Мышь_полевая

Ты тоже так подумала? Главное, чтобы это не оказалось авторской обманкой.)) Но, учитывая, что у Арии тоже есть способности, а она открыто называла его убийцей и монстром...

Я вздохнула с облегчением, что Брилл все же осталась в характере. потому что если бы это было ее письмо, характер полетел бы к черту.

Закончен, причем давно, еще в 2006. Девушка начала писать его "по горячим следам" после фильма, в феврале 2005.
Мне вот что интересно - она явно заходит на свою страничку на фанфикшене. А на мое письмо с запросом так и не ответила. Может, почтовый ящик заброшен?

А я примерно на середине сейчас - по нумерации на фанфикшене это была 30-я глава.

Примечание автора: Прошу прощения за неожиданный поворот сюжета в конце главы… хе-хе.
Примечание переводчика: Душераздирающая глава. И удивительно правдивая. Именно так бы думал и действовал наш «родной» Призрак. Хотя меня вдруг пробило на хи-хи, когда я сообразила, что большую часть главы Эрик проходил с фейспалмом, временами даже двойным… видимо, глядя на свои выкрутасы. И да, я тоже понятия не имею, что будет дальше.))

Глава 30: Дважды разбитое сердце

Сгорбившись в кресле, Эрик сидел в библиотеке и в тишине предавался раздумьям. Он ожесточенно смотрел на столик Брилл, и его мысли носили самый мрачный характер. «Отсюда началась вся эта путаница, с этого проклятого письма, — зло думал Эрик, проводя пальцем по внешнему краю своей маски. — И это случилось всего несколько дней назад».
Поверхность стола теперь была основательно расчищена от всего, что на нем валялось прежде, — осталась только одинокая ручка со стальным пером. Брилл предусмотрительно убрала всю свою корреспонденцию на следующее же утро после того, как Эрик едва не вышиб из Эндрю дух. «Она не хотела снова рисковать и провоцировать мой гнев».
Тогда Эрик был так уверен, что за историей с таинственным письмом стоял Эндрю, однако с того дня в доме произошло множество загадочных событий, и случались они вне зависимости от присутствия или отсутствия молодого лорда. Пропадали разные мелочи — лишь для того чтобы появиться в неподходящих местах, и каждый случай обычно перемежался шумной ссорой между Эриком и Брилл.
Однажды утром Брилл спросила его, где ее серебряная расческа, и пришла в состояние бурной истерики, когда Эрик недоуменно пожал плечами. Эту вещь ей подарил отец, поясняла она, переворачивая дом вверх дном в поисках расчески. Когда Брилл нашла эту чертову расческу небрежно спрятанной за стопкой книг на его комоде, Эрик мог только неверяще уставиться на нее. Он знал, что не брал расчески, но как объяснить этот факт без того, чтобы выглядеть душевнобольным или лжецом, было выше его понимания.
Кивая в ответ на путаное объяснение Эрика, Брилл защитным жестом прижимала любимую вещь к груди.
— Полагаю, ты просто забыл, что взял ее, — бормотала она, отчаянно пытаясь найти оправдание этой неопровержимой улике против Эрика, но ее черты вновь омрачало подозрение.
Сомнение, которое Эрик видел в ее глазах и позе, приводило в бешенство и глубоко ранило. Разве не Брилл часто повторяла, что он ее самый лучший друг? Разве она не должна больше доверять ему, а не слову какого-то напыщенного и коварного аристократического ублюдка? Хотя Брилл и делала упорные попытки оправдать загадочные происшествия в его пользу, Эрик был бы дураком, если б не видел, как с каждым последующим случаем она исчерпывает логические объяснения. Он чувствовал, что их взаимная привязанность утекает, подобно песчинкам сквозь пальцы.
«Она лгала тебе». В голове Эрика вновь возник неприятно знакомый голос, мерцающий в бесконечных черных коридорах его воспоминаний и освещающий прошлое, которое он с таким трудом старался забыть последние несколько месяцев. Предательство, душевные муки и разбитые мечты снова и снова сотрясали его разум, превращая в обидчивого параноика вопреки тому, что он знал — каждое отдельное странное происшествие было тщательно спланировано.
Это было хуже всего — Эрик знал, что Эндрю каким-то образом стоял за каждым исчезновением, однако не мог поймать его или его слуг на месте преступления. Лорд Донован был одним из самых осмотрительных людей, с которыми Эрику приходилось сталкиваться за долгие годы. Он великолепно изображал заботливого деверя и одновременно опутывал дом пеленой неразберихи. Ни разу он не вышел из своей роли, ни разу тьма его угольно-черных глаз не выдала планов, которые, несомненно, роились у него в голове. Эрик едва не рвал на себе волосы от огорчения, когда все его теории относительно того, как Эндрю это проворачивает, оказывались несостоятельными.
«Мой разум коснулся самый дальних областей человеческого воображения, постоянно выходя за пределы, чтобы объять неведомое. Никогда ни одно знание не оказывалось выше моего разумения, не было ни одного ремесла или искусства, которое бы не поддалось мастерству моих рук, а теперь я не могу определить, каким образом этот человек неуклонно разрушает мое положение в этой семье!» С рычанием стиснув подлокотники кресла, Эрик смотрел в никуда, снова и снова прокручивая в голове каждую странность, которая произошла за последние несколько дней. Вновь его разум был пуст, его сосредоточенность подрывал шепот отравляющих доверие сомнений. «Она лгала… совсем как Кристина…»
Будучи человеком, привыкшим отвечать ударом на удар, Эрик дважды за последние несколько дней незаметно подсыпал довольно сильное слабительное собственного изобретения в еду и питье Эндрю. Лекарство вызывало у того ужасную болезнь, длившуюся целыми часами, что сокращало его визиты, пока он не перестал оставаться на обед. Эндрю не был идиотом, он, без сомнения, раскусил хитрость Эрика, вот почему уже этим утром в сводящих с ума исчезновениях произошло роковое изменение. Два дня неосведомленной жертвой планов злоумышленников была Брилл, но вдруг этому пришел довольно неожиданный конец. Этим утром настала очередь Эрика проснуться лишь затем, чтобы с болезненным страхом обнаружить пропажу некой своей собственности. Он не представлял, что способен так быстро утратить контроль.

Ранее тем же утром

Эрик медленно открыл глаза, спросонья моргая от теплого желтого солнечного света, проникающего сквозь занавеси в его комнату. Какое-то время он лежал на боку, разглядывая этот приятный свет, вырисовывающий узоры на ковре. За все месяцы своего пребывания в доме Брилл Эрик так до сих пор и не привык просыпаться, ощущая на лице солнечные лучи — это все еще потрясало и восхищало его каждое утро. Здесь свет был приветливым, даже безопасным. Солнце, освещавшее его в этом доме, было совершенно не похоже на солнце из его прежней жизни. Из-за этой рассеянности у Эрика ушло довольно много времени на то, чтобы сообразить — что-то не так. «Боже, я чувствую себя странно».
Он осознавал, что лежит на правом боку, однако несколько секунд спустя его внезапно будто ударило — он ощущал щекой наволочку. Поднеся руку к правой половине лица, Эрик подскочил на кровати, когда его пальцы коснулись плоти вместо гладкой маски. Он не помнил, снимал ли маску на ночь и куда мог ее положить.
Парализующий ужас, сперва заставивший оцепенеть его разум, был инстинктивным, с раннего детства вколоченным безжалостной рукой матери, учившей его бояться собственного лица — и жизни без защитного покрова. Эрик лихорадочно скидывал на пол одеяла, подушки и простыни, шаря по кровати в поисках маски, как будто мог наткнуться на нее где-нибудь среди белья. К тому моменту, когда он начал переворачивать матрас, его чувства утонули в тошнотворном мареве ужаса. «Думай, думай… она должна быть где-то в комнате. Я просто снял ее и забыл, куда положил».
С трудом собравшись с мыслями, Эрик осторожно оглядел комнату, подавляя животную панику, грозящую омрачить его рассудок при малейшей потере контроля. Спустя несколько минут, когда все укромные места в комнате были тщательно обысканы, он медленно осознал страшную правду. Маски в спальне не было. С растущим ужасом Эрик неверяще посмотрел на дверь. Он должен был отважиться выйти из комнаты без надежности маски, без той защиты, которую она давала. Он не выносил этого с самого детства.
И пока Эрик сидел, безмолвно глядя на дверь, в его голове что-то сдвинулось с места, позволив всему напряжению последних дней победить здравый смысл. Скрытый голос, который безошибочно вел его через тяжелейшие годы жизни, снова зазвучал в нем, отравляя мысли и вынуждая сердце почти болезненно колотиться в груди. Все подозрения насчет Эндрю смыло отзвуками этого ужасающего холодного шепота. Вместо этого разъедающая злоба его разума обратилась к единственной персоне в доме, которая, будучи женщиной, олицетворяла каждые предательство и боль в его жизни, — к Брилл. «Она взяла ее… должно быть, она взяла ее. Вчера в доме никого больше не было».
Смятение быстро переросло в гнев, бережно укутавший Эрика своим теплом, оградивший от жестокого мира, от легкомыслия его женской половины. И когда тиски неистового бешенства сомкнулись на его разуме, Эрик вылетел из спальни, прикрывая одной рукой лицо, а другой яростно снося все с журнальных столиков, скидывая многочисленные безделушки на пол — только затем, чтобы послушать, как те разбиваются. Эрик рыскал по коридору, и необходимость разломать что-нибудь пульсировала в его теле, заставляя стискивать зубы и посылая по мышцам приступы дрожи.
В тот миг, когда ярость стала опьяняющей, из-за угла выбежала бледная от волнения Брилл. Когда она посмотрела на Эрика, тот прикрыл лицо и второй рукой, чувствуя себя голым от ее обеспокоенного внимания: кожа едва ли не горела там, где ее касался взгляд Брилл. На краткое мгновение он представил эти глаза среди окружающей его толпы, уставившиеся на него в оцепенелом страхе, уставившиеся на дьявольский кошмар его лица. Сердце Эрика вскипело от этого неясного видения, протестуя против туманящих рассудок воспоминаний.
Потом Брилл заговорила с ним, спрашивая, что случилось, но Эрик, погруженный в себя, не слышал ее. На Брилл обрушились ужасные обвинения и оскорбления; слова, рождавшиеся в его голове, вылетали изо рта стремительным ядовитым потоком. Затем, кинувшись прочь от напуганной женщины, Эрик с грохотом промчался по коридору, непрерывно вопя вертевшиеся на языке злобные обвинения. Подобно урагану, он несся через каждую комнату в доме, и за ним по пятам следовали торопливые шаги Брилл. Ее близость и его собственное отчаяние затягивали Эрика, и стены сжимались вокруг, выдавливая из легких весь воздух. Пойманный в ловушку собственной истерики, он споткнулся о перевернутое кресло и рухнул на колени, по-прежнему лихорадочно прижимая ладони к лицу.
Непрошенные видения холодных стальных прутьев и сверкающих ужасом глаз во тьме кишащего крысами шатра проплывали перед его крепко зажмуренными глазами. Внезапно почудилось, что он больше не стоит на коленях на полу в библиотеке Брилл, а сидит на рыхлой куче грязной соломы. Эрик практически ощущал через ткань брюк колючие уколы соломинок, ощущал потрясенные вздохи и крики, вызванные видом его обнаженного лица и отдающиеся глубоко в животе.
Он отстраненно услышал прорезавший воздух жуткий вой, рвущий барабанные перепонки своей душераздирающей высотой. Лишь сделав глубокий вдох, Эрик осознал, что звук исходит из его собственного горла. Съежившись на полу, он спрятал голову между коленей и сцепил руки на затылке. Он спрятался от света, ненавидя его с той же силой, с какой радовался утром.
Внезапно, когда Эрик уже уверился, что сходит с ума, его окутала теплая приятная темнота, умиротворяя чудовище, рыскающее вокруг его воспоминаний. В благословенном мраке старый шатер, клетка внутри него и маленький мальчик, которых Эрик пытался забыть всю свою жизнь, отступили обратно в подсознание. Один оцепенелый, дезориентированный миг спустя Эрик открыл глаза, сморгнув последних пленивших его разум призраков. Его успокоенное в объятиях темноты сердце замедлило свой неровный бег, дыхание стало менее болезненным и затрудненным.
Когда Эрик постепенно вернулся в реальность, ощущение тонкой руки, легонько гладящей его по пояснице, послало вдоль позвоночника дрожь потрясения. Мягкий голос, ритмично наговаривающий что-то ему в ухо, заглушил коварный шепот недоверия. Затем смущенный Эрик приподнял голову — и обнаружил, что, по-видимому, укрыт зелеными бархатными портьерами. Это их защитный барьер создал окутавшую его восхитительную тьму.
Должно быть, прошло минут десять-пятнадцать, пока Эрик собирал по кусочкам осколки своего разбитого сознания; дрожащие тонкие руки по-прежнему гладили его по спине, оставаясь с ним в последовавшей за всплеском эмоций тишине. Едва Эрик вспомнил причину своего срыва, как холодно велел этим нежным рукам и их очевидной обладательнице оставить его одного. И в той же самой натянутой манере вежливо попросил Брилл выходя из комнаты закрыть за собой дверь.
После небольшой паузы та без слова протеста оставила Эрика — ее молчаливое согласие странным образом расстраивало, — но вернулась секунду спустя и что-то уронила рядом с ним. Эрик приподнял портьеру ровно настолько, чтобы тупо впериться взглядом в свою маску, покачивающуюся в нескольких дюймах перед его лицом.
— Сегодня утром я нашла это у себя под дверью, — тихо произнесла Брилл перед тем, как развернуться и окончательно покинуть комнату. Эрик схватил маску, и в его сердце вновь затрепетало сомнение.

* * *
Теперь, устроившись поудобнее и прокручивая в голове утреннее происшествие, Эрик с трудом мог поверить в то, что натворил. Он со стыдом закрыл глаза, думая об оскорблениях, которые он наверняка выкрикивал в лицо Брилл, хотя та всего лишь пыталась его успокоить. Смятение боролось с ужасом от всего случившегося, заставляя Эрика вновь и вновь сомневаться в собственном душевном здоровье. Привидение, вызывающее все беспорядки в доме, явно обнаружило слабое место Эрика.
Прямо у него под носом велась битва воль, и Эрик знал, что проиграл ее.
Потирая пальцем висок, он глубоко вздохнул. Он целый день не осмеливался высунуться из библиотеки, вместо этого предпочитая отсидеться в безопасности среди бастионов книг в кожаных переплетах. «Как я смогу посмотреть ей в лицо после тех ужасных слов, что наговорил? В сущности, моим действиям нет оправданий. Я запаниковал и наказал ее за все пережитые мною в детстве издевательства. Брилл бы никогда не взяла мою чертову маску. За всю мою жизнь она единственный человек, который даже не спросил о ней. Я болван».
Резкий щелчок поворачивающейся ручки заставил задумавшегося Эрика с мрачной тревогой посмотреть на дверь. Он был уверен, что противостояние, которое накручивалось день напролет, вот-вот закипит, раз Брилл решила проверить его. К огромному его удивлению, на пороге появилась не очаровательная мадам Донован, а Ария, которая стояла, устало привалившись к дверному косяку, и яростно сосала большой палец.
— Что ты тут делаешь? — мягко осведомился Эрик чуть хрипловатым от нервного истощения голосом.
Вытащив влажный палец изо рта, Ария пожала плечами.
— Утром я п-почувствовала себя л-л-лучше, — просто ответила она, угрюмо окидывая его взглядом больших серых глаз.
— Вчера твоя мама сказала мне, что лихорадка спала, но тебе все еще необходим отдых, — устало пожурил ее Эрик и озабоченно нахмурился. — Тебе что-нибудь нужно? Хочешь, чтобы я позвал маму?
Покачав головой, Ария накрутила на пухленький пальчик прядь волос.
— Н-нет. Я искала т-т-тебя. П-почему ты п-прячешься здесь?
Не испытывая особого желания вступать в дискуссию с четырехлетним ребенком, Эрик торопливо схватил книгу со стола слева от себя.
— Я просто наслаждаюсь хорошей книгой, — солгал он. При его словах Ария замерла и так серьезно посмотрела на него, что Эрик вдруг испытал нелепое желание расхохотаться. «С этим выражением мягкого неодобрения на лице она пугающе похожа на Брилл».
Сунув большой палец обратно в рот, Ария отлепилась от косяка и громко прошлепала по комнате, остановившись дай бог в футе от правого колена Эрика.
— Л-лжец, — невнятно пробормотала она из-за пальца и взглянула на него из-под темных ресниц. — Ты п-прячешься от м-м-мамочки.
Признавая поражение, Эрик откинул голову на подголовник и умоляюще посмотрел на потолок. «Желаю удачи любому мужчине, который попробует солгать женщинам этого дома».
— Ну, допустим, что так. Хотя я не думаю, что она возражает против моего отсутствия — я весь день был в отвратительном настроении.
Понимающе кивнув, Ария шагнула вперед и без колебаний забралась к нему на колени. Эрик машинально обнял ее за талию, чтобы не свалилась, и девочка уютно устроилась у его груди, устало приникнув темноволосой головкой к его плечу.
— П-почему ты утром к-кричал на м-маму? — прошептала Ария, ухватившись за свободный край его рубашки. — Я н-не люблю, к-когда вы д-деретесь.
— На самом деле я не знаю, почему кричал на нее, — честно признался Эрик, рассеянно гладя Арию по голове. — Я был огорчен, потому что у меня кое-что пропало, и в тот момент я думал, что она могла это взять.
— Ты в-все еще с-сходишь с ума из-за того, что твоя м-маска п-пропала? — тихо спросила та, взглянув на него этими странными сине-серыми глазами, и коснулась пальцем нижнего края маски. — А п-под ней с-сильно чешется?
Эрик на миг остолбенел, но затем все же смог опустить глаза на сидящую у него на коленях Арию.
— Как ты узнала, что пропала именно моя маска? — В голове инстинктивно промелькнуло подозрение. «Что ей известно?»
На бледном лице Арии расцвела улыбка.
— Во м-мне есть к-кровь эльфов! — заговорщицки прошептала она. — П-помнишь, я г-говорила тебе.
— Да, помню. Я просто забыл на секунду, — виновато отозвался Эрик. «Теперь я знаю, что ненормален. Подозреваю ребенка в краже…» Мгновенная вспышка вдохновения проникла сквозь окутавший разум туман смущения, и он выпрямился, внезапно оживившись. — Тогда, наверное, ты можешь помочь мне с одной проблемой? — Когда Ария нетерпеливо кивнула, Эрик слегка улыбнулся. — Ты можешь сказать мне, кто ее взял? Или как они смогли ее взять?
Услышав вопрос, девочка скучающе кивнула, будто ответ был совершенно очевиден.
— Очень п-просто украсть что-то, к-когда кто-то с-спит. И очень п-просто сделать т-так, чтобы к-кто-то т-точно спал, если т-ты хочешь. Теперь мы можем п-поиграть на п-пианино? — спросила она, без предисловий сменив тему, как это умеют только дети.
Эрик не сразу ответил; ее слова заполонили каждый дюйм его мыслей. «Значит, ублюдок опоил меня, так? Как я не поймал его за этим? Вчера он пробыл тут едва ли десять минут, и я уверен, что он оставался в гостиной…» Чуть не лопаясь от ярости, он с трудом почувствовал, как Ария начала тянуть за его пиджак: ее настойчивые маленькие ручки похлопывали по карману, где Эрик хранил медальон с изображением Святого Иуды, который подарила ему Брилл.
— П-пожалуйста, мы м-можем п-поиграть на п-пианино? — снова спросила Ария, уже более просящим тоном.
Очнувшись от раздумий, Эрик посмотрел на преисполненное ожиданий ангельское личико Арии и улыбнулся:
— Конечно, но помнишь ли ты свою партию в дуэте, который мы разучивали?
— Д-да, — счастливо завопила та и соскользнула с его колен.
Медленно встав, Эрик размял поясницу. Его на миг встревожила перспектива покинуть относительную защиту библиотеки, но восхищенная улыбка Арии всколыхнула все остававшиеся в нем резервы. «Она обвела меня вокруг своего крохотного пальчика», — с усмешкой подумал Эрик, чувствуя себя лучше от ее присутствия, несмотря на гнет тревоги, витавшей над ним последние несколько дней.
Он взял Арию за руку и медленно направился к двери; оптимизм, к которому он боялся прислушиваться всю последнюю неделю, вновь начал возвращаться в мысли, в кои-то веки подавляя негативное влияние шепота, который некогда помогал выжить, но теперь лишь засорял разум. «Не знаю, о чем я так беспокоился. Все получится, если я направлю на проблему все запасы своих умственных способностей. Кроме того, Эндрю всего лишь самонадеянный дурак. Он совершенно не представляет, с кем связался. Если он думает, что воровство маски может нанести мне непоправимый ущерб, то очень ошибается. Возможно, он выиграл битву, но победа в войне останется за мной».
Улыбаясь, Эрик рука об руку с Арией шел по коридору к библиотеке, откуда отчетливо доносились два голоса.

* * *
Брилл встала, чтобы проводить Эндрю, когда тот посмотрел на свои карманные часы, сверяя время. Последние два дня он старался сокращать продолжительность визитов из-за неприятного расстройства желудка, но всегда заезжал проведать ее и Арию по меньшей мере раз в день, хотя бы и на несколько минут. Это было довольно странно — поведение Эндрю становилось все более и более предупредительным, даже ласковым, и в то же время взаимоотношения Брилл с Эриком становились до крайности напряженными.
Темперамент Эрика и бурные взрывы заставляли ее совершенно сходить с ума от волнения. Утреннее буйство было лишь последним в серии нарастающих приступов неистовой ярости. «Подумать только, он действительно считает, что я взяла его чертову маску», — фыркнув, подумала Брилл, используя раздражение для защиты от боли, вызванной недоверием Эрика.
До начала этой недели Брилл была уверена, что привыкла к его причудам и взрывному темпераменту, но последние несколько дней доказали, насколько она была не готова к знакомству с самыми темными сторонами его характера. Не зная, как вытащить Эрика из кризиса, Брилл могла лишь оставить его наедине с собственными мыслями, но закрывать глаза на творящиеся в доме странности становилось все труднее.
Брилл все еще доверяла Эрику: потрясения этой недели так и не смогли погасить огонь ее привязанности, что одновременно волновало и удивляло. «Помимо прочего, я лишилась рассудка, потому что знаю, что Эрику, черт побери, нужно едва ли не придушить меня до смерти, чтобы поколебать мои чувства».
Вопреки всем проблемам старательно удерживая на лице маску безмятежности, Брилл наблюдала, как Эндрю поднимает с соседнего стула свою шляпу. Она повернулась, чтобы проводить его до двери, но Эндрю остановил ее, положив руку на плечо. Вновь отвернувшись от двери гостиной, Брилл улыбнулась ему, терпеливо ожидая, что он хочет ей сказать.
Поскольку Эндрю не решался, Брилл поспешила заполнить тишину, внезапно смутившись под серьезным взглядом темных глаз.
— Я рада, что тебе лучше. Расстройство желудка может быть ужасно неприятным.
— Хмм, да, безусловно, — несколько рассеянно отозвался Эндрю, бросив быстрый взгляд через ее плечо в сторону дверного проема. — Мне греет душу, что тебя заботит мое благополучие.
— Ну конечно, как ни крути, ты…
Шагнув вперед, Эндрю сделал глубокий вдох и пристально посмотрел на нее. Брилл с легкой опаской следила, как его взгляд с чересчур знакомой жаждой задержался на ее губах, перед тем как вернуться обратно к ее глазам.
— Брилл, ты помнишь, как мы познакомились?
Слегка покраснев при воспоминании об этом, она потупилась, уставившись на свои сцепленные руки.
— Да, кажется, я опрокинула твой бокал прямо на твой великолепный костюм. Я тогда очень разволновалась из-за тебя.
— Уверен, что часть этого волнения рассеялась за прошедшие годы. Когда это было, десять лет назад? Надеюсь, теперь мое присутствие вызывает нечто большее, нежели волнение, — тихо пробормотал Эндрю; нежная улыбка смягчила обычно столь жесткую темноту его глаз.
Легкомысленно рассмеявшись, чтобы не выдать свое смущение и замешательство, Брилл похлопала его по руке.
— Ты прекрасно знаешь, что я считаю тебя частью семьи, — хмыкнула она, шлепнув посильнее.
Театрально вздохнув, Эндрю закатил глаза.
— Этого я и боялся, — пробурчал он. Когда Брилл кашлянула, чтобы скрыть неловкость, он вдруг улыбнулся; в его темных глазах плескался смех. — Я просто поддразниваю тебя, Брилл. Я лишь недавно осознал, что последние годы был слишком серьезен и поглощен собой. — Немного придя в себя, Эндрю опустил взгляд на шляпу, которую держал в руках. — Я полагаю, что смерть Джона подействовала на нас сильнее, чем мы думали. В будущем я постараюсь демонстрировать менее строгие манеры. Мне нравится шутить с тобой… куда больше, чем я думал.
Помолчав секунду, Брилл посмотрела на свое обручальное кольцо, в задумчивости медленно покручивая его на пальце.
— Это прекрасные новости. Приятно слышать, что ты делаешь шаг вперед.
— О, кстати, о шагах вперед, — начал Эндрю, улыбнувшись чуть шире, и снова бросил взгляд через ее плечо на дверь. — Я также пришел к заключению, что был несправедлив к двум людям, к которым мне следовало быть добрее.
Брилл смущенно склонила голову набок:
— Что ты имеешь в виду?
Взяв ее руки в свои, Эндрю нежно пожал их и продолжил:
— Когда я впервые встретил твоего друга, Эрика, я полагал, что мне угрожает его присутствие. Из-за этого я был ужасно враждебен к нему, хотя и знал, что должен относиться к нему с предельным уважением.
Ошеломленная этим нетипичным для Эндрю заявлением, Брилл молча смотрела на него несколько мгновений.
— Уважать его… почему?
— Я думал, это очевидно… потому что он — твой друг.
Брилл, тронутая словами Эндрю, отпустила его руки и с восторгом бросилась ему на шею.
— Ты на самом деле удивительный человек. Меня так мучило, что вы двое не ладили. Ты не представляешь, как много это значит для меня!
Опустив подбородок на ее белоснежную макушку, Эндрю закрыл глаза.
— О, думаю, что представляю, — прошептал он так тихо, что Брилл не услышала. Немного отодвинувшись, Эндрю провел рукой по ее щеке, и Брилл улыбнулась ему. — Другой человек, с которым я вел себя ужасно, это Арианна.
Брилл открыла было рот, чтобы возразить, но Эндрю медленно покачал головой, останавливая ее.
— Она — единственное дитя моего брата, и я не выполнил свой долг по отношению к ней. Она необыкновенно умный ребенок, несмотря на проблемы с речью. Ты больше не должна растить Арианну в одиночестве, одна волноваться о ее развитии. Я объезжу весь мир, чтобы найти лучших учителей по каждому искусству или науке, какие только есть, если ты пожелаешь. В Европе есть великолепные лингвисты, которые, несомненно, помогут ей. Да, и я знаю одного блестящего профессора-лингвиста в Лондоне, который демонстрировал прекрасные результаты, работая с детьми вроде Арианны. Он с готовностью примет на обучение ребенка, стоит только мне попросить. Деньги не имеют значения, она получит все самое лучшее. Тебе больше не нужно волноваться.
Пораженная до глубины души, Брилл почувствовала, как от нахлынувшего облегчения ее колени превратились в желе. За несколько мгновений Эндрю нанес сокрушительный удар по одной из ее главных тревог. Всего несколько слов — и она внезапно ощутила, как с ее плеч упала тяжкая ноша. «Я не хочу быть одна… Я не хочу справляться с этим одна…»
С радостным смехом Брилл поднялась на цыпочки и поцеловала пораженного Эндрю прямо в губы. Все еще смеясь, она отстранилась.
— Я люблю тебя… люблю тебя… люблю тебя! — нараспев повторяла Брилл в экстазе от того, что среди напряжения этой недели наконец-то показался сияющий лучик надежды. — Эндрю, огромное тебе спасибо… — начала она, и тут ее благодарственную речь прервал раздавшийся в коридоре громкий шум. Нахмурившись, Брилл резко обернулась к двери и едва уловила промелькнувшую тень, скрывшуюся из вида, когда в проеме с мрачным видом появилась Ария. Брилл хотела заговорить с ней, но не успела и глазом моргнуть, как та развернулась и убежала обратно по коридору.
Бросив через плечо озадаченный взгляд на Эндрю, Брилл следом за дочкой выбежала из гостиной, выбросив из головы странную тень как плод своего воображения.
Она не заметила выражение ликующего триумфа, осветившее лицо Эндрю после ее ухода: он тоже видел тень, но плодом воображения не счел.

* * *
Эрик слепо брел по коридору к своей комнате, все расплывалось у него перед глазами, и это раздражало. «Почему я вижу все так нечетко?» — оцепенело удивился он. Шестеренки его сознания крутились все быстрее и быстрее, пока он не испугался, что голова лопнет. Вслед за ними и дыхание стало слишком частым; руки и ноги покалывало от головокружительного уровня кислорода в крови. Только оказавшись в безопасности спальни, Эрик заметил на щеках обжигающие влажные дорожки. «Она поцеловала его… она поцеловала его… она любит его… она сама это сказала… она любит его».
Пошатнувшись, он закрыл за собой дверь, отчаянно цепляясь за оглушающую оторопь, саваном окутавшую сердце. Его невидящий взгляд блуждал по комнате, которую он за прошедшие несколько месяцев привык считать своей. «Она лгала… она лгала… она лгала…… Сука… дешевая шлюха… она лгала… а я был достаточно глуп, чтобы поверить… как я мог поверить ей?»
Оттолкнувшись от двери, Эрик ощутил слабость и пылающую в груди почти физическую боль. Прижимая ладонь к сердцу, он на миг вообразил, будто слышит, как оно разбивается, оставляя после себя такую знакомую зияющую дыру, наполненную отчаянием. «По крайней мере, я не любил ее… вероломная маленькая дрянь… по крайней мере, я не любил ее».
И когда оцепенение отступило под натиском неукротимой ярости и боли от предательства, Эрик осознал ужасающую правду. Он был побежден…
«Я не могу здесь больше оставаться».

Отредактировано Lupa (2016-04-09 19:49:07)

Примечание автора: Эмм, хочу предупредить всех прямо сейчас, что в конце этой главы вас ждет неожиданный поворот сюжета. Однако помните, что это – не конец истории. Я совсем не это имела в виду. Кроме того, я бы хотела поблагодарить мою прекрасную бету Juliana.

Глава 31: Прощание

Брилл гналась за Арией по коридору до самой детской, притормозив только за дверью.
— Ария, милая… — начала она, обшаривая взглядом темные углы в поисках дочери. Снаружи прогремел отдаленный раскат грома; ветер гнал тучи по потемневшему небу. Начиналась гроза.
— Я н-не х-хочу н-новых учителей! Я х-х-хочу Эрика! — тотчас завопила Ария, выйдя из тени и неподвижно застыв посреди комнаты.
— Ария, я не хочу, чтобы ты тревожилась из-за того, что только что произошло в гостиной. Я просто благодарила твоего дядю за предложение помочь нам. — Когда та проигнорировала это простое объяснение, запустив неудачно подвернувшуюся игрушку в полет над ковром, Брилл нахмурилась. Поведение Арии становилось все более и более капризным.
— Я хочу, чтобы ОН б-больше н-не п-приходил! Я н-ненавижу Эндрю! Н-ненавижу его!
Прижав ладонь к виску, Брилл прошла дальше в комнату.
— Немедленно прекрати! Я не собираюсь терпеть подобное поведение, юная леди! С тех пор как умер твой отец, мы не видели от твоего дяди ничего, кроме добра! Если бы не его щедрость, мы жили бы на улице! Тебе известно, что твой дедушка по существу выгнал нас из Англии!
Громко топнув, Ария повернулась к матери спиной и закрыла уши руками. И просто нечеловечески, во всю мочь, заорала: ее высокий голос отразился от темных деревянных панелей. Хлопнув ладонью по стене, чтобы привлечь внимание вопящей, как баньши, дочери, Брилл шагнула вперед и нависла над трясущимся телом Арии.
— Прекрати! Прекрати немедленно! Я — твоя мать! — крикнула она, перекрывая безостановочный душераздирающий визг. Поскольку Ария и не думала прекращать свой шумный протест, Брилл громко выругалась, развернулась на каблуках и удалилась из комнаты. На пороге, взявшись за дверную ручку, она остановилась. — Когда научишься вести себя как следует, можешь выйти из комнаты. А до тех пор будешь сидеть здесь! — рявкнула она и захлопнула за собой дверь. Прижавшись спиной к прохладному дереву, Брилл прерывисто вздохнула. «Зачем я это сделала? Я не должна была орать на нее… похоже, я более взвинчена, чем думала. Последние дни привели меня в ужасное настроение. Я извинюсь перед ней, когда она немного остынет…»
Оттолкнувшись от двери, Брилл направилась по коридору обратно в гостиную, где ее терпеливо, и, видимо, чувствуя себя немного неуютно, по-прежнему ждал Эндрю. Он наверняка слышал ссору. Заправив за ухо выбившуюся прядь, Брилл опустошенно улыбнулась ему:
— Я прошу прощения за это… она ужасно впечатлительна.
Понимающе кивнув, Эндрю медленно повертел в руках шляпу.
— Не нужно извиняться. Дети есть дети. Но, полагаю, мне пора уходить. Думаю, в любой момент может начаться дождь, к тому же уже поздно.
— О да, конечно, — растерянно ответила Брилл. — Я провожу тебя.
Она прошла с Эндрю до двери, продолжая нажимать на левый висок, борясь с растущим в нем давлением. «Проклятье, сейчас у меня нет времени на приступ мигрени. У меня нет времени даже на половину тех вещей, которые надо сделать». Открыв входную дверь, Брилл проводила Эндрю из дома. Тот надел шляпу и, торопливо попрощавшись, вышел во двор.
Внезапно развернувшись, Эндрю с беспокойством посмотрел на нее.
— Отдохни немного, Брилл. Ты выглядишь так, словно вот-вот упадешь в обморок, — безапелляционно заявил он, затем взобрался на свою лошадь и ускакал по дороге.
На мгновение привалившись к косяку и подставив пылающее лицо под пахнущий дождем ветер, который гнала собирающаяся гроза, Брилл утомленно закрыла глаза.
— Должно быть, я выгляжу просто ужасно, раз Эндрю велел мне отдохнуть. — Захлопнув дверь, она устало поплелась по коридору. — Возможно, я лягу спать немного пораньше. — Она вздохнула и посмотрела на часы.
Тащась в сторону спальни, Брилл начала медленно снимать многочисленные слои одежды. Как только исчезло сдавливающее объятие корсета, она почувствовала себя чуть лучше. Прохладная хлопковая ткань ночной рубашки приятно контрастировала с душным жаром повседневной одежды. Вскинув руки над головой, Брилл устало потянулась и направилась к стоявшему в углу комнаты ростовому зеркалу. Она вытащила из узла на затылке тонкие шпильки и позволила волосам свободно заструиться по спине. Запустив в них пальцы, она почти отвернулась от зеркала, когда заметила темно-красную каплю, выкатившуюся из левой ноздри и соскользнувшую на верхнюю губу. Вздрогнув при виде крови, Брилл подошла поближе к зеркалу, осторожно касаясь капли рукой.
— Что за черт? — пробормотала она, пристально вглядываясь в свое отражение. Стерев кровь, Брилл быстро моргнула и увидела, как ее лицо наливается смертельной бледностью. Странности продолжались: не прекращая смотреть на себя, она заметила, как ее зрачки расширились настолько, что их черноту окружало лишь тонкое кольцо серой радужки. В этот момент пол под ногами неожиданно накренился, и Брилл повело в сторону. Прямо к ней взлетел рисунок персидского ковра — она упала на пол, и ее зрение подернулось по краям серой дымкой. «Нет, нет… не сейчас… нет…»

* * *
Масляно-желтый солнечный луч неуклонно светил на повернутое вверх лицо Брилл, пока она сидела, рассеянно качаясь в кресле на парадном крыльце. Бриз пощекотал ветряные куранты, вызвав короткий перезвон, и Брилл медленно открыла дремотные глаза. Она улыбнулась привычному виду дочери, прыгающей по высокой траве: ее темные волосы метались взад-вперед при каждом движении. Брилл сонно вдохнула приятный летний воздух; возле угла дома росла сирень, наполняя каждый вдох своим ароматом, а она ждала, успокаивающего появления таинственного мужчины.
Хотя Брилл никогда не видела его лица, она стала узнавать его по прикосновениям, по голосу. И, просыпаясь, знала, кого хотела бы видеть этим мужчиной, глубоко в душе надеясь, что сон просочится в реальность, что мужчина обретет имя. Но в то же время эти страстные стремления пугали Брилл: они делали ее беззащитной перед болью, с которой она, к несчастью, была чересчур близко знакома. Она знала — еще одна потеря разобьет то, что осталось от ее сердца. «Подумать только, Брилл, это всего лишь приятный сон. Перестань разбирать его и просто наслаждайся».
Знание, что все это ей снится, ничуть не уменьшало безмятежность момента, и Брилл не спешила пробуждаться от фантазии. Конкретно этот сон, впервые приснившись несколько недель назад, повторялся каждую ночь, пока Брилл не запомнила каждое движение, каждый запах, как будто их выжгло у нее в мозгу. Его постоянное появление действовало умиротворяюще после дней, наполненных тяжелыми конфликтами и напряженным молчанием. Почему-то, вопреки всему, Брилл знала: что ни делается — все к лучшему.
Но когда она откинулась в кресле, то заметила, что в этот раз что-то не так: она ощущала себя более легкой, нежели в последнем сне. Положив руку на живот, Брилл вздрогнула, когда ладонь опустилась не на выпуклую из-за беременности поверхность, как она привыкла, а на обычный плоский живот. Нахмурившись, она скользнула взглядом вниз и уставилась на это странное изменение во сне, который она успела так хорошо изучить. Она убрала руку от живота, и вокруг ее груди подобно змее сжалась вспышка страха перед этой пустотой. «Что-то не так… раньше этого не было».
Смущенно моргнув, Брилл подняла глаза на двор, где всего секунду назад счастливо играла Ария, но той нигде не было видно — она исчезла, словно ее никогда и не было. Встав, Брилл шагнула с крыльца, с растущей тревогой зовя дочку по имени, но ее напряженный слух ловил лишь перезвон ветряных курантов. Высокая трава и полевые цветы, лишь мгновение назад очаровывающие своей сочной яркостью, теперь неясно вырисовывались в бесконечной дали, скрывая нечто зловещее и неизвестное.
В Брилл зашевелилось глубоко угнездившееся смятение, все выше поднимаясь в сознании, пока не вцепилось когтями в каждую мысль, не захватило каждый вздох. Обняв себя руками, она повернулась обратно к дому, неуверенная, как поступить, — знание, что все это только сон, больше не утешало. Внезапно ее внимание привлекла парадная дверь: ее ушей достиг мягкий звук щелчка отодвигаемой задвижки. «Все верно — теперь дверь откроется в любую секунду. Вот так это происходит. Дверь открывается, и он выходит, мы разговариваем, а потом я просыпаюсь. Пожалуйста, я хочу проснуться… тут что-то не так».
Миг спустя взойдя обратно на крыльцо, Брилл с колотящимся сердцем ждала, когда откроется дверь. «Сейчас, в любую секунду…» Затаив дыхание, она смотрела, как в гулкой тишине сна с ужасающим скрипом медленно повернулась ручка двери. Шагнув еще ближе, Брилл протянула к двери дрожащую руку, но как только ее пальцы коснулись вращающейся ручки, та растворилась в ее руке, оставив темный провал на гладкой поверхности двери.
Когда дыра начала расти, Брилл испуганно отпрянула назад, глядя, как та расползается по дому, пока клубящаяся тьма не охватила площадь, достаточную для того, чтобы там мог пройти невысокий человек. Наблюдая за этой диковиной, Брилл склонила голову набок и прищурилась, пытаясь заглянуть в явственно бесконечный мрак, но ее взгляд ни за что не зацепился в изменчивом водовороте теней. Пока она, раскрыв рот, смотрела на это, грань, где дыра сбоку соприкасалась с домом, начала двигаться и изгибаться. Медленно, подобно кружащейся в водостоке воде, темнота начала засасывать в свою глубину все вокруг.
Отшатнувшись от открывающегося перед ней ужаса, Брилл развернулась и спрыгнула с крыльца, пустившись бежать сломя голову; ее юбки развевались позади.
— Это неправильно! Не так, как должно быть! — кричала она. — Эрик, Ария, где вы?!
Убегая, Брилл слышала позади себя отзвуки разрушения, пока зияющая пропасть все быстрее затягивала окружающее. Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы увидеть, как та догоняет ее: земля все сильнее ходила ходуном у нее под ногами. «Проснись, Брилл. Это сон — просто проснись».
Наконец, не в силах больше выносить неведомую опасность позади себя, Брилл обернулась, чтобы посмотреть туда, где стоял дом. Не осталось ничего, лишь темнота непрогляднее самой безлунной ночи маячила в считанных дюймах от ее бегущих ног. Но когда Брилл резко повернула голову вперед, то краем глаза уловила смутный образ. Посмотрев туда в надежде обнаружить спасителя, она увидела вдалеке человека в плаще, скачущего прочь по тому, что осталось от дороги, ведущей от ее дома. Человек остановился и повернулся в седле: одна сторона его лица выглядела неестественно белой. Брилл узнала его и потрясенно остановилась.
— ЭРИК! ЭРИК, помоги мне! — завопила она, когда ее ноги начали медленно тонуть в угольной черноте. — Эрик, погоди, вернись! Подожди! Помоги мне! Не оставляй меня одну! ПОЖАЛУЙСТА!
Но, будто не слыша ее, тот отвернулся и начал понукать лошадь, больше не посмотрев в ее сторону. Эрик, не оглядываясь, уезжал во тьму.
Резко сев, Брилл судорожно всхлипнула — холодный липкий пот выступил у нее на лбу и струился вниз по спине. Слепящая вспышка молнии на краткий миг осветила комнату мертвенно-белым светом, вслед за ней раздались сотрясшие дом раскаты грома. Брилл бездумно поднялась на подгибающиеся ноги и шатаясь вышла за дверь. Она так быстро бежала прочь от комнаты, что почти не помнила свой путь по коридору; подбежав к закрытой двери в спальню Эрика, Брилл колотила по темному дереву, пока у нее не заболел кулак. С нарастающей истерикой выкрикивая его имя, она рывком распахнула дверь и лихорадочно обшарила комнату взглядом. Та была пуста. Развернувшись, Брилл припустила в переднюю часть дома; достигнув парадной двери, она с нечеловеческой силой толкнула ее.
Страх гнал Брилл наружу, в самое сердце свирепой бури, и хотя ветер хлестал ее по лицу и пронизывал тело сквозь тонкую ночную рубашку, она не колебалась. Отчего-то она знала, что должна идти в хлев.
Отчего-то она знала, что Эрик оставляет ее.

* * *
Трагедия — неизбежный итог событий: ее нельзя избежать и невозможно преодолеть. Единственно верная константа во вселенной, что жизнь заканчивается смертью, а любовь… любовь заканчивается предательством. Нет никакого «жили долго и счастливо», так не бывает. И пускай в самых потаенных уголках своего сердца Эрик всю жизнь отвергал эту правду — вопреки холодному отвращению матери и жестокому обращению цыган, у него больше не осталось сил и дальше бороться с этим. Не осталось иного выбора, кроме как принять то, что судьба вбивала в него с самого рождения. Он был рожден для одиночества и умрет одиноким.
Оцепенело глядя поверх спины старой упряжной лошади Брилл, Эрик прижался щекой к холке кобылы. «Не знаю, почему я так удивился. Меня не проведешь, это точно. Я знаю, что, несмотря на все, что создал, несмотря на каждую захватывающую арию, которую написал, или величественное здание, эскиз которого сделал, я так и остался уродцем с цыганской ярмарки». Закрыв глаза, которые невыносимо жгло, Эрик уткнулся носом в теплую шкуру лошади. Он отрешенно ощущал, как из-под его закрытых век выкатываются слезы, прокладывая по щекам горячие дорожки, и в хрупкий щит, выстроенный его потрясением, неумолимо бьется клокочущий ураган боли.
Эрик осторожно приподнял голову и пристально взглянул на мокрый участок шерсти на спине кобылы в том месте, куда он прижимался лицом. Секунду спустя дрожь в его сердце прекратилась, темные брови сошлись на переносице в сплошную линию. Перекликающийся шепоток агонии в его душе стих, и иная, более могущественная эмоция залила его сознание.
Когда Эрик повернулся и схватил седло с ближайшей перегородки, его окатила бодрящая волна разнузданного гнева, окружив своим адским жаром, сплавив в мертвый ком осколки разбитого сердца у него в груди. «Нет, отныне никаких больше страданий. Почему я должен оплакивать непостоянство проклятой ирландской распутницы? Она определенно не даст этому бедному идиоту в маске повода передумать, когда вернется в Лондон и будет греться в сиянии богатств молодого лорда. Она — всего лишь еще одна глава в трагической саге моей жизни. Я забуду ее… я забуду все это… это лишь вопрос воли».
Эрик бережно закидывал седло на спину кобылы и ставил его на нужное место, а в это время его ожесточившиеся сердце и разум кипели от растущей жажды насилия, жажды причинить боль, подобную той, что зависла у границ его гнева. Старая лошадь тихо заржала и мотнула своей большой головой, чтобы печально посмотреть на него, пока он подтягивал подпругу. И в этот момент маленький хлев сотряс раскат грома. Успокаивая лохматую кобылу, Эрик провел пальцем по ее морде: его рука дрожала, хотя лицо оставалось абсолютно непроницаемым.
Когда завывающий ветер с гулким ударом распахнул двери хлева, Эрик просто продолжил успокаивать испуганную лошадь. Но потом слева от него на пол упала тень, и он соизволил прервать свои манипуляции. Помрачнев от гнева, Эрик медленно повернулся к входу и убрал руки с головы кобылы, когда его взгляд наткнулся на знакомую фигурку, пытающуюся отдышаться прямо за порогом хлева.
Брилл стояла, промокшая до костей и дрожащая под холодными струями дождя; облачко от ее дыхания подобно белой свадебной вуали повисло в воздухе перед ее лицом. Она стояла совершенно неподвижно, почти как привидение, несмотря на беснующуюся вокруг нее бурю, длинные пряди ее волос безвольно свисали, облепив маленькое тело. Двигались только ее большие дымчато-серые глаза, окидывая взглядом оседланную лошадь и его фигуру в плаще.
— Что ты делаешь? — слабо спросила она, словно бы уже зная, каков будет ответ.
Не утруждая себя словами, Эрик отвернулся от Брилл: один ее вид — в мокрой ночной рубашке, с измазанными грязью ногами — поднял боль слишком близко к поверхности. Она выглядела такой юной, такой милой, что его почерневшее и раздавленное сердце вновь начало кровоточить… ее красота лишала воли, и Эрик поклялся, что возненавидит ее за это.
— Эрик, что ты делаешь?! — снова спросила Брилл, на сей раз обычно очаровательную мелодию ее речи исказили истерические нотки.
— В чем дело, мадам Донован? — вежливо осведомился Эрик опасно тихим голосом. — У вас возникли трудности с вашими способностями предсказывать будущее? Они не оправдали ваших ожиданий?
— Нет, Эрик, ты должен…
— Тогда, возможно, глаза обманывают вас, — бросил он через плечо: жестокость бурлила в нем, проскальзывая в голосе; руки сами собой сжались в кулаки.
— Пожалуйста, Эрик, что произошло, отчего ты так расстроился? — взмолилась Брилл, с опаской ступая в хлев; запачканный подол ее ночной сорочки волочился по сухой соломе.
Положив дрожащую руку на луку седла, Эрик тяжело вздохнул.
— Я не расстроен, мадам, — мягко ответил он, собирая вокруг себя холодную церемонность, словно броню против искренности, которую слышал в голосе Брилл. «Я могу возненавидеть ее, если постараюсь… тупой олух… чертова кошмарная женщина… заставила меня почти поверить… заставила меня надеяться, что… что, возможно… ПРОКЛЯТЬЕ!»
Обняв себя руками в защитном жесте, Брилл, дрожа, стояла возле стойла, где он продолжал седлать лохматую кобылу.
— Конечно, ты расстроен. Ты не называл меня мадам Донован с самых первых недель, когда мы только познакомились. Наверное, что-то произошло. Пожалуйста, скажи мне! — умоляла она; шуршащий звук ее шагов еще чуть приблизился.
В груди Эрика вновь заворочался гнев, который успокоили было ее тихие слова и беззащитный вид. «Она даже не знает! Она не ведает, что я видел ее… дрянь, убожество, сука! И вообще, почему ее признание в любви другому мужчине должно волновать старого доброго Эрика? Ведь он всего лишь медицинский казус!»
Яростно развернувшись, так что плащ с капюшоном завихрился вокруг его щиколоток, Эрик в упор уставился на промокшую женщину убийственным взглядом. Проклятая девчонка довольно навязчиво стояла на своем.
— Случилось то, что я видел вас… — внезапно прервавшись на середине тирады, Эрик зло усмехнулся Брилл. Что-то в выражении его лица встревожило ее, поскольку она наконец сделала шаг назад. Когда она прижала нервную руку к основанию шеи, у Эрика пальцы зачесались сжаться вокруг этой прелестной шейки и сдавить. «Это наверняка будет легко…»
— Это из-за тех странных вещей, которые творятся в доме? — взволнованно спросила Брилл. — Я знаю, что ты не имеешь отношения к пропажам. Если я не показала этого, то глубоко сожалею…
— О, вы действительно пожалеете… — прорычал Эрик, угрожающе шагнув вперед: его грозное поведение заставило Брилл отступить еще на шаг.
— Эрик, пожалуйста, — молила она со слезами на прекрасных глазах. — Скажи мне, что не так. Не уходи.
Вздернув подбородок, чтобы еще более свысока посмотреть на ее всхлипывания, Эрик сжал губы в тонкую линию, изо всех сил старясь удержать вертящиеся на языке оскорбления. Теперь он все ясно видел. Ее искренность, ее доброта, а в особенности ее красивые и ласковые выразительные глаза — все было фарсом. Эта женщина использовала свою внешность как оружие, обращаясь с ним куда более умело, чем самый искусный стрелок в мире. Как ни крути, Брилл едва не добралась до его окруженного стенами сердца — со своими нежными улыбками и остроумным язычком. «Но теперь это не сработает. Теперь я все так ясно вижу. Каким дураком я был, когда почти поверил ей. Маленькая бесстыжая лиса наверняка годами соблазняла Эндрю… Я почти готов пожалеть придурка, даже после всего, что этот ублюдок сделал… теперь ему предстоит с ней возиться».
— Как я говорил ранее, мадам, со мной ничего не случилось. Я просто решил, что время моего пребывания здесь наконец подошло к завершению, — как ни в чем не бывало заявил Эрик, не сводя с лица Брилл пылающего взора. Принуждая себя увидеть, как на нем борются меж собой смущение и боль. «Это все ложь…»
— О чем ты говоришь? — выдохнула та срывающимся голосом.
Нетерпеливо вздохнув, Эрик безразлично пожал плечами.
— Как ни удивительно это может звучать для такой женщины, как вы, до того, как я попал сюда, у меня была своя жизнь. Я никогда не имел ни малейшего намерения остаться здесь навсегда. У меня есть дело, к которому я должен вернуться. — Ложь сладко текла с его языка, точно мед из улья. Особенно, когда он увидел, какой впечатляющий эффект она произвела на Брилл.
Это на самом деле было смешно, как легко он мог предугадывать эмоции Брилл теперь, когда видел настоящую природу ее очарования. Сперва потрясенно приоткрытый рот, затем смущение и неверие, которые сменяются застлавшей глаза болью. Как он мог раньше не замечать лживости всего этого? Как он мог дать себя одурачить этими женскими уловками, после того как всего несколько месяцев назад Кристина преподала ему детальный урок по вероломству женского сердца? «Я чертов дурак… вот как… я всю жизнь влюблялся во все красивое… но хватит с меня. Думаю, пришло время перестать быть дураком… думаю, пришло время вернуть немного той муки, которая терзала меня самого».
— Эрик, о чем ты говоришь? Какое дело? Почему ты так ведешь себя? Я думала… я думала, мы были…
— Что… что вы думали? Возможно, что мы — друзья? — спросил Эрик: в его горле вскипал безжалостный смешок. Сделав шаг вперед, подстегиваемый защитой своей ярости, он поднял руку и провел пальцем по холодной щеке Брилл. — Вы действительно верили, что все это правда? Бедняжка. Не хочу врать, я был благодарен вам за помощь. Но не заблуждайтесь — я бы ушел в тот же миг, как у меня появились силы, чтобы выйти за дверь, если бы не возникла забавная перспектива обучать вашу дочь. Единственный мой интерес к вам — тот же самый, что долгие годы был у лорда Эндрю, — тихо закончил Эрик, демонстративно опустив взгляд на ее губы и прилипшую к телу ночную сорочку.
— Ч-что… — прошептала Брилл в оцепенелом неверии, неловко прикрывая грудь руками. — Почему ты говоришь такие вещи… ты не имеешь их в виду на самом деле. Ты спас жизнь Арии… почему ты это сделал, если тебе все равно?!
— Дорогая мадам, я, разумеется, чертов ублюдок, но даже я не могу дать утонуть маленькому ребенку.
Эрик продолжал смотреть на нее, и темная боль в глазах Брилл медленно озарилась гневом. Быстрым смазанным движением она отбросила его руку от своего лица.
— Прекрати немедленно! Ты лжешь! Почему ты это делаешь?!
Небрежно поправив плащ, Эрик отступил от Брилл.
— Как женщина, которая считает себя экспертом в области медицины, вы лучше, чем кто-либо, должны знать, что когда ампутируешь ногу, лучше всего делать это с острым зрением и твердой рукой.
— Это то, что ты делаешь? Ампутируешь себя от м… от этого дома?
— Разумеется.
— Ты собрался уехать, не сказав никому ни слова! Ты собрался уехать, ни с кем не попрощавшись… с Арией… со мной! Она любит тебя! Как ты можешь просто уйти?
Слегка нахмурившись от того, что его чистый, раскаленный добела праведный гнев зачернила едкая капель вины, Эрик повернулся к Брилл спиной. «На миг я забыл об Арии. Я не должен был бросать ее, не сказав ни слова. Проклятье, я всегда теряю голову, когда попадаюсь таким образом. Но… сейчас уже слишком поздно… всегда слишком поздно…»
— Девочка поймет. Она еще маленькая… дети забывчивы. — Оглянувшись через плечо на Брилл, Эрик по-волчьи ухмыльнулся ей, оскалив зубы. — Кроме того, она будет достаточно занята со своими новыми репетиторами, как только вы вернетесь в Лондон.
Брилл погрузилась в молчание; гром наполнил тишину между ними своим раскатистым ударом.
— Я тебе не верю, — прошептала она: ее голос сражался с выбелившей лицо безнадежностью.
Скованно прошагав туда, где его ждала старая кобыла, Эрик взял в руки поводья.
— Лучше бы вам начать, потому что я устал угождать вашим странностям и раздражительности. Как я уже сказал, я благодарен вам за помощь, но вы мне больше не нужны.
— Нет, Эрик…
— ВЫ МНЕ НЕ НУЖНЫ! — проревел он одновременно с очередным резким раскатом грома.
Когда затихло эхо его слов, последние основания Брилл доверять ему рассыпались в прах.
— Как ты смеешь говорить такое… после того, что я тебе сказала…
— Что? Что ваш единственный страх — быть бесполезной? Бедняжка. Полагаю, это пошло от вашей неспособности предотвратить смерть отца и мужа. Примите маленький совет, мадам — не имеет значения, как упорно вы учитесь, как старательно совершенствуетесь… в конце концов вы все равно останетесь всего лишь бесполезной юной девушкой. Никто не станет принимать всерьез дикие теории и многословные тирады женщины. А теперь я закончил с вами. Прощайте, Брилл. Я верну лошадь, как только прибуду в Париж.
Ужасное, душераздирающее рыдание сорвалось с дрожащих губ Брилл, первые сверкающие капли слез брызнули из ее глаз и покатились по щекам.
— Забирай лошадь, — захлебываясь, выдохнула она. — Считай, что это твое жалованье за два месяца уроков музыки.
С пугающей завороженностью Эрик пристально наблюдал за каждым неуловимым оттенком эмоций, мелькающих на мертвенно-белом лице Брилл. Что-то жуткое происходило в ней, начавшись у сердца и двигаясь наружу. Ее изящные руки теперь тряслись так сильно, что она даже не могла достаточно крепко сжать свое обручальное кольцо, чтобы по привычке покрутить его, как всегда делала в минуты волнения. Эрик ожидал гнева, ненависти, которые бы изогнули ее брови и сжали рот в узкую полоску, но все смотрел и смотрел — и ни один из этих признаков так и не появился.
К его смятению, по лицу Брилл продолжали струиться сверкающие бриллианты слез; разрушающая, давящая боль затуманивала ее глаза, окрашивая их в цвет мокрого грифеля. Своеобразный блеск живости, обычно делавший ее столь привлекательной, на миг замерцал, а затем растворился, заставив Брилл почти явственно съежиться прямо у него на глазах. «То же самое происходит, когда человек умирает… в отсутствие жизни они усыхают до элементарной смеси плоти и костей». Ярко-белая вспышка молнии, проникнув сквозь открытые двери, затопила светом внутреннее пространство хлева, выделив маленькую фигурку Брилл и ее мягкие изгибы подобно серебряной кромке облака. Это сделало ее похожей вовсе не на реальную женщину, а, скорее, на создание, сотканное из тумана.
Поняв, что больше не в состоянии выносить разворачивающуюся перед ним сцену, Эрик отвернулся от Брилл. Внезапно вид ее боли перестал его забавлять. Тихо причмокнув, погоняя старую кобылу, он повел ее к двери, одновременно поднимая глубокий капюшон своего плаща и покрывая им голову, натянув ткань пониже на лицо. «Я смогу все это забыть… я смогу возненавидеть ее, если постараюсь. Это будет легко…»
В тот момент, когда Эрик готов был выйти наружу под проливной дождь, через маленький хлев колокольчиком прозвенел голос Брилл.
— Постой, Эрик… пожалуйста, не… не… — запинаясь, отрывисто выдохнула она.
Повернув голову вбок, он холодно посмотрел на Брилл, пытавшуюся выдавить из себя еще хоть слово. Но когда она подняла глаза и уловила в его взгляде насмешливое нетерпение, ее рот захлопнулся. О чем бы она ни собиралась просить его, все это умерло, не успев сорваться с губ.
— Неважно, — безнадежно прошептала Брилл. — Это не имеет значения… я видела, что это может произойти… почему я думала, что смогу изменить это… я никогда и ничего не могла изменить…
Пожав плечами, Эрик быстро развернулся лицом к беснующейся грозе, игнорируя вину, пытавшуюся пробиться сквозь защитный форпост его ярости. «Они забудут меня… люди всегда забывают. Меньше чем через месяц я останусь лишь в самых дальних уголках их ночных кошмаров». Одним смазанным движением он вскочил на спину старой кобылы, с умелой легкостью устроившись в седле. «Это будет легко… забывать легко…»
Не в силах больше терпеть сверлящий спину взгляд Брилл, Эрик пустил лошадь быстрой рысью, бросившись в дождь, убегая прочь от дома и всех хранимых в нем фальшиво счастливых воспоминаний. «Это все было ложью… это все было ложью… это все было ложью… это все было ложью». Рев ветра в ушах и голос в голове заглушали все прочие звуки, заключая его в тоннель небытия, позволяя легче смотреть прямо во тьму. «Куда я теперь пойду? Что мне остается?»
На мгновение, пока он мчался вперед, в объятие ночи, Эрику показалось, что он слышит Брилл, зовущую его сквозь свист ветра. «Это было ложью… ложью…» — непрерывно повторял голос в его голове. В конечном счете лишь сила этого разумного повторения удержала его от того, чтобы повернуться в седле и бросить взгляд на дом, на Брилл.
И внезапно он понял, куда должен ехать — в то единственное место, которое всегда служило ему домом. «Да, правильно. Я поеду домой. Я вернусь в свой прекрасный оперный театр».

Отредактировано Lupa (2016-04-10 18:18:38)

Hell

Во сне и не такое бывает.

Да я тоже удивлялась, нафига автор использовала такой оборот - в принципе, английский язык позволяет сказать и просто "наслаждаться богатством". И тоже думала выкинуть нафиг этот жар.)) Посмотрю еще, подумаю.

Глава 32: Тени печали

За окном библиотеки громко запищал выводок птенцов малиновки — их мать вернулась, неся в клюве жирного извивающегося червяка. Со своего места на приоконном диванчике Брилл могла даже разглядеть их разинутые клювики, торчащие над краем гнезда. В обычной ситуации она бы улыбнулась при виде комично раскачивающихся лысых головок, но последнее время она вообще была не уверена, что когда-либо сможет улыбаться.
Апрель и май прошли как нескончаемая вереница печальных дней. Начало лета всегда было для Брилл любимым временем года. Это был период новой жизни, зеленых деревьев и детенышей животных. Оставалось всего несколько недель до ее дня рождения, который наступит в июле; ей исполнится двадцать шесть. Несмотря на все эти причины для радости, Брилл была не в силах расшевелить себя на что-то еще, кроме горечи. Жизнь вокруг продолжалась, проходя мимо, будто ничего не случилось, будто ее собственная жизнь не разбилась на дне глубокого черного ущелья, разлетевшись на миллион осколков.
Брилл научилась определять время сквозь завесу траура. Дни следовало измерять часами, часы — минутами, а минуты — количеством болезненных ударов разбитого сердца. Эрик уехал более двух месяцев назад. Умом Брилл понимала это: она знала, что сейчас его нет почти столько же времени, сколько он прожил с ними. Но почему-то этого было недостаточно для успокоения. Она была безутешна.
Слегка наклонив голову, Брилл прижалась лбом к оконному стеклу; щебечущие птички расплывались перед глазами, которые сфокусировались на ее собственном отражении, висящем в дюймах от ее лица. «Это не из-за того, что он уехал, — повторила она себе в тысячный раз за день, — но из-за того, как он уехал. Почему он говорил такое… я думала, он заботился о нас. Теперь я знаю, что ошибалась… Я была дурой, что пустила в дом незнакомца… я была дурой, что начала думать, будто могу полю… заботиться о нем. Я была дурой…»
Брилл со вздохом оперлась локтем о согнутое колено и потерла рукой покрасневшие глаза. Каждое утро, с тех пор как Эрик покинул ее, она приходила сюда, в библиотеку, чтобы утомленным взглядом следить за дорожкой. Вопреки растущему гневу на этого мужчину, столь небрежно растоптавшему ее чувства, она все еще приходила, чтобы часами сидеть и наблюдать. И ждать. Брилл уже не знала, почему утруждает себя этим, знала только, что не имеет сил не обращать внимания на дорогу или принять возможность того, что он никогда не вернется.
Внезапно в ее груди вспыхнула ненависть, на один благословенный миг разогнавшая забивающий легкие туман страдания, — Брилл вспомнила последние слова Эрика. Она обрадовалась гневу. Она обрадовалась сопровождавшему его ожесточению. Она радостно встречала любую эмоцию, кроме затопившего ее отчаяния. Брилл чувствовала, как выкарабкивается из чернильного мрака горя. «Ублюдок… ублюдок… как я могла быть такой идиоткой? Какой смысл в знании будущего, если я даже не могу увидеть истинную натуру окружающих? Ненавидь его, Брилл… ненавидь его за то, что он с тобой сделал… но ненавидь его еще больше за то, что он сделал с твоей дочерью!»
Ария восприняла новость об отъезде Эрика со странной стойкостью. Она стояла совершенно неподвижно, понурившись, с широко раскрытыми глазами, и Брилл опустилась перед ней на колени. Восприняв молчание Арии как хороший знак, она возблагодарила Господа, что, по крайней мере, ее дочь избежала потрясения и горя, которые испытывала она сама. И снова ошиблась.
Много дней Брилл тщательно следила за каждым действием дочки, выискивая малейший признак того, что та не так равнодушна, как кажется. Хотя Ария вела себя тише, чем обычно, но не выглядела столь же расстроенной отсутствием Эрика, как ее мать. Но постепенно, после нескольких недель этого беспечного отношения, видимость спокойствия начала слетать.
Однажды утром Брилл проснулась под знакомые звуки начала дуэта, которому Эрик учил Арию. Выскочив из постели в нелепом восторге от предполагаемого возвращения Эрика, она побежала по коридору в гостиную. Поскальзываясь в чулках, Брилл обогнула дверь и влетела в комнату; ее губы уже начали складываться в неуверенную улыбку. Несколько секунд она, как идиотка, стояла на пороге, пока не заметила нечто неправильное в плывущей по воздуху музыке. До ее ушей доносилась лишь половина мелодии, и когда она посмотрела на скамеечку перед пианино, то поняла почему.
Эрик не вернулся. Ария сидела в одиночестве, наигрывая первые две строфы дуэта (ее маленькие ножки качались над педалями), потом на долю секунды останавливалась — и начинала играть заново. Нерешительные прикосновения клавишам были в лучшем случае механическими. По-видимому, Ария не могла сыграть последнюю часть песни без направляющей ее умелой руки Эрика. В этот момент, пока дочь снова и снова играла одну и ту же мелодию, Брилл потеряла надежду когда-либо увидеть второго мужчину в своей жизни, сумевшего ее увлечь. Это последнее принятие было подобно утрате в семье — или ее собственной смерти.
Целую неделю Ария каждый день без остановки играла все ту же режущую слух мелодию. Эта дурацкая песня сводила с ума. К концу недели Брилл могла честно сказать, что ненавидит чертово пианино. Наконец, чтобы заглушить звук, она вставила ватные беруши. У нее не хватало духу велеть Арии прекратить. У нее больше ни на что не хватало духу.
Поскольку Ария много часов проводила за пианино, у Брилл ушло немало времени, прежде чем она заметила другие симптомы тихой тоски дочери. Каждый вечер за обеденным столом Брилл постепенно осознавала, что заикание Арии усиливается. Вскоре та уже не могла даже отвечать на простые вопросы: каждое слово растягивалось до невозможности. Брилл ощущала растущее отчаяние Арии, ощущала боль и смятение девочки, словно отражающиеся от ее собственных. Но что бы она ни делала, ничего не помогало. Результаты упорных трудов Эрика в его отсутствие полностью улетучились. Стало даже хуже, чем было.
Ситуация усугублялась до тех пор, пока однажды Ария попросту не перестала разговаривать. Брилл перепробовала все уловки, какие только смогла придумать, чтобы вытянуть из нее хоть слово, но безрезультатно. В тот день, когда Брилл последний раз слышала речь дочери, ее душевную боль начала разъедать ненависть. Брилл могла ненавидеть его за страдания, причиненные Арии, это было легко, это было естественно… но, черт побери, почему нельзя было унять парализующую мысли боль?
Позади раздалась тяжелая поступь, отвлекая Брилл от грустных размышлений. Отняв лицо от стекла, она повернула голову и увидела вошедшего в библиотеку брата. Его обычно веселый нрав был приглушен до неузнаваемой сдержанности. «Бедняга до смерти беспокоится за нас, — рассеянно подумала Брилл, попытавшись изобразить улыбку и потерпев фиаско. — Как только он услышал, что произошло, сразу примчался обратно. Если бы не он и Эндрю, я бы сошла с ума».
— Бри, та новая кухарка, которую прислал Эндрю, говорит, что приготовила на обед стью. Хочешь, я принесу тебе немного? — тихо спросил Коннер.
Слегка нахмурившись, Брилл взглянула на брата и пожала плечами.
— Я не очень голодна, Коннер, но спасибо за предложение, — ответила она и отвернулась обратно к окну.
Неловко переступив, тот скрестил руки на груди.
— Ты должна есть, Бри. Ты и так слишком исхудала. Это не идет на пользу здоровью.
— Женщина никогда не бывает слишком стройной, — вспыхнула она, возможно, слишком поспешно. — Поэтому мы и носим корсеты.
Нерешительность Коннера быстро превратилась в раздражение. Он приблизился к приоконному диванчику, сверкая зелеными глазами из-под нахмуренных рыжих бровей.
— Не вешай мне лапшу на уши. Бри, ты знаешь, что он не вернется! Не наказывай из-за этого свое тело.
— Конечно, он не вернется! Он оставил нашу семью без малейшего сомнения! Никогда в жизни я так не ошибалась в людях, как ошиблась на его счет!
— Брилл, должно быть, произошло какое-то недоразумение, — медленно начал Коннер, ероша свои кудри. — Я просто не могу поверить, что…
Вскочив на ноги в неистовом приливе энергии, Брилл накинулась на ошарашенного брата, отталкивая его обеими руками.
— Верь во что угодно! Я была там! Я слышала его слова! Он использовал все, что я когда-либо рассказывала ему, чтобы ранить меня как можно сильнее! НЕ ЗАЩИЩАЙ ЕГО! — ее голос возвысился до крика, щеки опалило адским жаром.
Коннер стоически принял это взрыв; раздражение постепенно ушло с его лица. Медленно подняв руки, он обхватил Брилл за плечи, слегка сжал, утихомирив ее яростные удары, и с явной жалостью посмотрел на сестру.
— Тише, Бри… перестань драться. Я не тот человек, на которого ты зла.
За его словами последовала напряженная тишина. Брилл стояла вытянувшись, сверля его сухими глазами с предназначенной для другого ненавистью. Из ее взгляда медленно уходил боевой задор, оставляя глаза застывшими и невыразительными, как серебряные монеты. Вновь внутри сквозь гнев прорастала боль, опуская плечи и заставляя колени подгибаться. Шагнув в объятия Коннера, Брилл положила голову ему на плечо, внезапно почувствовав себя слишком уставшей, чтобы стоять без поддержки.
— Я знаю, что это не ты. Прости, последние месяцы я так ужасно вела себя с тобой. Кажется, я просто не могу войти обратно в ритм. Сейчас я грущу, а в следующий момент злюсь. Иногда это так утомляет.
— Я знаю, дорогая, я знаю, — успокаивающе пробормотал Коннер ей в волосы. — Ты тоскуешь. Я понимаю. Ты потеряла очень близкого человека.
Ощутив подступающие к глазам горячие слезы, Брилл прижалась к брату, отчаянно пытаясь сдержать натиск обжигающей горло черной выворачивающей боли.
— Я скучаю по н-нему, — прошептала она срывающимся голосом в рубашку Коннера. — Думаю, я бы скучала по нему, даже если бы мы никогда не встречались. Как такое вообще возможно? Почему я все еще испытываю эти чувства? Я так сильно хочу ненавидеть его, но он будто завладел моими мыслями. Я просто не могу избавиться от него.
— Нужно время, Бри. Просто дай себе еще немного времени.
Подняв голову от плеча Коннера, Брилл посмотрела на него наполненными болью глазами.
— Я устала ждать, когда эти чувства исчезнут, — сказала она, с каждым словом повышая голос; в ее взгляде вновь промелькнула жесткая горечь гнева. — Я измучилась и устала позволять окружающим мужчинам контролировать мою жизнь.
Выпутавшись из уютных объятий брата, Брилл расправила плечи, разглаживая липкими руками перед юбки.
— Думаю, настало время принять несколько собственных решений, — прорычала она, отойдя от Коннера и стремительно выскочив за дверь библиотеки.

* * *
Эрик абсолютно неподвижно лежал на мостике, висевшем высоко среди стропил над сценой Опера Популер. Доска под его грудью слегка качнулась, когда он поднял руку, чтобы сунуть ладонь под щеку; его неподвижный взгляд прикипел к пустой сцене внизу. В мире нет ничего, что нагоняет уныние сильнее, чем неиспользуемый театр. «Не то чтобы мне в этом отношении требуется какая-то помощь. Это место могло ломиться от обилия людей — я бы все равно чувствовал себя последней дрянью». Вздохнув, Эрик лениво оторвал щепку, топорщившуюся на краю мостика в паре дюймов от его лица.
Огромная пустота вокруг звенела гулкой тишиной позднего часа. Даже отребье из числа рабочих Оперы давным-давно угомонилось, оставив Эрика наедине с мыслями. Это было наименее любимое им время суток — когда все стихало. По крайней мере, при резком дневном свете неослабевающий грохот, издаваемый рабочей бригадой, устраняющей последствия пожара на сцене, мог бороться с тьмой, заволакивающей его разум. Днем Эрик приходил на этот пятачок над сценой, чтобы наблюдать за людьми, которые пилили и стучали молотками, вслушиваясь в их жалобы и шумные диалоги. Это была единственная связь с человеческим родом, за которую он цеплялся.
Более двух месяцев назад Эрик рыскал по знакомым залам и коридорам своего любимого театра как одержимый, разыскивая доступные цели, чтобы выместить свою ярость. Те, кому по неведению не повезло попасться ему на пути, немедленно испытали на себе обширный репертуар его трюков; эти бедолаги подверглись куда более грубому обращению, чем, возможно, заслуживали. Он наказывал их за предательство, о котором они ничего не знали.
И, тем не менее, несмотря на то, что гнев занимал все его мысли, Эрик знал, что должен быть очень осторожен. Он не мог быть столь же небрежным, каким был когда-то: теперь было недопустимо, чтобы обитатели театра уловили даже намек на его присутствие. Единственная дерзость, которую ныне позволял себе Призрак Оперы, — это неприятные случайности и жуткие звуки, наводившие ужас на окружающих. Ему необыкновенно нравилось слушать, как взрослые мужчины задыхались и дрожали от страха. Это помогало отвлечься от воспоминаний, постоянно бьющихся внутри черепа, а Эрик отчаянно нуждался в отвлечении.
Даже несколько знакомых лиц, которые предпочли продолжить работу в театре, не могли уберечься от его тайного и безмолвного гнева. Старые рабочие сцены и закаленные хористы, нанятые с миру по нитке, бежали от странных завываний или громких стуков. Однако все изменилось однажды, когда он задержал мимолетный взгляд на строгих чертах своей старой спасительницы мадам Жири и ее прелестной дочери Мэг. Непреодолимая жажда вступить в контакт с мадам практически подавила все его чувства. Время, проведенное в доме Донованов, лишило его воли, сделало зависимым от контакта и общения с людьми. Эрик скучал по простому общению, ужасно скучал.
С того дня он избегал всех знакомых, намеренно отказываясь от встречи с ними, от стремления пообщаться. С того дня он больше не видел никого из семейства Жири и был счастлив, когда элементарное желание говорить с другими померкло. Его время вскоре поглотили иные проекты, все глубже затягивая его в избранное им самим одиночество.
Пугающая перспектива восстановления дома, скрытого глубоко под многолюдными улицами Парижа, надолго заняла свободное время Эрика. Толпа мародеров, которая преследовала его в ночь премьеры «Дон Жуана», растащила или разломала большую часть его имущества; лишь немногое уцелело и могло быть использовано в дальнейшем.
Пропали все книги, которые он собрал за свою долгую и одинокую жизнь: несколько рассыпанных страниц, гниющих в темных водах подземного озера, — вот все, что осталось от его библиотеки. Мебель также исчезла или лежала в обломках на холодном каменном полу, оставив комнаты его старого жилища печально пустующими. Эрик шумно выдохнул, нагнувшись, чтобы оцепенело подобрать втоптанный в землю одинокий лист с нотами. Если бы в его измученном и почерневшем сердце еще оставалось место, он бы возненавидел тех, кто так грубо обошелся с его вещами, но, поскольку он был слишком занят, ненавидя одного конкретного человека, ненависть к незнакомцам требовала усилий.
Постепенно, в течение многих и многих недель, Эрик тайком утаскивал предметы первой необходимости, в которых нуждался, чтобы жить с относительным комфортом. Старые списанные занавесы превратились в драпировки для стен, которые защищали его от сырости и холода каменных подвалов; детали декораций были разобраны и переделаны в мебель в соответствии с его потребностями. Костюмный цех вновь наполнил его гардероб теплой и даже модной одеждой. Еду он просто крал по ночам с кухни. В отсутствие значительного бюджета, к которому он когда-то привык, Эрик довольствовался театральными обносками, радуясь всему, что мог достать.
Каким-то образом, несмотря даже на спартанские условия, Эрик чувствовал себя уютно, вернувшись в подземные тоннели, так хорошо знакомые ему еще с юности. Оперный театр раскрыл ему объятия, снова приняв в свою устрашающую тьму. Хотя разум Эрика постоянно метался в ярости, а кровь закипала в венах, Опера оставалась его единственным верным товарищем. Зачем ему нужна сероглазая девушка, когда есть ласковые камни единственного настоящего дома, укрывающие его от ненавидящих глаз людского рода? «Скоро я вообще не захочу даже думать о ней. Пройдут годы — и она сотрется из моей памяти. Опера снова откроется, в ее залах зазвучит музыка, и я забуду эти проклятые лживые глаза. Я забуду эту милую девочку и рыжеволосого фигляра. Но я не забуду ненависть, которую буду беречь как возлюбленную. Я не забуду слова, которые дважды развеяли мои иллюзии. «Я люблю тебя… Я люблю тебя».
Подняв голову и быстро вскочив на ноги, Эрик крадучись прошел по мостику, не обращая внимания на бездну, пролегшую между его ногами и уровнем под ними. Беззвучно двигаясь, он с поразительной легкостью перемахивал с балки на балку, медленно держа путь вниз, на уровень сцены. Тяжелые подметки краденых сапог с тихим стуком ударились о деревянный пол, и звук показался оглушительным в сумрачной тишине театра. Скользя среди теней, Эрик прошел за кулисы, остановившись у определенного места задней стенки. Резким движением он нажал на камень, и потайная дверь перед ним плавно отъехала в сторону. Шагнув в царившую за ней радушную тьму, Эрик сердито оглянулся через плечо.
«Интересно, что она делает прямо сейчас…»

* * *
Поправляя сидящие на носу темные очки, Брилл стояла во дворе под нежным летним ветерком. Бросив быстрый взгляд на свое обручальное кольцо, она задумчиво поджала губы. Затем медленно подняла правую руку и сжала двумя пальцами гладкую полоску золота. Пара оборотов — и Брилл решительно сняла с безымянного пальца символ своего обручения с любимым Джоном. После нескольких секунд печального разглядывания кольца, она спрятала его в карман и услышала, как позади беспокойно переступает с ноги на ногу юная кухарка Эндрю.
— Мадам, я передала ваше письмо курьеру примерно час назад, — торопливо сказала та — уже третий раз за день. — Я не знаю, что могло задержать его. Я просила его поторопиться, говорила, что это важно. Несомненно, лорд Донован уже в пути.
Не оборачиваясь к мнущейся служанке, Брилл небрежно отмахнулась.
— Не волнуйся так, Аделина, — мягко ответила она, бесстрастно глядя на дорогу. — Мы не в состоянии ускорить его прибытие, заламывая руки, и ты не можешь повлиять на скорость курьера.
Кухарка согласно вздохнула, успокоенная заверениями своей новой хозяйки. В ее голосе зародилась робкая улыбка, и она шагнула ближе к Брилл.
— Мадам, я рада служить вам. Вы куда добрее большинства господ, на которых я работала.
Фыркнув, Брилл глянула на служанку. «Ей вряд ли больше восемнадцати… как странно».
— Я просто не думаю, что человек должен дурно обращаться с теми, кто на него работает. У тебя честная работа. Если бы у людей было хоть немного ума, они бы уважали своих слуг чуть больше и не смотрели на них сверху вниз.
Когда Аделина посмотрела на нее, совершенно потрясенная этим неординарным мнением, Брилл почти испытала порыв улыбнуться — почти. Мгновение спустя их ушей достиг дробный стук копыт.
— Аделина, спасибо, что подождала со мной, но не могла бы ты ненадолго отлучиться и проверить, как там Ария?
Расценив это заявление как вежливую просьбу оставить в покое, юная кухарка кивнула и ретировалась обратно в дом. Оставшись одна на маленьком крыльце, Брилл смотрела на приближающуюся эффектную фигуру молодого лорда Донована холодным непреклонным взглядом. Сейчас, когда она наблюдала за тем, как Эндрю осадил перед ней лошадь и соскочил на землю, в пустоте ее серых глаз читалась решимость. Одежда Эндрю была в беспорядке, а волосы торчали в разные стороны под невообразимыми углами; темные глаза же смотрели прямо на Брилл. Он явно выехал в спешке, получив ее срочное письмо.
Беспокойство исказило приятные черты Эндрю, пока он шел к ней через двор.
— Что такое, Брилл? Что случилось? — спросил он, как только оказался на расстоянии слышимости. — Ты написала в письме только, что я должен немедленно приехать.
Положив руки на живот, в котором будто порхали бабочки, Брилл подождала, пока Эндрю приблизится еще немного, и наконец ответила:
— Ничего не случилось, Эндрю. Я просто хотела быть уверенной, что ты явишься побыстрее.
При этих словах на его лице промелькнула и мгновенно скрылась тень раздражения.
— Брилл, — медленно начал он. — Если это неважно, тебе не следовало заставлять меня так волноваться. Я едва не свернул себе шею, скача сюда. Я думал, произошло что-то ужасное.
На мгновение Брилл ощутила укол вины. «Он действительно выглядит встревоженным. Бедняга, за последние несколько месяцев я осложнила ему жизнь».
— Прости, что заставила тебя волноваться, но в некотором смысле было важно, чтобы ты приехал.
Послав ей сердитую улыбку, Эндрю пригладил рукой в перчатке свои растрепанные волосы.
— Тогда в чем дело? Почему мне нужно быть здесь?
Бабочки в животе Брилл, замершие от этого простого вопроса, внезапно превратились в стадо взбесившихся слонов. «Правильно ли я поступаю? Коннер так разозлился, когда я рассказала ему о своих планах. Я не знаю, могу ли сделать это… справедливо ли это по отношению к Арии… Коннеру… да и самому Эндрю? Но я устала позволять другим делать первый шаг. Я устала бродить по этому дому в ожидании мужчины, которому не стоит давать второй шанс. Я должна что-то изменить. Я должна обеспечить Арии какую-никакую стабильность. Я должна… я должна выбросить ЕГО из головы».
Шагнув ближе к человеку, который долгие годы заботился о ее семье, Брилл вытянула дрожащую руку, чтобы поправить белый шелковый галстук Эндрю. Сосредоточив взгляд на его шее, она откашлялась.
— Думаю, важно, чтобы ты был здесь, когда я приму твое предложение, — глухо сказала она вопреки тоненькому голоску в голове, протестующе кричащему: «Ты не любишь его! Ты не любишь его!»
Застыв в остолбенелом молчании от ее небрежных слов, Эндрю мог лишь, моргая, глядеть на нее, глотая воздух, словно выброшенная на берег рыба.
— Что ты только что сказала? — наконец, запинаясь, спросил он.
— Я сказала, что решила принять твое предложение и выйти за тебя замуж, — повторила Брилл, пытаясь изобразить хотя бы подобие энтузиазма.
На губах Эндрю медленно возникла улыбка, его черные глаза засияли таким блеском, какого Брилл никогда в них раньше не видела. Он никогда не выглядел счастливее, чем сейчас.
— Боже, Брилл! Если бы ты включила в свое письмо это маленькое уточнение, я бы просто прилетел сюда! — смеясь, Эндрю взял ее руки в свои и прижал к губам. — Ты только что сделала меня счастливейшим человеком на земле! — провозгласил он; его зубы засверкали в солнечном свете, и улыбка стала еще шире.
Успокоенная детским восторгом стоящего перед ней мужчины, Брилл, до этого задерживавшая дыхание, с облегчением выдохнула. «Возможно, это все-таки будет не так уж плохо… возможно, я была несправедлива к нему все эти годы. Он единственный человек в моей жизни, кроме Коннера, который был на моей стороне. Который не покинул меня. Он единственный… это должно что-то значить, правда?»
— Полагаю, это означает, что предложение осталось в силе, — сказала она: тень ее прежнего чувства юмора на миг пробудилась к жизни.
— Определенно! Всегда! — расхохотался Эндрю. — Я не могу дождаться, чтобы всем рассказать. Они будут так рады услышать эту новость! — Слегка снизив градус восторга, он заключил Брилл в короткое объятие. — Я буду тебе хорошим мужем, Брилл. Тебе больше никогда не придется ни о чем беспокоиться. Я обо всем позабочусь… Я сделаю так, что никто и никогда больше не причинит тебе боль, — прошептал он ей на ухо.
Устало прикрыв глаза, Брилл повернула голову к источнику этих теплых слов. «Это именно то, что я надеялась услышать».
— Да, никто и никогда больше, — со вздохом отозвалась она. — Никогда больше…

Отредактировано Lupa (2016-04-11 19:30:06)

Глава 33: Празднества и предательства
Шесть месяцев спустя: середина декабря 1871 года

Ночное небо мерцало, с него сыпались крупные ажурные снежинки, опускаясь на высокие, по колено, сугробы. Сквозь низко надвинувшиеся тучи на заснеженную землю проливала свой холодный белый свет полная луна, освещая длинную извилистую подъездную аллею и кареты, медленно продвигающиеся к возвышающемуся в конце ее огромному величественному зданию. Мягкий топот лошадиных копыт и жалобный скрип снега под множеством колес заполняли тишину ночи. Темные фигуры быстро выбирались из карет, прибывших первыми, и устремлялись к массивным двойным дверям особняка Донованов.
Дом светился в полумраке лунной ночи, подобно маяку: каждое окно в трехэтажном прямоугольном фасаде сияло теплым светом газовых ламп. Тонкая сеть плетей уснувшего на зиму плюща увивала желтоватые камни фасада, напоминая о пышности летних садов. Распахнутые ныне парадные двери обрамляли коринфские колонны, отражая случившееся пару десятилетий назад возрождение в архитектуре популярного романского стиля.
Брилл отошла от заиндевелого окна, затем натянула на дрожащие руки белые шелковые перчатки — ее беспокоило количество заходящих в дом людей. Эндрю устроил грандиозный Рождественский бал в честь праздника и их приближающейся свадьбы, которая была запланирована на Новый Год, и пригласил всех снобов голубых кровей на континенте — по крайней мере, так казалось. Согласно последним подсчетам Брилл, прибыло более двухсот человек. И знания, что вскоре ей придется спуститься вниз и общаться с такой огромной толпой, было достаточно, чтобы почувствовать себя по-настоящему больной.
Сделав успокаивающий вдох, Брилл подошла к стоявшему в углу комнаты ростовому зеркалу. Несмотря на сжимающую внутренности тревогу, хотя бы снаружи она выглядела спокойной. Никогда не заботясь о своем внешнем виде, Брилл испытала легкое смущение, когда явилась целая команда служанок, чтобы привести ее в респектабельный вид для сегодняшнего вечера.
Бригада швей в Париже целый месяц работала над расшитым бриллиантами платьем, которое сейчас было на ней надето, и Брилл удивляло, что это не заняло больше времени. Лиф был настоящим шедевром из струящегося кружева и аккуратно пришитого розового жемчуга, которые образовывали сад цветов, протянувшихся от горловины до бедер. Блестящие багряные вставки выглядывали из-под шелковых юбок жемчужного цвета. Очевидно, на одни только юбки ушло более шести ярдов лучшего шелка, который мог предоставить Город Света — по крайней мере, так утверждали слухи.
И хотя платье было ярким — во всех смыслах — примером того, как много можно себе позволить, располагая большими деньгами, это было лишь началом порожденных предстоящим празднеством трудностей. Суматоха в доме не стихала неделями: целые шествия декораторов и поваров постоянно сновали туда-сюда, раздавая советы и записывая точные указания лорда по обустройству бала. Брилл оставалось лишь стоять в сторонке — она была не особо уверена, что в данном процессе кому-то интересно ее мнение.
Наконец, в завершение череды этих сюрреалистических переживаний, две молоденькие служанки четыре часа трудились над ее волосами, прежде чем сочли результат удовлетворительным. Определенно, из-за этого бала Эндрю нагнал страху на всю Францию; он хотел, чтобы для нее все было безупречно, — и равным образом хотел, чтобы она была безупречна для всех его друзей.
Последние шесть месяцев Брилл из кожи вон лезла, чтобы оправдать его ожидания, чтобы стать безупречной невестой. В некоторой степени она чувствовала себя обязанной исполнить желания Эндрю, даже если в глубине души не могла заставить себя полюбить его. Даже когда день ото дня все сильнее проявлялись признаки его глубокой и стойкой привязанности, Брилл не могла выдавить из себя по-настоящему счастливую улыбку: все подарки и комплименты обычно встречали прохладный интерес и вежливую благодарность.
Вина, засевшая в разбитом и лишенном сил сердце, понуждала Брилл искать компенсации в других областях жизни. Только теперь она осознавала, сколь многое в себе убивает ради этого подвига: заботливый врач-самоучка, упорный исследователь, мать-одиночка со вспыльчивым характером — все они окажутся растоптаны насмерть под пятой ее новой роли. Жизнь, которую она избрала для себя в качестве будущей жены английского лорда, подавляла ее.
По просьбе Эндрю Брилл упаковала немногочисленные пожитки и переехала со своим маленьким расколотым семейством в изысканный особняк Донованов. Покинуть уютный коттедж оказалось на удивление легко. Сейчас для нее в доме жило слишком много воспоминаний, чтобы задерживаться надолго: стены дышали несчастьем, зеркала отражали образ мужчины, которого она отчаянно стремилась забыть. По прибытии Брилл в новый дом Эндрю благоразумно съехал оттуда в номер в пентхаусе отеля, которым владел в Париже.
Бедняга постоянно беспокоился о том, чтобы защитить Брилл от досужих сплетен парижских аристократов. Он терпеливо сносил ее неотесанные манеры и постоянно покрывал ее промахи своими улыбками и красноречием. И хотя Эндрю не догадывался о врожденной застенчивости, которая одолевала Брилл в окружении незнакомых людей, он всегда был рядом во время каждого неловкого знакомства, горячо защищая ее, стоило ему только заметить хотя бы слово неуважения, сорвавшееся с губ какого-нибудь аристократа.
Но, несмотря на защиту и руководство Эндрю, пересуды касались не только нового положения Брилл в обществе — и это постепенно свело на нет ее работу волонтером в госпитале ветеранов. Один из компаньонов Эндрю, очевидно, мельком увидел Брилл, когда однажды та купала молодого солдата. Новости о ее кошмарно неординарном поведении разнеслись по салонам парижской знати за считанные дни. Эндрю прямо не упоминал при ней об этом инциденте, но Брилл нечаянно подслушала, как он яростно спорил с человеком, оказавшимся достаточно глупым, чтобы донести до него эти новости. С того дня Брилл больше не ходила в госпиталь — она не хотела, чтобы Эндрю из-за нее потерял друзей.
Брилл была признательна, что жених не просил ее отказываться от вещей, которые она любила больше всего: если бы он так сделал, она бы возмутилась. Пожалуй, страстная защита ее странностей с его стороны вызвала в ней неожиданное чувство благодарной привязанности. Эндрю не просил ее измениться, и за это она с готовностью приспосабливалась к строгости его жизненного уклада. Теперь ее дни состояли из тихих размышлений и утонченных занятий, подобающих женщинам из высшего общества. Удивительно, что женщины дворянской крови до сих пор не свихнулись: Брилл было так скучно в этой новой жизни, что хотелось кричать, но она не могла пожаловаться, потому что, если уж на то пошло, изменить что-то в своей жизни было ее собственным выбором.
Устало вздохнув, Брилл отошла от зеркала и, грациозно ступая, направилась в коридор, где ее слуха достигли звуки бала, доносящиеся с нижнего этажа. Еще одна волна тошнотворного ужаса вскипела на миг в ее груди, когда ее омыли отзвуки смеха множества людей. Отвернувшись от этих звуков, Брилл краем глаза уловила быстрое движение.
При виде дочери, мрачно стоящей позади нее посреди коридора, жесткие линии взволнованного лица Брилл смягчила полуулыбка.
— Почему ты не в постели? Милая, тебе приснился дурной сон? — Молча кивнув в ответ на вопрос матери своей темной головкой, Ария уставилась в пол.
Озабоченно нахмурив белые брови, Брилл подошла к дочери и, склонившись, нежно погладила ее по голове.
— Хочешь рассказать мне, что тебе снилось? Ты сразу почувствуешь себя лучше, — выждав секунду, Брилл опустила взгляд на бледное лицо Арии, но ее вопрос был встречен тишиной. «Вроде бы мне уже следовало перестать надеяться на что-либо другое», — печально подумала она, взяв в ладони лицо дочери и поцеловав ее в лоб. — Возвращайся к себе в комнату, а я приду через час и расскажу тебе сказку. К тому времени я смогу улизнуть с праздника.
Подняв на Брилл свои огромные серые глаза, Ария с отчаянием посмотрела на нее и отпихнула от себя ее ладони. С каменным выражением лица она развернулась и ушла обратно по коридору, исчезнув за углом раньше, чем Брилл успела ее позвать. Разочарованно зарычав, Брилл сжала руки в кулаки: внезапный порыв что-нибудь сломать переполнял ее до тех пор, пока она не уверилась, что вот-вот взорвется. «Иногда мне хочется просто встряхнуть ее! Вытряхнуть воспоминания об этом проклятом человеке прямо из ее головы. Возможно, тогда она снова заговорит со мной…»
— Мадам… — донесся с лестницы нерешительный голос, прервав ее размышления.
Брилл раздраженно обернулась к стоящей на ступеньках юной служанке.
— В чем дело? — прошипела она.
Подпрыгнув от тона госпожи, та едва не потеряла свой белый накрахмаленный чепчик. Вскинув руки, чтобы поймать своенравный головной убор, темноглазая девушка нервно улыбнулась, поднимаясь на лестничную площадку.
— Лорд Донован просит вас спуститься.
Подняв руку, чтобы поправить впившееся в шею многоярусное бриллиантовое ожерелье, Брилл слегка кивнула.
— Конечно, я уже иду, — пробормотала она, аккуратно подобрала юбки и направилась к лестнице. Задержавшись около юной служанки перед тем, как сделать первый шаг, Брилл виновато прикусила губу. — Прости. Я не хотела отыгрываться на тебе, — неловко начала она, все еще неуверенно ощущая себя в этикете общения между господами и слугами.
Покраснев в ответ на неожиданное извинение, девушка склонила голову.
— Я понимаю, что вы волнуетесь за маленькую мадемуазель. Если хотите, я могу посидеть с юной мадемуазель Донован, пока вы не вернетесь.
— Это очень мило с твоей стороны. Да, посиди, пожалуйста, — ответила Брилл со слабым облегчением. Осторожно ступив на первый лестничный пролет, она услышала, как за ее спиной девушка торопливо зашагала по коридору. Минуя прекрасно обставленные боковые комнаты и празднично украшенные переходы, Брилл пробиралась через дом, следуя на звуки хриплого смеха, доносящиеся из главного бального зала.
Чтобы восстановить дыхание, она остановилась за углом; сердце болезненно колотилось в сверкающие на груди бриллианты. «Я могу это сделать… Это совсем не трудно. Все, что требуется — говорить с людьми. Я могу это сделать. Не будь трусихой, Брилл!» Ее мужество чуть окрепло, и Брилл быстро завернула за угол, пока снова не накатила паника.
«Я могу это сделать. Я могу это сделать, — истово твердила она про себя, окидывая взглядом множество людей, толпящихся возле дверей в бальный зал. — Я могу это сделать».

Час спустя

Маленькая группка увешанных драгоценностями наследниц богатых семейств, громко щебеча, собралась вокруг новой представительницы их круга. Впервые с объявления о скандальной помолвке в светской хронике лорд Донован отлучился на секунду, оставив свою любимую невесту в восхитительном одиночестве. Наследницы и супруги аристократов столпились вокруг этой экзотической женщины: они почуяли свежую кровь.
— Скажите, дорогая, — пропела полная и величественная пожилая вдова. — Правда ли, что ваша матушка была актрисой в Лондонском театре? — Задав этот оскорбительный вопрос, женщина подняла пурпурный перьевой веер и принялась обмахиваться им, чтобы скрыть гаденькую улыбочку.
Брилл тоскливо посмотрела в сторону проницательной пожилой дамы, страстно желая сбежать из зала прямо через площадку для танцев. Когда она, чтобы потянуть время, поднесла к губам почти пустой бокал с шампанским, тот показался слишком тяжелым. Лицо Брилл было столь же холодным и безмолвным, как падающий снаружи снег, не отразив ни малейшей реакции на звучавший в вопросе острый интерес, хотя ее мысли вспыхнули враждой. «Чертова проклятая тетка. Пытается со всей сердечностью выяснить у бедной маленькой ирландской чистильщицы обуви, насколько именно на самом деле низко ее происхождение. Глупая чванливая напыщенная старая сука!»
— Я не хочу утомлять вас всех старыми историями о славе моей матери в Британии, — начала Брилл; ее тихий ледяной голос, казалось, заморозил старух на вдохе. — Кроме того, я знаю множество ваших семейный историй, которые куда более красочны.
— Как так? — быстро осведомилась юная хорошенькая дебютантка, не заметившая повисшего в воздухе напряжения, поскольку наткнулась на болтающую группу только что.
Лениво взмахнув бокалом, Брилл указала на старую вдову, одетую в переливчатый пурпур.
— Ну, насколько я помню, семья Алдридж, к примеру, разбогатела, когда грабила церкви, возвращаясь из крестовых походов. Разве не так, мадам? — вопросительно приподняв белоснежные брови, закончила она, глядя на кипящую от злости аристократку.
Когда пухлая дама в бешенстве удалилась, оставив вопрос без ответа, Брилл лишь пожала плечами, словно бы не осознавая оскорбительной подоплеки своего высказывания; остальные женщины умолкли, неверяще хлопая глазами — насмешливые комментарии замерли на их губах, так и не сорвавшись. Весьма довольная собой и своим маленьким триумфом, Брилл опустошила бокал шампанского и поставила его на поднос проходившего мимо официанта. Вообще-то, из-за бурлящего в крови адреналина и весело пузырящегося в голове алкоголя, она не испытывала больше особого смущения.
Брилл продолжила бы вежливо и изящно язвить в ответ на уколы этих глупых сорок, но вид аккуратно причесанной темноволосой головы на странно знакомых плечах прервал ход ее мыслей. «Эрик…» Это имя, эта надежда взорвались в ее голове, прежде чем она смогла их остановить. Брилл застыла, распахнув глаза, затем поспешно извинилась перед стоящими вокруг женщинами и направилась через зал. Не задумываясь об абсурдности своих действий, она следовала за мужчиной сквозь толпы и была на грани того, чтобы позвать его, когда эта болезненно знакомая черноволосая голова повернулась к ней, открывая незнакомое лицо. Живот Брилл мгновенно налился свинцом, и, если бы позволил корсет, она бы согнулась пополам от боли своей ошибки. «Должно быть, это алкоголь… заставил меня искать его в других. Должно быть, это алкоголь. Я забыла его. Я забыла этого ублюдка».
Подняв нетвердую руку, чтобы прикрыть дрожащие губы, Брилл осторожно отошла от теснящейся толпы в дальний угол, где смогла выровнять дыхание. Схватив еще один бокал с пузырящимся шампанским, она тихо встала, прислонившись к стене, и за считанные минуты жадно проглотила сладкий напиток. Вторая волна вызванной алкоголем эйфории поползла по ее телу, усмиряя крутящую во внутренностях боль.
Брилл была настолько поглощена попытками очистить мысли, что даже не расслышала приближения тяжелых шагов, пока рука с длинными пальцами не обвилась нежно вокруг ее запястья. Она так резко отпрыгнула от неожиданного прикосновения, что рука тут же разжалась.
— Матерь божья, Бри, ты так машешь руками, что едва не разбила мне нос! — громко воскликнул Коннер, не обращая внимания на полдюжины устремленных на него косых взглядов. — Я имею в виду, что последний раз мы расстались, имея некоторые разногласия, но я не ожидал нападения, — весело продолжил он, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать изумленную сестру в лоб.
— Коннер! — воскликнула Брилл с подлинным восторгом, которого не показывала месяцами. Обвив руки вокруг шеи брата, она стиснула его так, что тот едва не задохнулся. Отпустив Коннера, она шагнула назад, все еще держа его руки в своих. — Я не думала, что ты придешь. Ты в красках продемонстрировал свое возмущение моему решению выйти замуж за Эндрю. И не отвечал на мои письма!
Беззаботная улыбка Коннера слегка поблекла под налетом смущения, и он задумчиво склонил голову набок.
— Конечно, я пришел, чтобы поддержать сестру перед свадьбой. Ничто не могло меня от этого удержать. Даже моя глубокая и неизменная неприязнь к женишку, который мне препятствовал…
Услышав это, Брилл нахмурилась и огорченно выпустила руки брата.
— Прошу тебя, Коннер… хоть на секунду перестань дурно отзываться об Эндрю. Бога ради, я же собираюсь за него замуж!
Пренебрежительно махнув рукой, тот вздохнул.
— Извини… но что ты имела в виду, когда сказала, что я не отвечал на твои письма?
Потянув брата за собой, Брилл вывела его из главного зала в боковой коридор, где они могли поговорить, не опасаясь любопытных ушей и глаз. Ее настроение неожиданно изменилось: она вдруг поняла, что злится на внезапное появление брата.
— Все эти месяцы я писала тебе каждую неделю, а тебе не достало вежливости хоть раз ответить! То есть я знаю, как ты взбешен тем, что я приняла предложение Эндрю, но никак не ожидала, что ты окажешься столь холоден и ни разу не навестишь нас. Особенно учитывая, что я нуждалась в поддержке после… ну, после… — кашлянув, Брилл отвернулась от брата.
Между ними повисло напряженное молчание, и Брилл пробежала пальцами по тяжелой прохладе украшений на своей шее. В отражении на стекле картины она видела возвышающуюся позади темную фигуру брата. Легкое прикосновение руки к ее плечу заставило Брилл скрепя сердце снова повернуться к Коннеру.
— Брилл… — медленно начал он, — я не получал от тебя никаких писем. Я думал, что это ты злишься на меня за то, что я сказал об Эндрю. Я пришел сегодня только потому, что услышал от кого-то, что здесь должен состояться праздничный бал в честь вашей предстоящей свадьбы.
Пораженная услышанным, Брилл покачала головой:
— Нет, это не может быть правдой. Я лично написала тебе приглашение. Ты должен был получить его!
Темная, убийственная пелена медленно погасила обычно яркие зеленые глаза Коннера, придав им опасный цвет древесной листвы.
— И кому же ты передавала эти письма, Брилл? Это был Эндрю, правда?! Эта свинья никогда не любила меня, но я и подумать не мог, что он зайдет так далеко, чтобы устранить меня!
Не желая слушать столь нелепые обвинения, Брилл оттолкнула раздраженного Коннера и бросилась обратно в зал. Вся радость от возвращения блудного братца улетучилась, сменившись на подогреваемый алкоголем гнев.
— Я не стану слушать эти глупости. Только из-за того, что тебе хватило безалаберности дать мне неверный адрес — СНОВА — ты не имеешь права поливать грязью моего жениха.
Споро следовавший по пятам за ней Коннер схватил ее за руку и насильно развернул к себе.
— Придет день, когда ты не сможешь закрывать глаза на грехи этого человека. Однажды ты раскаешься, что связала с ним свою жизнь, когда следовало бы все бросить и последовать за…
Затянутая в шелк ладонь Брилл внезапно с размаху опустилась на левую щеку Коннера, прервав того на середине предложения. Потрясенный этим жестоким поступком, Коннер отпустил ее и отступил на шаг, быстро прикрыв рукой пострадавшую щеку.
— Что?! Что?! — бешено переспросила Брилл, снова замахнувшись на застывшего брата. — Что я должна была сделать, Коннер? Я должна была побежать за тем негодяем, верно?! Ты это собирался сказать?
Выглядя немного оробевшим от того, что сболтнул лишнее, Коннер стиснул зубы и уставился на собственные ботинки.
— Я не хотел расстроить тебя.
— Черт побери, Коннер! Почему ты никак не повзрослеешь? Я знаю, что папа умер, когда мы оба были совсем юными, но ты не можешь вечно вести себя, как ребенок. Ты не можешь волочиться за юбками и пить, колеся по Европе, всю оставшуюся жизнь!
На щеках Коннера проступил гневный румянец, лицо потемнело от свирепой ярости. Брилл невольно задела старую рану, пробив добродушие брата насквозь, словно ударила по нему кувалдой. Коннер шагнул к ней с таким видом, будто в этот момент хотел придушить ее.
— Почему нет, Брилл? Что меня остановит? Кроме того, ты достаточно повзрослела за нас обоих, — прошипел он с несвойственным ему ехидством. — Ответственная, надежная Брилл. Которая не сможет сделать что-то не так, даже если постарается, и которая ну такая правильная во всем, за что ни возьмется. Может, хватит, Брилл?! Ты можешь устраивать свою жизнь как угодно и выходить замуж за первого встречного, но, черт возьми, позволь и мне самому принимать решения!
— Убирайся… — прошептала Брилл с припорошенной гневом болью. — Убирайся из этого дома!
— С радостью… — фыркнул Коннер, обогнул дрожащую фигурку младшей сестры и удалился по пустынному коридору. — Я бы пожелал тебе счастья с новым мужем, но религиозные убеждения не позволяют мне дать согласие на брачный союз между моей сестрой и демоном — похитителем писем! Я не могу поверить, что ты была столь глупа, чтобы доверять ему!
— УБИРАЙСЯ! — рявкнула Брилл, схватив фарфоровую статуэтку и запустив ею вслед удаляющейся фигуре Коннера. Когда тот свернул за угол и оставил ее одну в тишине холла, Брилл защитным жестом обняла себя за плечи; боль вернулась к жизни, перекрывая пузырящийся в крови дурман шампанского. Желание заплакать жгло глаза, но ни одна слезинка так и не скатилась по ее полыхающим щекам. Брилл не думала, что у нее вообще остались слезы.
Слепо повернувшись, она направилась обратно в заполненный людьми зал, не в силах ни секунды больше выносить тишину пустого коридора. «Что со мной происходит… почему я сказала все это?» Пройдя в двери зала, бледная и взбудораженная Брилл смешалась с толпой, неожиданно обрадовавшись шуму и окружающим ее незнакомым лицам. Слова брата все звучали и звучали в ее голове.
«И кому же ты передавала эти письма, Брилл?»

Тем же вечером, позже

Брилл, одетая в одну лишь ночную сорочку, воровски кралась от спальни дочери; белое кружево подола мягко шуршало по ковру коридора. Вскоре после гневного ухода Коннера она ускользнула с бала, чтобы заглянуть к Арии, как и обещала. Шли часы, и Брилл слушала, как праздник внизу подходит к концу. Теперь, в молчании спящего дома, она на цыпочках пробиралась по темным коридорам и переходам особняка.
Взглянув на большие напольные часы, выступившие перед ней из тени, Брилл тихонько выругалась. «Что я делаю… это безумие», — думала она, торопливо спускаясь по темной лестнице на первый этаж. Задержавшись внизу лестницы, она нервно огляделась: от зловещего ощущения, что кто-то наблюдает за ней, волоски на руках вставали дыбом. «Не будь дурой, все спят».
«В любом случае, я не делаю ничего дурного. Теперь я здесь живу. Если я хочу прогуляться посреди ночи, это мое дело… — покачав головой от этого жалкого оправдания, Брилл отошла от лестницы и миновала еще несколько коридоров, пока не остановилась, переминаясь с ноги на ногу, перед темнеющей дверью в кабинет Эндрю. — Не то чтобы я поверила тому, что наговорил сегодня Коннер… Я просто собираюсь быстро осмотреться, чтобы убедиться, что Эндрю не крал мою почту. Это так глупо, я должна прямо сейчас вернуться в кровать…» Но она осталась стоять где стояла, занеся руку над дверной ручкой.
Сделав глубокий вдох, прозвучавший в ее ушах до странности громко, Брилл осторожно повернула холодную латунную ручку и обнаружила, что комната заперта. Она ждала этого, поэтому потянулась и вынула шпильку из спускавшейся вдоль спины небрежной косы. Изогнув концы шпильки, Брилл встала на колени, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с замочной скважиной. Засунув в отверстие модифицированную шпильку и прижавшись ухом к двери, она осторожно повернула импровизированный ключ. Сосредоточенно прикусив язык, Брилл повернула шпильку еще раз, торжествующе улыбнувшись, когда в воздухе разнесся резкий металлический щелчок.
Медленно поднявшись, она снова взялась за ручку и толкнула теперь уже открытую дверь внутрь. Поколебавшись, Брилл ступила под священные своды личного кабинета Эндрю — места, куда раньше не осмеливалась войти. Отбросив страх, она поспешила к массивному дубовому столу, протянувшемуся вдоль одной из сторон комнаты. «Я совсем рехнулась… Я точно рехнулась. С чего бы Эндрю не отправлять мои письма?»
Раздвинув портьеры позади стола, чтобы впустить жемчужный лунный свет, Брилл быстро отвернулась от окна и села в кожаное кресло Эндрю. Открывая ящики один за другим, она быстро пробегала глазами по бумагам, все это время чувствуя себя полной дурой. Барабаня пальцами по гладкой поверхности стола, она почти убедила себя встать и уйти, когда потянулась вниз и открыла последний ящик. Наклонившись вперед, Брилл недоверчиво рассматривала его содержимое, затем взяла пачку нераспечатанных писем — на каждом были четко написаны имя и адрес ее брата. Ужас от того, что она увидела своими собственными глазами, затопил ее. Онемевшими пальцами Брилл достала письма из ящика и положила на стол.
Когда комнату вдруг залил свет газовых ламп, Брилл едва не выскочила из кожи, но, когда она подняла глаза на стоящего в дверях мужчину и увидела выражение его лица, сердце ее ухнуло в пятки.
Эндрю хмуро смотрел на нее через комнату, свет ламп отражался в его темных глазах мириадами огоньков. Он сделал один-единственный изящный шаг и, оказавшись в комнате, медленно закрыл за собой дверь.
— Что ты тут делаешь, Брилл? — тихо спросил он, и его взгляд упал на стопку писем на столе.
Не позволяя бегущему вдоль позвоночника ознобу взять верх над бурлящей внутри яростью, Брилл вскочила на ноги, схватила пригоршню нераспечатанных писем и сжала их в кулаке так, что костяшки побелели.
— Что это, Эндрю? Почему ты спрятал все мои письма?! Ты не имел права этого делать!
Тихо откашлявшись, Эндрю прошел в середину комнаты.
— Я не хотел тебе этого говорить, потому что несколько месяцев назад у тебя был такой трудный период, а Коннер становился все более непредсказуемым. Он постоянно пытался…
— Я тебе не верю! — выкрикнула Брилл, прервав это бесстрастное объяснения. — Не существует причины, по которой ты мог бы так со мной поступить! — Скомкав письма в руке, Брилл швырнула их в лицо жениху. Обогнув стол с такой скоростью, что ее белая коса хлыстом взметнулась за спиной, она затрясла пальцем под носом у Эндрю.
— Прекрати это… — медленно проговорил тот; его глаза, похожие на черных жуков, следили за ее дикой жестикуляцией. Когда Брилл проигнорировала угрозу, таившуюся в этих двух словах, Эндрю схватил ее за запястье, сжав его чуть сильнее, чем следовало. — Я сказал, прекрати это! — прошипел он, все сильнее стискивая пальцы вокруг ее тонкой руки. — Если хочешь знать, я не питал особой любви к тому, каким образом твой братец постоянно высмеивал меня за моей спиной. И поэтому я думал, что если ты разок не получишь от него письма, то мне не придется терпеть его раздражающее присутствие. — Лицо Эндрю слегка смягчилось, затем он улыбнулся Брилл. — Кроме того, нам ведь не нужно, чтобы вся твоя семья ходила за нами по пятам во время медового месяца, не так ли?
— Я не верю тебе! Я не верю, что ты мог манипулировать нами подобным образом. Ты не имел права!
— Полагаю, я только что объяснил свои причины, — заявил Эндрю, перестав улыбаться. — Итак, я готов простить тебе взлом моего кабинета. Так что — дискуссия окончена.
— Нет, не окончена! Откуда мне знать, что ты уже не делал подобные вещи? Откуда мне знать, что ты… — голос Брилл оборвался в жуткую тишину, когда в ее голове промелькнула ужасная мысль. Побледнев, как выцветшая фотография, Брилл уставилась на Эндрю широко раскрытыми ищущими глазами. — Ты имеешь какое-то отношение к тому, что Эрик уехал? — ошеломленно прошептала она, мгновенно осознав чудовищность ситуации. — Ты что-то сделал, чтобы заставить его уех…
Удар пришел из ниоткуда. Зубы Брилл клацнули, и тут же перед глазами вспыхнули яркие звезды. Борясь с головокружением, она запрокинула лицо — черные бездонные глаза Эндрю, казалось, приближались, становясь все больше и застилая поле зрения, пока ничего, кроме них, не осталось. Хватка вокруг ее запястья усилилась.
— Я же сказал тебе, разговор окончен.

Отредактировано Lupa (2016-04-12 16:57:54)