицо мне дорого, потому что оно ваше. Я люблю вас, Эрик, и когда-нибудь вы поймёте: это значит, что я люблю вас целиком, и лицо, и всё остальное.

Мертвенно-бледное лицо Эрика озарилась слабой надеждой.

– Значит, вы утверждаете, что желаете разделить со мной одну спальню? Что вы даже позволите мне...

Кристина улыбнулась и встала на цыпочки, чтобы прикоснуться губами к его впалой щеке.

– Я позволю вам осуществить любые супружеские права, какие захотите  – пообещала она. – Только, пожалуйста, обещайте, что после этого не оставите меня в спальне в одиночестве.

Эрик испустил длинный облегчённый выдох. Он даже не осознавал, что задержал дыхание.

– Никогда, – пообещал он. – Так легко вы от меня не избавитесь, никогда в жизни.

Он наклонился, чтобы поцеловать её. И ещё раз поцеловать. И ещё...

– Кроткий, как ягнёнок, говоришь? – поддразнила его Кристина через несколько минут, когда положила голову ему на плечо, чтобы отдышаться.

– Прости, любимая, – сказал он. – Признаюсь, все эти разговоры о супружеских правах несколько затмили мой разум. – Он грустно улыбнулся и отвернулся, чтобы глотнуть чая и успокоить бешеное сердцебиение.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – призналась Кристина. – Когда мы целуемся, Эрик, ты заставляешь меня чувствовать такое, чего я никогда прежде не чувствовала. Хотя была замужем!

Он фыркнул.

– Вряд ли это хороший способ отвлечься от темы, мадам.

Он сел за рояль и начал играть. Эта мелодия была вариацией предыдущей, только с оттенком страсти, а не грусти. Кристина заметила разницу и озорно улыбнулась.

– Пожалуй, нам стоит назначить дату венчания как можно быстрее. Месье Кот сказал, что ваш титул вступит в официальную силу через считанные дни. Устроим свадьбу сразу, как только поступят новости от него?

Эрик с восторгом посмотрел на неё:

– Я немедленно напишу отцу Арно; мы сможем пожениться через неделю! Вы кого-нибудь хотите пригласить?

Кристина задумалась, пока Эрик продолжал играть.

– Я бы хотела пригласить обеих Жири и, возможно, Сорелли с её семьёй. Как насчёт вас?

Некоторое время он играл, не отвечая, потом сказал:

– Кавех согласился стать моим свидетелем, и я бы хотел, чтобы Дариус тоже присутствовал. Кроме них – никого.

– Значит, маленькая свадьба, – подытожила Кристина. – Это хорошо. Крупные торжества приходится дольше планировать.

– О, я знал, что недаром влюбился именно в тебя.

ЛилитКетрин, детьми-вундеркиндами часто страдают юные нерожавшие писательницы, которые детей видели только издалека, близко с ними не общаясь. Не раз видела фики, в которых и маленького Эрика делают таким вундеркиндом, что Моцарт и рядом не стоял, тут похожий случай. Согласна, коробит такое.
По поводу характера Эрика тоже соглашусь. От оригинального персонажа остались только рожки да ножки. Увы.