2. 38 Shade and Silence

В кабинете лишь полумрак и тишина.
Проходит пара минут и в кабинете лишь полумрак и тихий разговор по телефону.

- Тадеуш?
- Да.
- Тадеуш, мне порекомендовали вас, как человека, который может помочь в одном вопросе.
- Я понимаю, что спрашивать имя рекомендателя не стоит, вы все равно его не назовете?
- Разумеется.
- Хорошо. Это означает, что с вами можно иметь дело… Как ваше имя?
- Неважно.
- Хорошо, мистер Неважно.
В комнате звучит тихий смех.
- А у вас хорошее чувство юмора, Тадеуш.
- Иначе не выжить.
- Вы мне нравитесь.
- Это взаимно.
- Тадеуш, мне нужны два билета.
- На какие имена?
- На те, которые будет в сделанных вами документах.
- А, вот оно как.
- Да.
- Хорошо. Я могу узнать хотя бы пол клиентов?
- Документы должны быть на мужчину и женщину.
- Возраст?
- Пусть будет чуть больше тридцати. Плюс-минус – не суть важно.
- Хорошо. Какой срок?
- Чем раньше, тем лучше.
- Я могу уже завтра.
- Это было бы чудесно.
- Но это будет дороже.
- Цена не имеет значения.
- Тогда завтра. Я сам сообщу вам, когда и где мы встретимся.
- Спасибо, Тадеуш.
- Спасибо в карман не положишь, мистер Неважно.
- Мое положишь.
На той стороне смех, а потом гудки.
В комнате снова лишь полумрак и тишина.

2.39 Сomprehension

Франк улыбается. Просто улыбается – рассеянно и устало. И это… беспокоит Луиджи. Это… напрягает. Это…не нравится. Франк не должен улыбаться.
Франк давно не улыбался.
Тот не должен улыбаться.
Тот должен нервничать. В крайнем случае – усмехаться. Ну или быть спокойным. Высокомерным. Озлобленным. Да каким угодно – но не должен улыбаться. Время его улыбок закончилось много-много лет назад – что же сейчас вернуло их назад?

Сам он чувствует себя как-то странно. Он не может припомнить, чтобы у него когда-то было такое состояние.
Мыслей нет. Их нет вообще.
Есть только ощущения, понимания, осознания – но нет мыслей. Нет хаотично сменяющих друг друга образов, нет копошащихся червячков фраз, нет толкающихся у самого порога разума идей – нет ничего. Нет ничего из того, что было когда-то.
Неужели так себя чувствуют все люди? Это как-то..как-то непривычно. Одиноко, он бы сказал.
Да, это одиноко.
Где все?
Где все мысли?
Боже, как это одиноко.

- Франк, мне надо поговорить с тобой, - медленно говорит он.
- Хорошо… - мечтательно отвечает тот.
- Мне нужно серьезно поговорить с тобой.
- Хорошо…
- Так ты впустишь меня в дом или нет?
Франк оглядывается так, словно проверяет, нет ли кого постороннего в комнате. А повернувшись к нему, снова улыбается.
- Да, конечно, проходи…
Франк отступает на несколько шагов, пропуская его вперед – и он понимает, чувствует спиной, что тот все еще улыбается.
Он не знает, как себя вести. Когда с ним были его мысли – все было проще. У него просто не было возможности задуматься о том, как себя вести – он просто вел, как ведется. Сейчас же, с этой пустотой в голове приходится думать о таких простых – и оказывается таких сложных вещах…
Он хочет сесть на диван – но успевает передумать.
- Ты знаешь, что у тебя диван в крови? – спрашивает он Франка.
- Теперь да, - рассеянно отвечает тот. Но чья это кровь? Рубашка Франка выглядит белой и чистой – хотя даже как-то подозрительно белой и чистой.
- Мебель надо держать в порядке, - поучительно – поучительно? он удивляется себе со стороны – говорит он.
- Голову надо держать в порядке, - все так же рассеянно отвечает Франк.

Франк подходит к дивану, проводит пальцами по кровавому пятну – и задумчиво смотрит на них. Франк какой-то заторможенный – и слишком погружен в себя. Может того тоже так же наполняют мысли, как и его когда-то. Он чувствует зависть – он хочет, чтобы к нему вернулся его хаос, без него одиноко. Боже, как же без него одиноко!

- Пошли ко мне в…в лабораторию, - предлагает Франк.
Нельзя сказать, что он рад этому месту – он предполагает, что Франк там опять пошутит про свой богатый внутренний мир –  но это лучше, чем стоять на пороге или сгрудиться вокруг окровавленного дивана. Чья же это все-таки кровь? Неужели он разделал ту девчонку прямо здесь? Фу, как все-таки низко пал Франк. Как это.. ненормально.

- Я уже говорил, что тут видно, какой богатый у меня внутренний мир? – спрашивает Франк, когда они заходят в лабораторию.
- Каждый раз, когда я появляюсь тут, - мрачно отвечает он.
Франк поворачивается и долго смотрит на него.
- Ты в порядке? – осторожно спрашивает.
- А почему ты интересуешься?
Франк смотрит на него еще дольше.
- Что-то случилось?
- Каждый день что-то случается, - огрызается он.
- Но не настолько же… - медленно говорит тот.
- А что со мной не так?
- Все, - пожимает плечами тот.
- Все не может быть не так!
- В данном случае – может…
Странно, но он не ощущает ничего. Ровным счетом ничего. Нет никаких эмоций. Он понимает – умом, памятью понимает – что раньше бы он бы уже вспылил, накричал, вывернул разговор в более агрессивное русло – но сейчас он просто не хочет, да и не может этого сделать. Он разговаривает спокойно, цепляя слово за слово – так же, как и разговаривают все обычные люди. Но как это.. как это.. странно. Как это… Как он хочет вернуть себя назад. Вернуть назад настоящего себя.
Но он не может сделать этого, пока не узнает то, что час назад накрыло его темной удушливой тенью и лишило возможности нормально думать, то, что распугало все его мысли, то, что раскаленным прутом засело в голове и где-то там, за ребрами – только не говорите пошлость о том, что засело в сердце, это глупо.

Франк расстегнул рубашку и, чуть морщась, прикладывает кусок ткани, пропитанный чем-то резко пахнущим, к ключице.
И вопрос, который все это время бился комком в горле, наконец начинает оформляться.
- Франк…
- Да?
- Франк, чем ты занимаешься?
- Сейчас я дезинфицирую…разошедшийся…шов.
- Чем ты занимаешься вообще?
- Ничем. Чем может заниматься богатый оболтус в городе? Ничем.
- Франк.
- Да?
- Я сегодня видел в городе человека.
- Я не знал, что люди в городе стали редкостью.
- Этот человек должен быть мертв.
- Мы все должны стать когда-нибудь мертвецами. Может он просто не успел еще.
- Франк. Я видел его мертвым.
- Сегодня ты видел кого-то мертвым, завтра ты увидишь его живым… Се ля ви.. или се ля морт…
- Франк?
Франк откладывает ткань и смотрит в сторону.
- Франк?
Смотрит в сторону не моргая.
- Это был бывший Конфискатор, да?
- Откуда ты знаешь его? – тот наконец-то моргнул.
- У него были дела с отцом, он очень часто бывал у нас.
- Почему ты думаешь, что я причастен к этому?
- У тебя узнаваемая рука.
- Руки, - поправляет Франк.
- Что?
- Руки. За эти годы я стал вынужденным амбидекстром.
- Франк?
- Да.
- Что ты сделал?
Тот снова молчит.
И это молчание говорит больше, чем все слова.
- Ты умеешь.. оживлять?
- Никто не умеет оживлять.
- Ты можешь не дать умереть…- понимает он.
- Я делаю с собой это каждую секунду, - печально говорит Франк. - Рано или поздно я должен был научиться делать это для других.
- Но.. зачем?
Франк молчит.
Оперся руками о стол и смотрит теперь прямо в столешницу, в упор.
- Зачем?
- Просто так.
- Что?
- Просто так.
И он снова понимает. Так странно.. когда ушли мысли, вместо них пришло понимание. Без слов, без образов, без ощущений – просто понимание.
- Эксперимент?
- Да, - отвечает Франк.
- Ты – и эксперимент?
- Да, я – и эксперимент.
- Ты считаешь себя вправе проводить эксперименты на людях?
- Только я и имею право проводить на них эксперименты!
- Это похоже на месть.
- Откуда ты знаешь? Ты не умеешь мстить. У тебя просто не хватает терпения дождаться.
- Зато я честен! А месть – это подло!
- Это подлость в ответ на подлость.
Теперь молчат оба.
Он – потому что еще не может сформулировать новое пришедшее к нему понимание.
Франк – потому что нечего сказать. А может потому, что сказать есть слишком много.
- Но почему именно бывший Конфискатор?
Франк пожимает плечами.
- Он был в зоне досягаемости.
- Но.. почему именно тогда?
- А почему бы и не тогда?
- Но тогда.. тогда был не только он...
Франк молчит.
Молчит, смотрит в столешницу и не мигает.
И тут он все понимает.
Понимание обрушивается – да, да, да, теперь он знает, что означает эта фраза – как ведро воды. Только не холодной, не холодной, не холодной – а крутого, невозможно обжигающего кипятка.
- Кто еще? – тихо спрашивает он. Спрашивает, уже зная  - хотя нет, понимая, понимая ответ.
Франк молчит.
- Кто еще?
Молчит.
- Отец… - отвечает он за него.
Молчит.
- Франк!
- Луиджи, не надо… - тот выдавливает из себя с трудом, словно ему мучительно больно.
- Франк, не прячь глаза!
- Так получилось…
- Как получилось? Как получилось? Что получилось?
- Луиджи… - Франку совсем тяжело. - … была ошибка в эксперименте! Была ошибка…ошибка, ошибка, ошибка….
Понимание уже не умещается в голове, оно разрывает горло и тяжелым комком поселяется за грудиной. Как же страшно – внезапно понять все.

Он вцепляется Франку в рубашку – тот и не сопротивляется, продолжая держаться руками и взглядом за столешницу.
- Он тебе не эксперимент, Франк!  - он даже не может выразить словами все то, что только что сообщило ему понимание – но это и к лучшему, потому что выраженное словами, оно бы вернулось к нему в двойном размере. – Не эксперимент! Что ты за чудовище!
- Луиджи, не надо…
- Что было? Что было?
- Лу….связки… я не подумал… он не мог говорить..
- Ну и что? Франк! Он же наш отец! Он мог быть каким угодно! Он мог бы быть еще слепым и глухим  - но он же наш отец! Ты бы мог вернуть его нам! Франк! Почему ты не сказал нам?
- Не подумал… Я не знаю. Я не помню… Так получилось!
- Так получилось? Так получилось? Франк! Как это – так получилось?
- А как получается у тебя? – тот пытается оторвать руки Луиджи от своей рубашки, но разумеется безуспешно. – Как это получается у тебя? Крошить налево и направо? Резать людей…как….как овощи!
- Потому что я в тот момент и воспринимаю их как овощи! Это совершенно другое! Они чужие! Я их не знаю! Они расходный материал!
- Вот именно!
- Что вот именно? Что вот именно! Ты хочешь сказать, что сделал отца расходным материалом?
- Лу…
- Франк? Отвечай!
- Я не знаю!
- Франк!
- Да! Да! Именно так!
Он отпускает рубашку Франка и тот отшатывается к шкафу, словно пытаясь защитить спину.
- Франк… - медленно говорит он, все еще надеясь, что понимание его обмануло. - Что ты сделал?
- Ничего… Я не сделал ничего! Я просто оживил – и вернул все как было!
- Но Франк! Почему ты не вернул его нам? Почему?
- Я не знаю! Я не подумал!
- Франк! Ты всегда столько думал! Ты все время только и делал, что думал! Только думал и говорил, думал и говорил, думал и говорил! Но именно в тот самый момент, когда больше всего надо было подумать – и  сказать – ты ничего из этого не сделал! Почему?
- Я не знаю… Не спрашивай меня больше… Я правда, правда, правда не знаю…
- Франк!
- Я тогда был сам не свой… Я шел вперед и только вперед…и не видел, что попадалось мне на пути, переступал и шел дальше…
- Франк! Отец столько сделал для тебя!
- Он сделал это не для меня! Он сделал это для себя! И для  вас! Я был всего лишь залогом, гарантом, примером! Не только того, что тайна будет сохранена, а вы будете самой могущественной семьей в мире! Но и примером его собственного великодушия! Примером того, что вот он – такой сильный – опекает такого слабого. Что значит он не совсем плох. Что в нем тоже есть что-то чистое и светлое! Я был всего лишь инструментом для того, чтобы он чувствовал себя хорошим!
- Франк, но как за это можно убивать человека?
- И ты спрашиваешь меня об этом? Ты? А за что ты убиваешь людей?
- Франк не путай отца и остальной мусор!
- Я..я не убил его! Я просто вернул все как было…
- Франк – он был живой. И ты убил его.
- Я просто вернул!
- Нет, ты убил его.
- Лу…не надо…
- Ты! Убил! Его!
- Лу … он все равно был болен… я оживил… но я же не вылечил…
- Но ты мог! Ты мог вылечить! Этот твой хваленый препарат! Ты же нашел его формулу, да? Ты же не врал тогда отцу, когда выторговывал у него Оперу? Ты же мог его вылечить? Франк, не отводи глаза! Ты мог его вылечить еще тогда, когда он был жив! Но ты не предложил ему ничего!
- Он сам не пришел ко мне! Он не попросил у меня!
- Ты знаешь, что он никогда ничего не просил! И тем более, он бы никогда не попросил бы что-либо у тебя! После того, как ты так поступил с ним! Со всеми нами!
-  Но я тоже не мог предложить! Он бы подумал…подумал, что я заискиваю перед ним!
- Вы оба слишком много думали! Причем о том, что каждый думает о другом! Его бесило, что ты якобы думал, что ты умнее и хитрее его! А ты только подпитывал эту его уверенность своими манерами. Своим хамством!
- Он тоже хамил мне! Он орал на меня! Он однажды ударил меня бумагами по лицу!
- Не сравнивай себя с ним! Ты всегда был для него мальчишкой! И он поступал с тобой, как с глупым, нашкодившим мальчишкой!
- Но я уже вырос!
- Но он этого не видел! Франк, он этого не видел! Разве можно было убивать его за это!
- Лу…
- Вы могли помириться! Какая разница, кто бы сделал первый шаг – но вы бы помирились!   
- Лу..
- Франк, ты мог сделать так много!
- Я не мог сделать ничего! Ничего! Ничего!
- Нет. Ты сделал. Ты убил его.
Франк закрывает глаза и молчит.
- Ты убил его, - повторяет он. – Убил дважды. Когда не помог – и когда убил сейчас.
- Вернул назад, - поправляет Франк, не открывая глаза.
- Убил снова, - отвечает он.
Франк молчит долго.
- Господи, Франк! Ты же знал, как мы его любили!
Франк медленно открывает глаза.
- Лу…- тихо говорит. - Лу, я рассказал ему о вас…

Он молчит очень долго – а потом подходит к Франку, берет того за рубашку – Франк даже не сопротивляется, лишь снова закрывает глаза – а потом с силой отшвыривает в сторону.
Франк не ожидает такого – а может и ожидает, только не хочет или не может сопротивляться – поэтому не удерживается на ногах, плотно впечатавшись спиной в шкафчик.
Стеклянная дверца треснула. Лоток с чем-то металлическим и острым накренился и начал медленно сползать вниз. А потом накренился и рухнул. Франк увидел краем глаза это движение – и мгновенно свернулся в комок. Лезвия осыпались  на пол и лишь одно острие на излете скользнуло по ранту ботинка.
- Ты что… - скорее удивленно, чем испуганно, спрашивает Франк.
- Тебе бы это не повредило! – огрызается он.
Понимание сделало реверанс и отступило. Его место заняла ярость – такая знакомая, такая родная, такая милая ему сердцу ярость. Он приветствовал ее как старого друга  - хотя нет, нет, нет, как родного и близкого человека – и отдался полностью ей.

Позже он не мог вспомнить, что делал конкретно – ярость вытеснила даже память. Он помнил лишь обрывки – но и по ним становилось все ясно.
Банка с чем-то кровавым и плотным разбивается вдребезги над головой Франка.
- Что ты делаешь? – вскрикивает тот, словно он перешел какую-то запретную черту, и Франк в шоке уже от самого этого шага, а не от того, чем это сопровождается.
Вторая банка разлетается уже о другую, противоположную стену.
Накреняется и с грохотом обрушается вниз целый стеллаж.
Франк молчит и смотрит на то, что происходит. Вжался в разбитый шкафчик и смотрит. Словно понимает, что что-то делать и говорить уже бессмысленно. Правильно понимает.
Еще один стеллаж остается на полу грудой металла, лужами крови и физраствора и рифами плоти и стекла.
Франк молчит.
Молчит и смотрит.

Когда все закончилось, Франк тихо спрашивает:
- Что ты сделал, Лу?
- Ты же умный, Франк! – огрызается он. - Да ведь? Ты же очень-очень умный! Ты что-нибудь придумаешь! Вон, иди к Карм, она выпишет тебе пару десятков запасок! Вы всегда что-то придумаешь! Ты выкарабкаешься! Ты же можешь! Но – ты – не – дал - шанса – выкарабкаться – ему!
- Лу…я давал слишком много шансов…Хотя бы раз..хотя бы раз я мог оступиться… мог?
- Франк, лучше бы ты тогда не дал шанс мне!
Франк молчит очень долго.
А потом спрашивает – совсем-совсем тихо, но достаточно, чтобы он расслышал:
- Так ты убиваешь меня за то?

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2011-01-18 12:54:43)

Ну тут уже сложно сказать - улыбка это, или же он посто сцепил зубы и упрямо продолжает карабкаться.

Ага.
Правда, когда все вернется обратно, он еще совершит пару достаточно неожиданных.. .то есть неожидаемых от него поступков. Так, как последствие.

Но ведь он "самадуравиновата", разве не так?

Как я уже говорила, наши надмозги на работы перекрыли нам доступ к фоторадикалу - увы могу выкладывать только так

Франк-Мэг

2.43. Luigi is Reflecting – Need to Know

Как пусто как пусто как пусто как он мог это сделать как он мог так сделать как как как это же это же это же просто не укладывается в голове не укладывается в голове о как начинает болеть голова когда я об этом думаю как как как он мог это сделать как он мог так поступить с отцом как как как за что за что он так с ним почему это вообще началось за что он его так возненавидел за что за что с какого перепугу он потребовал свою долю денег и статус да еще и шантажируя этим гребаным секретом да еще и ведя себя так нагло с чего все началось за что за что он так ненавидит ненавидел ненавидел отца
Как как как как как он так мог поступить он же знал знал знал как мы его любили за что он так с нами с нами за что
О отец отец отец отец прости нас прости нас пожалуйста прости прости прости мы не смогли ни тогда ни теперь мы ничего ничего ничего не смогли прости нас прости прости прости меня
Как болит голова когда я об этом думаю как болит черт черт черт надо не думать об этом пока не думать не думать надо будет подумать об этом чуть позже позже позже позже
Как франк сделал это как он сделал это что он вообще делает в последнее время откуда у него на диване кровь чья чья чья это кровь неужели он разделал девочку прямо в гостиной неужели он стал таким неаккуратным и почему почему почему ее органы были в таком состоянии почему ее ее ее а может это вообще не ее да может это вообще не ее франк оживил конфискатора и прирезал ребенка это странно нелогично и неправильно странно нелогично и неправильно франк сумасшедший да он окончательно сумасшедший но у сумасшедших есть логика у них всегда есть логика вот у меня логики нет значит я не сумасшедший а у пави она есть и еще какая значит он совсем куку а есть ли логика у сестры интересно надо узнать надо узнать так вот франк франк франк он не мог так сделать или одно или другое или одно или другое надо узнать надо узнать надо узнать надо узнать
Черт. Почему. Так. Болит. Голова.

Но ведь логично же, да?  :sp:

Ага.
Хозяяяйственный, не выкидывает ничего.

Ну тут вопрос "для себя" все-таки несколько открыт.
Тут же на нем сейчас лежит ответственность как минимум за Мэг. Он же не может прийти и сказать - упс, "прости дорогая, так получилось", маленькая неувязочка, я откланиваюсь по причине отбытия в Вальгаллу. Он должен обеспечить ей хоть какое-то будущее - хотя бы из-за того, что сам стал причиной того, что выдал ей второй шанс на это будущее. И вот так выдернуть, вытащить, вернуть - и бросить - он не может. Поэтому тут уже не совсем для себя - не только для себя, скажем так.

Совпадение. Совпадение сразу нескольких параметров - вплоть до минуты. Не зайди, например, он тогда, именно в тот момент - ничего бы не было. Не задумайся она, и не начни распутывать клубок мыслей - тоже ничего бы не было.
И тоже многое бы пошло по-другому. Как минимум, он бы не стал рассказывать Луиджи все, что рассказал потом. Он бы ушел от ответа, соврал - да что угодно. А тут просто у него такое состояние теперь - и тяга к исповедальности напоследок, и потеря чутья на опасность, и какая-то невозможная вера, что его поймут - не обязательно простят, просто поймут - он уже не может собраться в то, что было раньше. Это у как кого-то.. не помню, кто из авторов описывал, как герой (или человек - значит это была "Повесть о настоящем человеке", или волк - значит, что Джек Лондон) убивает и съедает ежика. Так вот там самым главным было порвать ему мышцы брюшка (кажется, все-таки это Лондон писал) - а потом уже можно наблюдать и ждать - или уже сразу есть - ежик не сможет свернуться в клубок.

Он просто хотел как лучше. Третий раз - те же грабли. Лишь одна фраза, брошенная напоследок, фраза, которую можно было и умолчать  - оказывается катализатором дальнейших критических для него событий.

Ну, "даже когда вас съели, у вас есть два выхода"

ну и

Хмхмхммхм... Не читала. Пойду, наверстаю.   

Отредактировано Елена (Фамильное Привидение) (2011-01-19 08:29:42)

2.44. Crossed Ways

Фарфоровая статуэтка с грохотом разлетелась о стену.
Он бушевал.
Тогда, в переулке, он думал, что ярость покинула его, растворилась где-то в темноте и слякоти города – но нет. Когда он еще раз все понял, понял уже здесь – она снова пришла к нему. Погладила виски бархатными лапками – а потом вонзила в них когти.
Тот обманул. Это тварь обманула его. Пообещал помочь в поисках – и не помог, не помог, не помог! А может этой своей затяжкой – такой подлой затяжкой, он еще посмел сравнивать ее! – просто погубил все. Погубил его дочь, его Шайло!
Стул не смог превзойти стену в крепкости и лишь мрачно старчески ахнул, лишаясь своей спинки.
Он понимал, что сейчас тоже теряет время – но он не мог ничего делать. Сейчас, в таком состоянии он не был способен ни на что, кроме белого, ослепительно белого, как хирургический свет, бешенства.
Под руки попал старый, уже почти полностью проржавевший нож  - он хотел было метнуть его в стену, но передумал и спрятал его в голенище – он отомстит, отомстит, отомстит. Видит Бог – он отомстит! Он перережет это болтливое горло – и ведь должна же быть в мире хоть какая-то справедливость!
Он бушевал и ярился – все то время, с того момента, как он понял, что ее нет в доме – он бесцельно бродил из комнаты в комнату и периодически убивал какой-то из предметов.
Но наконец силы покинули его – и лишь переступив порог одной из комнат он, не поднимая глаз, развернулся и уперся лбом в стену.
Главное – не плакать.

- Не могу сказать вам здравствуйте, господин бывший Конфискатор… - вдруг услышал он за спиной тихий, чуть печальный голос. - Ведь наши дороги все-таки пересеклись…