Глава 10
Воскресная поездка.
Никто никогда не изъявлял желания ухаживать за ним. Эрик всегда отличался хорошим здоровьем, но при ранениях ему приходилось самому заботиться о себе. За два года до этого, когда он слёг с бронхитом, он в полном одиночестве страдал от жара в своем подземном доме. Теперь у него была жена, которая желала заботиться о нем, хотя он даже не был болен! Всё, что у него было - это легкий кашель, вызванный вдыханием пыли во время обрушения туннеля. Он когда-то шёл больше мили по пустыне с ножевой раной в боку, и выжил после побоев, рассчитанных на взрослого мужчину, хотя он был ещё ребенком. Ему было не привыкать к боли. Со стороны Кристины было просто глупо так суетиться над ним. Эрик не знал, что делать. Всё это внимание смущало его. Однако он не хотел задевать её чувства, поэтому уступил и позволил ей ухаживать за ним. Он даже согласился находиться без маски во время их занятий музыкой, стараясь в это время не поворачиваться к ней лицом, и - что было самое трудное - во время завтрака.
Запах мёда вызывал у него теперь отвращение. После происшествия с туннелем она влила в его горло больше пинты мёда. Он уже боялся издать любой звук, который она могла бы истолковать как кашель. И тем не менее он знал, что если она встанет перед ним со своими обеспокоенными глазами и предложит ему полную ложку мёда, его рот откроется, и он проглотит мерзкое липкое вещество с улыбкой.
Эрик наслаждался новым порядком, заведённым в их спальне. Он никогда не чувствовал себя более счастливым, чем когда он ложился рядом с Кристиной на её кровати. Именно она всегда снимала с него маску и клала её на ночной столик. Ей было невдомек, что она не могла раздеть его сильнее, чем когда она делала это. Они разговаривали в темноте, и она рассказывала ему о своих детских приключениях с отцом. В их жизни было общее - каждый в свое время, оба они были артистами и выступали на передвижных ярмарках. Она знала мир лучше, чем большинство молодых особ её возраста, посетив несколько стран и пообщавшись с сотнями незнакомцев, которые стремились услышать её милый голосок и увидеть её прелестное личико. Свой родной шведский язык она знала так же хорошо, как французский, а также немного говорила на испанском, которому она научилась у цыган Андалусии.
Не вызывало сомнений, что родилась она в Швеции. Происхождение её отца было неизвестно, однако на дагерротипе, который она показала Эрику, тот имел скорее славянскую внешность, чем какую-либо ещё. Мать её была, вероятно, шведкой, но не осталось ни одного факта, подтверждающего это, равно как осталось под вопросом и происхождение её исключительной красоты. У неё была стройная фигурка, полные губы, а её глаза хоть и были большими, имели загадочный разрез.
Кристина спала очень беспокойно. Она всю ночь ворочалась, металась, толкалась, пиналась, пихалась и била его во сне, сохраняя при этом ангельское выражение на лице. В её постели ему спалось ненамного лучше, но долгие часы лежания в кровати вознаграждались, когда её заблудившаяся рука оказывалась на его колене или бедре. Однажды её рука дерзко убежала, и она ударила его по лицу тыльной стороной ладони, порвав тонкую кожу на его скуле. Страдая от боли, Эрик неподвижно лежал под её пальцами, не желая прерывать соприкосновение. Кровь стекала по его лицу, собираясь во впадинке возле ключицы. На следующий день он придумал какую-то отговорку, когда она спросила его про след от удара. В течение многих лет он слышал жалобы других мужчин на то, как грубо ведут себя их жены во сне. Как эти мужчины пострадали, когда их жены вдруг избили их посреди ночи. Эрик презирал их за слабость. Оказывается, его Кристина тоже дралась во сне, так вот что случалось с женатыми мужчинами в постели.
По прошествии второй недели он понял, что должен положить конец её суете вокруг него. У него возникла идея. Он вышел из спальни с криком:
- Кристина, надень шаль!
- Зачем? Мне не холодно, - сказала она.
- Надень шаль, сейчас же! - повторил он.
Она направилась к своей комнате:
- Хорошо, но мне не холодно.
- Мне нужен свежий воздух... из-за этого кашля. Мы выходим! - скомандовал он.
- Наружу? - её глаза взволнованно расширились. - Ты уверен, что хочешь подняться?
- Да, а теперь позволь мне помочь тебе с шалью, - сказал он, взяв шаль за завязки и обернув ею плечи Кристины. Под его руками она чувствовала себя изумительно тепло.
- Куда мы пойдем? Мне надо переодеться, - сказала она, её волнение росло с каждым вздохом.
- Нет времени, - он надел сюртук.
- Но я не одета для того, чтобы выйти на улицу. Это домашнее платье.
- Кристина, кто заметит твое платье, увидев твою совершенную красоту? - он взял её под локоть, ведя её к озеру.
- Да любая женщина! - ответила она, огорчённая невозможностью одеться соответствующим для такого события образом.
Эрик сидел рядом с ней в карете. Он открыл окно, позволив свежему воздуху ворваться в душный экипаж. Они не выезжали на прогулку в экипаже с тех пор, как поженились. За пару месяцев до того он несколько раз вывозил свою ученицу, однако случайная встреча с виконтом быстро положила конец этим поездкам. Тогда она была просто его ученицей. Теперь все было по-другому, теперь она была его женой. Он имел право вывозить её, куда ему будет угодно. Лошади медленно цокали копытами по мостовой. Он наблюдал, как она смотрит из окна, и когда они проезжали мимо достопримечательностей, делал краткие комментарии о понравившемся ей фонтане или памятнике. Ее рука лежала на сиденье между ними, он накрыл её своей и задержал дыхание. Эрик ожидал, что она уберёт свою руку, если не сразу, то чуть позже - при первой же возможности. Он был удивлён, когда она не только не убрала руку, но даже перевернула её ладонью вверх, к нему. Он выдохнул, и всю оставшуюся часть поездки был неспособен сконцентрироваться на чем-либо ещё. Его расстроило, что он был вынужден носить перчатки.
Когда они проезжали по Елисейским полям, она воскликнула:
- О, смотрите, Эрик! Мы приближаемся к Тюильри. Мы можем пойти в парк?
Он выглянул из окна и увидел море экипажей, несколько маленьких двуколок, кабриолетов, фиакров и таких же двухместных карет, как у них, едущих в том же направлении.
- Мы можем пойти куда угодно, куда пожелает моя жена, - ответил он.
В это мгновение он вдруг осознал, что сегодня было воскресенье, и он ехал в карете со своей женой, направляясь в парк, - так же, как он всегда мечтал, точно так же, как любой другой человек.
Мэг потребовались два месяца, чтобы сломить его сопротивление. Эдуард согласился на дневную прогулку в экипаже вместе с ней. Это было равносильно публичному объявлению ухаживания. Он решился показаться с ней на публике. Мэг надела своё розовое прогулочное платье с кружевным воротником. Она полюбила его ещё больше после того, как Кристина сказала, что она выглядит в нём очень скромной. Она хотела походить на знатную даму, сидящую рядом со своим графом. Эдуард в светлом костюме выглядел, как всегда, элегантно.
- Мы в парке, светит солнце, почему ты выглядишь таким серьёзным? - спросила она его.
Он похлопал по её ладони на своей руке:
- Если бы у тебя были такие проблемы, как у меня, ты бы меня об этом не спрашивала, - спокойно сказал он, сохраняя мрачное выражение лица, его глаза беспокойно метались по сторонам.
- Если бы у меня были такие проблемы, как у тебя, я бы их решила, - ответила она.
- Моя милая девочка, ты действительно думаешь, что всё решается так просто? - он резко повернулся к ней.
- Если ты... - внезапно Мэг почувствовала его руку на затылке, толкающую её вниз. Она потеряла равновесие и упала на пол экипажа.
- Оставайся внизу... Боже! Это мой брат! - пробормотал он.
Она услышала, что он предложил водителю тройную оплату сверху, и экипаж качнулся вперед, его рука все ещё удерживала её голову.
- Он ушёл, поднимайся, - он обхватил её за талию и поднял её на сиденье. Ее платье спереди было испачкано; она увидела, что он тоже это заметил, однако отвел взгляд, покраснев.
- И это - одна из моих проблем, - сказал он, указывая назад на человека в цилиндре. - Если они узнают о нас, я всё потеряю.
- Всё? - спросила она, сузив глаза.
- Да, сколько раз я должен это объяснять? У меня есть только жалкое наследство моего отца. Если я выйду за рамки дозволенного... Я потеряю поддержку матери. О, Боже, как мне выдержать эту невозможную ситуацию! - сказал он с отчаянием в голосе.
- Полагаю, ты думаешь, что для меня это легко, - сказала она, прижимая руку к глазам, чтобы не дать воли слезам.
- Я знаю, что это не может быть легко, Мэг. Мне очень жаль.
- Конечно же, работать и показать им, что ты - независимый человек, для тебя невозможно, - сказала она, стиснув зубы.
- Но что я умею делать? - пожаловался он. - Я же никогда не готовился заниматься чем-либо?
- Ну почему же, ты можешь делать то же самое, что делаешь сейчас, дорогой мой... просить милостыню! - бросила она.
Его глаза расширились, и она увидела, как он отчаянно покраснел, однако он ничего не ответил и продолжал смотреть вперед, как и она, пока они не прибыли к парадному входу в Оперу.
Движение через парк в Париже было совсем не таким, как на окраине. Дорожки были переполнены, повсюду неимоверное количество людей. Кристина мельком заметила, как она разочарована тем, что никого не знает. Хотя на нём была маска, более всего походившая на живое лицо, он был рад, что они не столкнулись с кем-нибудь из знакомых. К тому времени, как они вернулись, газовые огни вдоль Елисейских полей были зажжены, и вся аллея купалась в романтическом сиянии. Пары сидели в открытых кафе или прогуливались в толпе. Она положила голову ему на плечо, и он наклонился к ней.
- Мы можем посетить матушку Валериус, когда поедем в следующий раз? - спросила она.
- Конечно, если вы этого хотите.
- Я рада, что вы ни разу не закашлялись. Может быть, нам следует выходить почаще, - вздохнула она.
Все время, пока они ехали, она ни разу не высвободила свою руку из его. Только по возвращению домой он разъединил их руки, чтобы помочь ей спуститься из кареты. И тут же положил её руку на свою, чтобы идти в Оперу через улицу Скриба.
Кристина обожала их прогулки в карете, но ненавидела маску, которую он надевал. Это невыразительное лицо вызывало у неё беспокойство, когда он поворачивался к ней. Всякий раз, когда она смотрела в его сторону, ей казалось, будто рядом с ней сидит незнакомец. Она держалась за его затянутую в перчатку костлявую руку, чтобы убедиться, что это был он. Затем его голос раздавался из-за странного лица, и она успокаивалась, расслабляясь в чувстве привычной безопасности, вызванном его голосом. Она не могла дождаться, когда же он вывезет её снова.
Завтрак был адом! У них было соглашение, что после того, как она снимала его маску на время сна, он не будет снова её надевать, пока не закончится завтрак. Сидеть за столом с обнаженным лицом Эрик находил очень изнурительным; он вспоминал реакцию своей матери каждую секунду, что он там сидел. Однако он чувствовал, что должен вытерпеть это. Он был женат, и должен был соблюдать определённые правила приличия, и это было одним из них.
Кристина настаивала на том, чтобы готовить еду для него все то время, пока она считала его "больным". Едва освободившись от её опеки, он обнаружил, что ему придется делить с ней кухню. Сначала он был разгневан её вмешательством, когда он пытался приготовить им еду, но затем научился наслаждаться совместным приготовлением пищи. Так или иначе, завтраки ей удалось сохранить исключительно за собой.
Сидеть перед ней без маски было для него унизительно. Когда они уселись за стол в первый раз, ей всё-таки стало плохо. Ему захотелось убежать в спальню и схватить свою маску. Только данное ей слово удержало его за столом в тот день. Кристина вернулась к столу и села. Действуя так, как будто ничего не произошло, она с аппетитом прикончила свой завтрак. Она была настолько спокойна во время еды, что это заставило его задаться вопросом, уж не вообразил ли он те звуки, которые только что доносились из ванной. Его Кристина была просто умничкой.
- Вот, пожалуйста, твой завтрак, - она поставила перед ним блюдо и села напротив него с такой же тарелкой.
Эрик начал есть, опустив голову настолько низко, как только смог. Он набил рот яйцами и сжевал несколько кусочков ветчины с необычным для себя голодом.
- Ты хорошо ешь сегодня, - она усмехнулась.
- Эти особенно хороши, Кристина, - сказал он, снова наполняя рот.
Она фыркнула, но выглядела довольной.
- Я добавлю тебе немного картофеля, - она встала и принесла кастрюлю к столу.
- Только немного, спасибо.
- Если бы ты ел вот так почаще, ты бы набрал несколько фунтов. Ты очень худой, знаешь ли, - добавила она.
- Да, я знаю. "Какую совершенно отвратительную привычку имеют здоровые, красивые люди! Почему она и все подобные ей, кажется, чувствуют непреодолимую потребность сообщать таким, как он, о строении их тел, словно их владельцы совсем не обращают внимание на состояние своего веса, здоровья и внешности?"
- Держи, - сказала она, устанавливая маленькое блюдо с картофелем перед Эриком. Он был уже сыт, но отказываться не хотел. Кристина села напротив, заканчивая собственный завтрак. Она продолжала смотреть на его тарелку с выражением удовлетворения на лице. Он заметил, что её глаза не поднимались до уровня его лица.
В первый день, когда он сел перед ней, она едва смогла поесть. Даже легкий красновато-желтый цвет его кожи вызывал отвращение. Бледность остальной части лица не помогала. Она дважды вставала из-за стола: один раз, чтобы дать ему добавки. И ещё раз она пошла в свою комнату под предлогом необходимости поправить бельё. Ее стошнило, едва она вошла в ванную, надеясь, что он не сможет её услышать. Она умыла лицо прохладной водой и вышла с улыбкой. Она не хотела причинить боль чувствам Эрика, поэтому села перед своей едой и проглотила всё, что смогла.
Кристина совершенно измучилась. Дни проходили за днями, и постепенно приближалась назначенная встреча с Раулем. Между ними всё было кончено, и Раулю придется смириться с этим. Все её записки говорили об одном: она теперь замужем, и никогда не будет снова с ним. Все его записки говорили об одном: он придёт к ней и спасет её от Эрика. Что, если Рауль бросится сюда с половиной парижской полиции? Где они спрячутся? Как ей защитить своего мужа?
- С тобой всё в порядке, моя дорогая? - Эрик немного поднял взгляд и посмотрел на неё. Он, казалось, слегка нахмурился, но продолжал есть.
- Да, всё хорошо. Я просто обдумываю список того, что необходимо сделать. Ты знаешь, что у нас снова заканчивается мыло? - она болтала о пустяках, чувствуя вину из-за того, что думала о Рауле в присутствии Эрика.
Она должна встретиться с Раулем и покончить с этим. Она не станет рисковать тем, что имеет. Впервые в жизни у неё был постоянный дом. Даже её отец не мог их этим обеспечить. Самое близкое к этому, что у неё было - это жизнь с матушкой Валериус. Теперь у неё был дом, с мужем, который её обожал. С мужем, которого она тоже полюбила.
Кристина зашла в библиотеку и обнаружила его, читающего письмо.
- Я не знала, что ты получаешь корреспонденцию, - сказала она, глядя на него с умилением.
- Почему бы мне не получать корреспонденцию? Я не похож на других мужчин, знакомых с людьми, которые могут написать им? Я не призрак или ангел, а человек из плоти и крови! - рявкнул он. - У меня была жизнь и вне этих стен до того, как я встретил тебя, и за свою жизнь я знал множество людей, - прорычал Эрик и стал складывать своё письмо.
Кристина съёжилась под градом обвинений. Она не была уверена, то ли ей сбежать, то ли стать как можно более незаметной и забиться в угол.
- Извини, Эрик, - удалось ей сказать дрожащим голосом. - Мой глупый комментарий... подразумевал не то, о чём ты подумал.
Он заметил, как она побледнела, и проклял свой характер.
- Это не имеет значения, я прошу прощения за то, что повысил голос и напугал тебя.
- Я... я испугалась совсем немного, - сказала она слабым голосом.
- Я уеду на несколько дней, - сказал он, пытаясь поднять ей настроение. Эрик боялся её реакции. Она начнет смеяться и танцевать, или побежит упаковывать вещи и будет ждать его у края озера, нетерпеливо ожидая своего избавления? Он готовился к её ликованию.
- Куда мы поедем? - спросила она с улыбкой, цвет вернулся к её щекам.
"Бедная девочка, она все ещё не понимает, что будет на несколько дней свободна от меня".
- Я в очередной раз прошу прощения, моя дорогая, но я должен поехать один.
Кристина почувствовала себя круглой дурой, ощутив, как глаза наполняются слезами.
- О! - сказала она, отворачиваясь от него и вытирая непрошенную слезу.
- Ты останешься с мадам Жири. Я обо всем договорюсь, - её реакция совершенно смутила его. "Она что, действительно не хочет, чтобы я уезжал?"
- Разве я не могу остаться здесь, в нашем доме?
- Ни в коем случае! Наш дом безопасен, только пока ты со мной... в этом случае он наиболее безопасен! ... что за мужем бы я был, если бы оставил тебя на несколько дней в одиночестве, на пять этажей под землей?
- Дни! Как долго тебя не будет? - спросила она, новые слезы набежали на глаза.
- Два или три дня. - "Я даю ей временную передышку. Почему она отказывается от неё?"
- Могу я узнать, куда едет мой муж? - натянуто спросила она. Обида прозвучала в её голосе.
Она выглядела подавленной, что его порядком удивило.
- Это неподалеку от Руана, посетить старого знакомого, - ответил он.
- Ясно, - она поджала губы. - Ты уедешь прямо сейчас?
- Завтра, - нерешительно сообщил он ей.
- Могу я теперь пойти собирать вещи? - спросила она, убежав в спальню и хлопнув за собой дверью.
Эрик покачал головой, направляясь к бару, и налил себе большой бокал бренди. Он выпил его залпом, пока бокал не опустел. Он сел со вторым, восхищаясь его золотыми оттенками; это был один из его любимых, амонтильядо. "Черт бы побрал эту девчонку!" Почему она никогда не делает то, чего он от неё ожидает?
Этой ночью она наблюдала из кровати, как он упаковал вещи. Он взял свои лучшие костюмы, оба чёрные. Он также взял свой бордовый жилет и изящный, серый с золотом, который он надевал на их свадьбу.
- Ты полностью собралась, Кристина?
Она не ответила. Он решил, что она заснула, так как её глаза оставались закрытыми. "Ему уже скучно со мной, он хочет снова уехать в свои путешествия. Его жизнь до прихода в Оперу была настолько более захватывающей". Кристина перевернулась так, чтобы он не увидел, как её слезы скатываются на подушку.
Закончив упаковывать вещи, Эрик погасил свечу и скользнул в кровать. Она всегда снимала с него маску, так что он ставил её на лице. "Если ты хочешь спать со мной без маски, то тебе придется снять её".
В темноте она положила руку на его лицо и почувствовала на нем маску. Не говоря ни слова, она сбросила её.
- Я думал, ты спишь, - прокомментировал он.
Она не ответила, но продолжала держать свою руку на его лице, осторожно касаясь каждой выступающей вперед кости, каждой рельефной вены. Ее пальцы запоминали его лицо. "Может быть, я делаю это в последний раз".
Слезы катились из-под её ресниц и, сливаясь с темнотой, незаметно просачивались в подушку.
Эрик стоял у входа в подвалы, все ещё скрытый тенями; он снова вынул письмо и перечитал его.
« Дорогой Эрик,
Мне было бы очень приятно, если бы Вы провели несколько дней со мной, в доме, который является также и Вашим. Мы должны поговорить о многих вещах, которые невозможно выразить в письме. Позвольте мне высказаться со своей стороны, и затем Вы сможете составить собственное мнение. Я пошлю за Вами экипаж в четверг утром. Он будет ожидать Вас снаружи у Вашего главного выхода.
Ваш отец.»
Эрик перевернул письмо, восхищаясь прекрасной бумагой. "Даже чернила высшего качества!" Он снова положил его в карман.
Эрик вышел на улицу Скриба. Его плащ хлопнул на ветру, предупредив кучера о его присутствии. Черная маска закрывала его лицо. Он сощурился от яркого света. День был солнечным и безоблачным. В конце улицы его ожидало черное ландо. Эрик заметил герб на дверце и фыркнул. Когда он приблизился к экипажу, ему поклонились двое мужчин в ливрее, один из них открыл дверь экипажа. Рука протянулась, чтобы помочь ему подняться. Он проигнорировал руку и заскочил на сиденье, медленно погружаясь в его роскошное удобство. Пространство внутри было отделано темно-бордовым бархатом и кожей. "Значит, вот как он живет! Ничего, на том свете он этого лишится". Когда экипаж качнулся вперед, он засунул руку под плащ и убедился в наличии лассо. "Весьма разумно, только ему потребовались 42 года, чтобы признать меня своим сыном. Мне потребуется две секунды, чтобы разорвать эти отношения, что тоже весьма разумно".
Отредактировано Мышь_полевая (2010-04-07 13:40:56)
В дамском романе хоть видимость логики присутстует. А тут. Мужик из-за своей великой любви свой дом сжег к чертям собачьим. И назавтра влюбился в другую!
Их же ещё переводить когда-то надо. А это при нынешних моих темпах 5-7 дней на главу. 
А если написать так: "даже бледно (или светло)-охристый цвет его кожи" или "даже светлая охра..." (но это уже слишком буквально, наверно)?
Но все-таки больше мультитраном. Лингву использую в основном когда по каким-то причинам не могу подключиться к интернету или не могу подобрать синоним (у них база все-таки отличается).