Название: Касание
Автор: Айрин
Основа: фильм 2004
Категория: гет
Пейринг: Э/м-м Жири
Жанр: Romance
Размер: миди
Саммари: Случайная встреча Антуанетты и Эрика в рождественскую ночь.
Примечание 1: События разворачиваются в Париже через год после описанного в фильме пожара. Который, по замыслу автора фика произошел годом раньше, чем показано в фильме, то есть, в конце декабря 1970 года.
Примечание 2: фик написан для КПП-2010 на Нашем Призрачном форуме, по заданию Ночного кошмарика "хочу что-нибудь рождественско-новогоднее. Жанр и вид работы - любые (кроме видео). Только, пожалуйста, без слэша."
Легкие снежинки кружились в воздухе, исполняя им одним ведомый танец. Стройная женщина у окна задумчиво следила за их неспешным полетом. Ее лицо было спокойно, почти безмятежно, но в глубине темных глаз таилась печаль.
- Вот и год прошел. Так быстро и долго… - Женщина поплотнее закуталась в шаль, потом вздохнула и отошла вглубь комнаты. Диван не скрипнул под ее худощавым, не по годам гибким телом. – Похоже, Антуанетта, ты начинаешь стареть. Раньше ты не разговаривала сама с собой и не тосковала о прошлом.
Антуанетта Жири – а это была она – вновь вздохнула. Да, она чувствовала себя постаревшей, уставшей от жизни. Но прежде всего – от мыслей о Нем. Минувший год дался ей нелегко. И не только ей. После пожара, уничтожившего театр Опера Популер, его обитатели оказались на улице в полном смысле этого слова. В ту страшную ночь люди выбегали из горящего здания кто в чем был, думая лишь о том, как спасти себя и своих близких. В одночасье они потеряли кров над головой и нехитрый скарб, нажитый годами. Но главное, люди лишились возможности работать, чтобы прокормить себя и свою семью. И это было самое страшное.
А виновником этих несчастий был человек, которого проклинали все, кто его знал… проклинали все, кроме нее.
Хозяев Опера Популер эта беда коснулась в меньшей степени, они хотя бы получили страховку – театр был застрахован на крупную сумму – и имели собственное жилье и сбережения. Театральная верхушка тоже быстро нашла себе работу, как и ведущие актеры, - театров в Париже пруд пруди, и хорошие артисты всегда нарасхват. Что же касается хора, кордебалета и других работников не слишком высокого ранга, то им пришлось намного труднее. Антуанетта искренне им сочувствовала, хоть и не могла помочь.
Хвала Всевышнему, сама она не относилась к этой последней категории. Ведущего балетмейстера, много лет проработавшего в прославленном театре, хорошо знали в парижских театральных кругах, так что через месяц Антуанетта приступила к работе на новом месте - в театре Одеон, что на бульваре Сен-Жермен. Антуанетта выбрала этот театр сама, исходя кроме всего прочего из соображений экономии: бульвар Сен-Жермен находился неподалеку от улицы Вано, где она теперь жила. Будучи женщиной бережливой, Антуанетта ходила на работу пешком. Это занимало около полчаса, зато не надо было раскошеливаться на фиакр.
В последние годы авторитет театра Одеон поднялся на недосягаемую высоту, ведь в нем играла прославленная Сара Бернар. Актриса поступила в Одеон по протекции самой г-жи Жорж Санд несколько лет назад, после серии скандальных уходов из театров Комедии Франсез, Жим Наз и Порт-Сен-Мартен.
Иногда Антуанетта встречала ее за кулисами во время репетиций, но никогда не заговаривала: Сара Бернар не снисходила до беседы с каким-то там хореографом. Все сведения о легендарной актрисе были почерпнуты из рассказов других актеров и служителей театра, невесть откуда узнавших всю подноготную первой дамы Одеона. И таких рассказов было немало: о ее страстной любви к голландскому то ли бельгийскому принцу и рождении внебрачного ребенка, о великолепных драгоценностях, которые актриса обожала и всегда держала при себе, и о не менее великолепных скандалах, которые Сара частенько закатывала, если что-нибудь было не по ней. Но все это с лихвой окупали великий талант и непревзойденное мастерство прославленной лицедейки. Зрители ее обожали, устраивали овации и забрасывали охапками цветов.
И хотя и цветы, и преклонение перед мастерством великой актрисы были заслуженными, кое-кто в театре считал себя обойденным похвалами публики. В числе таких людей была и Антуанетта. Разумеется, роль кордебалета в драматическом театре намного скромнее, чем в Опера Популер, но балетмейстер мадам Жири отдавала работе все свои силы и знания, и спустя полгода многие из ее учениц могли бы гордо стоять не только в первом ряду кордебалета, но и исполнять небольшие сольные партии второго плана. Да, могли бы…
Женщина оторвалась от своих мыслей и поглядела на часы.
- Что ж, пора собираться.
Она поднялась с дивана и прошла в спальню, где на кровати лежало приготовленное с утра платье. Сегодня, в канун Сочельника, Антуанетта позволила себе одеться понаряднее: темно-серое атласное платье с маленьким турнюром оживлял воротник из валансьенских кружев. Она собиралась в гости к дочери Мэг, которая полгода назад сочеталась законным браком с бароном Кастелло-Барбезаком. Теперь она стала знатной и очень богатой дамой и проживала в доме супруга на Елисейских полях. Мэг уговаривала мать переехать к ней, но Антуанетта наотрез отказалась: теперь, когда дочка носила титул баронессы и вращалась в самом что ни на есть высшем обществе, присутствие матери-плебейки бросило бы тень на ее репутацию благородной дамы, уже достаточно подпорченную прежней службой в театре.
Естественно, став женой высокородного барона, Мэг не могла вернуться в театр, да и вряд ли хотела. Теперь у молодой баронессы появился другой круг знакомых, другие интересы. В первое время отношение к ней в свете было весьма сдержанным. Потомственные аристократы ( а в особенности аристократки ) смотрели на девушку как на наглую, самоуверенную выскочку, коварно заманившую в свои сети одного из самых завидных женихов Парижа. Когда Мэг в сопровождении мужа появлялась на балах или в театре, с нею любезно раскланивались и улыбались, но стоило барону отлучиться, как за ее спиной слышались презрительные перешептывания и циничные смешки. Но Мэг не зря прошла суровую школу жизни в Опера Популер, где любой повеса из партера мог безнаказанно унизить юную хористку или корифейку. Она молча стискивала зубы и продолжала улыбаться своим обидчикам, не подавая вида, что обижена. Мэг не жаловалась мужу, который, похоже, ни о чем не догадывался, - решив, что справится с обидчиками сама. И это ей удалось. Новоиспеченная баронесса Кастелло-Барбезак не стала навязывать свое общество высшему свету. Она просто занялась благотворительностью, и не на словах, а на деле. Мэг помогала детским приютам, посещала больницы для бедных и, разумеется, не с пустыми руками. Дети-сироты получали свежие овощи и фрукты, одежду и игрушки, а больные и немощные люди – медицинскую помощь и лекарства, столь необходимые в их положении. Барон, беззаветно влюбленный в супругу, с улыбкой смотрел на ее увлечение, ни в чем не переча и даже помогая – в основном, деньгами – когда в том была необходимость. Молва о деятельности молодой баронессы быстро разнеслась по Парижу. Понемногу к ее словам стали прислушиваться, спрашивали совета, а в высшем свете уже не относились как к отверженной.
Мать и раньше не надоедала дочери частыми визитами, а сейчас и вовсе перестала к ней ездить: теперь, когда Мэг заняла в свете то место, которое должна была занять с самого начала, необходимо сохранить хрупкую, еще не окрепшую ауру утонченности и респектабельности, создавшуюся вокруг юной баронессы. Но в этот Сочельник Антуанетта ехала к дочери: до сих пор они встречали Рождество вместе, и на сей раз Мэг вырвала у матери обещание, что та посетит ее дворец на Елисейских полях.
Часы в гостиной пробили девять раз.
- Да, пора.
Антуанетта надела приготовленное платье. Серый атлас приятно скользнул по оголенной коже. Уложив тяжелую косу короной на голове, женщина повернулась перед зеркалом. Да, она все еще хороша, хотя и не так, как двадцать лет назад, когда выходила замуж. Пьер Жири, отец Мэг, был неплохим человеком. Он не пил, не буянил, никогда не бил жену. Но вот горячей любви к нему у Антуанетты так и не возникло. Может, потому, что вся ее любовь и нежность были отданы другому человеку? Человеку, которого боялись и проклинали все, кто знал, и кого она, Антуанетта Жири, отчаянно и безответно любила уже много, много лет. Мысли о Нем накатили с новой силой.
…Первая встреча с Ним произошла в цирке шапито. Антуанетта, тогда еще ученица балетной студии при театре Опера Популер, отправилась с подружками посмотреть на приехавший в город цирк. Представление начиналось позже, и до начала будущие корифейки решили пойти в зверинец, который был при цирке. Некоторое время они бродили, разглядывая запертых в клетках животных. Подружки смеялись, бросая в обезьян огрызки яблок и бумажки от конфет, но Антуанетте почему-то не было весело. Она с состраданием смотрела на грязного, облезлого льва с нечесаной желто-серой гривой и следами от кнута на впалых боках, а зебра была такой тощей, что, казалось, ребра вот-вот проткнул ее полосатую шкуру. Потом девочки захотели посмотреть на «невиданного монстра, страшнее которого нет нигде в мире», - так утверждал хозяин аттракциона, толстый, неряшливый дядька с хриплым голосом. За пять сантимов каждый мог увидеть это чудовище и даже бросить в него камень. Антуанетте не хотелось идти, но толпа любопытных людей, жаждущих развлечений, увлекла ее за собой.
«Страшный монстр» оказался на удивление маленьким и тщедушным. Он сидел в углу клетки, а на голову ему был наброшен холщовый мешок с прорезями для глаз. Получив со зрителей по два су, хозяин вошел в клетку и ударом хлыста заставил монстра подняться. Антуанетта отметила, что ростом тот был даже ниже ее. Потом человек сдернул мешок в головы мальчика – да, да, это был мальчишка лет десяти-одиннадцати, не больше. Детское лицо уродовали страшные шрамы, видимо, следы от ожога, смотреть на которые без содрогания было трудно.
Хозяин ткнул мальчика в лицо рукояткой хлыста. Тот отпрянул, за что получил еще один удар по голове. Зрители взревели. В маленького уродца полетели комья земли, огрызки, даже камни. Мальчишка бегал по кругу и рычал по-звериному, то ли от боли, то ли от ненависти к своим мучителям. Когда он пробежал мимо Антуанетты, она ахнула и отшатнулась.
Да, вид этого существа было поистине ужасен: правая часть его лица казалась кровавым месивом – ожог обезобразил его, превратив в скопление багрово-красных рубцов. А левую, более человеческую часть, «украшал» большой лиловый синяк, след недавних побоев. От этого глаз несчастного заплыл и был почти не виден. Вдоволь потешившись над несчастным уродцем, толпа стала расходиться. Хозяин вновь набросил на голову мальчику мешок и пинками загнал в угол – до следующего представления.
Антуанетта не помнила, как ушла оттуда. Ее душили слезы. Нет, ненависти к маленькому уродцу у нее не было, скорее, к его мучителю. И уж совсем она не понимала, как оказалась вновь у клетки. И вовремя: каким-то образом мальчику удалось сквозь железные прутья поймать своего мучителя и удавить его же собственным кнутом… хотя, может, это был и не кнут, а простая веревка… Дальше все происходило как в тумане: Антуанетта вытащила из кармана задушенного ключ от замка и отперла темницу. Благодарностью за это был взгляд единственного глаза мальчишки, блеснувший в прорези мешка. Она схватила его за руку.
- Идем! Я знаю, где тебя спрятать!
Никем не замеченные они выбрались из цирка и, прячась за домами и заборами, побежали прочь.
Антуанетта дворами привела мальчика в подвал Опера Популер, который знала как свои пять пальцев.
- Ты, наверное, есть хочешь?
Он что-то промычал в ответ. Антуанетта отвела его в самый темный угол.
- Не бойся, тебя здесь не найдут. Посиди тут, я скоро приду.
Вскоре она вернулась с едой и позаимствованной в костюмерной одеждой для мальчика. Он сидел на том же месте и в той же позе: скорчившись, как зародыш в чреве матери, - Антуанетта была уже большая девочка и изучала анатомию.
На все предложения поесть мальчик отвечал угрюмым молчанием и не притронулся к пище, пока Антуанетта не отошла в другой конец подвала. После этого он отвернулся к стене и, сняв свой мешок, стал жадно грызть мозговую кость из супа, которую Антуанетте удалось стащить на кухне. При этом он странно подвывал, как брошенный матерью волчонок. Наконец угощение было съедено. Мальчишка вновь натянул на голову мешок и настороженно следил за Антуанеттой из своего угла. Медленно, чтобы не испугать, она приблизилась и взяла вылизанную дочиста миску.
- Все съел? Молодец… послушай, ты говорить-то умеешь?
В тот день она так и не получила ответа.
Тем не менее, мальчишка понемногу стал оживать. Он уже не шарахался в дальний угол при появлении своей спасительницы, а спустя несколько дней произнес первое слово. Это случилось после одной из вечерних «трапез». Антуанетта забрала грязную миску и хотела уходить, но ее остановил пристальный взгляд мальчика.
- Ты… кто?
- Кто я? – От неожиданности она растерялась. – Я… Антуанетта. А ты?
Он повел худенькими плечами.
- Э…рик.
- Очень приятно. – Антуанетта потянула носом. – Знаешь, Эрик, тебе нужно помыться.
- За…чем?
- Ну, как… - растерялась она, - если ты намерен остаться здесь, то должен жить как человек. Как все люди.
Он отвернулся.
- Я не как все.
Это было правдой. Суровой, жестокой правдой. Никогда этот несчастный уродец не станет таким же, как другие, ужасная внешность навсегда отринула его от нормальных людей, сделала изгоем. На мгновение у Антуанетты защемило сердце, но усилием воли она совладала со своими чувствами.
- Тем не менее, мыться ты должен. Идем.
Взяв свечу, Антуанетта повела мальчика в подвальный лабиринт. В одной из стенных ниш у нее был припрятан масляный факел и несколько фосфорных спичек, завернутых каждая в свою тряпицу.
- Почему так? – Спросил мальчик.
Антуанетта осторожно развернула одну тряпочку.
- Потому что они опасные. Если потрутся обо что-нибудь твердое или друг о друга, могут загореться. Вот смотри.
Она взяла деревянную палочку и слегка царапнула о стену. Спичка с шипением вспыхнула, вызвав испуганный возглас мальчишки.
- Здорово!
- Еще бы. – Антуанетта зажгла факел и пошла вперед. – Между прочим, их придумал французский ученый… вот только имя его я забыла.
Они спускались по выбитым в камне ступеням все ниже, но Антуанетта шла уверенно, потому что хорошо знала дорогу. Наконец ступени кончились,
- Вот мы и пришли.
Они стояли на каменной площадке, которую с трех сторон окружали стены, а с одной темнела водная гладь.
- Что это?
- Твоя баня. Здесь ты можешь помыться.
Мальчик задумчиво смотрел на неподвижную темную воду. Потом подошел ближе и тронул босой ногой.
- Холодная.
Антуанетта пожала плечами.
- Извини, другой нет. – Она воткнула факел в расщелину в стене . – Ладно, мойся, а потом я отведу тебя обратно.
Мальчишка молча кивнул. Антуанетта же, подхватив с пола подсвечник, удалилась, дабы не смущать маленького уродца. К тому же, нужно было принести ему чистую одежду. Когда она вернулась, мальчишка сидел у воды, устремив взгляд в пространство.
- Эй, ты помылся? – ( Он кивнул.) – Тогда идем. Мне пора возвращаться наверх.
Мальчик покачал мокрой головой.
- Я останусь здесь.
- Здесь?! – От неожиданности Антуанетта оступилась и чуть не упала в воду. – Ты с ума сошел! Это же самое дно! Он упрямо уставился в пол.
- Я останусь здесь.
- Но тут холодно и сыро! Ты простудишься и заболеешь инфлюэнцей!
- Я останусь.
В голосе мальчика было столько убежденности, что Антуанетта вдруг поняла: он решил бесповоротно. Все, что она может сделать в данной ситуации, это согласиться с его решением.
- Хорошо. Но тебе надо на чем-то спать, чем-то укрываться…
Он махнул рукой куда-то позади себя.
- Там есть доски, из них можно сделать кровать. Нужны только гвозди, пила и молоток.
- Хорошо, я принесу их тебе. Но как ты будешь жить без света? Факел скоро погаснет, и останешься в полной темноте.
- Принеси масла или смолы.
На другой день Антуанетта принесла обещанное, и Эрик занялся обустройством своего жилища. Из найденных старых досок, бог весть откуда попавших сюда, ему удалось соорудить некое подобие топчана, на котором можно было лежать. Предприимчивая Антуанетта притащила старый тюфяк и порядком потрепанное одеяло, найденные в чулане позади костюмерной, и королевское ложе принца Эрика было готово. Теперь хотя бы он мог спать в тепле и не бояться зловредной инфлюэнцы.
Надо сказать, эта болезнь всегда страшила Антуанетту, олицетворяя для нее страдания и смерть. Эпидемия, разразившаяся в начале тридцатых годов, унесла жизни сотен парижан, но пощадила ее, совсем еще крошку. А год спустя Антуанетта потеряла родителей, умерших от последствий проклятой инфлюэнцы.
В последующие дни Эрик обживал свое новое жилье, а Антуанетта тайком притаскивала ему самое необходимое. Понимая, что мальчик скучает в одиночестве, Антуанетта однажды притащила ему книжку. Правда, она не была уверена, что Эрик умеет читать. Однако выяснилось, что буквы он знал и даже мог складывать в слова, так что после небольшой помощи Антуанетты книжка сказок братьев Гримм оказалась востребованной.
Эрик прожил в подвалах Опера Популер около полугода. За это время он достаточно окреп и даже подрос, почти сравнявшись в росте с Антуанеттой, хотя она была старше его года на четыре. Вид его уродства больше не смущал девочку, тем более, что при ней Эрик всегда был в своем мешке с прорезями. Но однажды, спустившись вечером в подземелье, Антуанетта застала своего друга в странной белой маске, закрывающей изуродованную часть лица.
- В маске удобнее, - коротко пояснил он, встретив изумленный взгляд подруги, - к тому же, в ней можно выходить наверх.
- Выходить наверх?! – Ужаснулась Антуанетта. За эти полгода она уже привыкла, что Эрик тут, в подземелье, считала, что он принадлежит ей одной, и так будет всегда. А оказывается, у него есть собственные планы, о которых ей ничего не известно. – Зачем ты хочешь пойти наверх? Разве тебе здесь плохо?
Мальчик пожал худыми плечами.
- Я не могу больше тут находиться. В этом подвале я чувствую себя погребенным живьем.
- Заживо, - машинально поправила Антуанетта, - надо говорить «погребенным заживо»… Значит, хочешь уйти?
- Да.
- Но куда ты пойдешь? У тебя нет крыши над головой, нет ремесла, чтобы заработать себе на пропитание.
Эрик с улыбкой покачал головой.
- Спасибо, ты добрая девочка. Я многим для тебя обязан.
- Тебе обязан.
- Да. Но я не пропаду, не бойся. За эти полгода я научился столярничать. А если не получится, всегда смогу заработать этим. – С кривой усмешкой он указал на прикрытое маской лицо.
Антуанетта вздрогнула.
- Не говори так.
Он мотнул головой.
- Думаю, этого и не понадобится. Я не пропаду, Антуанетта.
- Когда же… - она с трудом проглотила подступивший к горлу комок, - когда ты хочешь уйти?
- Сегодня вечером. В темноте маска меньше привлекает внимание.
- Сегодня?! – Ужаснулась Антуанетта. – Но на улице зима, а у тебя даже нет теплого плаща!
- Ничего, как-нибудь обойдусь. И потом, ты говорила, уже начало марта, снег скоро сойдет, а там и лето не за горой.
- Не за горами, - поправила Антуанетта. Она вдруг почувствовала, как сжалось сердце. – Ты уходишь на совсем? Больше не вернешься?
- Не знаю. – Эрик задумчиво катал между пальцами хлебный шарик, оставшийся от ужина, потом бросил его в темную воду. – Обещать не буду.
Антуанетта подошла к нему и погладила по голове, впервые за все время.
- Если захочешь вернуться, знай: твое убежище будет ждать тебя. – Она помолчала и чуть слышно добавила. – И я тоже.
Эрик ушел ближе к ночи. Антуанетта проводила его до выхода, долго глядела вслед удаляющейся ссутуленной мальчишеской фигурке и чувствовала, что в этот миг от ее жизни отломился еще один маленький кусочек. Совсем крохотный на первый взгляд.
Но почему тогда так сильно ноет сердце?
В последующие годы Эрик то появлялся в Опера Популер, то снова исчезал. Иногда он задерживался всего на несколько дней, но бывали случаи, что оставался на недели и даже месяцы. Антуанетта, к тому времени превратившаяся во взрослую девушку, закончила балетный класс при театре и не без блеска выступала на сцене Опера Популер. Юношеское увлечение несчастным, обиженным всеми мальчуганом притупилось, отошло на задний план, теперь внимания хорошенькой корифейки добивались куда более достойные воздыхатели. Долгое время у Антуанетты был роман с неким виконтом из провинции, но когда его семья узнала об их отношениях, юношу срочно отозвали из Парижа, и брошенная подруга осталась одна с разбитым сердцем и слегка округлившейся талией. Надо было срочно подумать о себе и о будущем ребенке. Времени на долгие размышления не было, и Антуанетта приняла предложение руки и сердца от театрального бухгалтера, давно влюбленного в нее. Свадьба была скромной, и через семь месяцев молодая жена подарила мужу прехорошенькую дочку, которую окрестили Маргаритой. Счастливый отец не сомневался, что ребенок его плоть, - подкупленная повитуха прочитала молодому папаше целую лекцию о недоношенных семимесячных младенцах, да и Антуанетта не спешила делиться с мужем своей тайной. Поэтому Мэг носила фамилию Жири и до сих пор не знала, что кровь в ее жилах наполовину голубая. Но это так, к слову…
После рождения дочери Антуанетте пришлось уйти со сцены, но она осталась работать в театре балетмейстером. Мэг было три года, когда мсье Жири простудился. Болезнь развивалась очень быстро, и через две недели он умер.
Почти в то же время в Опера Популер вернулся Эрик, теперь уже навсегда. Поселившись в подземелье, он всерьез занялся его оборудованием, и вскоре темный, мрачный подвал превратился в изысканное, хоть и весьма своеобразное жилье. Эрик раздобыл мебель, богатые ткани и необычайные зеркала, которые умудрился каким-то образом перетащить в подземелье. Антуанетта, посетившая пару раз его обиталище, была поражена тем, что увидела. Конечно, темный подвал не превратился в отель Монтиньон, здесь не имелось даже окон, а свет исходил лишь от укрепленных на стенах факелов, но все равно зрелище было необычайное. Антуанетте вдруг вспомнилась виденная в детстве картинка, изображавшая богато разукрашенное подземелье, где на какую-то женщину лился с потолка золотой дождь. Антуанетта, тогда еще подросток, была очарована красивыми покрывалами и драпировками, свисавшими со стен, и подумала, что согласилась бы жить в этом великолепии всю жизнь, даже несмотря на отсутствие окон…
Те же мысли посетили ее, когда она вновь оказалась внизу. Да, она готова остаться здесь навсегда, но не из-за роскошной мебели и красивых гобеленов, а ради их хозяина.
Но Эрик рассудил иначе. Он сдержанно приветствовал старую подругу, сообщил о намерении остаться в стенах Опера Популер, а потом без всякого перехода заявил, что считает подземелье своим владением и просит Антуанетту больше сюда не приходить. В первый момент она подумала, что ослышалась: как мог он, человек, который обязан жизнью и свободой, так спокойно и равнодушно порвать со всем, что их связывало?! Но холодный тон мужчины не оставлял сомнений в том, что он все обдумал и не намерен менять решения.
И Антуанетта смирилась. Да, она любила Эрика всю жизнь, а теперь любит еще сильнее, но это ничего не меняет. Будет так, как хочет он. Стиснув зубы, чтобы не показать своего разочарования, она молча кивнула в ответ и ушла, чтобы никогда больше сюда не возвращаться, в то время как сердце разрывалось от боли и невысказанной обиды.
Годы шли, Антуанетта по-прежнему работала в театре и растила дочь, и никто не догадывался о том, что балетмейстер Опера Популер и навевающий на всех ужас Призрак, нагло обложивший данью театральную администрацию, были связаны когда-то крепкими узами.
А потом случилось самое страшное, что может быть в жизни женщины. Приемная дочка Антуанетты, девочка, которую она много лет назад взяла в театр, воспитывала и обучала балетному искусству наравне с собственной дочерью, неожиданно выросла и превратилась в очаровательную девушку, в которую Эрик, он же Призрак Оперы, влюбился без памяти. Кристина Дайе, - так звали избранницу Призрака, - имела неплохой голос, а также твердую уверенность, что станет великой певицей. Эту мысль вложил ей в голову покойный батюшка, говоривший, что однажды на Кристину снизойдет благодать в образе Ангела Музыки, и после этого ее жизнь волшебно изменится. Глупышка Кристина верила словам отца как вещему предсказанию, и когда однажды кто-то запел за стеной ее комнаты, посчитала, что это и есть обещанный Ангел.
Эрик – Призрак, этот урод с обезображенным лицом, был тем не менее незауряднейшим человеком. За долгие годы скитаний по городам и весям он приобрел знания во многих областях науки и искусства, овладел множеством редких профессий. Эрик научился строить дома и играть на музыкальных инструментах, изготовлять изящную мебель и разбираться в таинствах тибетской медицины. А еще он научился петь. Призрак Оперы обладал уникальным, очень красивым по тембру голосом. Когда Антуанетта впервые услышала его волшебное пение, она в первый момент подумала, что попала на небеса, потому что так петь могут только ангелы. И это не был голос Пьянджи, ведущего тенора Опера Популер, - нет, звучащий голос принадлежал не ему. Потом Антуанетта решила, что в театр вернулся Франц Бец, всемирно известный вагнеровский певец, который дал пару лет назад в Опера Популер несколько спектаклей и поразил публику своим изумительным тенором. Но она тут же вспомнила, что это невозможно – в настоящее время певец гастролировал в Австрии и Германии и не мог быть во Франции. К тому же, звучащий в подземельях театра голос обладал необычайным бархатным тембром, которого не было ни у Пьянжди, ни у Беца, ни у кого-либо из певцов Опера Популер.
Движимая любопытством, Антуанетта пошла на звук волшебного голоса, и, свернув в один из полутемных переходов, увидела в конце его высокую мужскую фигуру в темном плаще. Одного взгляда было достаточно, чтобы она узнала таинственного певца.
- Эрик! – Не в силах справиться с волнением и восторгом, Антуанетта бросилась к нему. – Это ты!
Мужчина прервал пение и обернулся.
- Конечно, я. Или ты рассчитывала увидеть кого-то другого? – Теперь его голос был холоден и отчужден, ничем не напоминая тот, который она только что слышала. – Зачем ты здесь, Антуанетта?
Она смущенно опустила глаза, не зная, что ответить.
- Ты пел… ты так прекрасно пел… я не знала…
- Ты многого не знаешь, Антуанетта, но у меня нет желания посвящать тебя в свои тайны. Возвращайся к себе и больше сюда не приходи. Ведь мы договорились, не так ли?
- Прости, но я шла не к тебе, просто возвращалась от кочегаров. Надо было…
- Извини, меня это не интересует. А путь в кочегарку, насколько я знаю, лежит в другой стороне.
Антуанетта вздохнула.
- Да, это так. Но я услышала твое прекрасное пение…
- Благодарю за комплимент. И все же не приходи больше.
- Хорошо. – После этого Антуанетте ничего не оставалось, как повернуться и уйти. Что она и сделала.
Позже, проходя по коридорам подземелья и слыша его пение, она останавливалась и замирала, впитывая в себя чарующие звуки его голоса, но никогда не подходила близко.
Однако другой женщине это было позволено и – более того! – даже предписано. Кристина Дайе стала ученицей Призрака Оперы, великого артиста и ее Ангела Музыки. Она слушала его волшебный голос и следовала наставлениям, которые давал невидимый учитель. Так продолжалось несколько лет, и эти годы были для Антуанетты самыми тяжелыми. Временами она ревновала свою приемную дочь так сильно, что готова была ее задушить. Но понимала, что этим ничего не изменит, – Призрак никогда ее не полюбит, – и потому ничего не предпринимала, только иногда ночами плакала, уткнувшись в подушку.
А потом в жизни Кристины появился виконт де Шаньи, и ситуация еще больше запуталась. Разгневанный Эрик потерял над собой контроль, он учинил в театре пожар, после которого Опера Популер перестала существовать. Кристина ушла к Раулю де Шаньи, а Эрик исчез из театра неведомо куда. Тому уже год.
Антуанетта тряхнула головой, отгоняя тягостные воспоминания, надела шляпку и поглядела на стенные часы. Они показывали половину десятого вечера.
- Все. Надо идти.
На улице по-прежнему кружил легкий снежок. Сунув руки в беличью муфту, - в последнее время у нее почему-то постоянно мерзли руки – Антуанетта зашагала к улице Варенн. Там было куда оживленнее, чем на улочке Вано, где она жила. По заснеженным тротуарам чинно прогуливались нарядные дамы и джентельмены. Тут и там слышались шутки и веселый смех, и это понятно: люди готовились к встрече Рождества, и настроение было у всех приподнятое. Антуанетта быстрым шагом направлялась к бульвару Распай, где можно было найти свободный фиакр, - дорога до Елисейских полей не ближняя, и пешком туда она добралась бы под утро. Мимоходом полюбовавшись на величественное здание отеля Матиньон, женщина двинулась дальше, но поскользнулась на раскатанном детишками каточке. Чтобы не упасть, Антуанетта оперлась на первое, что было рядом – парадную дверь какого-то особняка – и пробормотала:
- Черт, так и шею сломать недолго.
Дверь оказалась незапертой и под ее рукой подалась, так что Антуанетта едва не свалилась, теперь уже внутрь подъезда. Тусклый свет газового рожка на стене освещал каменные ступени, покрытые ковровой дорожкой, и пустующую кабинку консьержа – как видно, он покинул свой пост, соблазнившись возможностью встретить Рождество в более приятном месте. А может, просто отлучился на минуту. Впрочем, Антуанетте не было до этого дела. Поправив съехавшую на бок шляпку, она шагнула к выходу, как вдруг услышала:
- Черт, так и шею сломать недолго!
Женщина возмутилась: какой-то невежа пытается ее передразнивать? Но…
Но голос, который произнес эти слова, заставил ее вздрогнуть. Да нет, не может быть! Прошел целый год, и за это время о Нем не было никаких вестей.
Антуанетта сделала несколько неуверенных шагов в сторону голоса.
- Кто здесь?
В самом низу лестницы, там, где находился подвал, что-то зашевелилось. Сначала послышалось тяжелое, дыхание, прерываемое натужным кашлем, потом крепкое ругательство.
- Здесь Я, черт подери! Чего надо?
Антуанетта ахнула и шагнула вперед.
- Эрик?
Кашель на мгновение утих, затем послышались еще более цветистые ругательства, которые сменились невнятным бормотанием.
Продолжение следует.
Отредактировано Айрин (2010-01-02 16:51:50)
Попадание в точку, как мне кажется.
